Западня для свидетеля. Скандал в деле крымских «Башмаков»

Крымчанин Василенко был поставлен перед выбором: быть убитым бандитами, сесть в тюрьму или давать «правильные» показания. Сын бывшего народного депутата Украины, выступивший на процессе по делу о супербанде «башмаков» и почти два года находившийся под охраной милицейского «Грифона», обратился в Европейский суд по правам человека. Он утверждает, что в ходе следствия путем шантажа и угроз его вынудили дать ложные показания. 

Он пришел в редакцию и показал слегка пожелтевшую от времени бумаженцию.

«Ориентировка. Симферопольское УВД за совершение убийства 21.06.1995 г. в районе аэропорта «Центральный» разыскивается Василенко Андрей Анатольевич, 1971 года рождения. Приметы… При задержании соблюдать осторожность. Преступник вооружен».

— Василенко — это я, — произнес гость. — Стучу во все двери. Хочу выложить всю правду… о том, как смалодушничал и оговорил невинных людей, как при помощи угроз и шантажа меня вынудили пойти на такой омерзительный шаг.

Включил диктофон. Мы проговорили почти два часа. На пленке — исповедь некогда загнанного в угол человека, жившего в страхе, терзаемого мучительными угрызениями совести. Сенсационные откровения важного свидетеля, выступившего в суде по громкому делу крымской супербанды «Башмаки».

Верить — не верить? Андрей показал свое заявление в Европейский суд по правам человека (в Страсбурге оно принято к рассмотрению под №37623/09), мимоходом заметил, что является сыном народного депутата Украины (ВР 3-го созыва) Анатолия Василенко). В середине 1990-х он работал контролером в симферопольской фирме «Руфь», которая ведает сетью городских рынков (название предприятия редакция изменила). Окончил налоговую академию. Какое-то время крутил баранку в налоговой структуре. Сегодня не у дел.

Читаю заявление Андрея Василенко в Европейский суд:

«…В результате действий следователя Генеральной прокуратуры Украины и офицеров МВД я стал жертвой бесчеловечного и унижающего обращения, не имею в Украине эффективных средств защиты. Мне угрожают, меня запугивают с целью заставить давать неправдивые показания по уголовному делу против иных лиц. Следователь и офицеры объясняют это интересами своего расследования. А я из-за их интересов теперь нахожусь в постоянном страхе перед ответственностью за данные мною ложные показания и в страхе перед возможной расправой со стороны властей…»

Еще фрагмент из этой же жалобы Василенко:

«В июне 2007 года офицеры МВД сообщили, что мне угрожает расправа тех людей, которые указаны в подписанных мною показаниях. Следователь прокуратуры вынес постановление о том, чтобы меня взять под охрану. Под влиянием страха за свою жизнь… я перестал жить дома и в течение нескольких месяцев проживал под постоянным контролем офицеров — сначала на даче в пригороде Симферополя, а затем на квартире в Севастополе… Меня продолжали пугать, что в случае моего отказа сотрудничать с прокуратурой и МВД, а также если я откажусь от подписанных ранее показаний, то меня перестанут охранять и арестуют за преступление, совершенное неизвестными в 1995 году, поместят в СИЗО, где со мной расправятся….»

Отложим бумаги в сторону и начнем интервью.

— Вы до сих пор числитесь в розыске, Андрей Анатольевич?

— Сегодня — нет. А вот раньше… я реально прятался, в общем, был в бегах. В СИЗО даже сидел несколько месяцев.

— И о чем этот криминальный сюжет?

— В 1995 году меня подозревали в убийстве четырех человек. История началась с того, что однажды утром в Симферополе к моему дому на машине подкатили четверо, и на меня было совершено покушение. К счастью, стрелок промахнулся — пуля не задела меня. В тот же день милиция обнаружила этот автомобиль на окраине города (он сгорел), а в нем — четыре трупа. Чуть позже я узнал, что погибшие — те самые наемники, которые покушались на меня. Они были застрелены. Подозрение пало на меня и моего товарища Игоря Марука. Почему? Не знаю. Может быть, потому, что нас не оказалось на месте, когда милиция нагрянула с обыском в офис фирмы «Руфь». Нам позвонили знакомые: «Вас, ребятки, ищут!» В моей душе поселился страх — страх быть арестованным по сфабрикованному делу. И я затаился. Ну а через некоторое время надоело бегать, я добровольно пришел в «органы», чтобы выяснить, кто же на меня напал. Проходил подозреваемым по делу, но поскольку на мне никакого криминала не было, то долго держать меня в СИЗО не стали.

— Но это же в вас стрелял киллер. И это ведь вы, как я понимаю, — пострадавший!

— Я тоже так думал. Пока не появилась вот эта милицейская ориентировка о моем розыске.

— Кому понадобилось ликвидировать вас?

— Вероятно, меня с кем-то перепутали. Работая в тот период контролером на рынке в фирме «Руфь», я знаю, что никому дорогу не перешел.

Ремарка. По версии следствия, фирму «Руфь» держала организовання преступная группировка «Башмаки», да и сам, дескать, криминальный авторитет Виктор Башмаков являлся одним из ее учредителей. Однако официально контролирующие органы не имели претензий к этому предприятию.

— Почему вас стали прессинговать? Ведь к вам, как я понимаю, у правоохранителей уже претензий не было?

— Начиная с 1997 года мне не давали спокойно жить. Ко мне домой периодически наведывалась милиция (обыски и все такое). Правда, в тот период, когда мой отец являлся народным депутатом Украины обыски прекратились — в квартиру нардепа уже нельзя было так просто зайти. И меня это обстоятельство спасало.

— И все же. Чем мотивировали стражи закона столь пристальное внимание к вашей персоне?

— Тем, что я якобы вхожу в группировку «Башмаки» и нахожусь в оперативной разработке. К «башмакам» меня причислили в связи с тем, что я, видите ли, когда-то работал в фирме «Руфь». Иногда милиционеры подъезжали ко мне на улице, одевали наручники и — «Поедем с нами!». Несколько раз ко мне на выручку в «участок» приезжал отец — и меня отпускали. Где-то в 2003-м я познакомился с коммерсантом Виталием Любчиком (с ним случайно свели общие знакомые). А Любчик работал вместе с неким бизнесменом Виктором К. по прозвищу Карась.

И вот однажды Любчик предложил мне работу в севастопольской фирме, которую он опекал и которая торговала израильской лечебной косметикой. Может быть, вы знаете, но в 2006 году Карась был арестован. Виталий Любчик был объявлен в розыск. Я знал, что Любчика разыскивают (ведь он сам мне говорил об этом). И вот однажды в 2006-м Виталий предложил мне встретиться… Мол, важное дело. Я приехал. Смотрю — вместе с Любчиком стоит (в гражданском) знакомый сотрудник милиции. Конечно же, я был немало удивлен. И что слышу. Любчик говорит: «Вот Валерий Владимирович занимается делом Карася. Он хочет помочь «вытащить» его из тюрьмы. Но для этого надо «потопить» Данилу и Молдована». (Настоящие фамилии — Данильченко и Кожухарь.)

— Не пойму, но при чем здесь вы, Андрей?

— Я был ошарашен. А Любчик наседал, обращаясь ко мне. Мол, у меня есть грешки (вспомнил старое дело о четырех сгоревших трупах в 1995 году), и если я не соглашусь «помогать», то мне оденут мешок на голову и увезут в Одессу, в тюрьму. В общем, встреча закончилась тем, что мы с милиционером обменялись номерами телефонов. Потом было еще несколько подобных «деловых» встреч, где сотрудник «органов» мне прямо пригрозил арестом. И сказал, что надо подписать парочку протоколов… Ну и я согласился…

— Андрей, о чем вы рассказывали в тех, как сегодня утверждаете, неправдивых протоколах?

— В одном из них я рассказывал, что воочию видел, как в декабре 1996 года, в Симферополе, в помещении стеклотарного пункта некий Виктор Гаврюшенко нанес ножевые ранения Сергею Есину (фамилия в статье изменена. — Авт.). И якобы в тот момент Есина, чтобы он не вырвался, за руки держал Николай Джежеря.

— Скажите, Андрей, а зачем следствию, спустя многие годы, понадобилось раскручивать давние крими-истории, да еще при помощи сомнительных показаний? Ваша версия?

— Предполагаю, что стояла задача — как можно больше людей усадить на скамью подсудимых. Мол, там — разберемся… Я не берусь оправдывать подручных Башмакова — пусть каждый ответит за содеянное. Однако на собственном примере вижу страшные ошибки этой милицейско-прокурорской «жатвы» — в СИЗО оказались в том числе и невиновные. Вот, скажем, Джежеря. «Органам», как я узнал, нужно было одеть наручники на таких симферопольских авторитетов, как Данила и Молдован. Вероятно, было решено выстраивать обвинения против этой парочки через «признательные» показания их знакомых… А кто в 1995-м был директором рынка? Джежеря. Значит, и его задержали.

Из следственных источников: «Впоследствии потерпевший Есин С. изменил показания и, будучи дополнительно допрошенным в сентябре 2009 года, заявил, что к покушению на его убийство Гаврюшенко В. и Джежеря Н. не причастны. Что его убить пытались иные люди — граждане по прозвищам Паштет и Старый (ныне покойные)».

— Итак, вы сотрудничали с правоохранителями, следственная машина крутилась на полную мощь. В СИЗО оказалось больше десятка обвиняемых, которым инкриминировали различные преступления времен Башмакова. Вас оставили в покое?

— Если бы. Однажды уже упомянутый мною офицер МВД — Валерий Владимирович — ошарашил меня новостью: в связи с тем, что я подписал протоколы показаний, мне грозит опасность — меня могут «убрать» подручные Данилы. Посему я должен написать заявление о предоставлении охраны, указав в протоколе вымышленные сведения о каких-то уголовниках, якобы приходивших ко мне домой. Я согласился. И вскоре ко мне были приставлены вооруженные сотрудники милицейского подразделения «Грифон» из Севастополя. Мой куратор из МВД сказал: «Все, Андрей, назад дороги нет. Только вперед, только разоблачать «башмаков»!»

— И где вы, опаснейший для супребанды свидетель, жили, позвольте полюбопытствовать?

— Несколько дней пробыли на какой-то даче близ Симферополя, а потом переехали в Севастополь, на базу «Грифона». Там со мной провели беседу, от которой я пришел в ужас. Мне было сказано, что я должен подыскать квартирку для проживания, что «пацанов — «грифоновцев» — надо кормить (они же не могут ходить голодными)». А у меня — ни работы, ни денег… И тут еще два «милицейских рта». Пришлось кланяться в ноги знакомой предпринимательнице Елене, у которой я когда-то работал. Она заняла мне денег, и я, сняв жилище, заплатил за два месяца вперед. Вместе с двумя охранниками я коротал время в этой квартирке. Одолженные деньги катастрофически таяли, и я стал возмущаться… Мой куратор из МВД — Валерий Владимирович — однажды привез мне сто баксов, заверил: «Семеныч что-то придумает».

— Семеныч — это кто?

— Старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры, он возглавлял следственную группу по разоблачению «башмаков». После моего возмущения бедственным положением меня привезли в Симферополь, где в 11 ночи, в милицейском кабинете устроили конфиденциальную встречу с арестованным бизнесменом Карасем. Его специально привезли сюда под конвоем из Одесского СИЗО. И сказали ему, что он должен оказывать мне материальную помощь. Тот согласился выделять (при посредничестве своей жены) ежемесячно мне 700 долларов.

Но зато поставил условие: я должен подписывать абсолютно все протоколы показаний. Дескать, это нужно для того, чтобы арестовать Данилу и Молдована. Карась на прощание оптимистически заверил: «Мы с тобой еще выпутаемся…» В ту же ночь мы уехали в Севастополь, на старую квартиру. Но скоро я понял, что Карась меня обманул. И я еще сильнее стал протестовать. Куратор пригрозил: «Не вздумай убегать!» Следователи привезли фотографии каких-то неизвестных парней, велели «под протокол» опознать их. Сами же называли фамилии, клички… Я все бумаги, почти не глядя, подмахнул. А потом твердо сказал, что терпение мое лопнуло и я еду домой, в Симферополь. Меня отпустили, но с охраной.

Штрихи к ситуации. По сведениям хорошо осведомленных источников, в 2005-м между Данилой, Молдованом и Карасем произошел конфликт. Первые обвинили Карася в том, что он продал свой бизнес и не поделился с братками. Случайно или нет, но в Симферополе кто-то поджег вещевой рынок, который контролировал Карась. В ответ — пожар на рынках, где просматривались интересы Данилы и Молдована. В Крыму появляется следственная группа Генпрокуратуры и начинает расследование деятельности «башмаков». Карась и другие попадают на нары.

— Любопытно, Андрей, и как ваш отец, бывший парламентарий, воспринял новый статус сына — охраняемого лица?

— Он не знал, что я нахожусь под контролем «Грифона». Для него, пожилого, больного человека это было бы травмой. Но бойцы опекали меня лишь тогда, когда я выходил из дому, а потом провожали только к подъезду и уезжали на базу. Жилось мне туго, в кармане — ни копейки. Следователь посоветовал устроиться на работу в какую-то охранную структуру. Я удивился: «Но ведь со мной «грифоновцы»!» И услышал шутливое: «Прекрасно, они же с оружием, вот и будут тебе помогать». Видя, что я загнан в угол, «следаки» устраивают мне вторую встречу с Карасем. И опять почти точь в точь повторился старый сценарий предыдущей беседы. Карась наседал на меня, уговаривая давать показания против Гаврюшенко и Джежери, мол, эти двое выведут следствие на Данилу и Молдована. За мои услуги Карась уже пообещал мне купить машину и квартиру. Увы, и в этот раз он не сдержал слово. Лишь пару раз мне посредник передал по 200 баксов «от Карася».

— И вы так легко согласились оговорить этих людей?

— Следователи меня долго «убалтывали», используя излюбленный приемчик: дескать, если я откажусь, то у меня есть два варианта — меня как свидетеля убьет Данила или же я сяду за решетку в связи с преступлением 1995-го года (напомнили историю о четырех трупах). Когда я подписал «нужные» протоколы, мои кураторы едва не запрыгали от счастья.

— Какой период времени вы находились под охраной?

— Почти два года, с 2007-го по 2009-й. Мои визави везде со мной «гуляли». К примеру, помогаю родным на даче — вывожу землю на тачке. А рядом идут два «секьюрити». Забавно. Бывало, зайду в кафе пообедать — и «грифоновцы» со мной. Беру себе что-то покушать и непременно их угощаю. Это же по человечески. Но однажды обстановка в отношениях с «Грифоном» накалилась. Утром мои охранники почему-то опоздали ко мне с визитом, и я уехал в город один. Командир подразделения устроил мне по телефону этакий разнос. Пришлось ему в резкой форме ответить, что я не нахожусь под арестом. На следующий день за мою строптивость он мне «отомстил» оригинальным образом — к моему подъезду прибыли двое «грифоновцев» в милицейской форме (раньше они всегда были в гражданском). В глазах соседей я стал арестантом, подозреваемым. Пожаловался куратору. Помогло. Операция с переодеванием быстро закончилась.

— И вот однажды, на завершающем этапе следствия, вы отказались от прежних показаний. Почему?

— Уже не мог жить во лжи. Не спал, ходил как чумной. А потом решил: была не была — пошел к следователю с адвокатом. И тот заявил, что я хочу дать правдивые показания. Что тут началось! Мой телефон раскалился от сердитых и гневных звонков. Мои кураторы рвали и метали. А я… Я устал. Устал бегать, прятаться. После суда над «башмаками» останется только на Луну сбежать. Так и сказал звонившим.

— Вас вызывали в суд?

— Это было в октябре 2009-го. Да, меня вызвали в Одесский апелляционный суд дать свидетельские показания по эпизоду нанесения Есину ножевых ранений. Я рассказал, как это было, назвав реальных виновных.

— И что сегодня делаете?

— Написал заявления в разные инстанции. Добиваюсь справедливости. Да, я готов нести уголовную ответственность за дачу ложных показаний, но в то же время прошу возбудить дело в отношении тех следователей, которые вынудили меня стать на стезю оговора. В правоохранительных ведомствах мои жалобы в упор не замечают и не принимают процессуальных решений о применении ко мне незаконных методов ведения следствия. Может, в Европейском суде меня услышат.

Из заявления Андрея Василенко: «Прошу Европейский суд по правам человека признать, что в отношении меня в Украине, начиная с 2006 года и по 2009 год, нарушаются права, гарантированные статьей 3 Европейской конвенции о защите прав человека — право быть подвергнутым бесчеловечному и унижающему обращению, а также статьей 13 Конвенции — право иметь эффективные средства защиты в национальных органах. Я не заявляю никаких имущественных, материальных или моральных требований, потому что целью моего обращения является только защита от произвола властей…»

СУДЯ по оперативным сведениям МВД Украины, в 90-х годах на территории Крыма активно орудовали три крупные преступные группировки: «Башмаки» (около 140 человек), «Сейлем» (приблизительно 300 бойцов), «Имдат» (около трех десятков «штыков»).

Криминальная история ОПГ «Башмаки» берет свое начало с конца 1980 года, когда неоднократно судимый авторитет А. Ткачев по прозвищу Сахан сколотил банду. Вместе с Ткачевым главенствующие роли в этой группировке занимали В. Башмаков и О. Дзюба. Бригада специализировалась в основном на вымогательствах у предпринимателей крупных денег, ликвидации неугодных.

В середине 1991-го между группой Ткачева и конкурентами из «Сейлема» произошел вооруженный конфликт, в ходе которого Ткачев был убит. После этого его ОПГ распалась на несколько отрядов, подчас воевавших друг с другом за сферы влияния. Одна из банд, в которой заправлял Виктор Башмаков, получила название «Башмаки».

По версии следствия, вместе с Башмаковым в группировке «вопросы решали» Данила и Молдован. В июне 1994 года Виктор Башмаков был убит. Однако у его бригады осталось прежнее название «Башмаки», во главе которой стояли те же Данила и Молдован.

В апреле 2009 года в Апелляционном суде Одесской области начался процесс над участниками ОПГ «Башмаки». Их обвиняют в создании преступной организации и бандитизме. На скамье подсудимых — 17 человек. Как сообщила пресс-служба крымской милиции, организаторы группировки — Александр Данильченко и Николай Кожухарь — находятся в международном розыске.

Приговор по этому делу до сих пор не вынесен.

Леонид ФРОСЕВИЧ,  «ВЕДОМОСТИ»