Смерть других. Десять лет назад началась эксгумация жертв испанской Гражданской войны

Журналист Frankfurter Allgemeine Пауль Ингендаай, участвовавший в работах по эксгумации и перезахоронению жертв Гражданской войны в Испании (1936 – 1939), рассказывает об испанской политике памяти – и беспамятства – в отношении этого периода национальной истории.

Десять лет назад началась эксгумация жертв испанской Гражданской войны, и до сих пор ещё в общих могилах лежат останки более сотни тысяч убитых.

История гражданской войны и её жертв до сих пор не до конца исследована: массовые захоронения на севере Испании.

Навалкан, жаркий день в августе 2006-го. Идиллический край в провинции Толедо, 130 км к юго-западу от Мадрида. Дюжина человек, возглавляемых судебным медиком и прокурором, искали в сухой земле за деревней останки двух рабочих, расстрелянных 4 октября 1936-го. Эти двое не были ни солдатами, ни активистами, но и им суждено было пасть жертвами террора франкистов во время Гражданской войны. «Пасео», «прогулка» – так люди называли арест и расстрел. Большинство совершивших «прогулку» были убиты выстрелом в затылок и зарыты где-нибудь у обочины дороги.

Нужно взглянуть в глаза старой женщине

С лета 2006-го уже несколько семей рассказали мне об исчезнувших близких, рассказали с тронувшей меня горячностью, эмоциями, прорывающимися и через 70 лет. Эти чувства не были однозначными. Нередко облегчение от возможности наконец поведать обо всём смешивалось со стыдом из-за долгого и мучительного молчания, иногда присутствовал и страх , что убийцы когда-нибудь вернутся, чтобы отомстить за разглашение государственной тайны.

В деревне действуют другие правила игры, и так было всегда – диктатура или демократия, в конце концов всё зависит от того, у кого есть власть. В случае двух рабочих из Навалкана всё было ясно. Один из убийц после войны стал мэром, а родственники убитых с тех пор ходили по деревне с опаской, будто бы виновные в чем-то. Такое извращённое понимание морали типично для обществ, в которых долгое время нельзя было обсуждать подобные вещи открыто. Многие привыкают к тому, что нужно прятать взгляд и держать рот на замке.

Постыдные подробности первых месяцев Гражданской войны

Человек, в 14 лет копавший могилы для убитых, рассказал об их местонахождении 70 лет спустя. Через несколько месяцев на это место приехал экскаватор, снявший верхний слой земли, после чего началась более тонкая работа по поиску останков двух крестьян – Мариано Родригеса Муньоса и Бенито Отеро Мартина. С момента проведения эксгумации прошло четыре года. В доме культуры Навалкана собрались провести вечер памяти двух погибших, после чего их останки должны были быть захоронены на кладбище.

На трогательной церемонии присутствовали 150 человек. На подиуме стояли пластиковые урны с останками, которые удалось найти в земле. Их оказалось слишком мало для анализа ДНК и идентификации, однако вполне достаточно для того, чтобы вновь обрести бесследно исчезнувших 70 лет назад людей. Те немногие молодые люди, которые принимали участие в церемонии, были родственниками убитых. Всем остальным – где-то между 35-ю и 85-ю годами.

Теперь уже многие люди могут рассказать свою семейную историю – о длившихся десятилетиями страданиях и о том, что для них это значит сегодня. И в первую очередь это рефлексия, а не желание мести. Рефлексия, которая должна занять своё законное место в общественной жизни Испании. И лишь совсем старые люди по-прежнему молчат.

Запоздалая справедливость

Похороны завершили нечто важное, это становится понятно чуть позже. Люди чувствуют, что в отношении двух несчастных, убитых в 1936-м году, пусть запоздало, но восстановлена справедливость. Большего сделать не дано.

Первым человеком, нарушившим коллективное молчание, стал 10 лет назад журналист Эмилио Сильва, который решился найти (и перезахоронить) убитого деда. После 40 лет испанской диктатуры и более 20 лет демократии к 2000 году тема убитых в Гражданскую войну оставалась запретной. Испанский социолог Франциско Феррандиз охарактеризовал массовые захоронения как «изысканный способ запугивания». Устранение одних ужасающе действовало на других, тех, кому удалось выжить. Память должна была быть искоренена, а за любым словом о терроре могла последовать кара.

Все выполняли обет молчания

Генерал Франко в Реусе. 1940. 

В то время как Франко (Франсиско Франко, годы правления 1939 – 1975) организовывал помпезный культ убитых путчистов, ставил монументы, называл их именами улицы, устроил себе могилу в фашистской «Долине павших», погибших в войне республиканцев окружало всеобщее молчание. Крах потерпел не только их республиканский политический проект, сами эти люди, история их жизни канула в небытие. Имена погибших не могли произносить даже члены их собственных семей, любой разговор о них должен был напоминать о беспомощности, горе и унижении выживших. Таков был долгосрочный эффект от репрессий франкистского режима, его губительное наследие, которое досталось новому демократическому обществу.

Эмилио Сильва, с которого началась история эксгумаций жертв Гражданской войны в Испании, рассказывал о том, что дети деревни Дель Бьерцо в Леоне знали абсолютно точно, где лежат «мертвецы», и обходили это место, окружённое атмосферой страха, стороной. Все выполняли свой обет молчания, касающийся не только массового захоронения, но и того, что именно произошло с этими людьми. Жертв «забрали» и «взяли с собой» – вот что знали люди. Они исчезли навсегда.

Фалангистские палачи

Те изменения, которые произошли за последние 10 лет, описать не просто. Можно говорить о народном движении без идеологии или политической пропаганды, коллективном призыве к осуществлению одного права: достойно похоронить «cвоих» мертвецов. Табу, существовавшее по всей стране и касавшееся Гражданской войны, было отменено. «Не стоит бередить старые раны», гласит старая поговорка – однако здесь раны слишком плохо заросли, и спустя 70 лет всё ещё болят. Только в Арагоне есть 588 массовых захоронений, 445 в Андалусии и 318 в Астурии. Трудно даже представить себе общее число всех захороненных таким образом людей.

Символична судьба Лаурентино Фернандеса. Я познакомился с этим 91-летним человеком в Ларио (провинция Леон), где фалангисты 30 сентября 1936 года казнили его мать, которая была учительницей в школе для девочек. Лаурентино к тому моменту уже потерял отца и жил вместе со своей матерью и отчимом. Когда его мать увели на расстрел, ему было около 18-ти. На следующий день пришли и за его отчимом .

После этого жизнь Лаурентино круто изменилась. Молодой коммунист «позабыл» о своих политических убеждениях и перешел на сторону националистов, чтобы освободить своего арестованного отчима. В 1941 г. он отправился вместе с «Голубой» дивизией в Россию, чтобы участвовать в войне на стороне нацистской Германии. О его истинных политических убеждениях в последующие десятилетия не догадывалась даже его собственная семья.

Более года Лаурентино Фернандес провел в «Голубой» дивизии, затем сделал карьеру в испанской пехоте и занимал ответственные посты в финансовом управлении министерства обороны. К тому времени он уже давно женился (его жена происходила из семьи фалангистов), у него были взрослые дети.

Но после выхода на пенсию Лаурентино Фернандес преобразился: он снова стал тем коммунистом, которым был когда-то. Он стал открыто говорить о своей ненависти к франкистскому режиму, которому он служил пол своей жизни и стал ходить к тому месту, где была похоронена его мать. Её cмерть, как и любая смерть такого рода, имела бюрократическую формулу: «погибла в ходе борьбы с марксизмом». С тех пор как Лаурентино снял маску военного, он начал думать о том, как достойно похоронить свою мать.

Он привык ко лжи

Он нервничал, но старался сохранить самообладание, когда добровольцы принялись обследовать луг, где были погребены расстрелянные. На второй день были обнаружены останки его матери – Марии де лос Десампарадос и её коллеги – учителя Эусебио Гонсалеса. Путешествие Лаурентино подошло к концу. Кто мог бы снять тот слой лжи, которым покрыта значительная часть его жизни? Он лгал, чтобы спасти отчима и выжить самому, он настолько привык ко лжи, что в какой-то момент сроднился с ней, и отличить истинного Лаурентино от выдуманного стало трудно ему самому. Всю тяжесть этой внутренней борьбы он нёс в одиночестве.

Незадолго до этого судебный эксперт Франциско Эччеберия, профессор судебной медицины Баскского Университета, предоставил мне обзор научной части раскопок. Эччеберия присутствовал при первых эксгумациях и вместе с антропологом Лурдес Херрасти в институте Арансади (Сан Себастьян) составил самую крупную базу данных по убийствам времен Гражданской войны. Перед каждой эксгумацией проводилось архивное исследование, собирались свидетельства очевидцев.

Третьим этапом становились раскопки; четвертым – анализ останков, сохранившихся фрагментов одежды, пуль, монет и прочих свидетельств, которые можно было обнаружить в массовом захоронении. Итогом работы стал 100-страничный судебно-медицинский отчёт, место захоронения снималось на видео, которое затем поступило в DVD архив.

В правом терроре с самого начала было нечто систематическое

«Стыдно говорить, что в годы демократии не было сделано большего – говорит Эччеберрия. ­– Где были университеты, испанские интеллектуалы, политики?» Тем, кто сегодня говорит о непреодолённом наследии диктатуры, апологеты Франко напоминают о 7 тысячах убитых республиканцами монахинях, семинаристах и священниках.

Вторая республика оказалась неспособной поддерживать порядок ни в одной из сфер жизни, и летом 1936 г. жертвами насилия радикально настроенной толпы стали также епископы. Эти убийства нельзя оправдать. В ряде мест обнаруживаются массовые захоронения, в которых лежат и жертвы республиканцев. «О них мы также заботимся» – говорит Эччеберия. «Мы проводим раскопки. Некоторые даже удивляются этому – они не понимают, что для нас дело не в идеологии, а в людях, которые стали жертвами».

Однако в отличие от вспышек насилия, спровоцированных левыми, в правом терроре с самого начала была система, и с концом Гражданской войны он отнюдь не прекратился. Долгое время после того как диктатура была установлена, идеологические противники истреблялись, их бросали в концентрационные лагеря. Целью было вовсе не примирение «двух Испаний» – напротив, непрекращающаяся месть, злодеяния, репрессии и убийства «политических» были средствами управления государством, которое, прежде всего, полагалось на власть страха.

В этих условиях ничего из того, что можно назвать «политикой памяти», просто не могло возникнуть. Сегодня некоторые представители консервативной Народной партии (PP) поддерживают раскопки и поиски захоронений жертв террора. Однако верхушка партии до сих пор не разделяет таких устремлений и занимает охранительную позицию, как если бы речь всё ещё шла о старой идеологической борьбе.

Более 2 тысяч массовых захоронений

Мы стоим перед большой картой Испании, в которую воткнуты булавки с красными и зелёными головками. «Красные точки – объясняет Франциско Эччеберрия, – обозначают законченные раскопки». Зелёные булавки, во множестве воткнутые в карту, обозначают места, где массовые захоронения ещё только ждут того, чтобы их открыли. Как показывает несложный расчёт, даже с сегодняшними возможностями работа займёт не менее полувека.

На данный момент открыто менее 250 из более 2000 массовых захоронений, известных по архивным источникам. Из этих захоронений, составляющих около 12% от общего числа, к осени 2010 г. были извлечены останки 5277 человек. Согласно оценкам, более 100000 человек до сих пор лежат в испанской земле. «Карта с красными и зелёными пунктами дает лишь приблизительную картину. В реальности число захоронений намного больше, чем мы осмеливаемся себе представить».

Учёные, для которых подобные исследования представляют в первую очередь антропологический интерес, рассказывают о своих достижениях на страницах специализированных журналов и на конференциях. Однако исследование Эччеберрии должно быть доступно гражданам, всем, кто что-то хочет узнать о своих родственниках. За исключением случаев, когда захоронения находят случайно, эксгумации проводятся по письменной просьбе семьи. В первую очередь, по юридическим соображениям: если семья не заинтересована или же против эксгумации, ни государственные учреждения, ни частные компании не могут на этом настаивать.

Родственники Лорки были против эксгумации

Это обстоятельство лежит в основе споров относительно могилы поэта Федерико Гарсии Лорки. Известнейший испанский поэт был убит 19 августа 1936 г. под Гранадой правыми военными. Ему было 38 лет. С тех пор как в 1960-х годах ирландский исследователь Ян Гибсон изучил обстоятельства этого убийства и описал их в многочисленных книгах, всё громче звучали призывы ко вскрытию массового захоронения и обнаружению останков поэта. Но родственники Лорки были против эксгумации – они считали достаточным наличие памятного знака на месте убийства.

По их собственным словам, они хотели избежать нездорового внимания прессы, которое было бы неизбежным при поисках останков поэта. Проводившиеся в декабре 2009 г. раскопки с целью обнаружить останки трех мужчин, которые были убиты вместе с Лоркой, оказались безрезультатными. Перспектива извлечь останки одной из жертв и оставить нетронутыми другие вызвала ожесточенный спор, в том числе вокруг принципиальной возможности частичной эксгумации: для того, чтобы выяснить, чьи останки кому принадлежат, следовало сначала их проанализировать, а для этого – извлечь.

Закон об «исторической памяти»

Этот случай выявляет возможные конфликты в подобных ситуациях. Несомненно, речь также идёт о том, какие соображения являются в данном случае наиболее существенными. Так, Ян Гибсон, получивший в 1980-х гг. испанское гражданство, убеждён, что эксгумацию поэта, которому он посвятил всю свою научную деятельность, следует провести вновь – останки Лорки должно искать «государство».

Историк Хулиан Казанова отреагировал на этот призыв негативно, сказав, что не понимает, почему для государства останки известного писателя должны иметь какой-то приоритет по отношению к любому из тысяч неизвестных расстрелянных рабочих. Гибсон же в своей книге «Могила Лорки: Хроника бессмыслицы» не отвечает на один, центральный вопрос – что же есть такого значимого в костях поэта, стихи которого не были погребены вместе с ним, и можно ли из-за этого лишить семью Лорки права на самостоятельное решение этого вопроса?

Подобный спор показывает, что государство фактически создало моральный и юридический вакуум в этом вопросе. Испанское государство должно взять на себя заботу об эксгумациях и облегчить работу граждан, союзов жертв Гражданской войны и добровольцев, разработав систему стипендий для ищущих. Изданный в 2007 году закон об «исторической памяти» кажется в этом смысле явно недостаточным. Он препоручает частным лицам изучение преступлений, которые с вескими основаниями могут быть признаны геноцидом.

Лишь это упущение способно объяснить, почему испанский судья Бальтасар Гарсон самостоятельно поднял эту тему и в 2008 г. попытался посадить на судебную скамью правящую элиту франкистского режима. Но тогда расследование убийств на основании ошибок в судопроизводстве было изъято из его юрисдикции, а сам он летом 2010 был освобожден от занимаемой им в Национальном Верховном суде должности.

Был ли Гарсон отстранен от дела по политическим соображениям, пал ли жертвой собственного честолюбия, в конечном счете неважно. Дело родственников жертв режима Франко лишилось влиятельного защитника. А юрист, как будто бы нашедший своё призвание в расследованиях против Аугусто Пиночета и других ведущих фигур авторитарных режимов, сам оказался на скамье подсудимых.

Винсенте Карпеньо, с которым я познакомился на мемориальной акции в Навалкане, прислал мне электронное письмо. В письме он описал в двух словах то, что потом рассказал подробно. Речь шла о его деревне, находившейся в сотне километров к западу от Мадрида. «Когда они захватили Эль Реаль де Сан Винсенте, они составили список и обыскивали дом за домом. «Красных» они заперли в доме священника, который дал на то согласие. Три дня их держали под замком, а 3 октября 1936 года загнали в грузовой вагон. Больше никто никогда о них не слышал. Шестеро из этих людей были моими родственниками, среди них – брат и шурин моей матери. Когда моя мама, дядя, сестры и я говорим об этом, мы плачем, как дети», – написал он.

Страх не ушёл

Когда я ноябрьским вечером навестил Винсенто Карпеньо в южном пригороде Мадрида, в небольшой, ярко освещённой комнате за столом меня ожидали семеро человек. И я начал осознавать всю глубину раны, нанесённой этой семье. Деревенские республиканцы одели священника в женское платье, чтобы спасти его от карателей. Однако когда подошли фалангисты, начались жестокие расправы. Дважды привозили грузовые вагоны, каждый раз в них сажали по 11 человек. Вероятно, все они похоронены в массовых погребениях в радиусе 20-25 км от деревни.

Семидесяти лет оказалось недостаточно, чтобы найти выход из этого темного туннеля. 89-летняя женщина, потерявшая всех братьев и сына, плачет. Впервые о происшествии она рассказала лишь 4 года назад. И кто знает, чего это ей стоило. Потому что страх не исчез. Где-то в глубине души ей до сих пор кажется, что кто-то может ей отомстить за всё, что она рассказала.

Перевод с немецкого: Сергей Бондаренко, Никита Ломакин, Уроки истории

Оригинал статьи: Paul Ingendaay «Die Toten der anderen» // Frankfurter