17-летняя жительница Мариуполя рассказала о допросе в российском фильтрационном лагере, а советник мэра о пугающих весенних рисках эпидемии
Больше тридцати тысяч жителей Мариуполя прошли через российские фильтрационные лагеря. Такие данные приводит Донецкая областная военная администрация. По информации уполномоченной Верховной Рады по правам человека Людмилы Денисовой, около Мариуполя действуют четыре таких лагеря. Во время длинных допросов, проверяя документы и рассматривая татуировки, военные и сотрудники спецслужб РФ ищут среди беженцев украинских госслужащих, военных, сотрудников СБУ и полиции. Судьба тех, кто не проходит проверку, неизвестна. Некоторых из “неблагонадежных”, по данным украинских властей, депортируют в Сибирь или на Дальний Восток.
Журналистам Настоящего Времени удалось поговорить с 17-летней жительницей Мариуполя. Вместе с семьей она прошла через “фильтрацию”, после чего выбралась на подконтрольную Киеву территорию.
— Фильтрационный лагерь – это не поселение. Была просто колонна из сотен машин. Выходить нельзя даже в туалет. Отекают ноги, болит все тело. Мы простояли полных два дня и две ночи. Сказали, что фильтрация начинается с 14 лет. Моей сестре 12 лет. Она осталась в машине. Мама тоже. Она тогда еще не ходила. С ней просто не стали возиться. И хорошо! Мама могла сильно испугаться того, что мы слышали.
Когда мы с папой шли на эту фильтрацию, я понимала, что мне будет очень сложно. Как я могу отказаться от Украины? Никогда не забуду разговор двух солдат:
— Что ты делал с людьми, которые не прошли фильтрацию?
— Застрелил десять, а дальше не считал – неинтересно.
Меня оставили в первой операционной будке. Взяли документы, отсканировали, сняли отпечатки пальцев. Параллельно проверяли сотовый телефон. В комнате было пятеро солдат с оружием и я одна. Очень страшно. Стали подкашиваться ноги, когда солдат, который лежал на матрасе, сказал: “Не нравится? Впереди будут еще женщины. Найдем что-то”. Я им не понравилась, и меня просто вытолкнули. Подождать на месте отца не разрешили.
Сказали ехать на Бердянск. Там папа рассказал, как он прошел фильтрацию. Вопросы были самые неприятные. И не только про власть, про Украину и всю ситуацию. Что он делает и планирует делать дальше? И даже: “А не отрезать ли тебе ухо?” Когда поняли, что в телефоне проверять нечего и там даже симки нет, стали спрашивать, кто он такой. Им не нравилось, что говорил папа. Они начали его толкать, ударили чем-то тяжелым по голове. Что дальше, папа не помнит. Очнулся уже на улице.
По пути от Бердянска до Запорожья мы прошли 27 блокпостов. На каждом было одно и то же. Про фильтрацию уже не спрашивали.
Когда увидели украинский флаг, не могли поверить своим глазам. Папа сказал, что это может быть очередная провокация. Нужно молчать и еще потерпеть. На блокпосту папа молча показал машину. Мы боялись очередного фильтрационного лагеря. Но когда увидели нашу прописку и стали нас спрашивать: “Мариупольцы, что там? Какой ужас вы пережили?” – мы поняли, что это наши, что мы уже на своей земле. Оккупант не может говорить таким красивым украинским языком.
Мы видели их шевроны, мы видели их форму. Там даже небо было другое. Оно было чистое. Там не было той пыли, которая подпрыгивает и остается в воздухе из-за взрывов. У нас появилась надежда, что мы можем наладить свою жизнь. Мы это заслужили после всех тех ужасов. Мы очень хотели жить.
“Мы имеем дело с депортацией”. Заммэра Мариуполя утверждает, что жителей города насильно вывозят в Россию и не дают оттуда уехать
– Что происходит с так называемой эвакуацией, когда людей вывозят в Россию? Часто, по свидетельствам очевидцев и представителей украинских властей, российские военные это делают с людьми насильно.
– Мы знаем об этом от самых близких людей увезенных, от друзей и родственников. Мы имеем дело с депортацией, по-другому это никак не назвать. В тех районах города, которые временно Россия оккупировала, жителей принуждают эвакуироваться в направлении “ДНР”.
Это по-разному происходит. Например, солдаты открывают какой-то подвал, бомбоубежище и говорят: “У вас десять минут, после этого дом будет разбомблен, эвакуируйтесь!” – “А куда?” – “Вот в том направлении эвакуируйтесь”. Люди идут пешком по пять-шесть километров до поселка Ляпино. Оттуда автобусы их эвакуируют в Сопино, Новоазовск, Безыменное. Там они проходят так называемые первые лагеря, поселки. Накопительные лагеря, назовем их так.
– Я не буду спорить, все может быть. Но вариантов “уехать в Украину” просто нет. То есть им говорят: “У тебя есть два варианта, и оба варианта идут в “ДНР”. Выбирай: в “ДНР” или в Россию”. Что это происходит не под принуждением – большой вопрос.
– Что в этих “накопительных” лагерях происходит?
– В первом накопительном лагере люди просто ждут, это преимущественно школы и какие-то помещения более или менее приспособленные для того, чтобы принимать людей. Дальше – фильтрационные лагеря. Они находятся на территории “ДНР”. Мы знаем про Донецк, Докучаевск, Старобешево.
Там берут биометрию, копии документов, очень тщательно и с пристрастием допрашивают. Раздевают мужчин, смотрят татуировки, изучают соцсети, спрашивают про родственников. Ищут тех, кто, так или иначе, имеет проукраинскую позицию, вызывает риски и подозрения. Такие люди оказываются в тюрьмах в Донецке и в других местах лишения свободы. Большая часть тех, кто проходят так называемую фильтрацию, без особых вариантов оказывается депортированной в Россию. То есть людям говорят: “Ну вот, сейчас в Ростове будете, в Таганроге, а дальше сможете обустраивать свою жизнь”. Ничего подобного. Они приезжают, а там полицейские пересаживают на другой поезд. И дальше люди оказываются в необычайно радушных депрессивных регионах России без всякого выбора.
– А выехать потом из России они могут?
– Насколько я знаю, единственный вариант, при котором можно это сделать, – это сохранить украинские документы и иметь заграничные документы установленного образца. Выехать по внутриукраинским документам или по временным справкам из России невозможно. Эстония и Латвия, например, готовы принять этих людей, но Россия их просто не выпускает.
“В Мариуполе может начаться эпидемия. От дизентерии до холеры и чумы”. Советник мэра о пугающих весенних рисках в разрушенном городе
В Мариуполе, который почти целиком оккупирован армией РФ и силами так называемой ДНР, мирным жителям раздают листовки с новыми правилами жизни. Большинство разъяснений касается “фильтрации”, которую оккупанты называют процедурой верификации. О последних, пугающих новостях из Мариуполя Настоящему Времени рассказал советник мэра города Петр Андрющенко.
— Про этот странный свод правил поведения. Откуда такая информация? Что оккупационные власти хотят от жителей города?
— Информация – из самого города. Это даже не листовки, а то, что оккупационная власть размещает в тех пунктах, где собираются люди: где выдается гуманитарная помощь, где есть вайфай. Таким образом, видимо, пытаются ответить на многие вопросы сразу и для всех. Главный из них касается фильтрации, которую они пытаются называть “верификацией”. Оккупационная власть собирает персональные данные наших людей.
В городе глобальный кризис с рабочими кадрами. Это в первую очередь сотрудники муниципальной сферы. На чем это сказывается? Например, оккупанты пытаются открыть школу в Левобережье, но не могут найти ни директора, ни подобрать учителей, кто согласился бы работать в школе. Их пытаются найти с помощью “верификации”.
Оккупанты анонсируют, что буквально со следующей недели они собираются вводить новую систему пропусков. Будут выдаваться какие-то документы, подтверждающие право нахождения на улице, а не просто перемещения по городу. Для перемещения нужны будут документы о прохождении фильтрации. Оккупанты обустраивают блокпосты прямо в середине Мариуполя. На них жители проходят периодические проверки, не говоря о тех, кто пытается в город попасть разными путями, чтобы забрать своих близких, проверить свое имущество. Это касается мариупольцев, кто покинул город и находится в прибрежных селах на территории Мангушского, Никольского районов. Мы наблюдаем ужесточение проверок.
— Сколько человек остаются в Мариуполе, по последней информации?
— Цифра не меняется несколько недель. Это от 100 до 130 тысяч человек. Массового оттока людей нет из-за невозможности эвакуации в сторону Запорожья. Раньше счет шел на тысячи, потом на сотни, а сейчас мы встречаем 50-70 человек самых отчаянных.
— Я правильно понимаю, что анонсированная эвакуация из “Азовстали” не состоялась?
— Мы не комментируем эту ситуацию. Вы же знаете, на всех уровнях власти это слишком долгий, тяжелый, сложный и деликатный процесс. Поэтому давайте подождем официальных новостей. Когда все завершится, тогда мы уже сможем все обсудить.
— Была информация, что и без того сложная гуманитарная ситуация ухудшается. Стало тепло, а на улицах много тел погибших. Что вы можете об этом рассказать?
— Мариуполь и санитарная норма – это понятия-антагонисты, к сожалению. Тел погибших очень много на улицах и под завалами. Продукты процесса гниения попадают в почву, в воздух. Кроме того, уже два месяца мариупольцы потребляют непитьевую воду. Не работает система канализации, не работают очистные сооружения, не работают насосы. Канализация пробита от бомбардировок и обстрелов артиллерии. Мариуполю может угрожать эпидемия. От дизентерии до холеры и чумы.
В городе не осталось ни одного медучреждения. Пропаганда рассказывает, что они открывают какие-то пункты, обследуют каких-то людей. Но на самом деле из Донецка привозят дежурного доктора, он принимает в течение светового дня в одном-двух местах в Мариуполе. На 100 тысяч населения один-два доктора. Плюс отсутствие аптек, отсутствие необходимых лекарств. Все просто ужасно.
— Мэр города Вадим Бойченко говорит, что уже создано четыре российских фильтрационных лагеря для жителей Мариуполя. Что там происходит?
— Происходят ужасные вещи. Любой человек, который хочет выехать из города, должен пройти эту процедуру, особенно если речь идет об эвакуации. Допрашивают сотрудники ФСБ и так называемого министерства государственной безопасности “ДНР”. Спрашивают, кто такой, про отношение к Украине и РФ, про отношение к оккупантам. Допрос достаточно пристрастный. Все усугубляется тем, что российская агентура и коллаборанты передали целые массивы данных о наших людях: кто где работал. Сотрудник муниципалитета уже не может сказать, что он там не работал.
Затем идет осмотр электронных гаджетов. Проверяют переписки, публикации в социальных сетях, личные звонки. Сверяют с данными допроса. Последний пункт – это осмотр тела на наличие татуировок, синяков и ранений. Таким образом выясняют принадлежность к батальону “Азов” и участвовал ли в боевых действиях.
Источник: Настоящее время
Tweet
