Падение диктатора. Зондеркоманда Лукашенко
Мое лицо прижали сапогом к асфальту в городе-герое Минске под кинотеатром «Аврора». «Аврора» стоит на горке, с нее открывается хороший вид на останавливающиеся внизу, на улице Притыцкого, военные машины, автозаки и желтые автобусы «Минсктранса», которые днем привычно ходят по мирным маршрутам, а по вечерам теперь используются для складирования и перевозки людей в тюрьмы.
В одном из этих автобусов вот-вот увезут и меня, но я пока об этом не знаю… А потому спокойно, хотя и не без некоторой радости, слежу за тем, как мимо силовиков по Притыцкого движется поток частных машин и сигналит-сигнали-и-и-и-и-и-и-и-и-ит — беспрерывно ездит опричникам по ушам. А им ведь стоять там и терпеть все это до поздней ночи, пока не закончат очередную акцию устрашения граждан…
Накануне в этом районе, у метро «Пушкинская», людей жестоко били и забрасывали светошумовыми гранатами. Один человек погиб, и теперь внизу на дороге лежит много цветов. (К следующему утру коммунальщики цветы уберут, но потом их станет еще больше.)
Я подошел к «Авроре», чтобы обсудить с двумя сидевшими напротив входа на лавочке местными жителями, парнями лет 30, последние новости белорусского сопротивления: и грустные, и абсурдные, но чаще — вдохновляющие. И заодно сфотографировать на смартфон глупеньких срочников внутренних войск, присланных охранять «Аврору». Худобу прижавшихся друг к другу щитами бойцов ВВ не могла скрыть и натянутая на них тяжелая амуниция цвета хаки. Против кого их прислали сюда воевать?
Позже, в пятницу, 14-го, один из таких же напуганных парней опустит перед протестующими щит на площади Независимости и, кажется, чуть не заплачет, когда в ответ, приговаривая «спасибо, спасибо вам», его станут обнимать девушки, пришедшие к дому правительства с цветами в руках.
Рядом на площади, которая до этого, с 9-го до 13-го, наглухо перекрывалась, будут стоять перед домом правительства еще тысячи людей и безнаказанно заклинать милиционеров и военных: «Братья! Братья!»
Во главе колонны на площадь придут рабочие Минского тракторного завода, а по всей Беларуси к забастовке присоединятся уже десятки предприятий разного размера и профиля: от жодинского БелАЗа и мозырского НПЗ до Минского маргаринового и Жабинковского сахарного завода.
И люди эти, чью жизнь при Лукашенко совсем не назовешь сахарной, не будут просить для себя ни прибавки к зарплате, ни вообще ничего такого, а потребуют только двух вещей: честных выборов и прекращения террора.
С остальным можно будет разобраться только после падения этого режима. И это должна быть не революция.
Именно поэтому основными методами борьбы с жестоким малокультурным хамом, узурпировавшим власть с особой наглостью (это не эмоциональная формулировка, а результат математического анализа.— Прим. ред.), белорусские граждане выбрали забастовку и мирные стояния у дорог и на площадях — с цветами в руках.
***
Но тогда у нас был вечер 11-го, примерно 20.30. Я продолжал разговаривать с двумя парнями, еще несколько десятков жителей улицы Притыцкого стояли чуть выше на горке — с цветами, шариками и белыми лентами.
«Ребята, а вы нас сегодня бить будете?» — шутили парни с вэвэшниками. Чуть дальше, а также внизу, у обочины дороги, стояли омоновцы в черном — мои собеседники вычислили по нашивкам, что те приехали бить минчан из 1-го и 4-го регионов (Брест и Гродно)… Ну, тут ничего нового: эту практику многие испытывают на своей шкуре и в России, ответил я.
Никаких даже формальных оснований для этой атаки не было: никто ничего не делал и даже не кричал. Но для террора, который силовики устраивают в эти дни на улицах страны, и не нужны основания. Наоборот, судя по действиям опричников, сверху им дана установка как раз молотить всех именно что без разбору — чтобы боялись даже просто на улицу выйти там, где собирается хотя бы небольшая толпа.
Опричники быстро поднялись наверх и стали направо и налево, как бурьян, колотить людей палками.
Мои расторопные собеседники моментально сбежали, а я стал снимать на мобильный, как несколько черных били по голове мужчину, стаскивая его с горки вниз.
***
«Это было немного глупо с твоей стороны», — скажут мне потом опытные белорусские друзья-журналисты, фотографируя для истории мои побои. Но я ведь и сам в момент съемки понимал, что это неосмотрительно, но сопротивляться себе не мог.
Я журналист, на моих глазах бьют по голове человека, и может, его вообще сейчас убьют… Поэтому я стою и снимаю. Да, стараюсь делать это незаметно, но ведь и картинка должна быть отчетливой. Конечно, меня засекли.
И вот уже от толпы черных отделяется один, еще один бежит с другой стороны, и я понимаю, что расписание этого вечера составлять для себя буду уже не я. Успеваю сказать им: «Я иностранный журналист, остановитесь», — но в ответ жестко получаю по голове и еще пару ласковых: «Да мне … (пофиг), кто ты! Журналист тем более, … (блин)! Телефон отдал, … (блин)!» Бейджик срывают, сбивают очки, кричат: «Руки за голову, … (блин)! На землю, … (блин)! На колени!» Кладут лицом в асфальт, потом поднимают и ведут в желтый автобус «Минсктранса». Приехали*.
***
…Я лежу лицом вниз на полу автобуса, и омоновец сначала орет мне:
«Голову в пол, журналист, … (блин)!», потом — удар кулаком в спину и — «Голову вправо, я тебе сказал!», потом удар и — «Голову влево!». Потом смеется.
Следом одного за другим в автобус затаскивают еще то ли двоих, то ли троих мужчин — я их видеть не могу, только слышу крики и голоса — и одну женщину. Еще один мужик уже лежал на полу, когда туда же толкнули меня.
Автобус большой, да и людей можно посадить в кресла, но это, наверное, не соответствует кодексу поведения белорусской зондеркоманды.
Людей кладут одного на другого прямо на пол, мне на ноги бросают другого мужчину, на того кладут еще одного… Только женщине, кажется, позволили ехать стоя. По крайней мере, ей каратели не кричали «Голову в пол!», и она смогла вести с ними какой-никакой «диалог». Когда женщина несколько раз безответно спросила, за что ее задержали, сотрудник ОМОН Беларуси наконец ответил: «Заткнись, … (блин), мокрощелка! Заткнись, с…, пока я тебя не заткнул!»
Она все тем же спокойным голосом ответила омоновцу, что, в общем, слушает такое всю свою жизнь, и в этом смысле «ты меня ничем удивить не сможешь», и назад получила потоки грязи уже из нескольких источников. К счастью, ее не били, кажется.
Пообещали изнасиловать. Пояснили: у них «70 парней мается». «Щас приедем, и по кругу, тебя, с…, пропустим».
Нас всех пообещали отвезти в СИЗО Жодино.
***
Позже, 14-го августа, из СИЗО на улице Окрестина выпустят журналистку телеканала «Белсат» и сразу отправят в больницу — с подозрением на разрыв яичника. Она расскажет о побоях. А журналисты tut.by сделают обзорный материал под заголовком «Черепно-мозговая травма, вывих плеча и разрыв печени. С какими травмами привозили пациентов в минскую Больницу скорой помощи».
Но фотографии чудовищно избитых ментами людей появятся уже после первых двух дней протестов.
Так что я лежал на полу и просто спокойно готовил себя к тому, что придется терпеть боль и, наверное, потом долго стоять навытяжку в изоляторе с поднятыми за головой руками или на коленях, тоже руки за головой.
Хорошо, думал я, что накануне мне как раз удалось поговорить с только что выпущенным из застенков режиссером клипов Алексеем Тереховым, который сказал, что стоять их заставили 7 или 8 часов, и за каждое движение или слово — били. Так что я пока молчал и не двигался.
Я был настроен на долгое терпение, и мне в этом смысле было легче, чем если бы я на что-то надеялся. Волновало только то, что мои близкие, провожавшие меня в Минск как на войну, долго не узнают, что со мной.
Я же сам еще за пару часов до этого в очередной раз, и снова безрезультатно, пытался «пробить» через знакомых в Минске хоть какую-то информацию о пропавшем журналисте «Медузы» Максиме Солопове, который не выходил на связь почти двое суток. И все это время, как потом выяснилось, избитый, он «сидел» в переполненном изоляторе. А вообще за эти дни пострадало 70 с лишним наших коллег. Это подсчет Белорусской ассоциации журналистов, и он еще не закончен. И политтехнолога Виталия Шклярова, автора «Новой», держат в пыточных условиях уже третью неделю.
Так что, конечно, ничего хорошего меня ожидать не могло.
***
«Кто здесь журналист, … (блин)?» — В автобус вошел, наверное, кто-то «старшой» из карателей. Впрочем, они все тут себя вели как полные хозяева жизни. Точнее, наших жизней. «Вон он, … (блин)», — указали «старшому» товарищи. Он поднял мою голову за волосы, посмотрел и дал мне в челюсть. Потом поинтересовался: «Почему не лежим, … (блин)? Морду в пол, … (блин)! Лежать, … (блин)! Че, не слышал, с…, … (блин)!»
И мне на спину встал тяжелый вонючий ботинок. Это был совсем неприятный опыт.
«Господи, это сколько же надо не мыться, — подумал я. — Или им некогда: жизнь беззаветно отдана садизму? Один ведь кричал: «Вы не даете нам побыть с нашими женами, с детьми!»
Потом кто-то из них сказал: «Поехали, на …!»
Интересно, подумал я: у них за рулем их же товарищ-эсэсовец или они заставляют соучаствовать в преступлениях водителей «Минсктранса»?
***
Как только мотор заработал, кто-то протараторил: «Так! Дубинки-дубинки-дубинки достаем, пацаны!» И тут же, после мгновенно возникшего в салоне веселого возбуждения, хорошо спаянная команда карателей стала дубинками мочалить людей. Мы стонали, но наши стоны сопровождались одобрительным гоготом зондеркоманды. «Старшой» кричал: «Перемен захотели, … (блин)! Получи, … (блин), свои перемены!… Хотите нас убивать? Вот вам нас убивать!.. Хотите наших детей убивать! Наших жен убивать! Я вам покажу, с…, перемены!»
Но показывали, к счастью, недолго. Ознакомительное молотилово длилось не больше минуты.
«Почему «жен убивать?» Почему «детей убивать»? Кто вбил им это в башку?» — только успел подумать я, как тут в одну из этих «светлых голов» пришла новая идея: «Парни, а давайте на них поссым!»
***
Предложение встречено гоготом трудового коллектива ОМОНа, но, к счастью, не находит практического применения.
Может, потому, что команда отвлекается на «сигнальщика» — того самого мужчину, который уже лежал на полу автобуса, когда туда втолкнули остальных. Выясняется, что мужчину выхватили прямо из его машины за то, что он, по версии омоновского обвинения, проезжая мимо, давил на клаксон. «Сигнальщик» пытается снова и снова заявить своим судьям в черной форме и черных масках о «невиновности».
Но они его не слышат: человеку, которому и так уже больше всех досталось за то, что он «с…, сильно разговорчивый», снова прилетают удары. А он все равно повторяет по кругу: «Мужики… Да не сигналил я… Просто ехал с работы… Мне это ниче не надо… Отпустите, дома дети, жена волнуется… Машина открытая на дороге… Мужики…» А в ответ: «Я тебя, с…, отучу сигналить… Я тебе, … (блин), руки щас твои вонючие переломаю, ты у меня, с…, перемены получишь!» — «Мужики… Да не сигналил я…» — «Заткнись!!!»
После этого — так же, как и с дубинками — нас всех знакомят на практике с действием электрошокера. Коротко, секунд десять.
Женского крика, к счастью, я не слышал.
***
…Через день, немного придя в себя в доме доброй знакомой в Минске, где большая компания прекрасных людей будет поднимать «предварительные» порции шампанского за свободу родной страны, я услышу от Сергея, веселого умницы инженера-проектировщика, трогательную историю о том, как клаксон его машины «осип» в самый неподходящий момент. А именно — в «решающий день» выборов, 9 августа. До этого добрая знакомая много возила меня по Минску (в том числе и потому, что многие привычные пути были перекрыты милицией и военными), и я видел несколько таких потерявших голос машин, которые все равно продолжали из последних сил сипеть в знак протеста.
Но Сергей, как любой нормальный белорус, привык, чтобы все работало, как следует. Говорит: «Когда все на проспекте Машерова в едином порыве заводили нереальный звуковой оркестр, я, краснея, извинялся перед соседями, объясняя, что сломал гудок». Приехав домой, он позвонил соседу, у которого купил машину, — и сосед, несмотря на то что был очень занят, потому что работал независимым наблюдателем прямо на избирательном участке**, — наутро после выборов пошел вручную подбирать сигнал на складе (интернет же вырубили). Но и после выяснилось, что сигнал слабоват — «друг на пассажирском сиденье чувствовал себя закомплексованно в машине с таким слабым гудком и подкалывал на каждом перекрестке». Так что на следующий день этот друг в своем же гараже провел новую операцию на «революционном» сигнале.
«Теперь мой сигнал стал более мощным, но все же очень похожим на гудок из советского мультфильма «Паровозик из Ромашково» — гудок милого паровозика, который подвозит котиков и сладости и который, надеюсь, растопит немного сердце очередного сотрудника правоохранительных органов. Мы за мир! Любовь спасает мир! И мы победим!» — написал мне Сергей, у которого я попросил уточнить пару подробностей этой истории уже позже, по интернету.
Дай бог, чтобы доброго Сергея, который на своем «паровозике из Ромашково» каждый вечер доставляет протестующим воду, подбирает и развозит по домам избитых, никто и никогда не вытащил из машины и не уложил лицом в пол автобуса «Минсктранса». Скрещиваю пальцы. Крепко жму руку.
***
Сергей — как и сотни других минчан — днем работает, а потом до ночи занимается вот таким волонтерством.
Его жена, Таня, сотрудница Парка высоких технологий (ПВТ, белорусской «Силиконовой долины»), со смехом комментирует заявление Лукашенко о том, что большинство протестующих — люди с криминальным прошлым или, в лучшем случае, «тунеядцы».
«Поэтому я по-хорошему прошу и предупреждаю всех: устроиться (надо) на работу тем, кто не работает». Нагнал, наверное, страху диктатор на «бездельников» с криминальным прошлым. Специально созвал Совет безопасности 12 августа***.
Да и кого вообще товарищ Лукашенко называет бездельниками с криминальным прошлым?
- 14 августа сотни айтишников из ПВТ вышли протестовать к расположенной рядом кольцевой дороге…
- 12-го и 13-го на улицы Минска выходили врачи…
- 13-го и 14-го — музыканты Белгосфилармонии… И название для акции придумали какое — «У меня украли голос»!
- 13-го бывшие сотрудники Белтелерадиокомпании исполнили у здания БТ песню «Ветер перемен».
Белорусская филармония в эти минуты. Мощь! pic.twitter.com/YaCX9NgZXp
— Новая Газета (@novaya_gazeta) August 13, 2020
13-го же более тысячи белорусских ученых и преподавателей подписали открытое письмо против фальсификаций и «действий силовых структур Республики Беларусь, необоснованно применяющих в последние дни беспрецедентную по масштабу и жестокости силу по отношению к тысячам мирных белорусов».
***
…Мои ноги ноют оттого, что на них лежит еще один задержанный, я пытаюсь как-то ими шевелить, и в ответ лежащий на них человек говорит мне:
«Мужик, я понимаю, что тебе неудобно, но мне еще хуже». После этого раздается звук удара, человек кричит. Я больше не двигаю ногами.
Скоро мы делаем остановку. В автобус забегает еще несколько омоновцев (сколько их было всего, не представляю), они идут прямо по нашим спинам. Потом, когда проходят, на мою спину возвращается прежний ботинок. Иногда ботинок меняет положение и становится мне на голову.
Кто-то спрашивает: «Жив?» Я не знаю, к кому обращается джентльмен, а потому молчу, но вопрос повторяется: «Жив, на … (фиг)?!» — «Жив». — «Ты откуда, корреспондентик, на … (фиг)?» — «Я журналист и редактор из России…» — «Из России, на … (фиг)… А что ты здесь делаешь?! Ты че, «Свобода», на … (фиг)?! Ты че, войны здесь хочешь? Тоже перемен, с…, хочешь?» — орет новый омоновский голос, но на этот раз мне достается только тычок кулаком в затылок.
Вспоминаю позже: «Что вы хотите, свергнуть власть? И ждете, что я перед вами встану на колени и стану целовать песок? Ведите себя по закону — у нас претензий к вам не будет. Все ваши сторонники, «тутбаевцы» (Tut.by — крупнейший новостной портал Беларуси. — Ред.) и «Свободы», — вы хотели мордобоя. У меня информации достаточно. Пока мордобоя не было — просто мы вас поставили на место».
Нет, это не омоновцы кричат, это Лукашенко сказал журналистам 9-го, в «решающий» день выборов.
А «наши» омоновцы тем временем объявляют, что вместо Жодино повезут нас в какой-то лес под Минском. Шутят, сохраняя серьезный тон: «Лопату взял?» — «Да они, … (блин), ложкой у меня выкопают». — «Расстрельный пистолет взял?» — «А как же, на … (фиг)!»
Живы, черт возьми, карательные традиции. А еще бойцы слушали, может, и то, как 4 августа их «президент», обращаясь к Национальному собранию, запросто говорил, как «в 90-е» люди из его окружения «с пистолетами ходили, ездили, уничтожая подонков».
А сейчас омоновцы обращаются ко мне, делают, можно сказать, эксклюзивное предложение, от которого невозможно отказаться: «Тебя, корреспондентик, с…, последним закопаем».
***
…Через два дня полторы сотни сотрудников белорусских государственных СМИ напишут открытое письмо министру информации. Пояснят: это «не пиар (…), а зов совести»: «невозможно спокойно смотреть на происходящее насилие».
Ну а мне этим жутковатым вечером 11-го августа ничего другого пока не остается.
***
Угроза закопать в лесу повторяется еще пару раз — за это время мы сделали две или три остановки, во время которых, как я понял, омоновцы бегали разгонять людей на улице, но назад возвращались без добычи. Всякий раз пассажиры в черном проходили в конец салона по нашим спинам.
Но на второй раз я заметил, что как минимум двое из зондеркоманды не идут по нам, а переступают. «Даже здесь — люди», — с удовлетворением отметил я.
***
…Наконец где-то через час с лишним после начала нашего путешествия из автобуса выпустили первого узника — «сигнальщика». С угрозой, что в следующий раз точно закопают. Потом отпустили еще кого-то, потом, кажется, женщину.
«А корреспондентика отвезем, чтоб, с…, лишнего не написал», — говорят они, но я-то давно насмотрелся криминальных фильмов и знаю, что свидетелей в таких случаях не оставляют, а они уже как минимум троих отпустили гулять на свободе. Так что я окончательно понимаю, что светят мне в худшем случае застенки СИЗО г. Жодино.
***
Но и этого не случается. Меня выбрасывают на обочине недалеко от кольцевой.
Выясняется, что это у деревни Тарасово, фактически в Минске. Я иду на свет и по дороге встречаю еще одного пассажира нашего автобуса, лицо у него сильно разбито. Зовут его Сергей, у него малый бизнес по сварке металлоконструкций. В Тарасово мы сразу встречаем группку молодых женщин с маленькими детьми. Пока они пытаются вызвать нам такси по телефону (интернет, конечно, все так же не работает), узнаем, что парня одной из них вчера как раз увезли в Жодино, и она с тех пор ничего о нем не знает.
Я даю ей свой телефон и прошу прислать имя — обещаю попробовать что-то узнать через правозащитный центр «Вясна». «Я уже пробовала», — говорит. Что могут правозащитники в стране, где беззаконие — основа конституционного строя? Такси не вызывается: везде автоответчики отвечают: вы 75-й в очереди, вы 89-й в очереди…
«Ограничивают работу, не хотят, чтобы люди ездили на митинги», — приходит к выводу девушка. Мы идем пешком. Идти приходится не меньше часа — метро «Каменная горка» далеко, а ногу мне сильно отдавили.
***
…Когда подходим к метро, выясняется, что сделали мы это зря: на Каменной горке звучат выстрелы, рвутся светошумовые гранаты, строятся баррикады, а омоновцы большими силами хватают людей.
Конечно, меня, хромающего, легко могут схватить еще раз, но на счастье в этот момент на светофоре тормозит машина очень известной службы такси с пассажиром на переднем сиденье. И все-таки я почему-то остановил эту машину. Выяснилось, что «такси» не простое, а пассажир — не пассажир, а напарник, и выходит, что нам с моим автобусным сокамерником Сергеем повезло уже второй раз за вечер.
***
…Ребята даже денег не взяли (тем более что их у меня не было — омоновцы не только не побрезговали смартфоном, но и 50 рублей вытащили из рюкзака) — «Да что вы, мы же специально ездим здесь третий час и подбираем людей».
Вот так: вокруг рвутся гранаты, менты выхватывают людей из машин и за меньшие «преступления», а эти — ездят и подбирают побитых и раненых. Герои, что тут еще сказать.
Как там мне сказали зондеркомандовцы на прощание: «В следующий раз на улицу выйдешь — попадешь на Жодино»?
Ладно, думаю. Но только для того, чтобы посмотреть, как бастующие сейчас работники жодинского БелАЗа празднуют день освобождения Республики от захватчиков.
И приеду я туда на машине инженера-проектировщика Сергея, которому к тому моменту, может, еще не раз придется поменять осипший сигнал.
И выпьем мы уже не «предварительные», а полновесные, «окончательные», праздничные бокалы шампанского. Это ведь известный теперь в Беларуси мем, цитата из видео оппозиционного ресторатора Прокопьева. Тот сказал, что когда режим Лукашенко падет, «в стране закончится шампанское, а незнакомые люди будут танцевать на улицах городов».
Но пока я похромал в сторону гостиницы. Осторожно обходя блокпосты оккупированного Минска — ближе подвезти ребята-«таксисты» никак не могли.
Источник: НОВАЯ ГАЗЕТА
При поддержке Медиасети
P.S.
Да, еще о сигналах. 14-го в городе Лида караван милицейских машин сигналил протестующим в знак солидарности. Люди в ответ кричали: «Молодцы!»
