Двойная западня: смерть Бориса Колесникова

Министерству юстиции, но неофициально его до сих пор причисляют к тюрьме ФСБ. 16 июня 2014 года один из арестантов ожидал посетителей. Это был Борис Колесников, генерал и замначальника Главного управления МВД по экономической безопасности и противодействию коррупции.

Как и десятку прочих должностных лиц, ему было предъявлено обвинение в провокации и злоупотреблении властью, а также организации преступной коррупционной схемы.
 

Карьера Бориса Колесникова, бывшего замначальника Главного управления МВД  России по экономической безопасности и противодействию коррупции, оказалось молниеносно быстрой и закончилась трагедией. 

 
Адвокат Колесникова Сергей Чижиков прибыл к зданию СИЗО на рассвете и простоял в очереди несколько часов. В 9 утра охрана начала пропускать людей внутрь небольшими группами. Два часа спустя Чижиков все еще стоял в очереди. Как поведал ему один из охранников, его клиент в то время допрашивался в другом месте, а именно в главном управлении следственного комитета. «Ждите здесь» – сказал он.

Когда адвокат, наконец, добрался до комнаты для допросов на шестом этаже следственного комитета, там уже сидел Колесников. Помимо него в комнате находился следователь и два охранника. Тридцатишестилетний обвиняемый был гладко выбрит и одет в синий спортивный костюм. У него было молодое лицо с пухлыми щеками, но сам он был довольно подтянут.

Шестью неделями ранее он перенес двойной перелом свода основания черепа. Сотрудники тюремной администрации утверждали, что он упал с табурета, когда мыл окно своей камеры, но родственники и адвокат генерала опасались, что его просто избили. Сам Колесников не распространялся о причинах своей травмы: Чижикову он сказал, что ничего не помнит, и вообще, настороженно выглядел, когда адвокат пытался вытянуть хоть какие-то подробности.

«Он отвечал медленно, тщательно подбирал слова, выражал беспокойство, боялся, что за ним следили и записывали его разговоры» – вспоминает Чижиков, – «было очень тяжело вызвать его на откровенность. Он был убежден, что любые его слова могли обернуться против него». После инцидента с травмой головы Колесников еще больше замкнулся в себе, ушел в депрессию. На предварительном судебном заседании он вел себя абсолютно индифферентно, даже не пытаясь заявить о своих правах. Он провел в больницах около двух недель прежде, чем его вернули обратно в СИЗО, где он по-прежнему испытывал частые приступы тошноты, ему было трудно стоять даже в течение непродолжительного времени.

В комнате для допросов Чижикову сначала показалось, что его подопечному лучше, но, как только следователь начал задавать вопросы, Колесников сказал, что ему стало плохо и попросился обратно в Лефортово. На вопросы он отвечать отказался. Пока они ждали служебный автобус, в комнату зашел Сергей Новиков, главный следователь по делу Колесникова, и спросил, не хочет ли генерал поговорить с ним с глазу на глаз. Это шло в разрез с протоколом, но адвокат не стал настаивать на формальностях. «Насколько я понял, так было задумано. Новиков должен был зайти в комнату, а Колесников должен был выйти с ним на приватный разговор» – говорит Чижиков.

Через несколько минут шокированный Новиков вбежал в комнату: «Он прыгнул!» Он показал непонимающему адвокату нырок руками и сказал, что Колесников выбросился с балкона шестого этажа и разбился насмерть. Затем он ушел, чтобы срочно сообщить о произошедшем своему начальству.

Он был похоронен через три дня на Востряковском кладбище в Москве. МВД России запретило воздавать на похоронах почести, традиционные для высших полицейских чинов, поэтому процессия не сопровождалась военным эскортом, не было также и прощального салюта. Играл лишь небольшой оркестр, да и тот был заказан на личные средства друзей и коллег погибшего. Некоторые офицеры из его подразделения признавали, что получали предупреждения от начальства, которое не рекомендовало им приходить на церемонию прощания. Несмотря на это, пришло почти триста человек. Когда гроб с телом покойного опускали в могилу, офицеры традиционно прокричали троекратное «Ура!» Жена Колесникова Виктория была немногословна: тем немногим журналистам, присутствовавшим на похоронах, она сказала: «Его убили».

Карьерный рост Бориса Колесникова в МВД России был чрезвычайно быстрым. МВД – огромная государственная организация со штатом, превышающим миллион человек, чьи обязанности разнятся от обычного полицейского надзора в регионах до уголовного преследования на высших уровнях. Борис Борисович с восьми лет воспитывался отчимом, работавшим в полиции еще с советского времени, а ныне еще и преподающим криминологию в академии МВД России. Борис вместе с двумя своими братьями вступил в ряды полиции в девяностых. Иван Колесников тогда говорил им: «Если бы я был художником, вы тоже стали бы художниками. Я стал полицейским, поэтому вы тоже будете полицейскими, чтобы продолжить нашу династию».

Когда Колесников стал оперуполномоченным, у него появился напарник, Денис Сугробов, который стал впоследствии его другом. По мнению ряда коллег Сугробова, тот обладал всеми качествами для успешной карьеры в органах. «У него была обезоруживающая улыбка, он обладал розыскными навыками, был терпелив и усидчив, когда ему приходилось заниматься скучными делами, такими как изъятие наркотических средств и задержание мелких мошенников» – вспоминают они. Один из бывших следователей полиции, работавший вместе с Сугробовым, отмечает его идеальное знание правовой системы и невероятную щепетильность в вопросах документирования фактов и показаний. Как рассказала жена Сугробова Мария, у которой с ним пять общих детей: «Молодость дает людям определенную силу, позволяет бросить вызов чему угодно и дает энергию, достаточную, чтобы сворачивать горы”.

Колесников и Сугробов доверяли друг другу, что было особенно важно в печально знаменитые девяностые годы. Капитан полиции, тогда еще милиции, который руководил их работой, говорит: «Денис был лидером, а Боря шел за ним.

Нельзя сказать, чтобы Колесников и Сугробов все свободное время проводили вместе. Они ходили на охоту и приглашали друг друга на дни рождения, не более того. Тем не менее, работа крепко их связала. Как Борис рассказывал своей жене Виктории, Денис был его второй рукой, его плечом, которому он полностью доверял. Он был убежден, что, если с ним что-то случится, Сугробов не оставит в беде Викторию и ее детей.

Еще один бывший коллега Сугробова вспоминает: «Если Денис работал над делом, он ни о чем другом не мог думать. Настоящий карьерист в хорошем смысле этого слова». Говорят, что у Сугробова был покровитель – Евгений Школов, служивший в КГБ в Дрездене с Владимиром Путиным в восьмидесятых годах. После окончания службы Школов стал государственным советником в администрации Президента и производил надзор за бизнес сделками государственных должностных лиц. «Колесников получал поощрения и награды вслед за Сугробовым, но двигателем был, конечно, Денис. У Бори не было таких связей, он просто был его другом» – вспоминает один из бывших офицеров МВД.

В июне 2011 года указом Президента Дмитрия Медведева Сугробов был назначен начальником главного управления экономической безопасности и противодействия коррупции МВД РФ, сокращенно ГУЭБИПК МВД РФ. Колесников стал его заместителем. Этот отдел состоял из шестисот сотрудников и занимал многоэтажное здание рядом с Казанским железнодорожным вокзалом в Москве. Такие должности говорили о значительном карьерном успехе обоих мужчин, но также возлагали на них большую ответственность. Многие расследуемые дела таили опасности, учитывая, что, по мнению Николая Петрова, руководителя центра географических и политических исследований, «в эру правления Путина борьба с коррупцией является скорее политическим вопросом, а не техническим».

Елена Панфилова, председатель российского подразделения неправительственной международной организации по борьбе с коррупцией Transparency International, объясняет, что в России существует три уровня борьбы с коррупцией: принятие законов и нормативных актов, которые зачастую существуют лишь на бумаге и почти никогда не реализуются; специальные правоохранительные расследования, которые время от времени оборачиваются скандалами, инициируемые политической элитой скорее не с целью наказать преступников, а для выполнения каких-либо собственных политических планов, и, наконец, действенная активность гражданского общества, которое всеми силами пытается оказывать давление на правящую систему, начиная от сферы здравоохранения и заканчивая образованием, с целью сделать эту систему более прозрачной.

По мнению Панфиловой, российские чиновники высшего ранга «не очень любят первый способ, потому что считают, что второго вполне достаточно, и всеми силами пытаются не допустить третьего». Деятельность Сугробова и Колесникова относилась ко второй категории. Они стремились обойти систему, позволяющую чиновникам-взяточникам избегать уголовной ответственности. Но, будучи молодыми и амбициозными, они начали, как говорится, «срезать углы», стремясь поскорее достигнуть успеха.

По словам Марка Галеотти, профессора нью-йоркского университета, ГУЭБИПК МВД РФ славился дурной репутацией, когда там еще не было Сугробова. «Это была настоящая предпринимательская империя: за желаемую должность нужно было обязательно заплатить, что обтекаемо наименовалось инвестицией в бизнес», – сказал он. Сугробов и Колесников считали, что Кремль одобряет их действия и дает зеленый свет великим делам. Как вспоминают некоторые бывшие сотрудники организации, после назначения Сугробова начальником главное управление стало меньше интересоваться врачами, принимающими «благодарности» от пациентов, и сотрудниками ДПС, радостно обдирающими автолюбителей, и сосредоточилось на лицах, более приближенных к реальным рычагам управления путинской системы власти.

Тут следует отметить, что Сугробов с Колесниковым были государственными служащими, а не оппозиционерами, поэтому они даже не смели трогать высшую касту чиновников и приближенных людей Путина. Их дела обычно касались всяких громких арестов и увольнений – ничего общего с изменением системы реформ. Бывший офицер контрразведки КГБ Алексей Бауров рассказал, что на какое-то время им было разрешено имитировать пылкую борьбу с коррупцией. «Они в эту игру играли с большим энтузиазмом и добились успехов, в общем-то. Но они фактически были частью этой системы, ее плотью и кровью», – сказал он.

Сугробов и Колесников, однако, принесли свой стиль в расследование антикоррупционных дел – так называемый «следственный эксперимент», когда бизнесмен или государственный служащий, действуя по инструкциям главного управления, пытается дать взятку высокопоставленному чиновнику. Такая процедура мало чем отличалась от мер, применяемых к наркоторговцам, с которыми они боролись ранее. Оперативники задерживали мелких сошек, потом «кололи» их, склоняя на сторону правосудия, и заставляли сливать имена их вышестоящих руководителей. Все полученные данные записывались в дело. Невольные информаторы назывались «торпедами», и до того времени их не использовали так широко в расследовании экономических преступлений. Это позволяло оперативникам не становиться зачинщиками захватов и, как следствие, избавляло их от обвинений в провокации.

Ведя свое первое крупное дело, оперативники предъявили обвинения более, чем ста подозреваемым в присвоении пяти миллиардов рублей, выделенных на закупку дорогостоящих томографов для государственных медицинских учреждений. Следом появилось еще несколько громких коррупционных дел. В июне 2012 года Борис Колесников курировал расследование дела, фигурантами которого были чиновники и министры республики Кабардино-Балкария. Им было предъявлено обвинение в мошенничестве и коррупции: они пытались провести сделку, в результате которой они могли бы присвоить права на собственность здания республиканской филармонии. Операция по задержанию прошла в столице республики, Нальчике.

Тогда Колесников распорядился, чтобы сотню агентов из Москвы просто посадили на самолет, и никому ничего не рассказывал. Когда плохие метеорологические условия помешали им вылететь обратно, Колесников вместе со всеми спал в автобусе на аэродроме. «Он был с нами, как обычный следователь, такой же, как мы», – вспоминает один из участников той операции.

Агенты действовали быстро, поднимаясь по коррупционной лестнице и производя аресты с разрывом в день-два. На следующую группировку аферистов оперативники вышли через представителей ООО «Лаарди». В 2013 году у этой компании возникли серьезные проблемы с ФГУП «Спорт-инжиниринг», которое занималось проектированием и строительством стадионов и спортивных объектов и не допустило ООО «Лаарди» к организации и подготовке чемпионата мира по футболу в 2018 году в России.

В сентябре 2013 года по подозрению в посредничестве во взяточничестве был задержан член Совета Федерации от Новгородской области Александр Коровников, а затем в рамках того же дела арестован директор департамента Счетной палаты РФ Александр Михайлик, который стал очередной жертвой провокации.

По версии, выдвигавшейся следствием, знакомый Коровникова – бывший член экспертного совета Счетной палаты Сергей Закусило – вызвался помочь бизнесменам из ООО «Лаарди», которое занимается проектированием и строительством стадионов и спортивных объектов. Таких помощников на жаргоне представителей правовой сферы называют решальщиками. У Закусило были большие связи в разных министерствах и ведомствах, и его помощь в решении вопроса заключалась в следующем: нужно было провести внеплановую проверку ФГУП «Спорт-инжиниринг». Это должно было стать неким наказанием за то, что ФГУП не допустило ООО «Лаарди» к организации и подготовке чемпионата мира по футболу в 2018 году.

По версии, которая была выдвинута следствием, Закусило оценил свою помощь в 12,5 млн рублей, пять из которых должно было лечь в карман посредника – Александра Коровникова.

Однако бизнесмены из ООО «Лаарди» передумали и обратились в МВД. И с этого момента, согласившись на сотрудничество с оперативниками, каждый свой шаг Закусило делал под их контролем. Коровникова снимали две камеры: одна – в чемодане Закусило, вторая была прикреплена к его одежде. На видео записался их разговор о деталях проведения проверки «Спорт-Инжиниринга» и об авансе, который Закусило за нее получил. Затем собеседники пошли в туалет. По пути они продолжили непринужденно беседовать, и сенатор попросил предлагать ему и другие «новые темы» для подобного заработка.

Собеседники вернулись в кабинет сенатора, и Закусило переложил в сумку Коровникова деньги, а сенатор пересчитывал «один, два, три, четыре, пять». На протяжении всего разговора интонация голоса выдавала оживление Коровникова: создавалось впечатление, что он очень доволен. Но радость его была недолга: буквально через несколько минут — задержание Коровникова, тут же, в его кабинете. В третьем ролике зафиксировано, как Коровников объясняет гуэбовцам появление у него крупной суммы: он только что договорился с Закусило о продаже своего старого мерседеса и взял аванс.

Оперативники спокойно и убедительно зачитали сенатору содержание ст. 449 УПК о правомочности задержания лиц с правовым иммунитетом на месте преступления и подробно объяснили ему порядок своих действий. Но Коровников предупреждает: «Ребята, я член Совета Федерации!». Тем не менее, в день задержания Коровников полностью признал свою вину и согласился сотрудничать со следствием.

Сугробов и Колесников, так же, как и сотни других сотрудников, видели в своей работе шанс браться за такие дела, которые многие предпочитали как-нибудь избежать. Сугробов часто давал комментарии прессе и мелькал на сводках о крупных задержаниях, большая редкость для офицера МВД. И Сугробов, и Колесников были относительно молоды для своего успеха, обоим было около тридцати лет. Головокружительный карьерный рост стер многие границы и стал ослепляющим фактором опасности.

«Чем дальше ты идешь, тем меньше людей могут тебе указывать», – вспоминает их бывший руководитель, – «и тем меньше людей могут подсказать тебе, что ты в опасности». Он также отметил, что успех в МВД заметно повлиял на Колесникова – «Он стал высокомерным и презрительным, мог вести себя по-хамски». Он был слишком уверен в себе и пренебрегал мнением окружающих. Что касается Сугробова, то он ощущал президентскую защиту. Его коллеги помнят, как он хвастался, что на его сотовом установлена прямая линия для связи с Медведевым. Он был уверен, что его никто не предаст, что он неприкасаемый».

В 2013 году Колесникову исполнилось 36, Сугробову – 37. Именно в таком возрасте они получили генеральские погоны и стали самыми молодыми генералами за все постсоветское время. Некоторые даже прочили Сугробову министерское кресло. Успех подпитывал их эго, и с каждым разом они хотели большего, и побыстрее.

Вдова Колесникова рассказывает, что Борис Борисович уходил на работу в семь утра и возвращался уже поздним вечером. Очень многие желали ГУЭБИПК крупного провала или, на крайней случай, собственного коррупционного интереса. Колесников почти не спал. «Мне так много о чем приходится думать», – говорил он Виктории, – «представляешь? Два месяца мы вели расследование, и почти никто из нас толком не спал. Когда расследование завершилось, нам позвонили сверху. И сказали: «На этом хватит».

Больше всего врагов департамента возмущали расследования, связанные с обналичкой или, проще говоря, «грязными деньгами». Российские банки, предоставляющие услуги обнала, имеют поддержку у, как минимум, нескольких чиновников из спецслужб. Это рискованно, но очень прибыльно. Несмотря на то, что общая процедура не является секретом для финансовых кругов Москвы, детали всегда умалчиваются. «Об этом опасно даже говорить», – признается один из российских банкиров. – «Даже при разговоре с хорошо знакомыми проверенными людьми все равно невольно следишь за языком».

Есть мнение, что убитый в 2006 году Андрей Козлов, первый заместитель председателя Центробанка, поплатился жизнью именно за стремление контролировать рынок обнала. Со временем этот хаотичный и криминальный рынок перешел под единый контроль. Финансовый журналист Борис Грозовский убежден, что ФСБ интересуется обнальными схемами не просто ради своей выгоды. Стоя на самой верхушке, они хорошо видят всех участников этого бизнеса, что позволяет им в любой момент «взять любого из них за яйца».

Много лет крупнейшим игроком на арене обнала был Мастер-банк с капиталом в два с половиной миллиарда долларов и сетью отделений в Москве и области.

В ноябре 2013 года Центробанк отозвал лицензию у Мастер-банка. Ряду высокопоставленных лиц было предъявлено обвинение в проведении незаконных финансовых операций, после чего председатель банка бежал из страны. Все игроки рынка и банковские регуляторы были в курсе происходящего, и только чье-то властное покровительство не давало остановить их раньше. Опытные финансисты говорят, что почти у каждого российского банка есть свои покровители, и в случае с Мастер-банком этими покровителями были люди из спецслужб.

Сугробов с Колесниковым охотились и на Сергея Магина, который руководил маленькой фирмой, оказывающий бытовые коммунальные услуги. По слухам он также был одним из крупнейших игроков нелегальной торговли наличностью. Сугробов встретился с Магиным в одном из ресторанов Москвы под предлогом обсудить вопросы нелегального бизнеса, хотя последний весьма осторожничал, опасаясь подвоха. Сугробов лично надел на Магина наручники.

Следующие два дня оперативники ГУЭБИПКа вместе с сотрудниками МВД обследовали более сорока точек: банки, офисы и апартаменты Магина и шести его сподручников. Когда оперативники кувалдой сломали дверь одного из офисов, то застали картину маслом – работники нелегального финансового цеха лихорадочно уничтожали все носители информации и запихивали бумажные документы в промышленный шредер. В МВД сообщили, что за пять лет существования этой коррупционной схемы Магин «переварил» тридцать шесть миллиардов рублей, заработав на комиссии 2 процента от этой суммы, то есть более 700 миллионов. Позднее Магину было предъявлено обвинение в организации преступной группы, члены которой отвечали каждый за свой определенный сектор и лично докладывались руководителю.

Очевидно, что Сугробов с Колесниковым не могли в одиночку выступать против Магина или Мастер-банка, по крайней мере, без одобрения или даже наводки сверху. Оказалось, что проведение обеих операций было частью деятельности сил межведомственной рабочей группы по борьбе с финансовыми преступлениями и отмыванием денег, возглавляемой Евгением Школовым, давним коллегой Путина и, как поговаривают, покровителем Сугробова.

Через несколько месяцев после ареста Магина к следователю по его делу пришел человек из ФСБ, который, показав официальное письмо, попросил перевезти Магина на допрос из Бутырской тюрьмы в СИЗО Лефортово. Также в письме управление внутренней безопасности вежливо порекомендовало убрать из обвинения фразу «преступная группировка». Это значило, что до суда Магина можно было освободить под залог. Такой поворот событий вызвал у знающих людей большие сомнения: казалось, что кто-то пытается помочь ему избежать уголовного наказания. Запрос ФСБ был отклонен, что вызвало шок – у простого следователя полиции хватило смелости отказать столь влиятельной службе.

Для российской системы, чьи государственные органы скорее работают согласно инструкциям сверху, чем по правилам, контроль – это самое важное. Поскольку дело Мастер-банка стало резонансным, в ФСБ не могли с точностью предсказать, насколько далеко будет виден след от улик и доказательств. «Если избавиться от главного, его приспешников и всех следователей, ведущих дело, можно получить полный контроль над расследованием». Рогачев отказался давать любезно подсказанные ему показания, и следствие продолжило сбор доказательств, но это не означало, что Сугробов, Колесников и их коллеги были вне опасности. Те, кого расследование дела Мастер-банка поставило в щекотливое положение, не остановились бы ни перед чем, и это было понятно всем.

Ближе к концу 2013 года всего через несколько недель после отзыва у Мастер-банка лицензии в отдел к Сугробову и Колесникову пришел информатор с новостью следующего содержания: агент из управления собственной безопасности ФСБ занимается рэкетом и крышеванием, предлагая свои услуги московским бизнесменам за солидное вознаграждение.

Речь шла о том самом отделе ФСБ, наиболее влиятельном и обособленном, который совал нос во все расследования, связанные с обналом. Как объяснили журналисты, занимающиеся собственными расследованиями: «Представьте, что агент этой спецслужбы кого-то убил. Сотруднику полиции, прибывшему на место происшествия, будет обязательно предложено связаться с ФСБ, после чего на место убийства прибудет человек, который продемонстрирует письмо, где задним числом проставлен факт увольнения данного агента. Это будет говорить о том, что фактически подозреваемый в убийстве на момент совершения преступления уже не служил в ФСБ, так какие к ним могут быть вопросы?»

Информатор со смешным псевдонимом Павел Глоба был из рядов бывших сотрудников ФСБ. По его словам «взяточник Игорь Демин был готов к диалогу». У Колесникова, как и у всего департамента, голова закружилась от предвкушения задержания человека из конкурирующей структуры. Расследование началось. Они завербовали бывшего судебного пристава Романа Чухлиба, который согласился побыть в роли «торпеды» и организовал встречу с Деминым. Чтобы поддержать образ успешного бизнесмена, Чухлиба одели в дорогую одежду и посадили за руль шикарного «Лексуса».

22 января 2014 года в главном управлении ГУЭБИПК была сделана запись разговора Глобы и Алексея Бондара, начальника управления в подчинении у Колесникова. Они обсуждали эту операцию и ее возможные последствия. Глоба предположил, что как только они добудут доказательства, об этом сразу узнает глава государства, на что Бондар сказал, что тогда дело будет передано Школову. «Звонок туда, звонок сюда. Вам нужна аудиозапись? Вот, прошу». – продолжил он свою мысль. – «Мы же никого не провоцируем, так? Если он берет, значит, берет, а на нет и суда нет». Глоба, подумав, сказал: «Это будет бомба». Он ожидал ответа от «конторы», что на языке спецагентов значит ФСБ.

На первой встрече Чухлиб и Демин пили коньяк марки Baron Otard. Чухлиб объяснял, что у его компании была возможность заключить контракт с российской почтовой службой, и сразу выразил свои сомнения в получении заказа без определенного содействия сверху. «У вашей фирмы очень серьезная репутация», – сказал он Демину, – «и я сюда пришел не просто разговоры разговаривать и коньяки распивать». Демин согласился, сказав, что сочетание трех букв – Ф, С и Б имеют определенный вес. Чухлиб предложил сделку, от которой выиграют все. На следующей встрече он всеми силами подталкивал Демина, чтобы тот озвучил конкретную сумму, но он не велся. Они так и обменивались двусмысленными фразами, пока Чухлиб напрямую не предложил вознаграждение в десять тысяч долларов в месяц.

Вспоминая это дело, бывшие коллеги Сугробова и Колесникова предполагают, что Глоба, в свою очередь, тоже был «торпедой». От ФСБ. Цель была одна – вовлечь сотрудников ГУЭБИПКа в операцию, которую можно было развернуть против них. Пока они думали, что наблюдали за конторой, контора наблюдала за ними.

«Они были уверены, что их будут во всем поддерживать и у них будет все идти как по маслу», – признается бывший сотрудник МВД – «Так все оно и было, пока они не подняли руку на ФСБ. Нельзя было этого делать».

В следующий раз Чухлиб и Демин встретились 14 февраля 2014 года в кафе, случайно расположенном недалеко от управления ФСБ. Оперативники записывали их разговор, однако агенты спецслужбы тоже не дремали. Было время обеденного перерыва, и Чухлиб предложил Демину «по грамульке» виски, но тот отказался, сказав, что торопится. Ближе к концу беседы Чухлиб положил что-то в корзинку на столе. Демин спросил:

– Что там?
– Десять.
– Что?
– Десять тысяч долларов.
– А, понял.

Чухлиб вызвался оплатить трапезу, сказав, что для него большая честь обедать с таким человеком. Когда казалось, что они перейдут на «ты», Демину позвонили. Когда он положил трубку, в кафе появились агенты ФСБ, и Чухлиб был арестован. К вечеру арестовали также и Бондара вместе с некоторыми сотрудниками ГУЭБИПКа. Всем было предъявлено обвинение в превышении должностных полномочий и дачу взятки. Уже на следующий день это происшествие смаковалось всеми российскими СМИ. Началась цепная реакция: 21 февраля президент Владимир Путин освободил Сугробова от должности главы ГУЭБИПК.

В тот день Колесникова не было в Москве. Когда он вернулся домой, его родители, следившие за ситуацией по телевизору, были очень взволнованы. «Боря!» – сказала мать. – «Посмотри, что творится!» Колесников убедил ее, что он все решит и попросил не волноваться. Как вспоминает его жена, он назвал все это «недоразумением» и уверил всех, что скоро его коллег отпустят.

Он дал показания следователям из СК и сначала проходил по делу как свидетель. Он даже не нанимал адвоката, настолько он был уверен, что ему ничто не угрожает. Вскоре его перевели из разряда свидетелей в подозреваемые. Когда Виктория принесла ему в изолятор одежду, он даже тогда был убежден, что скоро все образуется.

На первом судебном заседании Колесников обратился к пришедшем его поддержать полицейским и журналистам: «Дело, заведенное против меня, связано с недоброжелателями, которые хотят свести счеты со мной и моими коллегами. Могу представить, как радуются сейчас коррумпированные чиновники, смотря на то, как целая серия опасных для них расследований летит коту под хвост». Судья вынес решение, согласно которому генерал должен был ожидать суда в СИЗО Лефортово. Ему не разрешили видеться с родными, он мог только писать им. По началу его письма были очень обнадеживающими: он шутливо называл свою камеру гостиничным номером, в свободное время учил английский, лакомился колбасой, переданными Викторией через тюремный магазин. «Ты знаешь мой характер», – писал он, напомнив ей, что обещал свозить ее в Париж и что они хотели еще одного ребенка.

Шли недели, и его настрой начал постепенно падать. Он пытался себя успокаивать, но нотки горечи так и проскальзывали между строк его писем. Жалел, что не ушел из полиции раньше, не слушал добрых советов и предостережений, а ведь ему говорили, что он переходит дорогу многим опасным людям. Генерал уже не удивлялся тому, что врагов у него оказалось больше, чем друзей.

Сотрудники отдела понимали, что реальной целью был Сугробов. Пока он был в тюрьме, борцы с коррупцией были бессильны, и, что более важно, все поняли, что бывает с теми, кто осмелится тягаться с ФСБ. Но чтобы добраться до Сугробова, им нужен был Колесников. Его настоятельно склоняли на свою сторону и прессовали. От него требовалось только одно – дать показания против Сугробова, и будет, как говорится, всем счастье.

В апреле в материалах дела появился новый пункт – организация преступной группы. Теперь Колесников сам столкнулся с этим обвинением, будучи уже по другую сторону баррикады. Теперь он точно знал, что выхода не будет, ни один суд не встанет на его сторону.

В первых числах мая арестовали Сугробова, когда он возвращался с поездки на Волгу с женой и двенадцатилетним сыном. Ему предъявили те же самые обвинения, что и Колесникову. И допрашивал его все тот же Сергей Новиков. В записях допроса сохранились упоминания о существовании высших сил, контролирующих это дело. «Решения принимаем не только мы, не лично я», – сказал он Сугробову. – «Если я напишу в рапорте, мол, извините, я не вижу признаков преступления, у меня сразу отберут дело и отдадут кому-нибудь другому».

Время все шло, и враги Колесникова искали другие способы оказания давления. Первые несколько недель в Лефортово тот ходил в обуви без шнурков – тюремные правила не позволяют заключенным пользоваться шнурками, веревками и ремнями. Обувь болталась на ноге, что было очень неудобно, а две пары кроссовок на липучках, переданных для него Викторией, так и не попали к нему. Новиков даже шутил: «Как так вышло, что генерал ходит в таких ботинках?» Тогда Виктория принесла третью пару кроссовок прямо на судебное заседание, в которые Колесников и переоделся во время перерыва.

Но на этом история не закончилась. Сразу после заседания, тюремная охрана изъяла кроссовки и почти месяц проверяла, а нет ли там случайно потайного отделения для наркотиков? Разумеется, так и оказалось. Более того, следы наркотиков были якобы унюханы служебной собакой, а это уже, извините, серьезно. Более того, в это могли втянуть и Викторию, которая передала эти кроссовки. Все это было психологической игрой, изнуряющей, приводящей в уныние. Колесников знал эту систему от и до, он сам был ей. Его загнали в ловушку.

4 мая Колесникова нашли в своей камере с разбитой головой. У него был двойной перелом черепа. Его адвокат Чижиков увиделся с ним в больнице на следующий день. Выглядел генерал ужасно. Врач рассказал ему, что такие травмы нельзя получить, упав с табуретки. Независимая экспертиза установила, что повреждения были нанесены тяжелым тупым предметом. Его бывший коллега, Георгий Антонов, навещал его в больнице и вот что он вспоминает: «Передо мной был запуганный деморализованный человек. Я сказал ему, что там снаружи куча журналистов, и они хотят правды. А он сказал мне – никому ничего не рассказывай».

Генерала поставили перед тяжелым выбором: или он дает показания против своих, и его друг садится за решетку, или он молчит, и его жена садится в соседнюю камеру, а дети отправляются в приюты.

16 июня, как считают его адвокаты и бывшие соратники, Колесников выбрал третий вариант. По их предположениям, в тот роковой момент генерал и Новиков стояли на балконе и разговаривали, после чего Колесников прыгнул. «Он пытался защитить свою семью и тех, с кем он служил родине все эти годы», – предполагает его бывший подчиненный. О чем они с Новиковым говорили неизвестно до сих пор.

Может быть, Новиков в очередной раз уговаривал его дать нужные следствию показания, а может, опять намекнул на случай с кроссовками. Вполне вероятно, что Колесников давно принял для себя такое решение. Согласно рапорту СК, Колесников вообще не выходил ни на какой балкон, а отпросился в туалет, а потом, растолкав охрану, спрыгнул с шестого этажа. Есть информация, что в тот день генерал столкнулся с Иваном Косоуровым, своим коллегой, которого тоже привезли на допрос. У них было всего несколько минут. «Ваня, давай прощаться. Они хотели меня получить – они получат меня», – сказал Колесников.

Смерть Бориса Колесникова затруднила ход следствия против Сугробова, лишив следователей главного козыря – необходимых показаний и свидетельств. Вместе с Колесниковым был потерян этот важный мостик, ведущий к Сугробову, поэтому им пришлось искать доказательства самостоятельно. За 17 месяцев, пока шло следствие, в деле появились десятки новых статей, согласно которым Сугробов и Колесников превышали полномочия и предлагали взятки и ранее, как в случае с Коровниковым и Михайликом. «Нарушения» были выявлены в 21 расследовании, проводимым в ГУЭБИПК. Так охотники стали жертвами.

О чем бы ни говорилось в официальном заключении, Сугробов и его люди томятся в тюрьме не из-за их методов расследования. Они просто проиграли эту силовую борьбу. МВД и ФСБ – давние соперники. Даже приближенность к Медведеву не спасла Дениса Сугробова, ведь в 2012 году президентское кресло было снова занято Путиным, и влияние Медведева ослабло. При путинском режиме борьба за внимание, ресурсы и доступ к Кремлю приобрела особенно острый характер.

Суд над Сугробовым, настаивающим на своей невиновности, начнется уже через несколько месяцев. Не стоит ожидать что там будут одни святые или герои. «Мне жаль их: один покончил с собой, все остальные за решеткой», – сказал Алексей Конраудов, бывший агент КГБ, а ныне критикан Путина. – «Объективно они были очень хорошими офицерами, но в реальности получилось, как получилось. Наша система ломает таких ребят, и это позор». Весной один из сотрудников ГУЭБИПК Салават Муллаяров заявил в суде: «Тогда мы думали, что все делаем в соответствии с законом. Но все это было искусной игрой».

Могила генерала Колесникова находится на узкой аллее в задней части Востряковского кладбища, рядом с захоронениями известных советских летчиков, актрис и инженеров. Согласно традиции, памятник на могиле будет установлен только через год, а пока ее украшает лишь грязный деревянный крест. На земляном пригорке стоят куличи, которые испекла тринадцатилетняя дочь Бориса Борисовича. Виктория старается как можно реже привозить сюда детей. «Пусть подрастут и сами решают», – говорит она. – «Для меня Боря был настоящим генералом, мужественным, настоящим патриотом. Как он ненавидел этих толстосумов. Верил в чистоту людских помыслов. Какой же он дурачок…»

Автор: Джошуа Яффа – The New Yorker, перевод NEWYORKER_RU 

You may also like...