23 февраля 1937 года наделенный И.Сталиным многими должностями (генеральный комиссар государственной безопасности, председатель Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б), народный комиссар внутренних дел СССР, секретарь ЦК ВКП(б) и др.) Николай Ежов открыл своим выступлением пленум ЦК ВКП(б).
5 марта Сталин завершил пленум ЦК докладом «О недостатках партийной работы и мерах по ликвидации троцкистских и иных двурушников». Февральско-мартовский (1937) пленум ЦК ВКП(б) дал старт грандиозной репрессивной кампании. Словосочетание «тридцать седьмой год» у тогдашнего и последующих поколений советских людей стало ассоциироваться с безграничным ужасом.
В докладе «О культе личности Сталина» на ХХ съезде КПСС Н.Хрущев отметил, что количество арестованных по обвинению в контрреволюционных преступлениях в 1937 году выросло по сравнению с предыдущим годом более чем в десять раз. Почему? Ответа не было…
В период горбачевской перестройки в Москве выходил в свет журнал «Век ХХ и мир». В девятом выпуске за 1990 год выдающийся историк и публицист Михаил Гефтер сделал такую ремарку: «Я историк, но разве я могу понять, почему в 1937 году случилось то, что случилось? Я не нахожу в мировой истории ни одного случая, чтобы в период наивысших успехов могущественной страны уничтожались миллионы абсолютно лояльных людей… Нет, не вместе с противниками и лояль-ные, — а только лояльные. Что это было?»
Наблюдение М.Гефтера дало мне большую пищу для размышлений. Исследуя ужасную в своей трагедийности историю межвоенного периода, я менее всего задумывался над целями кровавого диктатора, когда тот разворачивал Большой террор. Цели находились на поверхности, речь шла о масштабной зачистке общества после провозглашения социализма построенным. И оставалось непонятным, почему пик пришелся на последний год второй пятилетки, когда газеты полнились репортажами об успехах индустриализации и большом улучшении положения на селе, вызванном (это уже не подчеркивалось) заменой безразмерной продразверстки фиксированными поставками продукции государству. Когда советские люди читали газеты или смотрели кинофильмы, перед ними вставали картины динамичного общества, визитной карточкой которого были такие песенные шедевры, как «Марш энтузиастов» и «Широка страна моя родная».
Тем не менее разрыв между формой власти, которую называли рабоче-крестьянской, или совет-ской (в то время обязательно — с большой буквы), и ее внутренней сущностью все углублялся. Это был ужас многих функционеров, пришедших во власть из народных масс, сохраняя иллюзии о ее народности и совершенстве. На их глазах компартийно-советский аппарат превращался в мафиозную структуру, которая требовала от них или выполнять преступные приказы, или превратиться в «лагерную пыль». Общесоюзный голод 1932 — 1933 гг. и региональные голодоморы в результате репрессивных действий Кремля в ответ на крестьянский саботаж (с отчетливой тенденцией к наказанию нерусских народов — в Украине, на Кубани, в республике немцев Поволжья, Казахстане) заставили некоторых функционеров действовать.
Единственную возможность устранить Сталина с поста генерального секретаря ЦК ВКП(б) давала процедура выборов в Центральный комитет на партийном съезде. Специфика функционирования власти требовала, чтобы такие выборы оставались тайными. Напротив, выборы в Политбюро ЦК на первом после съезда пленуме проходили простым поднятием рук. Чтобы перекрыть Сталину путь в Политбюро ЦК, нужно было его забаллотировать во время выборов в Центральный комитет.
В январе 1934 года состоялся ХVІІ съезд ВКП(б). Безопасную возможность выразить негативное отношение к генсеку во время тайного голосования использовали, по воспоминаниям, до трех сотен делегатов. Но в документах счетной комиссии съезда, которые были опубликованы в годы перестройки, не оказалось следов этого заранее обреченного на неудачу политического шага. По воспоминаниям, Сталина обошел Сергей Киров. 1 декабря 1934 года Кирова настигла смерть от пули технического исполнителя, и генсек получил основания для развертывания массового террора.
5 декабря газета «Правда» опубликовала датированное днем смерти Кирова постановление ЦИК СССР о внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик. Теперь дела об актах террора против представителей власти должны были расследоваться в течение не более чем десяти дней. Переданные в суд дела должны рассматриваться без участия сторон, а приговор о высшей мере наказания — исполняться немедленно. Ходатайств о помиловании и кассационное рассмотрение таких дел предусмотрено не было. Изменения в законодательстве обеспечивали техническую возможность осуществлять террор в невиданных масштабах.
Политические предпосылки для развертывания террора были обеспечены в январе 1935 года закрытым письмом ЦК ВКП(б) в местные партийные организации «Уроки событий, связанных со злодейским убийством С.М. Кирова». Несогласие с курсом ЦК ВКП(б) квалифицировалось в нем как выступление врага народа. Руководителей, которые не реагировали на «антисоветские вы-ступления» должным образом, ЦК ВКП(б) клеймил как двурушников, подлежащих исключению из партии, аресту и изоляции. 30 марта появился закон о наказании членов семей «врагов народа».
Итак, были созданы предпосылки для реальной зачистки, то есть опорожнения годами наполняемых чекистских картотек. В этих картотеках накапливались сведения об инакомыслящих, выявленные сетью информаторов и сексотов («секретных сотрудников»). Речь шла также об обезвреживании нелояльных сотрудников компартийно-советского аппарата.
Почему разовое исключение «врагов народа» из общественной жизни пришлось именно в 1937 году? Чтобы понять это, нужно связать новые репрессивные законы с событиями общественно-политической жизни. Речь шла об обеспечении активного участия в репрессиях компартийно-советского аппарата. Управлять страной, опираясь лишь на поддержку органов государственной безопасности, было невозможно.
Сталин хотел совместить последние годы второй пятилетки (1936 — 1937) с принятием новой, «сталинской» конституции, в которой провозглашалось бы завершение социалистического строительства и переход к построению коммунизма — общественно-экономического строя, в котором распределение материальных благ должно происходить по потребностям. Провозглашение социализма построенным не могло предусматриваться только на основании успехов в экономической и культурной жизни (как писал М. Гефтер, «в период наивысших успехов могущественной страны»).
Требовалось, чтобы народ почувствовал весомые сдвиги и в общественно-политической жизни. Оказывается, что существуют убедительные доказательства связи между запланированными сталинской командой двумя противоположными по смыслу событиями: Большим террором и будто в противовес — принятием демократической Конституции и проведенными на ее основе выборами народных депутатов.
В российской историографии связь между Большим террором и выборами 1937 года была рас-смотрена в двух публикациях журнала «Вопросы истории». Статья Ю. Жукова (2002, №1) благодаря перепечатке основных положений в интервью журналисту «Комсомольской правды» получила огласку как в Российской Федерации, так и за ее пределами. Огласка объяснялась тем, что сотрудник Института российской истории РАН Ю. Жуков начал специализироваться на отмывании Сталина от крови его жертв. Он делал просто: брал за святую истину утверждение самого генсека.
Тот якобы планировал путем свободных выборов на альтернативной основе отстранить местных секретарей парткомов от власти, но последние разрушили его планы и развязали Большой террор. Сотрудница Института истории Сибирского отделения РАН И. Павлова дала ответ Жукову: две ее монографии, посвященные подробному анализу механизма сталинской власти, несмотря на смехотворные тиражи (500 и 300 экземпляров), были известны специалистам России и Запада.
Будучи «белой вороной» в провинциальном академическом институте, она постоянно чувствовала давление коллег и начальства, а потому в августе 2003 г. покинула Новосибирск, выехав на постоянное жительство в США. В опубликованной статье в «Вопросах истории» (2003, №10) И. Павлова разгромила примитивную аргументацию Ю.Жукова. Сложно сказать, было ли появление ее статьи в журнале актом гражданского мужества редколлегии в условиях, когда культ Сталина снова набирал силу, или реакцией на удивленные отзывы российских и зарубежных читателей, которые ознакомились со статьей Жукова.
Устанавливая связи между Большим террором и искусной провокацией Сталина со свободными выборами на альтернативной основе, которая заставила компартийно-советский аппарат спло-титься вокруг него, я буду использовать как введенные в научный оборот факты из статей И.Павловой и Ю.Жукова, так и собственные аргументы. Менее всего буду обращать внимание на критику Павловой выводов Жукова, который искренне перечислял действия генсека, а не видя в них никакой провокативности. В событиях, которые связывают Большой террор со сталинской Конституцией и тогдашними выборами, прослеживается формирование той замысловатой систе-мы выборов в органы советской власти, которая стала привычной для советских граждан. На этом и сосредоточено внимание.
Задекларированные Конституцией 1936 года нововведения имели чисто косметический характер. Чтобы доказать это, следует остановиться на характеристике созданной Лениным политической системы, которая просуществовала практически в нетронутом виде до горбачевской конституционной реформы 1988 года. Такая характеристика нужна и потому, что И.Павлова согласно доминирующим на Западе взглядам отличала так называемый сталинизм от ленинизма. Она утверждала, что Сталин совершил в 1922 — 1923 гг. секретную партийно-государственную реформу, в результате которой исчезла двойственность политической системы, которая существовала при Ленине. Якобы сталинская реформа выхолостила советскую управленческую ветку, и вся власть перешла к иерархии парткомов во главе с назначаемыми сверху секретарями.
На самом деле Ленин изобрел гениальную формулу власти, способную объединить структурированное сообщество, которым была его партия, с неструктурированным — классом и обществом. В качестве связей были использованы советы — самоуправляющиеся организации бастующего пролетариата, которые впервые появились в России во время революции 1905 — 1907 гг.
Главная задача, по Ленину, состояла в том, чтобы объединить советы с партией большевиков и превратить их с помощью партии из рассеянных по всей стране самодеятельных организаций в представительский орган государственной власти. С одной стороны, предполагалось организационно отделить советы от партии большевиков. С другой — требовалось обеспечить абсолютный контроль этой партии за советским правительством и его органами власти на местах. Это означало, что большевики должны были вытеснить из советов конкурирующие политические партии и наполнить их членами своей партии и сочувствующими им беспартийными депутатами.
Тогда партия большевиков начинала существовать в двух формах: как политическая партия, которая осуществляла под прикрытием условного термина «диктатура пролетариата» свою собственную диктатуру; и как советы, которые имели веские управленческие функции, но не были самостоятельной политической силой. Кто должен был руководить партией, а через партию — государством-коммуной, как выражался Ленин? Ответ однозначен: вожди.
В отличие от других партий, в основу построения партии большевиков был заложен принцип «демократического централизма». Партийная масса должна безоговорочно подчиняться своим вождям. Превратившись после октябрьского переворота в правительственную партию, большевики с помощью немедленно созданной организации чекистов вычистили из советов представителей других партий. Завоевав большинство в советах и называя свою диктаторскую власть советской и рабоче-крестьянской, партия Ленина получила возможность углубиться в народные низы.
Сталинский «тридцать седьмой год»: почему в 1937 году?
Благодаря разграничению функций партия большевиков сохраняла политическое руководство, но освобождалась от ответственности за повседневные дела. Советы были лишены политического влияния, но на них возлагались в полном объеме распорядительные функции. Термин «советская власть» в равной степени касался обеих частей властного тандема. В названии этой власти не нашлось места для партии, так же, как ей не нашлось места в первых советских конституциях. Советы превратились во всепроникающую и всеобъемлющий силу, но только потому, что срослись с партией.
Своей компартийной частью тандем власти был повернут к членам партии. Вследствие ее строе-ния на основе «демократического централизма» вожди не зависели от выбора рядовых партий-цев, хотя последние регулярно выбирали руководящие органы в соответствии с уставными требованиями. Своей советской частью компартийно-советский тандем поворачивался к народу. Население страны не только выбирало персональный состав советских органов, но и наделялось вполне реальными управленческими или контрольными функциями. В народности такой власти трудно было сомневаться еще и потому, что руководящие кадры она брала из народных низов. Однако еще в апреле 1917 г. Ленин так определил суть будущей власти: «Такая власть является диктатурой, то есть опирается не на закон, не на формальную волю большинства, а прямо, непо-средственно на насилие».
После установления советской власти исчезли имеющиеся очаги гражданского общества, так как стали невозможными неподконтрольные центру горизонтальные связи между людьми. В верти-кализованом обществе партийные, советские, профсоюзные, комсомольские, кооперативные и общественные организации стали играть роль «передающих ремней» от руководителей партии к народным низам. Это означало, что структуры государства-коммуны пронизали собой всю толщу общества. Обручами террора и пропаганды государство и общество скреплялись в органическую целостность — своеобразное государство-общество.
Решения, которые принимались партийными комитетами, проводились в жизнь именно потому, что полномочные представители советской ветви власти были членами партии и подчинялись железной партийной дисциплине. Иными словами, узурпация властных функций советов воспроизводилась при каждом их персональном обновлении, которое зависело от избирателей. Поэтому выборы в советские органы власти всегда были для партии делом огромного значения. Чтобы удержать контроль над государством, вожди внедряли избирательные процедуры, которые позволили подбирать состав советских органов власти по всем параметрам: национальному и классовому происхождению, партийной принадлежности, демографическим признакам, личным данным.
«Социалистическое строительство» было прежде всего экспроприацией частной собственности членов общества государством «диктатуры пролетариата». Это означало, что большевики могли найти поддержку только к лишенных собственности пролетариев города и деревни. Выборы в советы не могли быть равными. Уже в первой Конституции советской России (июль 1918 г.) утверждалась такая норма: Всероссийский съезд советов состоит из представителей горсоветов из расчета один депутат на 25 тыс. избирателей и представителей губернских съездов советов из расчета один депутат на 125 тыс. жителей.
Если в России рабочие пользовались пятикратным преимуществом в нормах представительства по сравнению с крестьянами, то в Украине во время избирательной кампании 1919 г. как рабочие, так и крестьяне имели в десять раз меньшее представительство, чем красноармейцы. Объяснение нужно искать в том, что отличало для украинских крестьян и рабочих от красноармейцев: первые были местные, а вторые — в основном пришлые. Представители «чужих классов» (нэпманы, крестьяне-собственники, кустари и др.) вообще лишались права голоса.
Избирательными единицами были предприятия, учреждения, воинские части, учебные заведе-ния. Кандидатуры на избрание предлагались от имени партийных или профсоюзных организаций. Способ голосования был открытый. Людей, желающих осуществить свой выбор, можно было привести в себя разнообразными способами: влияние местного начальства, угрозой лишения права голоса и тому подобное.
Прямые выборы проводились только в местные советы. Все съезды советов — от районных до Всесоюзного формировались из депутатов местных советов. Над списками членов исполнитель-ных комитетов всех уровней вплоть до ЦИК СССР тщательно работали секретари парткомов соответствующего уровня.
Технология избирательных кампаний не представляла тайны. В летучке, которая распространя-лась подпольной организацией эсеров среди рабочих Днепропетровска в январе 1929 г., находим такие строки: «Большевики навязали нам открытое голосование в выборах в советы. Неужели можем мы выбирать свободно, когда выбираем открыто? Кто осмелится на глазах ячейковых князьков голосовать за честного беспартийного или поднять руку против мерзавца-коммуниста, если последний выставлен ячейкой?».
За полтора десятка лет партийно-советские функционеры и все граждане страны привыкли к из-бирательным процедурам, в результате которых «мерзавцы-коммунисты» входили во власть. И вдруг секретарь Президиума ВЦИК А. Енукидзе 29 мая 1934 г. обратился в политбюро ЦК ВКП (б) с предложением включить в повестку дня VII съезда советов доклад об изменениях и дополнениях к Конституции СССР. Предложение было одобрено, а содержание изменений поручалось разработать самому Енукидзе. То, что инициатором такого обращения был не он, устанавливается из сопроводительной к письму Енукидзе Сталину от 10 января 1935 г. записке с обоснованием идеи ликвидации многоступенчатости выборов: «Основываясь на Ваших указаниях о своевременности перехода к прямым выборам в органы советской власти (от райисполкомов в ЦИК СССР), представляю на обсуждение ЦК следующую записку».
Передавая записку Енукидзе в политбюро ЦК, Сталин сформулировал более радикальные пред-ложения в конституционном вопросе. «По моему мнению, — писал он, — дело Конституции Союза ССР более сложное, чем это может показаться на первый взгляд. Во-первых, систему выборов надо менять не только в смысле уничтожения ее многоступенчатости. Ее надо менять еще и в понимании замены открытого голосования закрытым (тайным) голосованием. Мы можем и должны пойти в этом деле до конца, не останавливаясь на полпути».
«Пойти до конца» означало только одно: отказаться от советской системы выборов и перейти к другой, которую называли «буржуазной». У всех на памяти оставались «буржуазные» выборы в Учредительное собрание, состоявшиеся уже после октябрьского переворота 1917 г., которые большевики с треском проиграли и, чтобы удержаться у власти, разогнали депутатов Собрания. Партийные функционеры не забывали также озвученной в апреле 1917 г. Ленинской установки на создание власти, которая должна опираться не на закон, не на формальную волю большинства, а непосредственно на насилие.
И вдруг в соответствии со сталинскими указаниями пленум ЦК ВКП (б) 1 февраля 1935 г. указал съезду советов СССР изменить Конституцию в направлении «дальнейшей демократизации избирательной системы в смысле замены не совсем равных выборов равными, многоступенчатых — прямыми, открытых — закрытыми». 5 февраля VII съезд советов СССР принял без замечаний эту формулу и постановил провести очередные выборы в органы советской власти, основываясь на новой избирательной системе. 7 февраля ВЦИК сформировал комиссию во главе со Сталиным для разработки новой Конституции СССР. Генсек намеревался сделать Основной закон наиболее прогрессивным, взяв за образец конституцию страны с давними демократическими традициями — Швейцарии.
Разработка проекта новой Конституции СССР, а затем его всенародное обсуждение проходило под аккомпанемент кампании по борьбе с «врагами народа». Партийно-советские функционеры оказались между двух огней. С одной стороны, их угрожали взять в «ежовые рукавицы» органы государственной безопасности, находящихся под полным контролем Сталина. Нарком НКВД М. Ежов в 1937 году. побывал в кабинете вождя 174 раза и провел там 528 часов.
С другой стороны, им угрожали выборы с выдвижением альтернативных кандидатур. Сталин открытым текстом объяснил номенклатуре перспективу таких выборов в беседе с главой американского газетного объединения Роем Говардом: «Наша новая избирательная система подтянет все учреждения и организации, заставит их улучшить свою работу. Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти. Избирательные списки на выборах будут выставляться не только коммунистической партией, но и всевозможными общественными организациями. А таких у нас сотни».
Для ведома тех, кто недооценивал угрозы новой процедуры выборов, июньский (1937) пленум ЦК ВКП (б) утвердил такую ??норму в проекте «Положения о выборах»: «Избранным считается только кандидат, получивший абсолютное большинство голосов; если ни один из кандидатов на выборах не получил абсолютного большинства голосов, то обязательна не позднее, чем в двухмесячный срок перебаллотировка двух кандидатов, получивших наибольшее количество голосов». В дополнение политбюро ЦК ВКП (б) 27 августа 1937 г. утвердило образец избирательного бюллетеня с таким указанием: «Оставьте в избирательном бюллетене фамилию ОДНОГО кандидата, за которого Вы голосуете, других вычеркните».
Чтобы получить поддержку со стороны компартийно-советского аппарата, Сталин поставил аппаратчиков перед угрозой потери власти. Только он, контролируя органы государственной безопасности, мог предотвратить угрозу появления на всех ступенях советского аппарата новых людей. Понимая это, аппаратчики должны были сплотиться вокруг генсека и вместе встретить ту угрозу, которую несла с собой новая Конституция СССР. Каждый из них понимал, что помощь органов государственной безопасности в проведении выборов могла осуществляться в привычных для чекистов формах — путем развертывания государственного террора. Поэтому Сталин получил от них карт-бланш на репрессии в любых масштабах. Те, кто не соглашался запрограммировано действовать в ситуации, созданной генсеком, должны были сгореть в огне террора.
5 декабря 1936 г., когда чрезвычайный VIII съезд советов утвердил конституцию, было объявлено, что выборы в Верховный Совет СССР запланированы на «ближайшее время». Однако они состоялись только 12 декабря 1937 г. Годовая отсрочка оказалась нужной, чтобы запугать избирателей массовым террором. Они должны были избирать в парламент только предложенных парткомами проверенных людей.
Перед выборами был положен конец разговорам о выдвижении альтернативных кандидатур. Избирательные комиссии должны были регистрировать только одного кандидата на каждое депутатское место, а именно: кандидат от так называемого «блока коммунистов и беспартийных». Сама мысль о выдвижении независимого от власти кандидата объявлялась антисоветской.
Первое слово в создании атмосферы всесоюзного «одобрямса» переходило в органы государ-ственной безопасности. В ходе террористических кампаний, сменявших друг друга, сотни тысяч людей были уничтожены физически, а десятки миллионов — морально, путем принуждения к сотрудничеству с органами государственной безопасности, общественного осуждения «врагов народа», вынужденной подачи ложных показаний против своих сотрудников, знакомых и даже родных. Избирательный бюллетень народу доверили только тогда, когда довели его террором до определенной кондиции. В обстановке репрессий почти не находилось смельчаков, которые решились бы воспользоваться кабинкой для тайного голосования, чтобы вычеркнуть фамилию кандидата от «блока коммунистов и беспартийных».
Автор: Станислав Кульчицкий, доктор исторических наук; ДЕНЬ