«Раздевали, угрожали изнасиловать дубинкой». Бывший заключенный керченской колонии – о пытках

«Мне позвонили ребята, которые знали, что в колонии творится беспредел, и спрашивают: «Что нам делать, нас этапируют в Керчь. Я им посоветовал сразу, как приедут, располосоваться. Они спрятали лезвия и сразу по приезду порезались. Леня из Днепропетровска, сейчас в Соликамске, и парень из Донецка. Вот их не стали трогать, остальных всех избили», – рассказывает бывший заключенный керченской колонии Мурад Алиев.

 Сейчас он в Киеве, сумел перевезти семью и спокойно рассказывает о том, как сбежал из Крыма от уголовного преследования сразу по двум статьям – разжигание ненависти и вражды и публичные призывы к экстремистской деятельности. До этого он был осужден по обвинению в грабеже, но, не досидев полгода своего срока в колонии, сумел скрыться на материковой Украине.

Керченская колония

Керченская исправительная колония №2 была перепрофилирована из лечебно-трудового профилактория в 1999 году. "Для создания оптимальных условий отбывания наказания осужденным на территории учреждения функционируют 6 жилых общежитий-отрядов, столовая, банно-прачечный комплекс, 8 комнат длительных свиданий, а также продовольственные и вещевые склады. Кроме того, на территории колонии функционирует православный храм им. Святого преподобного Серафима Саровского, молельная комната для мусульман, имеется библиотека, места для занятия активными видами спорта, комната психологической разгрузки", – говорится о колонии на сайте Федеральной службы исполнения наказаний России.

Сообщения о том, что, кроме "оптимальных условий отбывания наказания", в колонии массово избивают заключенных и вымогают у них деньги, поступали и раньше, в июле 2018 года об этом написал президент "Центра помощи иностранным гражданам и противодействия незаконной миграции" Роман Кайфаджян через проект Gulag-info. В сообщении говорилось о "систематических избиениях, происходящих в помещениях, не оборудованных и не просматриваемых камерами наблюдения".

"Все осужденные, прибывающие в ИК-2, немедленно подвергаются жестокому избиению, которое происходит в ближайшем от въезда 2-х этажном полуразрушенном здании", – сообщение Кайфаджяна дословно цитируется в заявлении на имя руководителя Главного следственного управления Следственного комитета России по Крыму генерал-лейтенанта Михаила Назарова. Кроме общих сведений, приводились имена и истории заключенных, которые подвергались избиению в колонии, в том числе тех, кто, не выдержав избиений, попытался совершить самоубийство. Так, утверждается, что после избиений 10 июля один из вновь прибывших заключенных, Тимур Саутбаев, предпринял попытку суицида, как за четыре дня до этого Евгений Горбач. Впрочем, они не стали подавать заявления об избиении "в связи с давлением и поступившими в их адрес от руководства ИК-2 угрозами".

В заявлении описывается схема вымогательства денег у заключенных, а также продажа им ворованных из столовой продуктов. Продавцами круглосуточного "магазина" в общежитии отрядов №2 и 3 выступают заключенные, деньги поступают на три телефонных номера через платежную систему Qiwi. "Указанная схема криминального обогащения организована и координируется заместителями начальника ИК-2 Витренко Валентином Валентиновичем и Самойленко Денисом Юрьевичем", – утверждают авторы заявления. Деньги, по свидетельству бывших заключенных колонии и родственников тех, кто еще отбывает наказание, вымогают практически на все: долгосрочные свидания, проведение ремонта в помещениях колонии, закупку одежды заключенным и многое другое.

Керченская колония

"В Керчи [сидят] первоходки (впервые осужденные – прим.), эта колония больше Симферопольской, лимит примерно 800 человек, но сейчас под завязку, – рассказывает про колонию Мурад Алиев. – Бараки и все остальное зеками сделано, скидываются бабками. Еда беспонтовая. Управление приезжает, и сразу появляются скатерти, мясо плавает в супе. Только уезжают, и сразу – сало, рыба, тушенка. Причем ходить в столовую обязательно. Даже если свинина, а ты мусульманин, говорят: "Ты должен есть хотя бы хлеб, сидеть там". Если не шел, составляли нарушение".

До зимы 2016 года керченская колония считалась "черной", то есть с более мягкими неофициальными условиями содержания: послабления режима, можно было организовать связь из колонии, доставку туда неформальными каналами почти всего, что захочется. "Красными", в свою очередь, называют колонии, которые жестко управляются сотрудниками ФСИН. При этом наркотики, алкоголь, сим-карты и прочее точно так же могут беспрепятственно поступать в колонию, но контролируется это уже не криминальными авторитетами, а охранниками под контролем начальника учреждения. Но бывают и такие "красные" колонии, где досконально исполняется законодательство и установленный режим отбывания наказания.

Начиная с января 2016 года, керченская колония начала быстро "краснеть", процесс этот, судя по свидетельствам заключенных, проходил жестко. Когда стало понятно, что охрана из местных сотрудников и руководитель колонии Алексей Бобриков самостоятельно осуществить этот переход не смогут, из соседней России стали присылать в Керчь в командировки группы охранников. После этого избиения и пытки в колонии стали массовым явлением.

"Я сам случайно слышал диалог начальника колонии и какого-то генерала из проверяющей комиссии, который ему говорил: "Мост (Керченский мост – КР) построят, твоя колония сразу для всех заезжающих комиссий будет первая. Она не должна быть "черной", ты понял? Она должна быть "красной"!" – рассказывал Алиев.

Летом 2015 года его арестовали по обвинению в грабеже. Он утверждает, что дешево купил подержанный телефон, а дело против него появилось, как и многие другие, для отчетности раскрываемости преступлений. До декабря он находился в Симферопольском СИЗО, а потом был этапирован в керченскую колонию. В это время она была переполнена, но никаких пыток не было. "Встретили тогда еще нормально, – рассказывал Алиев. – Завели, переодели, вещи не забирали. Ломать колонию стали с зимы 2016 года. И сломали за два-три месяца. Сначала охранники были местные, а потом стали присылать с Коми, Красноярска, но они никого не трогали. Такое ощущение, что присматривались. Действовать начали с омских, которые приехали зимой 2016 года. За зимний сезон они все полностью сломали. Заключенные писали из колонии в службу безопасности, уполномоченному по правам человека, в прокуратуру. И я тоже. А потом меня вызвали в спецчасть и там предъявили за это, отправили в штрафной изолятор. Я вообще из ШИЗО не вылезал, только поднимусь [вернусь в обычную камеру] и через несколько дней снова".

Охранники, приезжавшие в Керчь из соседней России в командировку, устанавливали новые для колонии правила, "привозили свою дуристику". "Навязывалась идея российских лагерей, где все ходят строем. Стали заставлять петь каждый день после проверки российский гимн. Кто-то спросил: "Я же не менял гражданства, как мне петь?". Сказали заткнуться и исполнять. Зеки не знали, что делать, собирались, обсуждали, говорили: "Потерпим, эти уедут и все наладится". Но уезжали одни, приезжали другие, которые делали все жестче", – вспоминает Алиев.

О том, что впервые попавших в колонию жестоко избивают, узнали не сразу и это было неожиданностью. "Их раздевали догола, во время обыска заставляли мыть полы, туалеты. Если отказывался, его били, раздевали, скотчем обматывали, угрожали изнасиловать дубинкой. Подключили заключенных из первого отряда, заключенных, которые помогают администрации. Они обворовывали вновь прибывших, угрожали обмочить. Омские эти три месяца показывали, как сделать зону "красной". Например так: заходят во время общения местного охранника с зеком и начинают без предупреждения последнего избивать, приговаривая: "Как ты общаешься". Избили "яму" (специальная камера для наказания заключенного, где нары опускаются только на ночь – Р.С.), прогулочный дворик избили – постелили там матрасы и на них за руки и ноги бросали. Из бараков вынесли 470 телефонов, искали с металлоискателями, даже за лагерем ходили с аппаратурой, искали соединения. Сейчас осталось на всю колонию один-два телефона и без интернета", – рассказывает Алиев.

Керченская колония

Для заключенных массовые избиения и унижения стали неожиданностью. Те, кто уже сидел в колонии, стали связываться с родителями вновь поступивших и просили приехать их с адвокатом, чтобы зафиксировать побои. Родители приезжали, но в колонию их не пускали: заключенного помещали в штрафной изолятор, куда доступа нет даже адвокатам. Алиев утверждает, что после того, как заключенные стали писать жалобы, стали пытать уже тех, кто жаловался. "Начались пытки с использованием тока, удушающих предметов, заломов, чтобы не оставалось следов. Потому что знали: у нас закончится срок в ШИЗО – и мы поднимемся снимать побои и писать об этом. Меня запугивали тем, что добавят срок, потом играли в плохой-хороший полицейский. Один кричит, пытается жуть нагнать, а второй уговаривает: "Зачем ты помогаешь зекам, откажись".

Я отвечал, что зеки тоже люди и им нужна помощь. Но я говорил это людям, которые получали удовольствие от избиений других". Охранники пытались прекратить поток жалоб, "профилактические беседы" вел оперативный сотрудник Алим Абибулаев, который, по рассказам заключенных, угрожал тем, кто пишет жалобы, увеличением срока по обвинению в ложном сообщении о преступлении сотрудников колонии. После того, как жалоб стало слишком много, в колонию приехали члены крымской Общественной наблюдательной комиссии. В первый раз они получили 30 жалоб, во второй – еще 38. Не все они касались избиений вновь прибывших заключенных, но говорили об этом многие. По поводу жалоб Следственный комитет России начал доследственную проверку, 30 июля в колонию с проверкой прибыл директор ФСИН России Геннадий Корниенко.

"Мы добились только того, что "омские" уехали, но они передали систему, [сделали ее такой,] какой должна быть "красная" зона. Поставили "козлов" (заключенные, открыто сотрудничающие с администрацией колонии – Р.С.), некоторых в "яму" отправили, "карантин" (место приема вновь прибывших заключенных – Р.С.) железными щитами обварили, чтобы не видно было, что там происходит", – рассказал Алиев. В колонии поставили камеры наблюдения, ввели двухчасовые отработки, когда каждый заключенный должен отработать во дворе или хозяйственной части. Раньше такие работы считались недостойными, тех, кто их исполнял, переводили в статус "козлов", но теперь уклоняющиеся от них получают взыскание, делающее невозможным получение условно-досрочного освобождения. Отношение к тем, кто соглашается на работы, со стороны остальных заключенных стало более лояльным. Заключенные утверждают, что после жалоб и отъезда охранников из российского Омска избивать вновь прибывших перестали, но издевательства продолжаются.

"Уехали "омские", а появился Дмитрий Дворцевой, бывший сотрудник Саратовского СИЗО, где про него говорят, что у него "руки в крови", – рассказал Алиев. – Он приехал, стал фактически управляющим, начальником "ямы" (старшим инспектором отдела безопасности колонии – Р.С.), вся грязная работа стала на нем. Которую он с удовольствием и исполняет. До этого у Бобрикова таким выполняющим грязную работу был Валентин Витченков (заместитель начальника колонии – Р.С.), на которого Бобриков, старый, прожженный, который даже с зеками разговаривает по понятиям, хочет повесить все нынешние жалобы".

По словам заключенных, Дворцевой стал лично встречать этапированных в Керчь. "Маньяк, с ним даже когда общаешься, бояться начинаешь. Профессионал. Его кличка у заключенных – "Уж". В "яму" заходит, подкрадывается. Просыпаешься – он сидит на стульчике рядом. У него огромный шокер-дубинка, которую он, кажется, с удовольствием использует. Уехали "омские", приехал он. Заменил "омских", но те хотя бы только били, а этот еще и психику ломать старается. Оргазм какой-то получает. Заставлял пацана на этапе целовать голым порно-журнал, надевал на дубинку презерватив и водил по гениталиям. У него были перчатки байкерские, он ими бил, киянкой бил. Еще пытался вербовать постоянно, чтобы везде, во всех бараках были свои люди. Сигареты давал, отношения строил, чтобы получать информацию".

"Смотрящий" за колонией, то есть заключенный, который управлял происходящим в колонии от имени криминальных кругов, освободился за несколько дней до приезда омских охранников, оставив колонию Рустему Камилову, которого почти сразу после этого на четыре месяца определили в "яму". "Мы говорили с заключенными, обсуждали, что зона "краснеет". И я им тогда сказал: "Это неминуемо, это Россия пришла. Мы не сможем этому помешать". Так и выходит", – говорит Алиев.

Керченская колония

Меня вывезли с мешком на голове. Куда-то везли часов пять или шесть, потом, не снимая мешка, завели в какое-то помещение, подключили провода к мизинцам и стали спрашивать

За полгода до окончания срока Алиева, который вместе с другими заключенными пытался бороться против избиений, неожиданно вывезли из колонии в Симферополь. "Меня вывезли с мешком на голове. Куда-то везли часов пять или шесть, потом, не снимая мешка, завели в какое-то помещение, подключили провода к мизинцам и стали спрашивать: "Рассказывай нам все, про ИГИЛ, про "Хизб ут-Тахрир". Я вообще не понимал, что происходит. Через некоторое время сняли мешок с головы, подняли в кабинет следователя ФСБ, где объявили, что против меня возбуждено дело о призывах к экстремизму. А позже добавили еще и разжигание ненависти и вражды".

До 2014 года в керченской колонии находилась мечеть, после из нее сделали библиотеку, хотя все ковры, литература и картины остались. Алиев и несколько заключенных предложили ее восстановить на свои деньги, им разрешили и выделили новое место, заключенные сделали там ремонт. Теперь на первом этаже церковь во имя Серафима Саровского, дежурная часть и кабинеты, на втором – мечеть и "карантин", на третьем – хозчасть, где работают заключенные. Замначальника колонии Валентин Витченков предложил Алиеву стать имамом, но тот отказался.

Вместо него имамом стал турок Тургай Гюнгъор, который приехал на стройку в Ялту, подрался и был осужден за нанесение тяжких телесных повреждений. В колонии была создана система: разработан график с 9 до 16 часов, когда заключенные могли посещать мечеть по заранее составленным спискам. За соблюдением графика следил Сергей Чалый. Чалый был осужден по обвинению в убийстве на 10 лет, в колонии принял ислам и назвался Саидом, как утверждают заключенные, "из корыстных целей".

Однажды вечером 19 февраля 2017 года после пятничной молитвы у Саида и Мурада Алиева произошел разговор, который последний описал в своих показаниях по делу об экстремизме. "Тема разговора в дружественной форме затрагивала религиозные убеждения различных течений ислама. Чалый задавал мне вопросы касаемо сект, и почему есть такие, которые применяют насильственные действия, то есть режут головы…

Я пояснил следующее: что их идеи требуют слепого подчинения главарям группировки, присяге на верность, а кто не присягнет, тот будет казнен. Призывают к вражде к "кяфирам", то есть к неверным, и к казни их, если они откажутся платить дань, к уничтожению всех, кто мешает им распространять их опасные, противоречащие религии ислам, заблуждения. После чего в шуточной форме добавил, что им за их коверкание религии нужно отрезать их глупые головы. Поправившись после сказанного мною, добавил, что я, конечно, шучу, так как сказано во всех религиях: "Не убий". Хоть мое отношение к различным сектам негативное, я считаю, что Всевышний им судья".

Как оказалось, весь разговор Чалый записывал на записывающее устройство, которым его снабдило руководство колонии и которое было передано оперативным сотрудникам ФСБ России. Показания против Алиева дал оперативник Михаил Иванов, который "обнаружил преступление в ходе осуществления оперативно-розыскных мероприятий", инспекторы отдела безопасности Дворцевой и Двориков, а заодно сам Чалый и Гюнгъор, рапорт составил следователь следственного отдела УФСБ Иван Романец. Расшифровка беседы, которую записал Чалый и которая легла в основу уголовного дела, представляла собой ответы Алиева на вопросы Чалого, который откровенно провоцировал другого заключенного на высказывания о деятельности радикальных исламистов в Сирии.

Сначала Алиев указывает, как нужно вести беседы с верующими в мечети. "Ну, короче, в основном (нецензурн.), не надо ничего говорить, надо говорить по сути – коротко и ясно, и по сути, что, Джума, народ, одумайтесь, кто уверовали, одумайтесь! Посмотрите на свою жизнь, напоминай людям об ученьях, о том, что они будут отвечать. Поставь в пример то, например, что, вот смотрите, вы совершили какие-то поступки и какой-то суд, такой же самый человек, он вас решил за ваши поступки отвечать от Его лица. А в судный день вы будете отвечать за свою жизнь", – говорил в мечети Алиев.

Чалый постепенно переводит разговор на исламистов разных течений. "Они же по Корану идут, хабашиты?" – спрашивает он Алиева. "Хабашиты идут по Корану. Они коверкают его", – отвечает тот. "В смысле – коверкают?". Алиев пытается объяснить, что он имеет в виду, называя хабашитов, с которыми он, очевидно, встречался, "неверными". Чалый сразу же спрашивает, что такое "неверный". "Они намаз не делают, потом говорят, короче, этот кяфир, этот не кяфир.

Да вы, (нецензурн.), на свою (нецензурн.) посмотри, (нецензурн.), везде ходишь на дискотеки, бухаешь, (нецензурн.), накрутил себе какого-то имама", – заводится Алиев. Разговор переходит в политическую плоскость. "По шариату тут жить не дадут?" – спрашивает Чалый. "Конечно", – отвечает Алиев. "Ну а почему не дадут, (нецензурн.)?". "Здесь? Потому что здесь правительство России, а России, ну, невыгодно, чтобы шариат был здесь". Наконец Чалый начинает спрашивать об убийствах кяфиров и почему исламисты в Сирии массово казнят не принадлежащих к исламу.

Алиев пытается объяснить логику массовых казней: "…Мешать тебе будет продвигать слово Аллаха, вот этот человек считается (нрзб.) уродом, который мешает тебе доносить истину до людей. Он тебе мешает, представь. Вот ты его должен убрать с пути". "В смысле – убить, да?» – Чалый несколько раз подводит Алиева к ответу. Алиев смеется и отвечает: "Конечно (нецензурн.). Резать голову (нецензурн.), смело!". Потом уже серьезно объясняет, что "нужно убрать человека", мешающего распространять ислам. Чалый не отстает: "Ну, убить?", добивается утвердительного ответа. В конце разговора Чалый уже прямо спрашивает Алиева: "Ты пошел бы резать?". "Конечно, – отвечает тот и добавляет. – Только подумай сначала, оно стоит того, правильно ты делаешь?". Оба смеются. "Ну, а в Сирию бы поехал воевать?" – спрашивает Чалый. "Я? Да я шучу!" – заканчивает разговор Алиев.

Разговор был записан, российское следствие провело лингвистическую экспертизу, которая оценила ответы Алиева буквально и без всяких шуток. 17 августа было возбуждено уголовное дело, 26 августа Алиев был арестован решением подконтрольного Кремлю Киевского райсуда Симферополя и отправлен из колонии в СИЗО. Вину он не признал. "Я никогда не был в Сирии, никогда не поддерживал запрещенный в России ИГИЛ и их идеи. Только Господь вправе забирать жизнь, которую он дал", – говорил Алиев в суде.

Мурад Алиев на пресс-конференции в Киеве

"Меня вызывал оперативник ФСБ Дамир Рамазанович, казанский татарин, который в Крыму работает по крымским татарам, фальсифицирует дела "Хизб ут-Тахрир", – рассказал Алиев. – Он пытался меня завербовать, я обманул и согласился. Мне поменяли следователя и пришили еще одну статью, 282-ю (статья 282 Уголовного кодекса России, "возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства" – КР). Меру пресечения мне не продлили, допустили ошибку по УПК. Адвокат это увидел и подал апелляцию, судья дал мне домашний арест. Я понял, что нужно убегать. Искал выход. Я поехал как-то на судебное заседание, где стало понятно, что мне добавят срок и надеяться не на что. В независимой экспертизе нам отказали, до приговора оставалась всего неделя. Терять мне было нечего, я перебрался через границу, а потом выехали и мои родители".

Мечеть в керченской колонии после дела Алиева опустела. По словам заключенных, ходить туда стали гораздо реже, стали бояться общаться друг с другом на религиозные темы. На пресс-конференции, посвященной делу Алиева и ситуации в керченской колонии, руководитель правозащитной организации "КрымSOS" Тамила Ташева отмечала, что они зафиксировали с 2014 года 181 случай нечеловеческих условий и унижающих достоинство обращений в местах заключения в Крыму, 55 из них были связаны с пытками.

Не думайте, что если сажают одного по обвинению в "Хизб ут-Тахрир", то остальных не трогают. Это глупое мнение, ФСБ будут потихонечку всех забирать и придут ко всем

Во время пресс-конференции киевские журналисты спросили Мурада Алиева: "Что вы будете делать теперь? В Крым возвращаться собираетесь?". "Только когда он станет вновь украинским", – ответил тот и добавил, уже обращаясь к тем, кто живет на полуострове: "Тем крымским татарам, которые остались. Не думайте, что если сажают одного по обвинению в "Хизб ут-Тахрир", то остальных не трогают. Это глупое мнение, ФСБ будут потихонечку всех забирать и придут ко всем".

Автор: Антон Наумлюк; Радио Свобода