Наш человек в гестапо. Он сообщил в Кремль точную дату нападения Германии на СССР

Велик соблазн назвать Вилли Лемана прототипом Штирлица – Максима Исаева. Немало знакомых по знаменитому фильму имен и названий мелькает в рассказе об этом суперагенте под псевдонимом «Брайтенбах»: членство в СС и НСДАП, личное знакомство с Герингом, работа бок о бок с руководителем немецкой контрразведки Вальтером Шелленбергом…

…и шефом гестапо Генрихом Мюллером, даже такие мелкие детали, как лечение в клинике Шарите, Цветочная улица, на которой жила любовница Лемана, и много других.  Однако, по правде говоря, между ними мало общего: один русский, другой – чистокровный немец.

Впрочем, у интересующихся есть возможность самим поразмышлять о сходстве и различиях этих персонажей, вымышленного и реального: Служба внешней разведки России открыла документы о деятельности Вилли Лемана, а в издательстве «Печатные традиции» выходит книга историка разведки Теодора Гладкова «Его Величество агент».

Итак, что же это был за человек и агент – Вилли Леман – оперативный псевдоним «Брайтенбах», который в течение 12 лет снабжал нашу страну ценнейшей информацией, а в 1941 году сообщил о точной дате и времени нападения Германии на Советский Союз? Причем этот агент работал не где-нибудь, а в самом логове врага – сначала в политической полиции Берлина, а затем в IV Управлении РСХА Третьего рейха, больше известном как гестапо.

Парни из провинции

Вилли Леман родился в 1884 году в Саксонии, близ Лейпцига в семье учителя. В 17 лет он неожиданно для семьи пошел добровольцем на военно-морской флот и отдал этой службе больше 10 лет. После демобилизации не вернулся домой, а завербовался в полицию Берлина. Там судьба свела его с Эрнстом Куром, опытным полицейским, тоже родом из Саксонии, из учительской семьи.

Эта дружба сыграла большую роль в судьбе агента 201. Кур стал наставником молодого полицейского Лемана. И именно Кура, который после увольнения из полиции оказался в тяжелом материальном положении, Леман отправил в советское полпредство на Унтер ден Линден устанавливать контакт с резидентурой ОГПУ. Дело в том, что прямой контакт действующего сотрудника немецкой полиции с советским представителем был слишком рискованным. Отставник, в случае если контрразведка засекла его визит к русским, мог бы объяснить, что, мол, ищет работу.

Тогда в СССР шла индустриализация, по-современному – модернизация. Бурно развивавшаяся страна социализма притягивала к себе многих на Западе. Немало квалифицированных немцев ехало в СССР на заработки. Осторожный контрразведчик Леман понимал, что в случае удачи русские очень быстро поймут, что за Куром стоит куда более интересная и перспективная фигура. Получилось так, как задумал Леман.

Кур незамеченным проскользнул в полпредство на Унтер ден Линден. Там тонкий и опытный чекист Павел Корнель довольно быстро понял, с кем он имеет дело. А через некоторое время советская разведка установила прямой контакт с Леманом, дав ему псевдоним «Брайтенбах», или А/201.

Вилли Леман пошел на сотрудничество сознательно, что называется, по собственному желанию и в здравом уме. О мотивах этого поступка можно рассуждать и спорить. Но ясно, что не только и не столько желание заработать заставило его пойти на смертельно опасное сотрудничество с советской разведкой. Впоследствии никакие деньги не могли окупить риск погибнуть в казематах гестапо. Хотя, будучи стопроцентным немцем, Леман уважал деньги и считал, что хорошая работа должна достойно оплачиваться.

Но как высокая зарплата не может быть единственным стимулом хорошего работника, так и выдающийся агент никогда не работает лишь из меркантильных соображений. Нет никаких сомнений относительно нелюбви Лемана к национал-социалистам, которые в 1929 году, когда Вилли решил предложить свои услуги советской разведке, как раз набирали силу.

С нелегальных позиций…

Кур также использовался ОГПУ, ему был присвоен номер А/70. Но с ним у советской разведки были немалые проблемы. В отличие от уравновешенного, педантичного, осторожного Лемана, Кур на почве алкоголизма совершал чудовищные ошибки, которые могли стоить жизни ему и его кураторам. И все-таки с ним возились. А когда это стало слишком опасно, Кура отправили в Швейцарию, создав для него прикрытие в виде торговой лавки.

Появление этих двух агентов, прежде всего Лемана, заставило полностью перестроить работу советской разведки в Берлине. В январе 1933 года, как известно, в результате демократических выборов к власти в Германии пришли фашисты. Началось превращение Веймарской республики в Третий рейх. И именно в это время в столице Германии появилась скромная супружеская пара Эрих Альберт Такке и Мария Такке. С этого момента связь с Леманом поддерживали советские разведчики-нелегалы. Да еще какие!

Эрих Такке, истинный ариец, как сказали бы про него немецкие кадровики, из своих 40 лет треть провел в разведке за границей на нелегальных позициях. Под стать ему и другие – умницы, владевшие, как родными, несколькими языками, обладавшие выдающимися человеческими качествами. Кстати, руководитель советской разведки того времени Артур Артузов имел настоящий паспорт Швейцарской республики, который не раз использовался в работе. Большинство из этих преданных Родине людей были незаслуженно репрессированы и уничтожены.

По тонкому льду

Чтобы понять масштаб агента №201, достаточно упомянуть, что он снабжал лично Сталина информацией о лидере немецких коммунистов Эрнсте Тельмане, который был арестован фашистами в марте 1933 года. Гитлер, видимо, рассчитывал как-то использовать коммунистического вождя, поэтому Тельман прожил в тюрьмах еще почти 10 лет, пока не был расстрелян в Бухенвальде в 1944 году.

Но после ареста в Москве о Тельмане ничего не знали до тех пор, пока в 1935 году куратор Лемана, выдающийся советский разведчик Василий Зарубин не получил задание «с самого верха». Узнать, что Тельман содержится в тюрьме Моабит, для сотрудника гестапо не представляло особых сложностей. Но для исчерпывающего выполнения задания Леман разработал специальный план и смог не только проведать Тельмана в тюрьме, но и добыть фотоснимки секретного узника. А потом еще в течение многих лет информировал центр об условиях содержания и здоровье Эрнста Тельмана. Это, казалось бы, заурядное задание в случае ошибки и внимания контрразведки могло стоить Леману жизни. Впрочем, любая операция разведки – это риск.

Куратор Лемана Такке тоже однажды был на волоске от провала. Такке решил как-то навестить в Берлине своего давнего друга, коммуниста Майснера, с которым они работали в СССР. Советский разведчик был настолько уверен в приятеле, что без предварительной подготовки пошел к нему домой. Каково же было потрясение Такке, когда на пороге его встретил Майснер в характерной коричневой униформе штурмовых отрядов. «То, что ты на мне видишь, не маскарад, я разочаровался в коммунизме, – объяснил старый друг Такке. – Коммунизм – это утопия.

Я тебя не выдам, но о том, что мы сотрудничали, забудь». Оказалось, что Майснер как раз в то время находился «под колпаком» гестапо. Такке спас его же агент 201. Леман сообщил, что за домом Майснера велось наружное наблюдение и гестапо зафиксировало визит подозрительного человека, который к тому же умело ушел от преследователей. Майснер о госте на службе, а он служил в спецотделе Министерства авиации, не доложил. А/201 сообщил своему куратору, что гестапо сужает круг поисков подозрительного визитера, который, по данным фашистских ищеек, может походить на агента советской разведки. Супруги Такке срочно покинули не только Берлин, но и Германию.

Кроме Такке А/201 спас еще одного выдающегося разведчика. На одной из встреч со своим куратором он передал маленькую фотографию, которую раздавали полицейским для опознания и задержания, и сказал: «Я не знаю, кто это, но кто-то из ваших, и его арестуют через пару дней». Советский резидент сразу же узнал человека на установочном фото. Это был знаменитый нелегал-коминтерновец Стефан Ланг. Впоследствии Ланг, свободно владевший помимо русского немецким, английским, французским, итальянским и голландским языками, успешно работал в Англии и фактически стал «основателем» знаменитой «Кембриджской пятерки».

«Дело физиков»

Кураторы планомерно работали над укреплением и расширением возможностей своего ценного агента. Да и самому Леману не откажешь в талантах и служебном рвении. В 1934 году он не только попал в доверие к самому «наци №2» Герингу, но и вступил в СС. Причем для этого пришлось доказывать его арийское происхождение вплоть до 1800 года. В том же 1934 году Вилли Леман познакомился с будущим шефом гестапо Мюллером.

Дальше об этом человеке на Лубянке знали больше, чем большинство немцев в Германии. Забегая вперед, стоит еще сказать, что в 1938 году А/201 стал членом Национал-социалистической партии. Служебное рвение Лемана по достоинству ценили не только на Лубянке, в 1937 году он был в числе четверых сотрудников спецслужб Германии, удостоенных фото фюрера с личным автографом.

Вступление в СС позволило Леману продвинуться в контрразведке – ему поручили святая святых – защиту военных предприятий от иностранных разведок. С этих пор Кремль находился в курсе самых ценных разработок немецких оборонщиков, Брайтенбах докладывал, например, о тайном строительстве мощного подводного флота в обход Версальских соглашений, о создании искусственного каучука, первого цельнометаллического истребителя «Мессершмитт-109», различных образцов стрелкового оружия и многом другом.

Бывший корабельный старшина-артиллерист, А/201 даже участвовал в некоторых испытаниях ракет, над которыми трудились знаменитый Вернер фон Браун и его коллеги. Брайтенбах приложил руку и к проектам ФАУ-1 и ФАУ-2. Именно ему пришлось допрашивать одного физика из группы фон Брауна, арестованного по доносу… Понятно, откуда поступали вопросы для этих бесед…

Благодаря Леману Москва была информирована обо всех военных приготовлениях Гитлера. И не только технических. В 1937 году в Центр поступила копия секретного плана обороны Германии. 201-й сообщил подробности договора о военном сотрудничестве между Германией и Японией. Можно предположить, что это вкупе с другой информацией позволило СССР правильно определить условия вступления Токио в войну.

19 апреля 1939 года (за четыре месяца до начала Второй мировой) Центр напоминал берлинской резидентуре о важном задании: «Регулярно информируйте нас о подготовке Германии к нападению на Польшу». И такая информация исправно поступала. Леман передал в Центр и точную дату вторжения Гитлера в Югославию. Это отсрочило нападение вермахта на СССР.

А/201 требует связи

Когда читаешь документы о работе Брайтенбаха, понимаешь, что у Москвы были все возможности, чтобы предвидеть нападение на СССР и подготовиться. Но как часто бывало в нашей истории, героизм и высокопрофессиональная работа одних сводится на нет головотяпством, глупостью, а порой и предательством других.

Трудно себе представить, что нечто, помимо гестапо, могло воспрепятствовать налаженной работе с Вилли Леманом. Но вот короткая выдержка из телеграммы руководителя «легальной» резидентуры Александра Агаянца – единственного ответственного оперативного сотрудника, оставшегося в Берлине после волны репрессий.

«…В будущем сообщения Брайтенбаха придется передавать в таком виде, в каком они будут к нам поступать, так как ни перепечатывать для пленки, ни переводить у нас некому». Но скоро не стало и самого Агаянца. Он буквально сгорел на работе. «Скорая» доставила его в знаменитую клинику Шарите с прободением язвы желудка. Увы, даже немецкие врачи были бессильны. После этого связь с А/201 прервалась надолго.

Все его кураторы были арестованы. Большинство этих выдающихся разведчиков обвинили в шпионаже в пользу Германии. Были казнены Павел Корнель, Эрих и Мария Такке и многие, кто работал с Леманом, а также руководители разведки, такие как Артур Артузов. Но никто из них на допросах не обмолвился про Лемана, никто из этих якобы «немецких шпионов» не сообщил «старине Мюллеру» о советском агенте, окопавшемся буквально у него под носом.

В это трудно поверить, но когда Леман, уже зная о приближении войны, рискуя жизнью, сам попытался в 1940 году восстановить связь с советской разведкой и подбросил на Унтер ден Линден конверт, в Берлине не нашлось никого, кто бы знал о 201-м. Анонимное письмо из-за характерной для того времени неразберихи попало к руководству военной разведки в Москве и только потом на Лубянку. Но и там не сразу разобрались, о ком идет речь, – опытные профессионалы были выкошены сталинскими репрессиями. Потребовалось немало труда и личное мужество руководителей 5-го (немецкого) отдела разведки, взявших на себя ответственность и убедивших лично Берию в необходимости срочно восстановить связь с Леманом. Они рисковали жизнью.

Вообще-то по должности разобраться с бывшим агентом должен был берлинский резидент Амаяк Кобулов. Но единственным достоинством этого бывшего счетовода была красота, а еще принадлежность к тбилисской «команде» Лаврентия Берии. В то судьбоносное время, когда уже полыхала Вторая мировая война, а до Великой Отечественной оставалось меньше года, советская разведка располагала в Берлине помимо Кобулова еще только одним оперативным сотрудником, который к тому же начал изучать немецкий язык по прибытии в Германию.

Поэтому руководители разведки Фитин и Судоплатов командировали в Берлин опытного сотрудника Александра Короткова, который, кстати, тоже был на волоске от ареста. Всего за один месяц Коротков должен был восстановить связь с А/201 и еще 9 агентами. Среди них члены знаменитой «Красной капеллы», которые в результате репрессий среди разведчиков тоже остались не у дел. Коротков успешно справился с задачей и передал затем Брайтенбаха Борису Журавлеву.

Первое, что сообщил советской разведке Леман, – подробнейший план реорганизации немецких спецслужб, которые накануне войны резко увеличивали свои штаты за счет ветеранов, в том числе со знанием русского языка. Дальше Брайтенбах сообщал о всех приготовлениях немцев на Восточном направлении. Даже об укреплении мостов в приграничных областях.

19 июня 1941 года в кабинете Журавлева на Унтер ден Линден прозвенел телефонный звонок, точнее, условная комбинация звонков. А/201 срочно вызывал на встречу.

Журавлев вышел к условленному месту, даже не успев толком убедиться, что за ним не следят. Была дорога каждая минута. Едва увидев разведчика, Брайтенбах выдохнул: «Война».

– Когда?

– В воскресенье, двадцать второго в три утра. По всей линии фронта с юга до севера.

– Без объявления войны?

– Да будет объявление, формальное. Одновременно с первой бомбой. Прощай, товарищ. Ни пуха ни пера.

Через пару часов экстренное сообщение берлинской президентуры поступило в Кремль. У Москвы было еще трое суток, чтобы привести войска в полную боевую готовность.

P.S. Больше А/201 на связь не вышел, никто из советских людей его не видел. Скорее всего, на след Лемана вышли в результате слежки за связными, работавшими одновременно со знаменитой «Красной капеллой», которая была вычислена гестапо. Нет никаких данных, которые бы свидетельствовали о том, что Леман выдал кого-то из советских разведчиков. По всей вероятности, немцы не рискнули затевать какую-то игру с таким опытным агентом и поспешили поскорее от него избавиться. Уж слишком велик мог быть скандал, очень многие высшие руководители Третьего рейха лично знали советского агента Вилли Лемана.

Михаил Морозов, Трибуна