16 апреля 1945 года началась Берлинская операция Красной армии, завершившаяся взятием столицы нацистской Германии и самоубийством Гитлера. Этому наступлению предшествовал спор о том, какой из союзных армий брать Берлин.
Он возник сразу после того, как американские и британские войска форсировали Рейн и окружили в Руре на западе Германии группу армий “Б” под командованием фельдмаршала Вальтера Моделя. Между Рейном и Берлином почти не осталось немецких войск. Советские же войска вышли на ближние подступы к столице Германии еще в начале февраля, захватив плацдармы на Одере всего в 60 км от Берлина. Бывший командующий 8-й гвардейской армией маршал Василий Чуйков в 1965 году утверждал, что “Берлином можно было овладеть уже в феврале. А это, естественно, приблизило бы и окончание войны”. 17 января 1966 года Василия Ивановича вызвали на проработку к начальнику ГлавПУРа генералу армии Алексею Епишеву, где собрались и другие военачальники.
Чуйков заявил, что “советские войска, пройдя 500 километров, остановились в феврале в 60 километрах от Берлина… Кто же нас задержал? Противник или командование? Для наступления на Берлин сил было вполне достаточно. Два с половиной месяца передышки, которые мы дали противнику на западном направлении, помогли ему подготовиться к обороне Берлина”. Другие маршалы его не поддержали. Итог дискуссии подвёл Епишев, заявивший: “Нельзя очернять нашу историю, иначе не на чем будет воспитывать молодёжь”.
В мемуарах Чуйков рассказал, как было отменено февральское наступление на Берлин: “4 февраля командующий 1-м Белорусским фронтом собрал на совещание в штаб 69-й армии, куда он прибыл сам, командармов Берзарина, Колпакчи, Катукова, Богданова и меня. Мы… обсуждали план наступления на Берлин, когда раздался звонок по аппарату ВЧ. Я сидел почти рядом и хорошо слышал разговор по телефону. Звонил Сталин. Он спросил Жукова, где тот находится и что делает. Маршал ответил, что собрал командармов в штабе армии Колпакчи и занимается вместе с ними планированием наступления на Берлин. Выслушав доклад, Сталин вдруг совершенно неожиданно, как я понял, для командующего фронтом потребовал прекратить это планирование и заняться разработкой операции по разгрому гитлеровских войск группы армий “Висла”, находившихся в Померании”.
Георгий Жуков в “Воспоминаниях и размышлениях” постарался опровергнуть Чуйкова: “…Такого совещания в штабе 69-й армии не было. Поэтому и разговора по ВЧ со Сталиным, о котором пишет Чуйков, также не было. 4–5 февраля я был в штабе 61-й армии, которая развёртывалась на правом крыле фронта в Померании для действий против померанской группировки противника.
Не мог быть на этом мифическом совещании и командующий 1-й гвардейской танковой армии, так как согласно директиве фронта от 2 февраля 1945 года… он производил с утра 3 февраля перегруппировку войск армии с Одера в район Фридеберг – Берлинхен – Ландсберг. Командующий 2-й гвардейской танковой армией генерал Богданов также не мог быть на совещании по причине болезни (в это время исполнял обязанности командарма генерал А. И. Радзиевский). Да и сам Чуйков 3 февраля находился в городе Познани, откуда он доносил мне о ходе борьбы за город. Видимо, память подвела Чуйкова”.
4 февраля, действительно, никакого совещания Жукова с командармами не было, потому что оно состоялось 10 февраля. Этим днём помечен план Берлинской наступательной операции 1-го Белорусского фронта, доложенный Жуковым Сталину по ВЧ в 15 часов 15 минут. Маршал утверждал: “Противник производит перегруппировку войск группы армий “Висла” с целью организовать устойчивую оборону на подступах к Штеттину и на рубеже реки Одер. Стремясь не допустить выхода наших войск к Штеттину и изоляции Померанской группировки, противник усиливает левое крыло группы армий “Висла”, перебрасывая соединения с Курляндского плацдарма и из Восточной Пруссии.
Одновременно усиливает 9-ю армию, прикрывающую Германию с востока, выдвигая в первую линию новые дивизии: 21-ю танковую дивизию, 25-ю мотодивизию, 15-ю танковую дивизию СС, 212-ю танковую дивизию и пехотную дивизию “Деберитц”, для развития и укрепления обороны по западному берегу реки Одер и по системе озёр восточнее Берлина. Кроме этого, спешно перебрасывает с Западного фронта на берлинское направление 6-ю танковую армию СС общей численностью до шести танковых и до шести пехотных дивизий. Цель операции – сорвать оперативное сосредоточение противника, прорвать его оборону на западном берегу реки Одер и овладеть Берлином”.
Далее маршал перечислил задачи армиям фронта по дням и этапам операции. В целом это был тот же план, который 1-й Белорусский фронт реализовал в апреле, когда Сталин наконец дал добро на наступление на Берлин. Столицу Германии предполагалось охватить с северо-запада и юго-запада, а затем уничтожить окружённую группировку концентрическими ударами со всех направлений. На Берлин должны были наступать пять общевойсковых и две танковые армии, усиленные двумя отдельными танковыми корпусами.
В заключение Жуков сообщал: “Перегруппировку сил и средств с правого фланга фронта на реку Одер я могу начать только с переходом 2-го Белорусского фронта в наступление, т. е. с 10.2.45 и закончить её 18.2.45. В связи с этим войска, предназначенные для действий на Берлин, будут подготовлены к переходу в наступление лишь 19-20.2.45. До этого времени необходимо произвести перегруппировку сил и средств фронта, отремонтировать материальную часть боевых машин, пополнить запасы и организовать бой”.
Немцы не могли сосредоточить на Одере к моменту начала планируемого наступления 1-го Белорусского фронта достаточные силы с Западного фронта. Да и перебрасывались эти силы – 6-я танковая армия СС – не на Одер, а в Венгрию. Гитлер хотел защитить последние нефтяные месторождения и перерабатывающие заводы в западной Венгрии и восточной Австрии и предотвратить атаку на Вену с захваченного 2-м Украинским фронтом Гронского плацдарма.
Если бы советские войска заняли Австрию, они отрезали бы немецкую группировку в Италии и ударили бы в тыл оборонявшейся на южном фланге Западного фронта группе армий “Г”. Переброска 6-й танковой армии СС в Венгрию позволила ликвидировать Гронский плацдарм и остановить советское наступление в Венгрии, но зато сделала Берлин беззащитным в чисто военном отношении. Группировка немецких войск в Померании, угрозой со стороны которой Жуков в мемуарах оправдывал отказ от немедленного наступления на Берлин, значительно уступала в силах и средствах противостоявшим ей армиям 1-го и 2-го Белорусского фронтов и всерьез угрожать им не могла. Однако тут в игру вмешалась политика.
20 января Сталин повернул основные силы 2-го Белорусского фронта вместо Померании в Восточную Пруссию. А 10 февраля на Померанию были развернуты и основные силы 1-го Белорусского фронта. Дело в том, что “дядюшка Джо” не доверял своим западным партнерам. Он полагал, что после падения Берлина Германия сразу же капитулирует. Тогда, как опасался Сталин, войска Великобритании и США смогут высадиться в той же Померании и Восточной Пруссии.
Да не одни, а вместе с польским правительством в изгнании, которое могло бы при поддержке союзников взять власть на этих территориях, которые по договоренностям “Большой тройки” отходили Польше, а затем могло бы попытаться взять власть и в Варшаве. Никаких подобных планов у Черчилля и Рузвельта и в мыслях не было, но Сталин решил на всякий случай прежде Берлина захватить Восточную Пруссию и Восточную Померанию, а заодно и Курляндию, где в марте советские войска пошли в очередное, совершенно бессмысленное с военной точки зрения, наступление.
Но, увлекшись завоеванием Померании и Восточной Пруссии, Сталин упустил время. Немцы успели восстановить разгромленную на Висле 9-ю армию, и теперь Берлин обороняли пополненные в тылу, вновь сформированные или переброшенные с Запада 14 дивизий. Войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов превосходили их по численности примерно в 10 раз, но все же задача была несколько сложнее, чем в феврале, когда между Одером и Берлином почти не было боеспособных немецких дивизий. Союзники, окружив основные силы Западного фронта немцев, в конце марта, хотя и находились еще в 300 км от Берлина, тем не менее получили возможность совершить бросок к столице Германии. Немецких войск к западу от Берлина почти не осталось. Пять дивизий 11-й армии немцев, пытавшиеся деблокировать Рурский “котёл”, были окружены в горах Гарца.
28 марта 1945 года главнокомандующий союзными силами в Европе американский генерал Дуайт (Айк) Эйзенхауэр обратился с личным посланием к Сталину, где предлагал, чтобы союзные и советские войска соединились на линиях Эрфурт – Лейпциг – Дрезден и Вена – Линц – Регенсбург. Эйзенхауэр хотел направить главные усилия к югу от Берлина, полагая, что наиболее мощная группировка немецких сил сосредоточена в Южной Германии, Австрии и Чехословакии.
В ответной телеграмме 1 апреля Сталин сознательно дезинформировал Эйзенхауэра, заявив, что согласен с его оценкой ситуации и что “Берлин потерял свое прежнее стратегическое значение, поэтому Советское Главнокомандование думает выделить в сторону Берлина второстепенные силы”, а главный удар Красная армия вообще планирует нанести во второй половине мая. Сам же спешно готовил наступление на Берлин, начавшееся 16 апреля.
Если бы американцы не остановились 13 апреля на плацдармах за Эльбой в 85 км от Берлина, а продолжили наступление главными силами, немецкая 12-я армия не только не смогла бы нанести успешный контрудар по одному из двух американских плацдармов за Эльбой, но и просто не продержалась бы больше суток. Эйзенхауэр и генерал Омар Брэдли, командующий 12-й группой армий, утверждали, что наступление на Берлин могло стоить американским войскам 100 тысяч убитых и раненых. Вольно или невольно, но эти потери они значительно преувеличивали, может быть, для того, чтобы чисто военными соображениями замаскировать перед своими подчиненными преимущественно политическую составляющую решения Рузвельта и Трумэна не брать Берлин, чтобы не раздражать Сталина, считавшего столицу Германии своей законной добычей.
Утверждение Брэдли, будто “подступы к Берлину с востока были несравненно удобнее для продвижения войск, чем подступы с запада, так как к западу от Берлина простиралась заболоченная местность”, похоже на попытку оправдать естественными причинами политическое решение не брать Берлин. В действительности местность к востоку от Берлина столь же пересечена озерами и болотистыми участками, как и к западу от города. Главное же – к востоку от Берлина находился укрепленный район на Зееловских высотах, тогда как к западу от города, в том числе и на Эльбе, никаких укреплений не было, почему командующий 9-й американской армией генерал Уильям Симпсон и рассчитывал за сутки достичь Берлина.
Американский военный историк Стивен Т. Росс пишет в книге American War Plans 1941–1945 : The Test of Battle: “12 апреля 9-я американская армия захватила два плацдарма за Эльбой. В результате немецкой контратаки один из них был потерян, но другой удержан. Передовые части 9-й армии были в 50 милях (80 км. – Б. С.) от Берлина. Советы были в 35 милях (56 км. – Б. С.) от города. Если бы союзники решили двинуться на Берлин, передовые части 9-й армии, однако, должны были получить дополнительное снабжение и подкрепления, перед тем как продвигаться вперед, но всякая мысль о быстром ударе с целью овладеть городом была оставлена с началом массированного советского наступления 16 апреля.
Американцы были готовы рассмотреть возможность броска на Берлин, если бы обстоятельства позволили. Черчилль снова поднял этот вопрос в середине апреля, но Эйзенхауэр прилетел в Лондон 17 апреля и переубедил премьер-министра”. Фактически Росс признал политический характер принятого решения не брать Берлин: “Эйзенхауэру и другим было неясно, что выиграет англо-американская коалиция, если возьмет Берлин. (…) Если американские или британские силы первыми достигнут Берлина, то вынуждены будут уступить завоеванное или рисковать большой конфронтацией с СССР еще до завершения войны с Японией”.
Симпсон разработал план, согласно которому после сосредоточения в течение двух суток необходимых сил двух дивизий американские войска за 24 часа достигли бы Берлина. Это был “План расширения плацдарма на реке Эльбе с включением в него Потсдама (пригород Берлина)”. Но 15 апреля командующий группой армий Омар Брэдли и главнокомандующий Эйзенхауэр этот план окончательно отвергли. В этот день Симпсон побывал в штабе Брэдли в Висбадене. Командующий группы армий сказал ему: “Ты должен остановиться на Эльбе. Ты не должен продвигаться дальше в направлении Берлина. Мне очень жаль, Симп, но это так”. “Откуда, черт побери, ты это взял?!” – не слишком вежливо осведомился Симпсон.
“От Айка”, – ответил Брэдли. Симпсон был ошеломлен и, как он вспоминал позднее, у него “сердце разрывалось”: “Я вернулся в самолет в каком-то оцепенении. Все, о чем я мог думать, – это как я расскажу об услышанном своему штабу, своим командирам корпусов? И главное, как я сообщу об этом своим солдатам?” Он был убежден, как тогда, так и много лет спустя, что его армия могла бы дойти до Берлина за 24 часа, о чем и сообщил своим генералам по возвращении в штаб. Добавлю, что некоторые историки, например, британский генерал-майор Джон Стросон, считают, что если бы на месте Симпсона был бы Джордж Паттон, который привык сперва действовать, а потом уже спрашивать разрешения у начальства, то Берлин бы американцы взяли.
Между тем план Симпсона был вполне реален и выполним без больших потерь. Дивизиям 9-й американской армии могли в тот момент противостоять только дивизия “Шарнхорст” (5 тыс. человек) и боевая группа “Бург” (8–10 тыс. человек, самая сильная в 12-й армии). Против них Симпсон мог бросить 83 и 84-ю пехотные и 2-ю танковые дивизии, которые насчитывали около 60 тыс. человек. Слово “пехотные” не должно вводить нас в заблуждение. На самом деле американские дивизии были полностью моторизованы и по числу автомашин превосходили германские моторизованные дивизии.
Так что до Берлина американским солдатам пришлось бы не пешком идти, а ехать на автомобилях и бронетранспортерах, благо шоссе там имелись. Для того чтобы нанести потери в 100 тысяч человек, каждому из солдат двух немецких дивизий надо было убить или ранить не менее 7 американцев. В реальности, когда американцы 27 апреля предприняли демонстрационное наступление к востоку от Эльбы, чтобы отвлечь немецкие силы с Восточного фронта, они без труда продвинулись на 20 км и разгромили и пленили германский резервный пехотный полк.
Конечно, какие-то потери американцы бы понесли, но они были бы несравненно ниже цифры, названной Брэдли. За примером далеко ходить не надо. 20 апреля, после пятидневных боев, 3-я и 45-я дивизии американского 15-го корпуса (45 тыс. человек) взяли Нюрнберг, за который 12-тысячный гарнизон, включавший один полк 17-й моторизованной дивизии СС, сражался с особым упорством: этот город был “партийной столицей” нацистов. Потери американцев во время штурма составили 130 убитых. Погибли также более 370 мирных жителей и иностранных рабочих и около 400 немецких солдат. Вряд ли бы при взятии Берлина при схожем соотношении сил американские потери были существенно больше.
Подкрепить две дивизии генерала Вальтера Венка мог гарнизон Потсдама – 1500 человек и два батальона из “Великой Германии” и “Лейбштандарта Адольф Гитлер”, составлявшие гарнизон Берлина и насчитывавшие 2400 человек. Впрочем, не факт, что Гитлер рискнул бы оставить столицу совсем без гарнизона и что хватило бы горючего для переброски этих батальонов. Сам Венк так описывал ситуацию в мемуарах: “Если бы американцы предприняли масштабное наступление, они с легкостью взломали бы нашу оборону. А что бы могло остановить их после нас? Между нашими позициями и Берлином не было ничего”. Добавлю, что в воздухе уже не было ни одного самолета люфтваффе. Все другие немецкие войска находились восточнее Берлина, на Одерском фронте, и не успели бы прибыть в Берлин раньше американцев.
Если бы американское наступление к Берлину продолжилось, то Гитлер, скорее всего, не стал бы оборонять столицу, а, как и первоначально намеревался, отправился бы в Альпийскую крепость вместе со стоявшей на Одере 9-й немецкой армией, в том числе лелея надежду, что между советскими и американскими войсками произойдут боевые столкновения в районе Берлина, и это спасет Германию от краха. Комендант Берлина Гельмут Вейдлинг показал на допросе, что 28 апреля “фюрер долго размышлял.
Он расценивал общую обстановку как безнадежную. Это было ясно из его длинных рассуждений, содержание которых вкратце можно свести к следующему: если прорыв даже и будет успешным, то мы просто попадем из одного “котла” в другой. Он, фюрер, тогда должен будет ютиться под открытым небом или в крестьянском доме и ожидать конца. Лучше уж он останется в Имперской канцелярии”.
Ход Берлинской операции хорошо известен. Остановлюсь только на одном вопросе – о советских потерях. По официальным данным, приведенным в сборнике, составленном под руководством генерал-полковника Григория Кривошеева, потери советских войск в Берлинской операции составили 78 291 убитых и пропавших без вести. В данном случае почти всех пропавших без вести следует отнести к погибшим, так как пленных немцы практически не брали. Кроме того, безвозвратные потери в 2825 человек понесли участвовавшие в Берлинской операции 1-я и 2-я армии Войска польского. Однако есть все основания полагать, что официальные российские данные о безвозвратных потерях многократно занижены. Согласно вполне официальным польским данным, две польские армии в Берлинской операции потеряли 7200 человек погибшими и 3800 пропавшими без вести, что дает безвозвратные потери в 11 тысяч человек, т. е. в 3,9 раза больше, чем в сборнике Кривошеева.
Согласно этому же сборнику, 1-й Украинский фронт маршала Ивана Конева безвозвратно потерял в Берлинской операции 27 580 человек. Однако в беседе с известным американским журналистом Корнелиусом Райаном Иван Степанович назвал совсем другие цифры. По словам Райана, “маршал Конев сообщил мне, что только его войска потеряли во всех сражениях от Одера до Берлина, включая южный фланг, направлявшийся к Эльбе… 150 000 убитыми”.
В этом случае получается, что официальные данные о безвозвратных потерях 1-го Украинского фронта в Берлинской операции занижены в 5,4 раза. Если оценивать реальные советские безвозвратные потери на основе действительных потерь двух польских армий, то они составят около 305,3 тыс. человек, а если на основе реальных потерь 1-го Украинского фронта, – то 422,8 тыс. человек. Точный размер потерь мы сейчас уже не установим, но они наверняка превышали 300 тысяч погибших. Такова была цена амбиций Сталина, который из соображений престижа хотел, чтобы Берлин непременно взяла Красная армия.
Автор: Борис Соколов; Радио Свобода