Как боец “Айдара” дважды побывал в плену у боевиков

В Киеве познакомился с девушкой. Мне 29 лет, я всегда был настроен на карьеру. После Майдана произошла переоценка ценностей. Теперь не сомневаюсь: если ты умеешь зарабатывать деньги, то заработаешь их везде.

Я состоял во второй сотне Самообороны Майдана. Сейчас там всё не так, как было тогда. Бывало, толкнёшь кого-то случайно на баррикаде, извинишься, руки пожали и всё ок. На фронте такая же сплочённость. Люди друг за друга переживают. Такой взаимопомощи я не встречал в мирной жизни.

На Пушкинской есть парикмахерская. Во время событий на Майдане мы там стриглись бесплатно. Теперь парикмахеры помогают нам, чем могут: медикаменты собирают, тушёнку покупают. Если кто-то из батальона попадает в госпиталь, они заказывают реанимобиль, чтобы привезти из Харькова в Киев.

Я уехал на фронт 17 июня. Хотел попасть в батальон "Айдар": там много друзей по Майдану, и о командире отзывались хорошо. Особой подготовки не было. Меня спросили: в армии служил? Сможешь разобрать автомат? Я разобрал, собрал. Увидели, что умею, и взяли.

Я не могу говорить о том, что там было. Скажу только, что мы занимались разведкой.

Первый раз я оказался в плену не случайно. Была задача попасть в плен к Алексею Мозговому, чтобы узнать всё изнутри. Легенда была такая: я и ещё двое вышли из тюрьмы после восьмилетней отсидки. Ехали домой, в Луганск. Нас обокрали в поезде. Мы без денег, документов. Выходим, а тут война. В плену всегда есть люди, которые там дольше, чем ты. Часто пленных используют для хозработ. Они много чего видели и знают. Можно даже не задавать вопросы, люди сами рассказывают.

Мозговой — идейный, он верит в то, что делает. Его окружение жалкое. Люди, которые ничего в жизни не сделали, но получили власть и пытаются на ком-то отыграться. Нас отпустили через два дня. Мозговой сказал: либо ты сидел, либо хороший актёр.

Второй раз всё было по-настоящему: мы втроём попали в засаду, а потом в плен. Нам надели мешки на головы, связали руки и повезли в лес под Северодонецком. Посадили в вырытые ямы, покрытые досками, каждого отдельно. Есть не давали, спать тоже. Били, использовали электрошок. Пытались узнать, какие планы у командования, какая есть техника, где базы в лесах, каковы маршруты передвижения. Но нас учили: если попадаешь в плен и всё рассказываешь, то уже вроде как и не нужен, тебя расстреливают. Мы молчали.

При мне был мобильный, там компромат: куча фотографий с Майдана. Я им говорил, что человек на фото не я, а кто-то похожий. Если бы признался, меня бы вывели в поле и расстреляли сразу же.

Выбрался случайно. Наши готовились к тому, чтобы брать Северодонецк, зачищали леса. Случайно наткнулись на эту базу. Нас не меняли, а отбили. Открывается яма, и я слышу: "Слава Украине!" Думал, что сошёл с ума. В плену мы были семь дней. Сразу, когда освободили, были сильные эмоции, тяжело было сориентироваться, где я нахожусь и что делаю. Но когда приехали в батальон, пришёл в себя. Психолог говорит: я так понимаю, всё ок. Я ответил: да.

После плена я поехал в госпиталь, а с моим подразделением случилась беда: погибло тринадцать бойцов. До этого не было таких потерь. Один человек, два.. Раненые… А тут тринадцать. Если бы не плен, я бы тоже умер. У меня нет чувства вины. Просто тяжело. Это были очень хорошие люди.

Я не изменился после всего. Я оптимист, по жизни добрый человек, пока таким и остаюсь.

Поначалу местное население относилось к нам крайне негативно. Но когда увидели, с какой целью мы пришли и что делаем, отношение изменилось. Бывало, приносили еду на блокпосты. Правда, нам не разрешали её брать.

На днях возвращаюсь в Луганск. Ротация такая: через месяц имеешь право на отпуск от трёх до пяти дней. Потом по желанию: хочешь — едешь назад, хочешь — нет. Мне после плена дали десять дней отпуска.

Когда всё закончится, я стану делать мебель. Может, буду жить в Ровно, я оттуда родом. Может, в Александрии — там живёт моя девушка. В Киеве и Одессе мне тоже нравится. Пока не решил.

Автор: Ирина Гамалий, ФОКУС