Антология смерти «по-киевски»

Приемлема ли в цивилизованном обществе смертная казнь, до сих пор вызывает споры в обществе. А вот в Киеве, оказывается, первая попытка отказаться от казней относится еще к княжеским временам. Увы, попытка неудачная. Нашими предками лишение человека жизни вообще воспринималось не только как карательная мера, но и увлекательное экстремальное зрелище. Что ж, как писал классик, “история не обходится без некоторого количества казненных”. Не минула чаша сия и наш город.Казнить нельзя оштрафовать

Еще в Древней Руси процедуры лишения жизни отличались разнообразием, можно даже сказать – изобретательностью. Достаточно вспомнить известный эпизод, связанный с местью вдовы Игоря Рюриковича Ольгой. Напомним, что, расправляясь с древлянами, она велела одних закопать живьем в землю, других спалить в бане, третьих напоить допьяна и потом порубать.

А впервые мораторий на смертную казнь на Руси ввел внук Ольги – Владимир Великий. Просветившись святым крещением, он вообще отказался карать преступников, боясь греха. Безнаказанность породила такой всплеск бандитизма (“умножишася зело разбоеве”, – говорит летопись), что сами православные епископы явились к князю с вопросом: “Почто не казнишь их?”. Казни возобновились, однако появился и мягкий вариант наказания преступников – крупными штрафами. Уже при Ярославе Мудром был разработан подробный “тариф” на разного рода преступления, известный под названием “Русская правда”.

На Запорожской Сечи, как свидетельствует историк казачества Дмитрий Яворницкий, самой популярной казнью было забивание “киями” (дубовыми палками) у позорного столба. Виновных в особо тяжких преступлениях топили в Днепре или зарывали в землю. После Переяславской рады на Украине применялись репрессии, свойственные Московщине. Там, как известно, предпочитали “голову долой”. Именно таким способом в 1708 году гетман Иван Мазепа расправился со своими недругами Василием Кочубеем и Иоанном Искрой. Казнь, описанная Пушкиным в “Полтаве”, состоялась под Белой Церковью, но потом обоих похоронили в Киево-Печерской лавре. Собственно, историю экзотических форм наказания смертью на этом можно и закрыть.

Военных расстрелять, гражданских — повесить

Со временем в российском законодательстве установились четкие нормативы наказаний. Большинство преступников, даже за самые жестокие злодеяния, отправляли на каторгу. Смертью карали за государственные преступления. Военная казнь осуществлялась через расстрел, гражданская – через повешение.

Если при Александре I и Николае I аутодафе такого рода в Киеве не совершались, то в царствование Александра II механизм казней заработал с небывалой энергией. Так, в 1863–1864 годах во рву Киево-Печерской крепости лишили жизни семерых участников польского восстания. Шляхтичей судили военным судом по особым правилам и постановили “по лишении чинов, дворянского достоинства и всех прав состояния, казнить смертию – расстрелянием”. Каждого из осужденных с надетым на голову балахоном привязывали к столбу, и затем шеренга солдат делала свое дело…

В мае 1879 года публично был казнен легендарный народник Валериан Осинский, один из самых дерзких и энергичных террористов. Сперва речь шла о расстреле, но царь, лично рассматривая решение военного суда, “изволил заметить, что в подобном случае соответственнее назначать повешение”. Для публичной казни соорудили эшафот на Лукьяновке, недалеко от тюремного замка (в районе нынешней Белорусской улицы). Из столицы был приглашен палач-специалист, состоявший при Министерстве внутренних дел. Палач затянул на Осинском петлю не совсем ровно, и она не сразу удушила осужденного. В газете-листовке “Земли и Воли”, отмечалось: “он стал метаться и судорожно биться ногами… Полковник Новицкий, беседовавший с напиравшей на солдат толпой и силившийся доказать ей, что вешают разбойников и убийц, обратился к палачу: “Что ты сделал? Ведь он мечется?” – “Ничево-с, это сейчас кончится”, – ответил палач. – “Но ведь он жив?” – “Не беспокойтесь! Это уж мое дело… Будет мертв! Не беспокойтесь”. Толпе разъяснили, что “нигилист” умер в мучениях, поскольку перед исполнением приговора отказался принять священника. Тем временем специально вызванный оркестр играл “Камаринскую”…

Ради прекрасных дам

Некоторых из киевских революционеров, впрочем, помиловали. Так, по делу Осинского была арестована и его сожительница, генеральская дочь София Лешерн-фон-Герцфельд. В момент ареста она дважды выстрелила в упор в полицейского, – но из-за слабой пружины револьвер дал сбой. Софию Лешерн приговорили к смертной казни (первую женщину-революционерку в отечественной истории), даже поставили с балахоном на голове под виселицу и накинули петлю, однако в последний момент объявили о замене на 20-летнюю каторгу. Она же приготовилась героически умереть, и была до глубины души возмущена.

Женскому полу на киевских процессах и впредь оказывали снисхождение. Без малого сто лет назад, в декабре 1906-го, должна была получить “высшую меру” девушка-анархистка, которую взяли у дверей гостиницы на Волошской улице в момент выхода на теракт против генерал-губернатора. Однако, по молодости лет, заменили виселицу Сибирью. Правда, впоследствии казнь ее все же не миновала. В 1918-м неисправимая террористка была расстреляна по обвинению в покушении на жизнь товарища Ленина. Звали ее Фанни Каплан.

Маленький сувенир для черносотенцев

После бурных революционных событий 1905 года открылась новая суровая эпоха уголовно-политических процессов. Только в Киеве за “пятилетку” (1905–1910) казнили 142 человека. Смертный обряд стал таким привычным явлением, что тогдашняя художественная литература буквально кишела описаниями последних страданий казнимых, психологических мучений палачей и т.п.

В эту пору осужденных лишали жизни втихомолку в крепостном форте на Лысой горе. Здесь оборудовали место казней, и не раз сюда, на южную окраину города, совершал рейсы из тюрьмы так называемый “черный рыдван” – предшественник сталинских “черных воронов”. Эта карета смертников была рассчитана сразу на двоих “пассажиров”, для которых предназначались узенькие тесные отделения. В коридорчике между ними сидели два жандарма с шашками наголо.

Лысогорский форт был запретной зоной, – посторонних зрителей сюда не допускали. Исключение составила лишь казнь, состоявшаяся в ночь на 12 (25) сентября 1911 года. Дмитрий Богров, чьи выстрелы смертельно ранили премьер-министра Столыпина в Киевской опере, был осужден за один день. Однако местные черносотенцы волновались: мол, Богров – сын богатого еврея; за большие деньги повесят “куклу”, а преступника выпустят. Они потребовали разрешения лично проследить за свершением правосудия. Власти согласились, и десятка три наблюдателей среди ночи прибыли на Лысую гору.

Окрестности форта еще накануне были тщательно прочесаны полицией и плотно оцеплены. Палачом определили уголовника из Лукьяновской тюрьмы. Он поставил условие, чтобы его после казни перевели в другое место заключения, – иначе товарищи убьют. При колеблющемся свете факелов Богров спокойно выслушал приговор. Он был одет в тот же фрак, в котором его схватили в театре. Палач связал ему руки за спиной, накинул саван, надел веревку на шею. Осужденный сам поднялся на табурет. Палач выбил его из-под ног, и тело повисло. Все присутствующие в мрачной тишине ждали, пока истекут предписанные правилами 15 минут. Врач быстро провел осмотр и констатировал смерть. Мертвого положили здесь же в яму, накрыли досками, засыпали землей, а потом солдаты прошлись по ней взад-вперед. Веревка, которой удавили Богрова, была разрезана на куски. Черносотенцы-свидетели разобрали их на сувениры – и удалились с чувством исполненного долга…

А впереди еще была революция и гражданская война, причем и гайдамаки, и ЧК отметились в Киеве массовыми казнями без суда и следствия. А потом настало время НКВД, когда количество невинно казненных невозможно было перечислить даже приблизительно…

Михаил Кальницкий, ГАЗЕТА ПО-КИЕВСКИ