Репортаж корреспондентки издания «Новая газета. Европа» Ольги Мусафировой о гибели известного поисковика.
…Примерно пятьдесят секунд видеозаписи. Дыхание того, кто бежит с тыльной стороны шумоизолирующего забора вдоль Житомирской трассы. На траве снег. Картинка прыгает: человеку приходится падать — стреляют.
Поднимается, проникает в проем ограждения. На проезжей части лежит убитый. Руки раскинуты в стороны, простоволосый, под курткой подстежка защитного цвета, на асфальте пятна крови.
– Сегодня, кажется, первое марта, — произносит пишущий видео. — Сзади, приблизительно в километре от меня, их танки, БТР-ы. Не знаю, видят меня, не видят. Короче, вот (сгребает ладонью снег с мертвого лица). Может, кто узнает?..
Александра Довгаля, депутата Макаровской территориальной громады, решением органа местного самоуправления накануне вторжения назначили главным по теробороне Березовки и соседних сел. Пока работал интернет, Довгаль обследовал вверенную территорию, выкладывал отчеты в Фейсбук: что творится вокруг. Фотографировал подбитую технику врага. Просил у руководства страны гранатометы: «Мы справимся не хуже ВСУ! Свяжитесь со мной!»
Но вскоре россияне заняли Березовку. Александру повезло: в коттедж вломились в его отсутствие, застрелив пса, а самого Довгаля несколько раз остановили на улице, обыскали.
Хранить в компьютере обличающие видео стало невозможно:
– И в целях безопасности я все удалил, — признает, как есть. — Иначе пуля на месте.
Об убитом на сороковом километре Житомирской трассы Довгаль узнал от члена березовской теробороны, пенсионера Леонида Александровича.
– 28 февраля прошла колонна русских. На следующий день я встретил женщин, которые рассказали, что на дороге мертвый. Мой сын, внук, я и еще два соседа отправились туда… В карманах мужчины не было ни паспорта, ничего. Взяли телефон, по телефону можно найти, но хлопцы испугались: «А если наводчик, корректировщик огня?» Карточку выбросили отдельно, аппарат отдельно. Смотрю — бинокль в футляре. Хотел снять, покойному уже не надо, а мы будем следить. Только начал снимать, выезжает из леса «газончик», следом БТР. Мы бегом назад, за забор, слышим — тататата! — очередь…
На противоположной стороне, продолжил Леонид Александрович, стоял «фольксваген» убитого, развернутый в сторону Киева:
– Эти поедут и нарочно же раздавят. Вытащил ключи из замка, думаю — перегоню, семье его отдам, хоть что-то останется. В сумерках вернулся. Машина завелась сразу. Поехал не по главной, а в объезд, поставил у своего двора, под лесом.
Мандраж был, конечно. Мои родные паниковали: «Сейчас сюда прилетит!» В бардачке из документов только страховка, но с адресом: село Червоная Слобода, фамилия владельца. На следующий день позвонил в Киев, страховикам, потому что в Червоную Слободу не прорваться, орки вокруг. А страховики: «Личный контакт владелец не оставлял, да и вы ж понимаете, что происходит. Народ разбежался, некому искать…»
Тогда Леонид Александрович набрал Довгаля. 1 марта подобрались к убитому вместе, Александр снял то самое видео.
– Решили оттянуть с дороги, чтобы похоронить временно, — продолжает пенсионер. — Но стрельба… Вернулись через день. И снова выезжает БТР, как даст очередь — не знаю, по нам или пугал. Ну и все… Март, слава Богу, был морозный. В конце месяца, как только наши зашли в район, мы с товарищем у пешеходного взорванного моста, где ресторан «Карпаты», установили украинский флаг, и я предложил: «Давай глянем, лежит еще или нет». Тело находилось на прежнем месте, накрытое белой мешковиной, придавленной по краям камнями.
Потом позвонили друзья этого человека. Я подтвердил — да, видел. На тот участок военные не впускали: разминирование. А когда стало возможно, то покойного уже забрали…
Как сходятся звезды
Рабочий район Киева, первый этаж жилого дома, подстанция «Скорой помощи». Комната, где персонал между вызовами теоретически может отдохнуть.
Еще недавно, когда страшнее ковида не было ничего, здесь падали с ног, а сейчас — затишье и полумрак.
Платяные шкафы придвинуты к окнам вплотную: в случае «прилета» и взрывной волны осколки стекла не поранят.
– Не хочу нигде фигурировать, — повторяет Владимир. — И Юра не любил такого: кто круче, кто нашел…
Не без труда удается убедить — об их с Юрием Ренкасом «Вертикали» должен рассказывать не журналист, а именно он, Владимир Жарко, «в миру» — водитель «Скорой» с большим стажем, а вообще музыкант и волонтер, поскольку на общественных началах давно занимается поиском погибших солдат Великой Отечественной. (Почему оба сопредседателя, Жарко и Ренкас, назвали ГО «Вертикаль», не спрашиваю, и так понятно — Высоцкий, мужская дружба, «На братских могилах не ставят крестов».)
С Ренкасом они, земляки, познакомились в 2008-м. Свел общий знакомый.
– Юра работал наладчиком компьютерного оборудования на заводе. В Червоной Слободе людям компьютеры чинил «за так». Интеллигентный, добрый. Щедрый. Мы с женой увлекаемся фото-видео съемкой, а для редактирования нужен более мощный комп. Звонит: «По случаю блок питания купил. И плата хорошая есть». Туда-сюда, короче, через месяц привозит компьютер: «Какие деньги, Вовик, не начинай!» И так всегда: готов отдать последнее. Тоже с детства интересовался историей, войной. Тоже плохо относился к склокам за места в среде «копателей».
Начинали как специальная поисковая группа при Украинском фонде поиска «Память». (Позже я поговорила с председателем совета директоров «Памяти» Михаилом Алексеевичем Крысько, немолодым и, в силу рода занятий, умеющим сдерживать эмоции: «В нашем мире мало человечности. Юра — воплощение. Мы убиты». Михаил Алексеевич произносил имя «Юра» и делал паузу, чтобы вдохнуть.)
– Первого «своего» солдата нашли через несколько выездов, в Киевской области, — вспоминает Жарко. — Сразу возник вопрос: что дальше? Леша, наш третий друг, сказал: «Чтобы перейти грань между живыми и мертвыми, надо взять на себя моральные обязательства и поступать полностью честно по отношению к мертвым и к себе». Так и есть. Если иначе — отольется семьям, внукам. Мы веруем, только церковь не посещаем постоянно.
Позвали священника, поставили обелиск, ограду, вырезали кустарник вокруг, сделали место, к которому в поминальные дни ходят до сих пор. И поняли — просто искать и оставлять безымянными нельзя, невозможно.
– Но столько звезд должно сойтись, чтобы идентифицировать солдата… — открывает Владимир галерею в смартфоне. Объясняет: в сорок первом погибших красноармейцев не хоронили, а прикапывали в санитарных целях. В сорок третьем — привозили в ближайший населенный пункт, указывая только тех, кого знали. Других засыпали землей на месте, в воронке или окопе. Но им, поисковикам, мало исследовать поля бывших боев в сотни гектаров. Мало «назвонить» под землей находку (если на солдате остался металл, прибор подаст знак). Мало провести полную археологию, зафиксировать положение останков, правильно сделать эксгумацию щеточкой, кельмой:
– Мы с каждым установленным проживали целую его жизнь.
На одном из кадров скелет будто обхватил землю руками.
– Лейтенант Круглов, — говорит Владимир как о знакомом. — Прямое попадание, разбило каску, противогаз, там и прикопали… Счастье — найти солдатский ЛОЗ, личный опознавательный знак, капсулу с бумажным вкладышем. Второе счастье, когда запись ЛОЗа — где родился, откуда призвался, — сделана химическим карандашом. Вымывается, выцветает меньше. Капсулу отдаем эксперту, сами не вскрываем. От изменений микроклимата и перепада температур способна рассыпаться в руках. И солдат погибнет во второй раз.
Листаем фото недавних лет. Клуб поселка городского типа Макаров, под транспарантом «Слава Украине!» — обитые красной тканью гробы, рядом почетный караул. Село оплакивает бойцов, перезахоронение. На свежем снимке тот же клуб, но с дыркой в стене от выстрела российского танка…
– А это Андреевка. Здесь, под селом, двумя организациями нашли больше двухсот солдат из Ростовской области.
– В Ростовской области, в Миллерово, кажется, сейчас аэродром «подскока» для бомбежек Украины, — замечаю автоматически.
Жарко показывает снимки ЛОЗов, восстановленные Сашей Дударенком, гением программирования, побратимом «Вертикали» из Беларуси. Потом сделали запросы в архивы, подключили знатоков с профильных форумов. Звезды по-прежнему не изменяли. Начали поиск родных: готовы ли к встрече спустя столько лет? Разные случаи бывали в практике.
– Список россиян, которых мы передали в Миллерово из Андреевки: Воскресов, Стетюха, Соколов… О каждом хоть книгу пиши.
Молчим.
– В Андреевке сильнее всего зверствовали, — произносит Владимир. — Много мирных убили, еще больше пытали. Полсотни мужчин пропало без вести.
«Вертикаль» это не про азарт «Покопаем, я место разведал!». Не про «дедовоевалки» и «Никто не зарыт!» — так зло реагируют здесь после 2014-го на то, что неслось из России. Хотя реконструкции, перенесение в эпоху, и тут любили по-прежнему. В гимнастерках и красноармейских шинелях Владимир, Юрий и их коллеги есть в эпизодах украинского фильма «Верить» — и даже в китайской компьютерной игре. Ролик о Второй мировой получился интересней, чем сама игра.
Организация работала только по разрешениям министерства культуры Украины. Отчетность, визирование плана по инстанциям, и тому подобное.
– Очень серьезное отношение. Намного честнее и успешнее, чем у россиян… Было до февраля, — обрывает себя на полуслове Жарко.
Домой, в Россию
Идентифицированных красноармейцев родом из России «Вертикаль» отправляла домой больше десяти лет кряду.
– Последним стал Юрин солдат, — замечает Жарко, — Иван Васильевич Зяблов, Кировская область.
К процедуре транспортировки останков оба государства имели отношение по касательной. Договаривались энтузиасты. «Вертикаль» сама заказывала и оплачивала маленькие гробы.
Позже появилось условие: только прозрачные контейнеры, чтобы «вложение» видели пограничники и таможня. Владимир вспомнил об известном поисковике из Петербурга Андрее Лященко, назвал еще нескольких соратников — россиян, близких по духу, так же остро переживавших войну России против Украины. Но фамилии просил в газете не упоминать — опасно для них.
– А Лященко? — уточнила я.
– Андрею не страшно. Он умер в ноябре 2020-го, от ковида.
Лященко, уроженец Луганской области, бывал в Украине много раз. «Грузы 200» для российской глубинки принимал именно он, а не какое-то холодное официальное лицо. Хотя, например, лейтенанта Агаджаняна (слово «прах» Жарко не употребил ни разу) забирал в торжественной обстановке, в Национальной военно-историческом музее, посол Азербайджана в Украине. А посольство Казахстана вообще отправило самолет, чтобы с почестями доставить на родину своего героя, Кайржана Тикшекеева.
– Казахское телевидение сняло о Тикшекеевых несколько программ, — кажется, впервые улыбнулся Жарко. — Марат, внук, благодарил: мы, мол, восстановили справедливость. И старым людям теперь стыдно смотреть в глаза представителям рода Тикшекеевых. Отец Марата помнил, как в послевоенный год прибежал из школы в слезах — «Детям предателя на елку нельзя!» В поселке считали, что раз похоронки нет — дезертир. А боец лежал в поле украинского села Боривка…
Самый масштабный из услышанных мной сюжетов тоже напрямую связан с Юрием Ренкасом.
Весной 2012-го он, везучий и настойчивый, не просто «назвонил» солдата у села Перевоз Васильковского района, но чуть ли не сразу узнал о нем все. С одной стороны солдатской ложки были выцарапаны конь и надпись: «Стройконтора. Саенко Алексей Александрович, 1910», с другой адрес: «Ставропольский край, Арцгирский район, село Арцгир, улица Арцгирская, 10».
В музее истории Украины во Второй мировой войне с поисковиками согласились: Саенко вряд ли успел «махнуться» ложкой с кем-то из товарищей. Архив подтвердил — первый бой высадившейся тут стрелковой дивизии стал для многих последним. И заход в «Одноклассники» дал результат. «Это мой дедушка Алеша, всю жизнь его искали! Я желание загадала под Новый год!» — писала и плакала женщина из Арцгира. Рядом нашли односельчан Саенко — Короткова и Уманца.
Вскоре большая родня плюс глава Арцгирской районной администрации, глава поссовета и так далее «высадились» в Киевской области, но сбились с дороги. В четыре утра Юрий, Владимир и другие члены «Вертикали» помчались выручать. Потомки Алексея Саенко могли не представляться, такое же строение черепов — лобастые… Обнялись. Начальство села принимающей стороны накрыло «поляну» прямо на капоте. Устроили на ночлег. Опять накормили. Обнаружили, что гости общаются на смеси русского с украинским, «суржике». Поднялись на лифте на Родину-Мать, полюбовались с высоты панорамой Киева, съездили на экскурсию в Чабаны, к знаменитому доту Киевского укрепрайона. Сфотографировались вместе на память.
Спустя месяц, после того как уладили необходимые формальности, делегация из Арцгира прибыла снова — забирать своих. На прощание, в ресторане «Козацькі страви», когда на столах не осталось свободного места, но тарелки продолжали несли, уговаривая хоть попробовать, одна гостья сказала хозяевам, опустив глаза: «Вы нас так принимаете! Знали бы, что про Украину говорят по российскому телевизору…»
До Майдана и войны оставался год.
За что
Прямая речь Владимира Жарко.
– Я это видео ни разу до конца не досмотрел, не смог. Десять пулевых ранений. Десять! А машина целая. Не знаю, он убегал на другую сторону дороги или перевели и расстреляли? Может, подстежка «бундесовской» куртки сыграла роль? Или кофр с биноклем на плече, Юра с ним не расставался…
Хотя нет, если бы приняли за военного или разведчика, то взяли бы в плен, пытали. А так убили, как на охоте. Просто за то, что человек…
(27 февраля Владимир и Юрий созванивались, прикидывали, куда именно движутся танки. Уже передавали страшное: легковые машины, в том числе, с женщинами и детьми, на Житомирской трассе российские военные давят гусеницами, бьют в упор. Жарко набрал друга, чтобы предупредить — танковая колонна ближе к Юрию, но тот не ответил. Вышел на связь позже, обменялись месседжами. А 28 февраля Ренкас поехал на разведку и пропал. Вечером Жарко позвонила жена Юрия, потом брат: вдруг не смог вернуться до комендантского часа, заночевал у друзей? — О.М.)
– Начали поиск. Тем более, на телефон Юры еще прошел вызов, батарея держала заряд. Через десятые руки наш поисковик Витя Марикуца пробил вышки, где засветился телефон. Поняли: в радиусе Березовки, плюс-минус. Стали вычислять по Фейсбуку кого-то из этого села. Коллега из России — просто в истерике, в шоке от войны и от плохого предчувствия — очень помогла. Нашла местного жителя: «99 процентов даю, водителя машины, возле которой я стоял, расстреляли на противоположной стороне трассы. Он там до сих пор».
Я был зол на людей, которые прежде вселяли надежду: на Житомирской, мол, не Ренкас. Вы же не видели вблизи! Многие тяжело шли на контакт, боялись — понятно, оккупация. Но мы узнали о дедушке, который не побоялся перегнать «фольксваген», и о депутате, что записал видео. Восстановили стертую запись с жесткого диска. Надежда умерла…
Чтобы пробиться в Березовку, пришлось ждать освобождения региона. Тут же объявили продолжительный комендантский час. Разминулись буквально на день, Юру забрали в морг. Без документов — значит, неизвестный. Обзвонили органы внутренних дел: глухо. Выручил товарищ — передал видео знакомым сотрудникам на приемке в морге. Там ответили: вроде есть такой в рефрижераторе, подстежка у куртки точь-в-точь, а самого узнать трудно — что вы хотите, больше месяца прошло…
На опознание приехали жена, брат и я. Справку получили, похоронили. Знаете, когда солдат хоронят, какой бы плохой не была погода, в тот момент обязательно выглянет солнце. И с Юрой Ренкасом так же получилось, все наши обратили внимание.
Меня подрывало написать или позвонить этим Саенко из Ставропольского края…
После войны в украинских полях-лесах окажется достаточно тел российских солдат. Нам на курсах Красного Креста по судебной археологии преподаватель из Мексики повторял: «Каждый человек имеет право быть установленным и похороненным. Это наш, то есть, живых, долг». Не знаю, может, из России не побоятся свои поисковые группы сюда прислать, или организации матерей самостоятельно возьмутся. Но я, например, точно искать и отправлять их домой не буду.
Не бу-ду.
Автор: Ольга Мусафирова, «Новая газета. Европа»