По итогам десяти месяцев с момента российской полномасштабной агрессии против Украины Кремль всеми силами пытается хотя бы частично восстановить потенциал своих вооруженных сил, который продолжает сокращаться в условиях тяжелых боевых действий.
За последние месяцы ни массовая вербовка заключенных, ни мобилизация, ни поставки иранских дронов, ни перестановки в командовании вкупе с ядерным шантажом не позволили России переломить ход боевых действий в свою пользу или улучшить свое внешнеполитическое положение, – отмечает эксперт по российским вооруженным силам Павел Лузин в своей статье на сайте проекта Riddle .
Российская власть явно собирается продолжать войну любой ценой, чтобы хотя бы улучшить свои внешнеполитические позиции. Она все еще рассчитывает принудить Украину и Запад к перемирию и/или переговорам, но только на приемлемых для себя условиях, одним из которых является, как минимум, сохранение контроля над оккупированными территориями. Эти переговоры будут призваны дать ей передышку для зализывания ран и для нового раунда войны против Украины и конфронтации с США и ЕС. В целом Кремль пока даже не демонстрирует признаков отказа от изначальных целей войны.
Именно поэтому 21 декабря 2022 года на итоговой коллегии Министерства обороны были озвучены планы, которые многие успели окрестить новой «военной реформой». Правда, реформа все же предполагает некие институциональные изменения и новации, а то, что Москва собирается делать со своей армией в разгар войны, больше похоже на отчаянную попытку решения наиболее острых проблем, если не на имитацию такого решения.
Спор «номиналистов» и «реалистов»
На протяжении всех постсоветских десятилетий Россия сокращала свои вооруженные силы. И начало этому процессу было положено Советским Союзом еще в 1985 году. При этом все это время российская власть всеми силами держалась за идею армии, которая количественно не только должна была кратно превосходить любую армию на постсоветском пространстве, но и армию любой страны-члена НАТО, за исключением Соединенных Штатов.
Именно поэтому на бумаге предельная штатная численность ВС РФ никогда не опускалась ниже одного миллиона. Это должно было не только поддерживать ее статус великой державы, наряду, например, с правом вето в Совете Безопасности ООН и ядерным арсеналом, и обеспечивать безоговорочное политическое доминирование над всеми соседями, но и обеспечить инструмент для внешнеполитического реванша.
Причем сам по себе этот статус и вызревавшая с 1990-х гг. претензия на реванш призваны были надолго закрепить систему распределения власти и собственности, сложившуюся в России. Проще говоря, ставка на реваншизм и военную силу все больше становилась одним из главных способов легитимации российской власти.
Однако свою роль играли объективные социально-экономические факторы. Если в 1997 году номинальная численность вооруженных сил России составляла 1,7 млн человек при реальной численности порядка 1,2−1,3 млн, то в 2000-х гг. она была снижена до 1 млн 135 тысяч человек. В 2016 году она была снижена до 1 млн человек. К тому времени реальная численность ВС составляла уже 770 тысяч. Правда, вскоре номинальная численность была увеличена до 1 млн 13 тысяч человек, но на реальной численности это не отразилось. Наоборот, постепенно вставал вопрос о том, чтобы приблизить номинальную численность к численности реальной, т. е. отказаться, наконец, от миллионной армии.
И вот через полгода с начала полномасштабной агрессии, в августе 2022 года, Кремль принял решение увеличить с 2023 года номинальную численность вооруженных сил сразу на 137 тысяч человек ⸺ до 1 млн 150 тысяч. Соответственно, речь шла о том, чтобы даже превысить номинальный уровень, который был установлен в 2006—2016 гг. (1 млн 135 тыс), и окончательно отказаться от идеи приведения армия к объективным оборонным потребностям России и ее экономическим возможностям без ущерба для общего социально-экономического развития, о чем говорили со второй половины 1980-х гг. и вплоть до начала 2010-х гг. Хотя стоит заметить, что сама эта идея почти с самого начала находилась в фундаментальном противоречии с идеей сохранения военного доминирования России над своими соседями и внешнеполитического реванша.
Спустя еще четыре месяца министр обороны Сергей Шойгу сообщил, что номинальную численность вооруженных сил необходимо увеличить в перспективе ближайших лет до 1,5 млн человек, из которых 695 тысяч должны быть контрактниками (солдаты, сержанты, прапорщики и т. д.). Этот вопрос можно считать уже политически решенным, хотя соответствующий указ на момент написания текста еще не опубликован и сроки его также не ясны.
Формально российская армия в количественном аспекте собирается вернуться в конец 1990-х гг. При этом четверть века назад штатная численность военнослужащих включала в себя должности для обслуживания доставшейся от СССР военной техники и военной инфраструктуры, которых сегодня уже не существует, а также десятки тысяч вспомогательных должностей вроде военных финансистов или строителей, которые также были упразднены. Наполнить реальным и эффективным содержанием увеличенную номинальную численность вооруженных сил не представляется возможным.
Численность армии во имя бухгалтерии
И здесь главную роль, вероятно, сыграли бухгалтерские и организационные потребности военного руководства. Выплаты за убитых и раненых военных, повышенные доплаты за участие в боевых действиях, а также подготовка к начавшейся в сентябре мобилизации создали кассовые разрывы. До конца 2022 года они могли быть купированы раздуванием военного бюджета в ручном режиме, но в перспективе хотя бы 2023 года нуждались уже в системном решении. В конце концов, дополнительные солдаты и офицеры на бумаге конвертируются в гарантированную прибавку не менее 300−400 млрд рублей к военному бюджету, для которых уже не требуется сиюминутное согласование.
Однако сегодня получается, что всего за несколько месяцев российскому военному руководству дополнительных 137 тысяч штатных единиц, которые добавлены с 1 января 2023 года, уже недостаточно, и понадобилось еще 350 тысяч штатных единиц в вооруженных силах. И это уже непосредственно рисует перспективу того, что чрезвычайный размер военного бюджета — не менее 5 трлн в 2022 году и свыше 5 трлн в 2023-м — должен стать нормой вне зависимости от того, когда и как закончится нынешняя война.
При этом российское командование всеми силами пытается восстановить хотя бы тот уровень реальной численности ВС, который существовал накануне вторжения: 740−780 тысяч человек. Из них участие в войне («получили боевой опыт») официально приняли 250 тысяч военнослужащих. Включает ли эта цифра тех военных, кто погиб или был ранен, военнослужащих Росгвардии, а также наемников и мобилизованных на оккупированных территориях Донецкой и Луганской областей Украины, сказать трудно.
Ранее, летом 2022, я делал прогноз, что к концу года реальная численность ВС может упасть ниже 600 тысяч человек. Это должно было произойти при сохранении высокой интенсивности боевых действий, ⸺ а значит, при сохранении высоких потерь, ⸺ а также при интенсивном оттоке военных со службы и при очевидном недоборе призывников. Объявленная в сентябре «частичная мобилизация» была призвана переломить эту тенденцию.
К концу 2023 года российское командование рассчитывает иметь 521 тысячу контрактников, и это «с учетом замены в группировках войск мобилизованных граждан и комплектования новых формирований». Правда, основная масса мобилизованных гражданских лиц, если не абсолютное их большинство, и так становится в итоге контрактниками.
Сегодня общее число контрактников, очевидно, меньше 521 тысячи. Здесь стоит вспомнить, что последняя публиковавшаяся перед вторжением цифра количества контрактников составляла 405 тысяч человек (март 2020 года), а Министерство обороны собиралось довести эту цифру до 500 тысяч только к 2027 году. К слову, озвученный свежий план по контрактникам на 2023 год частично подтверждает ранее сделанный вывод о том, что гражданские составляют меньше половины от официально заявленных 300 тысяч мобилизованных.
Основная доля мобилизованных приходится на уже находившихся в армии контрактников, кто подал рапорт на увольнение, либо чьи контракты истекали в последние месяцы 2022-го — первые месяцы 2023 года, поскольку формальная подготовка военнослужащего к увольнению начинается за полгода до истечения контракта. Правда, эта оценка может быть скорректирована по мере поступления новых данных.
Конечно, дополнительную неясность здесь добавляет аннексия т.н. «ДНР» и «ЛНР» вместе с их «армиями» и регулярно мобилизуемыми в эти «армии» жителями в первые же две недели мобилизации. Накануне 24 февраля 2022 года численность этих «армий» оценивалась в 30−35 тысяч человек, но после месяцев войны их размеры невозможно оценить даже приблизительно. Также вне предлагаемого анализа остается ситуация на других захваченных Россией территориях: в Крыму и районах Херсонской и Запорожской областей Украины. Хотя российское Министерство обороны в своей статистике все это учитывает.
Поэтому получить искомое число контрактников российскому военному руководству будет крайне трудно. И пусть призывники вне зависимости от уровня образования смогут заключать контракты с первого дня прихода на службу, ⸺ а сегодня это могут делать только те из них, у кого есть высшее или среднее специальное образование, ⸺ очевидный расчет на выходцев из наиболее бедных слоев населения вряд ли себя оправдает. В конце концов, доля тех, кто имеет за плечами только школу, среди призывников составляет немногим более 30%, а повышение призывного возраста до 21 года лишь сократит ее еще больше
За счет кого восполнить реальную численность войск?
В то же время объявленный «поэтапный» переход на призыв 21−30-летних вместо 18−27-летних позволяет военным избавиться от постоянного ограничителя количества призывников в виде отсрочек по учебе. Эта мера явно призвана сократить число стимулов для уклонения от службы в армии. В 27−30 лет граждане уже строят карьеру, постепенно обзаводятся семьями и кредитными обременениями, что трудно совместить как со службой по призыву, так и с уклонением от нее. По логике властей, оказавшись перед такой перспективой, большинство молодых мужчин должно предпочесть самостоятельный приход в военкомат вскоре после достижения 21 года ⸺ желательно с образованием и хотя бы частично с начальной или специальной военной подготовкой за плечами. Кроме того, за год это точно не произойдет.
Как следствие, для увеличения численности контрактников до 521 тысячи к концу 2023 года потребуется еще больше сил, организационных ресурсов и еще больше принуждения. Нужно либо проводить новую волну непопулярной мобилизации по той же формуле с переводом мобилизованных на контракт и с возможным переходом к мобилизации недавних выпускников военных учебных центров при университетах (в 2021 году в них обучалось 63 тысячи человек), либо еще сильнее склонять призывников и солдат срочной службы к заключению контрактов. При этом вряд ли облегчение поступления на военную службу по контракту для иностранцев способно радикально повлиять на ситуацию.
Конечно, в качестве еще одной потенциальной и крайне непопулярной меры можно назвать увеличение срока службы по призыву с нынешнего одного года до 1,5−2 лет, чтобы большее число молодых россиян предпочитало сразу заключать контракт. Также можно попытаться увеличить число женщин на военной службе, хотя в последние годы их число в российской армии сокращается ⸺ с 44,5 тысяч в 2018 году до менее 40 тысяч в 2021-м.
Однако все это никак не решает проблему того, что в российской армии к концу 2022 года, очевидно, наметился дефицит младшего офицерского состава. Проще говоря, командовать новыми контрактниками некому. И тут снова возможна перспектива того, что выпускники военных учебных центров в гражданских университетах, включая тех, кто закончил их в предыдущие несколько лет, начнут массово призываться в войска. Тем не менее, даже реализация озвученного на 2023 год плана в условиях продолжающейся войны будет в лучшем случае означать количественное, но вовсе не качественное восстановление живой силы до уровня накануне 24 февраля 2022 года.
К армии на стероидах
Что касается перспективы получить в армии 695 тысяч одних только контрактников, т. е. в 1,7 раза больше, чем было в 2020 году, то это в российских социально-экономических и демографических реалиях при сохранении призыва выглядит просто абсурдно. Так, если учесть, что абсолютное большинство российских солдат-контрактников составляют мужчины до 30 лет, то в каждый момент времени служить на контракте должно немногим менее 10% всех мужчин соответствующих поколений. Если только речь не идет о том, чтобы вообще все призывники (260−265 тысяч человек в год) с первого же дня заключали контракты и оставались в армии в среднем дольше, чем на один стандартный двухлетний контракт.
А если всерьез принять идею полуторамиллионной армии, где, помимо 695 тысяч реальных контрактников и пропорционально, но не ясно за счет чего увеличенного количества офицеров (в сумме это не более 1 млн человек), неизбежно остаются еще и призывники, то для налогоплательщиков и экономики это рискует оказаться неподъемной нагрузкой. Достаточно упомянуть, что общее число рабочей силы в России менее 75 млн человек, из которых занятыми являются менее 71 млн человек. И одно дело содержать бумажные должности, а другое ⸺ заполнить эти должности живыми людьми, оторванными от производительной деятельности.
Таким образом, можно осторожно предположить, что применительно к полуторамиллионной армии речь все же идет о некой бюрократической химере, призванной, среди прочего, обеспечить связанные с войной повышенные выплаты военнослужащим, а также маскировать общий объем выплат раненым и семьям убитых, что скроет от общества реальное число потерь.
Помимо всего этого, существует дефицит кадров в российской военной промышленности в размере 400 тысяч рабочих и инженеров, а также дефицит предприятий для ремонта и восстановления военной техники. И все это на фоне курса властей на обеспечение сверхурочной работы, как минимум, на части этих предприятий в течение 2023 года (не исключено, что и дольше) ради хотя бы частичного восполнения потерянных и израсходованных вооружений и военной техники. Поэтому, гипотетически, военная служба по контракту может включить в себя и работу на таких предприятиях, особенно для выпускников технических университетов и колледжей, ⸺ по схожему с научными ротами принципу.
Автор: Павел Лузин; специалист по международным отношениям, эксперт по российским ВС; Riddle