Средний класс России в условиях мятежа

9 из 10 революций Нового времени стали делом рук «взбесившегося мелкого буржуа» (© В.И.Ленин). В общем случае классическому «восстанию масс» всегда предшествовал всплеск политической активности и оппозиционных настроений в среде «середины». Российский “средний класс” сегодня – на грани бунта…

Согласно традиционному представлению, средний класс – опора стабильности etc.Набрав «средний класс» в Гугле, обычно можно прочесть нечто вроде этого: «Экономическая и политическая стабильность, наличие политических свобод и правовых гарантий необходимы среднему классу, поскольку именно при этих условиях его представители могут добиться успеха и процветания.

По этой же самой причине, представители среднего класса – приверженцы эволюционного, реформистского, а не революционного пути развития общества». Иными словами, с точки зрения отечественного мейнстрима, революции – это удел люмпенов. Политическая стабильность западных демократий традиционно связывается именно с наличием обширного слоя «миддлов» – около 60%, и именно к этой цифре как к идеалу вроде бы намерен стремиться нынешний Кремль.

Между тем, нетрудно заметить, что 9 из 10 революций Нового времени стали делом рук «взбесившегося мелкого буржуа» (© В.И.Ленин). В общем случае классическому «восстанию масс» всегда предшествовал всплеск политической активности и оппозиционных настроений в среде «середины». Характерная пара «февральская-октябрьская революция» представляет собой наиболее резко выраженный образчик стандартной схемы.

И это не эксклюзивно европейская схема. Так, во время исламской революции в Иране ключевой опорой хомейнистов был всё тот же «взбесившийся мелкий буржуа» – с учётом местного колорита называвшийся «человеком базара». Компанию ему составляли студенты – в подавляющем большинстве тоже выходцы из среднего класса. Ровно в том же духе проходили/проходят арабские революции. Тунис демонстрирует нам весьма примечательный набор протестующих – прежде всего это, пользуясь арабской терминологией, «молодёжь facebook», хорошо образованные выходцы из среднего класса. Безработица среди неё в арабском мире традиционно высока, однако протест отнюдь не был уделом только или преимущественно безработных.

Ещё более разительный пример нам даёт Египет. Огромная часть внушительного египетского населения (85 млн.) живёт в запредельной нищете. 20% египтян живёт на доходы, не превышающие двух долларов в день; ещё 20% находятся недалеко от этой черты. При этом в 2007-2008 гг. резко поднялись цены на продовольствие, что ещё более осложнило положение этой группы населения.

Однако вместо «логичного» восстания феллахов где-нибудь на абсолютно нищем юге Египта, мы видим площадь Тахрир в Каире – и поразительно знакомые лица на ней. Наиболее активная часть «людей Тахрира», инициаторы волнений – это образованные молодые люди, причём НЕ безработные. Это доктора, адвокаты, «техническая интеллигенция». Самый известный персонаж, Ваэль Ганим, работал в Google и явно не бедствовал (примечательна активность сотрудников транснациональных корпораций).

Для сравнения можно заглянуть в 1905-й год. В.М.Зензинов, один из лидеров эсеров: «Строили баррикады с энтузиазмом, весело. Работали дружно и с восторгом – рабочие, господин в бобровой шубе, барышня, студент, гимназист, мальчик… Баррикады строил обыватель. Это было так весело! Разрушать и строить! Разрушать и строить! В постройке, казалось, было даже какое-то соревнование — как будто люди старались построить у своих домов баррикады, которые должны были быть лучше соседних».

Генерал-губернатор В.Ф. Джунковский: «…Домовладельцы, управляющие домами и другие из трусости и малодушия, быть может, помогали революционерам и тащили сами свои ворота на баррикады». Как видно из Зензинова, трусость здесь была ни при чём.

При этом такая активность миддл-класса вовсе не удел мрачных диктатур и «управляемых демократий». Голлистская Франция, которую захлестнули студенческие протесты мая 1968-го, несмотря на известное своеобразие режима, в общем, мало походила на Египет 2011 года. Подобные же события за океаном вообще дают нам пример того, как в условиях относительной демократии протестные настроения оказываются уделом исключительно люмпенов из гетто и… выходцев из среднего класса, в то время как костяк нижнего сохраняет практически абсолютную лояльность.

Антивоенное и левое движение в США и Канаде 60-х – 70-х годов было почти исключительной прерогативой миддлов. При этом, по весьма обоснованному мнению североамериканских левых, пролетариат был «куплен буржуазией» и перестал быть революционным классом. Практически ту же картину мы видим в современной Европе, где костяк крайне левых, антиглобалистских и крайне зелёных движений составляют те же миддлы. Выходцы из иммигрантских гетто и выходцы из комфортабельных пригородов странным образом соперничают в радикализме.

Иными словами, «Манифест коммунистической партии» предъявляет нам куда более трезвую оценку вчерашней и сегодняшней действительности, чем современные социологи. Маркс и Энгельс описывали «взбесившегося мелкого буржуа» как контрреволюционера, но контрреволюционера своеобразного. По версии классиков, мелкобуржуазный элемент поддерживает пролетариат на начальной стадии революции. Однако при переходе последней в стадию погрома и грабежа… то есть, пардон, в социалистическую стадию, средний класс предаёт массы и переходит на сторону крупной буржуазии.

По сути схема верна – но с одним существенным нюансом. В действительности, как было показано выше, именно миддл-класс выступает застрельщиком «стандартной» революции – и это совершенно естественно. Разумеется, в теории наличие собственности должно склонять к умеренности и аккуратности – однако это в теории. На практике среднестатистический «миддл» уверен, что ему нечего терять, кроме своих цепей. С точки зрения представителя среднего класса, у него практически нечего отобрать – ведь у него есть только самое необходимое… с его точки зрения.

При этом уровень притязаний у миддла намного выше, чем у представителя нижнего класса. Набор интересов – гораздо обширнее и разнообразнее. Как следствие, и список поводов для недовольства у представителя среднего класса куда более впечатляет, чем у класса нижнего. Наконец, недовольство «середняка» гораздо сложнее блокировать мелкими уступками – в силу той же «завышенности» притязаний. Как итог, в случае кризиса именно миддл оказывается в роли инициатора революционных перемен.

Парадоксальным образом оказывается, что действительной опорой стабильности является сытый и довольный нижний класс (за вычетом, естественно, «люмпен-пролетариата»).

Почему же тогда увеличение доли среднего класса совпало со стабилизацией западных режимов и окончанием политбоёв, занимавших почти полтора столетия между концом XVIII и первой половиной ХХ века? Дело в том, что «после этого» – не значит «вследствие этого». Запад второй половины ХХ века просто не сталкивался с серьёзными кризисами и масштабными войнами. Если же он столкнётся… Что ж, в Веймарской республике средний класс составлял вполне приличные 30%, однако это никак не помешало ей находиться в состоянии перманентного политического хаоса.

В чём же тогда состоит стабилизирующая роль среднего класса? Она вполне описывается марксистской формулой. На начальной стадии революции средний класс бегает по баррикадам, выкрикивает лозунги и поднимает нижний класс на правое/левое дело. Однако в тот момент, когда у миддла начинают что-нибудь отнимать, он внезапно осознаёт, насколько неблагодарный народ извратил его светлые идеи. Как следствие, миддл либо записывается в «национальную гвардию» и идёт лично расстреливать неблагодарный народ, либо жертвует на это благое дело маленькую долю с банковского счёта.

Возможность повернуть процесс вспять, разумеется, зависит от численности среднего класса, но не только. И готовность генерировать оппозиционные настроения, и готовность остановить процесс до того, как он пройдёт точку невозврата в огромной степени зависит от структуры миддл-класса. Классический «мелкий буржуа» – мелкий предприниматель – действительно достаточно консервативен и заинтересован прежде всего в стабильности.

Он, как правило, чётко осознаёт, что у него можно что-то отобрать, а дестабилизация быстро и непосредственно бьёт его по карману. В итоге «люди базара» играют существенную роль в революциях – но только если это революции консервативного толка, «антилевые». Общеизвестный пример НСДАП, в огромной степени укомплектованной «лавочниками» (их удельный вес в партии примерно в 2,3 раза превышал их удельный вес в населении) на самом деле не является единственным. Напомню, что исламисты пришли к власти в отнюдь не сверхрелигиозном тогда Иране в значительной мере как противовес местным просоветски настроенным левым – и ключевую роль в их победе сыграла поддержка мелкой буржуазии. Классические «белые воротнички», занятые в частном секторе, и «лица свободных профессий», естественно, более радикальны. Однако наиболее «неортодоксальный» элемент среднего класса – вовсе не они.

Скажем, заглянув во Францию, мы можем увидеть причудливое сочетание традиционно обширного среднего класса со столь же традиционными революциями и политической нестабильностью вообще. Заглянув в Россию 1861-1917 гг., мы обнаружим те же радикальные настроения среднего класса; разница в том, что его численности оказалось недостаточно, чтобы вовремя повернуть процесс вспять. При этом характерный нигилистический настрой благополучно пережил революцию и был унаследован советской интеллигенцией.

Между тем, и у старой России, и у Франции есть одна общая и весьма характерная черта. В рядах их образованного сословия чрезмерно велика доля либо просто бюрократического элемента, либо персонажей, так или иначе связанных с госслужбой или местным самоуправлением. Как это ни парадоксально, «противугосударственные» идеи расцветали под крылом государства.

Классическим рассадником революционности и оппозиционности в России, считался «третий элемент»: земские служащие, статистики, врачи и учителя. Бердяев в своём «Духовном кризисе» расширил это определение, включив в него «газетных литераторов», профессиональных революционеров, политически-озабоченных студентов, «девушек с зубоврачебных и акушерских курсов», начинающих адвокатов и мелких служащих железных дорог.

В действительности это апелляция к реалиям 1905-1906 годов – скажем, под начинающим адвокатом явственно разумеется Хрусталёв-Носарь (28 лет), председатель Петербургского совета рабочих депутатов. Более примечательно, однако, что революционным настроем отличились служащие «естественной монополии» – железнодорожники сыграли в революции 1905-1906-го очень заметную роль

Несмотря на то, что власть перманентно предпринимала законодательные меры по искоренению «политического разномыслия» в среде чиновничества, оппозиционные настроения в рядах низшей и отчасти средней бюрократии были весьма сильны. Не проявляемые открыто из-за давления «сверху», они, тем не менее, сыграли фатальную роль в судьбе династии. Госслужащие проявили себя как одна из самых сомнительных опор стабильности – либо, в случае с местным самоуправлением и «естественными монополиями», как один из ключевых генераторов оппозиционных настроений.

И это совершенно естественно. С одной стороны, экономические затруднения, провоцируемые политическими неурядицами, бьют по «государеву люду» в последнюю очередь – а внушительный набор гарантий и общая стабильность положения создаёт у среднего чиновника ложное чувство безопасности. С другой, как это ни парадоксально, политическая нестабильность обещает бюрократии целый ряд бонусов.

Во-первых, развитие лево-этатистских, да и просто «передельных» настроений очень долго остаётся для неё выгодным. Когда же экспроприаторы, разобравшись с «лавочниками», добираются до служащих, останавливать процесс уже поздно. Во-вторых, для низшего и отчасти среднего чиновничества политические встряски открывают возможности для ускоренного карьерного роста – в общем случае весьма замедленного – снося верхушку управленческой пирамиды. Отсюда скрытая оппозиционность, процветающая даже под бдительном оком власти, и открытая там, где контроль «вертикали» хотя бы частично ослаблен.

В каком состоянии сегодня российский средний класс? Согласно соцопросам, миддл-класс составляет порядка 30% населения. Часто звучащее убеждение, что он является «основой стабильности», ни на чем не основано. И главное, пожалуй, в том, что верхние классы часто промахиваются, забывая, что для миддлов существенным является не «уровень благосостояния», а «уровень притязаний». Притязания – тонкая и опасная материя.

Автор: Евгений Пожидаев, Русский журнал