10 историй женщин без определенного места жизни

У нового поколения, скорее всего, праздника под названием «8 Марта» уже не будет. Но для поколения нынешнего этот день — еще один повод вспомнить о мамах и сёстрах, любимых и дочках. О тех, кто с нами рядом и любим безо всяких праздников. Два года назад у всех нас появились новые соседи. Новые мамы с колясками. Новые бабушки в очереди. Новые продавщицы в магазине возле дома. Переселенцы, ищущие мирной жизни в чужих городах. Переселенцы, порой жестко припечатанные штампом «малообразованных маргиналов с Донбасса». Но на самом деле они разные…

 Одна молодая мама, переехавшая в Киев из Луганска, однажды сказала: «А ведь мы всегда и везде теперь будем предателями. Где бы мы ни жили. Когда мы уезжали оттуда, увозя из-под бомбежек детей, убегая от неумолимо надвигающегося 37-го года, оставшиеся там кричали нам вслед: «Вы предатели, вы предали свой город». Когда мы приехали сюда, нам говорили: «Вы предатели, вы позвали в наш дом войну, это вы выходили на референдумы, это за вас гибнут лучшие из наших мужчин». У нас больше никогда не будет дома. Нигде в этой стране».

Кто-то уезжал на несколько недель. Кто-то с пониманием, что никогда не вернется. Кто-то успел вывезти только детей. Кто-то не смог забрать документы. Кто-то бросал в сумки семейные фотографии. Кто-то тащил через блокпосты ковыль из-под дома. Они уезжали последними поездами и чужими машинами. Они ехали к друзьям или в неизвестность, оставляя за спиной всю свою жизнь — счастливую или несчастную, чтобы все начать с чистого листа. Им снится их дом, который никогда уже не будет прежним. Они часами могут говорить о прошлом и почти никогда — о будущем. Они узнают друг друга в толпе в чужом городе по одним им понятным признакам и радуются этим встречам. Они пытаются построить жизнь заново тут, в чужих городах. Переселенцы. Люди с корнем вырванные из прошлой жизни. Украинцы. Которые не могут найти место в своей стране.

Анна Мокроусова

Аня выехала из Луганска 4 мая 2014 года. В тот же день, как ее освободили из плена. В плен в те дни попасть было легче легкого — Аню опознали как участницу Евромайдана. Собственно, свою позицию она и не скрывала. Когда ее взяли, знакомые звонили Парубию, и он обещал помочь. Правда, потом трубку так больше никогда и не взял, но это обещание дало ей силы. Знакомые из «Восток SOS» буквально за шкирки вытащили их с дочкой в Киев. Аня говорит, что если бы их тогда силком не забрали, она осталась бы в городе — помогать своим и организовывать мирные акции. Тогда, после плена, она все равно верила в мирные акции и Украину в Луганске .

Через неделю, во время референдума вернулась в город забрать машину. И все, что можно было на ней вывезти. К этому моменту она уже понимала, что какое-то время им с Майкой придется пожить в Киеве. Правда, не думала, что это затянется на годы. Большинство людей, выезжавших тогда, вывозили одежду и бытовую технику, ценности и документы. Аня — баночки и бутылки, которые расписывала в мирной жизни. Кружку, сделанную своими руками. Связку ковыля. Говорит, тут такого нет…

Первые дни скиталась то там, то тут — по квартирам малознакомых людей, предлагавших пожить пару дней. Потом смогла сдать свою квартиру в Луганске, и это позволило частично покрыть расходы на съем квартиры тут. Чтение семинаров и тренингов по психологии — не очень стабильный заработок, но они с дочкой на него живут. Сами, не прося помощи у других. Все свободное время Аня занимается семьями пропавших без вести и пленными. «Блакитний птах» оказывает не только психологическую, но и абсолютно практическую помощь. От того, как написать заявление и где искать человека, до помощи с едой и лечением.

И отчаянно тоскует по своему дому. По своим стенам, раскрашенным в синий цвет. По своей ванне, в которой можно лежать часами и слушать музыку. По паратрайку, на котором можно подняться в небо. По той жизни, которая была до лета 2014-го. По той жизни, в которой можно было говорить о хенд-мейде, а не о пытках. И где Майка была маленькой принцессой, девочкой со счастливым беззаботным детством. Недавно Майка, которая учится сейчас во втором классе, сказала: «Мама, зачем нам все эти вещи? Если война придет в Киев, что мы будем с ними делать?». И мама Аня, профессиональный психолог, умеющая помочь другим, так и не нашла, что ей ответить…

Оксана Судейко

Младший сын Данька живет между реанимацией и домом. Почти в равных пропорциях, хотя в последние месяцы в больнице он бывает чаще. Никто так и не смог толком сказать, что с ним такое, кроме энтеропатии. Диагноз «лимфодема» то ставят, то снимают. Данька больше всего похож на мультяшного Капитошку. Ручки и ножки как будто сложены из шариков разной величины — у него в мягких тканях скапливается лимфа. В легких — тоже, поэтому отеки легких стали привычным явлением. Анализы у него — как при четвертой стадии онкологии. И вообще не понятно, каким чудом он жив.

Двухлетний Данька сам тянется за кислородом, когда ему становится трудно дышать. И сам себе «делает уколы» шприцем без иголки в те места, где сегодня сильнее болит. Он на удивление сильный мальчик. У него за спиной не одна клиническая смерть. Но он борется за свою жизнь. И мама борется вместе с ним. Она сильная. Она почти никогда не плачет и успевает утешать окружающих. Ей некогда впадать в депрессию или предаваться унынию — на ней большая семья и тяжелый Данька.

Никто, конечно, никакого жилья им не предоставил, квартиру приходится снимать. А «переселенческих» денег, даже вместе с пособием на Даньку, не хватает для оплаты жилья. После школы прибегают старшие — 15-летняя Инесса и 16-летний Сережка. Они не хуже мамы научились на глаз определять, когда Данька просто хрипит, а когда пора в реанимацию. Поэтому после школы по очереди сидят с братом, а мама бегает по клиентам.

Маникюр, педикюр, коррекция бровей. Несколько «своих» клиентов по домам и немного — в салоне. По домам легче — там всегда можно перенести на полчасика. Или отложить на завтра, если Даньке резко становится хуже. В салоне так не получается. Поэтому там она может работать только в те дни, когда малыш стабилен. Это бывает не так часто. В салоне хозяйка строго-настрого запретила говорить клиентам, что Оксана из Донецка. И уж тем более, что у нее больной ребенок. Только улыбаться и поддерживать нейтральные разговоры. Она улыбается и поддерживает. Улыбается искренне, как ни странно. Она вообще на удивление жизнерадостный человек.

Оля Ткачова

Богдан, Настя, Никита, Ромка и Вероська — единственное богатство, которое вывезла с собой из Макеевки Оля. По идее, вывозом должно было заниматься МЧС, но почему-то не занялось. Поэтому первое, что Оля сделала в Киеве — пришла сказать спасибо волонтерам, которые помогли выехать. 

Младшие совсем маленькие, и в садик их пока не определишь. Впрочем, и позже это будет сделать сложно, — прививок у них нет, делать бесплатные в поликлинике страшно, а на платные собрать практически нереально. Поэтому с работой тоже что-то придумать трудно. 

Оля гордая. Уговорить ее взять деньги, чтобы помочь закрыть очередную брешь в семейном бюджете, почти невозможно. Только когда уж совсем становится туго. Например, когда собес что-то напутал и два месяца не выплачивал пособия. За это время дома закончилось все. Включая чай и сахар. Она с благодарностью принимает посылки с одеждой для детей или канцелярией.

Но никогда ничего не просит, «я сама». За последние полтора года у нее осталось всего четыре целых зуба. Можно обманывать себя, что чай — это тоже еда. Но организм обмануть трудно. Поэтому Оля почти перестала улыбаться — ужасно стесняется. За старшего мужчину в семье 15-летний Богдан. Вся мужская работа на нем. И присмотреть за младшими — тоже. Он очень повзрослел за то время, пока они мыкаются по чужим квартирам.

Татьяна Везелева

Таня, художница из Горловки, живет в Фастове с сентября 2014-го. Когда поняла, что нужно уезжать, стала искать в Интернете через знакомых художников, кто поможет выехать и найти жилье. Тогда, впрочем, как и сейчас, проще было обратиться за помощью к людям, чем к представителям власти.

Как и до войны, Таня рисует. Все ее мысли и эмоции живут там, на полотне. Как это ни странно, тональность ее картин не наполнилась войной. Наоборот, они стали светлее и свободнее. Таня говорит, что, переехав в Фастов, выходила на улицу специально, чтобы послушать украинский язык. Он давал ей спокойствие и уверенность в том, что она — дома, на своей земле. Ей нравится видеть на улицах много людей. Что возле магазинов стоят тележки «для АТО». Что вокруг много тех, у кого чистые помыслы и вера в будущее.

Она благодарна за теплоту и помощь людям, которые рядом. Хозяйка квартиры за все это время ни разу не подняла арендную плату, несмотря на рост цен вокруг. Картины — заработок нерегулярный, а к привычным тратам прибавилась необходимость с нуля обживаться на новом месте и платить за жилье. Поэтому после продажи картины она в первую очередь делает запас продуктов и красок — неизвестно, когда будет следующая возможность. 

Наталья Васильева

Эта история могла стать очередной трагедией на фоне войны. Но стала примером того, как можно начать жизнь с чистого листа, не имея для этого ничего, кроме желания выжить. Война выгнала Наташу с детьми из дома и забросила в Ватутино Черкасской области. Первое время оплачивать жилье помогали волонтеры. Но то, что вначале казалось просто страшным сном, который вот-вот закончится, стало затягиваться на неопределенный срок. Четыре дочери — это невероятный стимул, чтобы не сидеть сложа руки и не ждать, пока все решится само собой. Ватутино — городок маленький. С работой там не очень. А уж с такой, которая позволит оплатить квартиру и потребности четверых детей, — тем более.

Однажды на страничке Наташи в Фейсбуке появился пост: «Пожалуйста, присылайте нам одежду или обувь б/у в любом состоянии. Мы приведем все в порядок и продадим по доступной цене. Это позволит нам оплатить аренду жилья и другие нужды». Посылки приходили и приходят со всех концов страны. Наташа вместе со старшими детьми отстирывает, зашивает, гладит, реставрирует и продает те вещи, которые вышли из моды, отслужили свое или просто надоели хозяевам. Цены на ее маленькой раскладке значительно ниже, чем в секонд-хенде, и вещи там в идеальном состоянии. Поэтому покупатели из местных жителей не переводятся. Она делает то, что умеет. Делает с душой. 

Иногда там попадаются и такие записи: «Хочемо не тільки приймати, але і щось робити, віддавати! Одного разу хтось нам вислав для нашої розпродажі багато білої тканини. Я спочатку думала: що з нею робити? Потім побачила оголошення від волонтерів: «Поки не закінчилася зима, для нашої Української армії дуже потрібні білі маскувальні сітки з білої тканини». Я відразу зрозуміла — нас чекає робота! Ми взяли у волонтерів нашого міста сітку 7 м на 5 м. I нашу білу тканину. З дітьми стали плести маскування для АТО. На жаль, війна ще не закінчилася. Нам так хочеться, щоб більше ніхто не загинув!». 

Наталья Менякина

До войны Наташа работала в юридической фирме. Ее жизнь можно было назвать состоявшейся и счастливой. Любимый муж, успешная карьера, ребенок и собственный дом. Она говорит, что ей очень повезло с соседями — они жили почти одной семьей. На улице Крупской. Возле Донецкого аэропорта… Из ста сорока четырех домов там сейчас осталось четыре. Наташин стоит. Мина, попавшая в дом, не слишком сильно его повредила, стены остались целы. Значительно больше вреда причинили мародеры. Но и это уже не важно. Вокруг — пустыня. Картинка из фильма «Сталкер». Как и у большинства жителей Донбасса, с началом войны у них был выбор куда ехать — в Украину или в Россию. Родственники звали в Ростов. Там было где жить, и работу Наташе предложили более чем достойную.

Немножко помогает OLX, иногда — выставки и ярмарки. Хотя на выставки она ходит редко — полторы тысячи за место могут и не окупиться, но в бюджете семьи явно не будут лишними. 

Ольга Козловская

Муж поехал в райцентр искать работу и квартиру. А вместо этого нашел девушку, пустившую его к себе жить. На этом Олина семейная жизнь закончилась. 

Сейчас Вовке почти девять. Он так и не научился говорить, но помогает маме, как и положено старшему мужчине в семье. И посуду помыть, и со стола убрать, и сумки принести. А вот Ева болтает как заведенная — у нее самый смешной «почемучистый» возраст. Вовка учится в спецшколе. Ева — в садике. Гордею чуть больше полугода, и он осваивает ходунки. А Оля ждет, когда сможет отдать младшего в ясли и выйти на работу. 

Вера Решетняк-Звягинцева

Новый Год — время чудес. Во многих квартирах возле красиво наряженных елок дети ждут волшебства. Они готовят стихи и песенки и с удовольствием фотографируются на коленках у сказочного волшебника. Дед Мороз со Снегурочкой умеют устроить настоящий праздник. И не важно — для одного ребенка или для нескольких сотен. Они одинаково искренни со всеми и, кажется, никогда не устают. 

Весь день самый маленький гном Любомир с ними. Пока мама и папа водят хороводы вокруг бесконечных елок, он терпеливо ждет внизу. В подъезде, на руках у маминой знакомой. Ведь ни в одной волшебной сказке у Деда Мороза и Снегурочки не было с собой малыша-снеговичка. А потом, в такси, по дороге к следующим детям, как и положено нормальному младенцу, пьет мамино молоко и слушает папины колыбельные… 

На самом деле Снегурочку зовут Верой, а Деда Мороза — Женей. И, конечно, они не всю жизнь были Дедом Морозом и Снегурочкой. Женя — программист, а Вера — модельер по пошиву одежды. Давно, до войны они сначала помогали с организацией детских праздников. А потом набрали свою команду и устраивали программы до девяти часов подряд для детей и взрослых. 

Здесь, без постоянных клиентов и своего жилья, экономить приходится почти на всем. Единственное, что не обсуждается, — это занятия и кружки для детей. Кроме годовалого Любчика, есть еще шестилетний Тимофей и девятилетняя Дарина. Старшая дочка танцует в ансамбле Вирского. Она еще в Луганске занималась танцами, и большая удача, что здесь удалось продолжить.

На концерт ансамбля во Дворце «Украина» Вера надеялась попасть до последнего. Но билет за 500 гривен — это, пожалуй, не совсем по карману многодетной Снегурочке.

Это ничем невозможно объяснить, но при всей сложности и неустроенности жизни, при том, что во многом приходится себе отказывать, они улыбаются, искренне радуются жизни и заставляют радоваться окружающих. И когда смотришь на них, даже без грима, веришь, что Дед Мороз существует.

Марина Люта

Мечтала поступить в Могилянку или Шевченко. И поступила бы, умница, медалистка, победительница олимпиад. Но денег не оказалось даже на дорогу. Поэтому осталась в Донбассе, поступила на эколога и работала то лаборантом, то слесарем. А параллельно открывала в Северодонецкетанцкласс для любителей. Слесарь и балерина в одном лице. И писала. Потому что хотела быть журналистом.

Однажды, как сон наяву, — конкурс редакции лисичанской газеты, поиск свежих людей и свежих идей. Радио, газета, возможность учиться и развиваться. Это был далекий 2007 год. Когда в Киеве грянул Майдан, именно эта редакция осталась крошечным островком, где люди боролись, как могли.

Однажды наушники сломались. В автобусе, между двумя городами. И Марина вышла из него, потому что не могла слышать, как весь огромный автобус гудит ненавистью к Украине и хочет войны.

Буквально сразу после этого был Майдан в Рубежном. Она была одним из его организаторов. А потом появились первые блокпосты «от бандеровцев». И в городе стало совсем страшно. Она передвигалась по городу на такси и закрывала ладонью ротик маленькой Ластусе. Потом, уже в Киеве, она долго спрашивала: «Мама, а можно тут по-украински говорить»? И еще полгода рисовала, как папу привязывали к дереву…

Они уехали за три дня до взятия города. Уезжали трудно, люди обступили их, что б они смогли сесть в поезд. Им просто повезло. Уже не было Рыбака. Не было Чернявского.

Первый месяц жили в гостинице в Киеве, помог Ярослав Бабич из «Азова». Тот самый, который погиб при невыясненных обстоятельствах уже тут, когда вернулся домой. Потом — у других друзей, которые были на Майдане здесь, в Киеве. Потом уже самостоятельно.

Государство так и не дало ее семье статус переселенцев — сначала потому, что муж родился и вырос в Киеве, а сколько лет он прожил в Донбассе, никому не было интересно. Потом — потому что Рубежное освободили, и можно было возвращаться домой. Была бы на то добрая воля.

Любовь Агеева

В августе 2014-го они уехали из родного Донецка. Никто не организовывал им эвакуацию. Просто сели в машину и вывезли детей в Краматорск. И вернулись за собакой. Потому что война, и оставить ее там они не могли. На прощание укрепили на своем доме украинский флаг, заперли двери и уехали.

Выезжать второй раз было уже на порядок сложнее — везде стояли дээнэровские посты, и было страшно. Пока пробирались полями — остановили люди в камуфляже. Наставили автоматы и спросили: куда они, собственно, направляются. У Любы тогда было две мысли: «слава Богу, дети в Краматорске и документы при них» и «только бы собака не залаяла — пристрелят с перепугу». Как ни странно, именно собака растрогала людей в форме без опознавательных знаков. «Славный песик, ладно — едьте».

В Краматорске Сережа и Люба продали машину и открыли торговую точку по продаже овощей-фруктов. Но то ли покупательская способность у людей была уже совсем низкая, то ли просто не повезло — не задалось. Пытались получить грант на собственный бизнес, тоже не вышло — надо было вложить часть своих денег, а их не было даже на жилье.

Исчерпав все варианты прокормить детей в Краматорске, перебрались в Киев. Здесь больше возможностей и легче найти работу. Папа достаточно быстро устроился начальником отдела в супермаркете. Его зарплата равна арендной плате за квартиру на Русановке. Люба перебивается подработками, но пока ничего толком найти не может. Прокормить, одеть, обуть и обучить четверых быстро растущих мальчишек без чужой помощи практически нереально. Но в этом им повезло — то одни, то другие добрые люди понемногу помогают. В Донецк дорога заказана — там слишком хорошо знают об их проукраинской позиции.

Мальчишки колоритны. С ними охотно фотографируются. Им вслед оборачиваются. И никто не знает, как им на самом деле живется в чужом городе.

Автор: Леся Литвинова, телережиссер, координатор Центра  для переселенцев на Фроловской 9/11, соучредитель БФ "Свои", ZN.ua