Тюремщик-баптист и его убийца или Полуудавшийся теракт Евстолии Рогозинниковой

105-летие со дня смерти действительного статского советника, начальника Главного тюремного управления Российской империи Александра Максимовского, к сожалению, осталось незамеченным. А жаль – этот человек заслуживает внимания потомков. Точно так же, как и убившая его Евстолия Рогозинникова.

На фото Александр Максимовский

Спешите делать добро!

История покушения на Александра Максимовского описана в нашей справке. Само по себе дело знаменитое. Было время – говорили про «подвиг революционерки», сейчас – чаще про «террор безумцев». Но есть здесь несколько малоизвестных пластов – и, зная их, другие мысли лезут в голову. Злой рок какой-то над Россией в те времена навис! Ну почему именно так всё сошлось? И именно с такими людьми?

Александр Михайлович Максимовский был очень хорошим человеком. Это не я сказал, а та, кто его, по логике, должна была ненавидеть: Софья Савинкова, мать знаменитого террориста Бориса Савинкова. Писательница, она оставила о Максимовском очерк. Читаешь и думаешь – а был ли ещё в нашем Отечестве такой тюремщик №1?

Борис – второй сын Софьи Александровны. Первый, Александр, тоже революционер, в ссылке от тоски и нужды застрелился. Мать после этого занялась, как сегодня бы сказали, «правозащитной деятельностью». А конкретно – помощью заключённым. Подразумевалось – политическим. Интеллигентные юноши и девушки – они же в сто раз тяжелее переносят неволю! Господа, ничего противозаконного. Но разрешите иногда встречаться с арестантами, говорить, поддерживать морально…

Власть, понятно, идею не поддержала. Однако Савинковой подсказали: поговорите с Максимовским! Он ведь странный какой-то. Генерал, а на службу ездит на конке. Верует так, что из официального православия перешёл в «пашковцы» (разновидность баптизма) – считает, что они конкретных добрых дел делают больше. Говорят, самолично в трущобах лазает по чердакам-подвалам, выискивает детей-побродяжек, помогает им чем может…

Максимовский назначил встречу у себя на квартире в девять вечера: просьба у вас такая, что разговор нужен долгий, на службе некогда, а к девяти я как раз возвращаюсь домой. Весьма жёстко заявил, что есть порядок содержания заключённых, нарушать никому не позволено. Но вы настаиваете, что человек имеет право к Пасхе получить кусок кулича? Хорошо, я пойду вам навстречу. С одним условием. Помогать будете не только политическим, но и уголовным. Они тоже люди, тоже имеют право на кусок кулича.

Собственно в этом – весь Максимовский. «Поделом вору и мука!» – обрубал он разговоры о том, что кому-то тяжело за решёткой. Но вот приедет с проверкой в какую-нибудь тюрьму, пройдёт по камерам, услышит жалобы: табак вышел… одёжка износилась… нет денег на марку, на конверт, а дома письма ждут… И с глазу на глаз в кабинете начальника достанет из бумажника сторублёвку: «Вот что. Я знаю, что не положено. Но это – от меня. Купите им, всё что просят. Люди же!»

Подчёркивал: мы не палачи, мы лишь содержим в заключении тех, кого приговорил суд. А в «высших сферах» настаивал: у нас массу народу сажают зря, пересматривайте законодательство! И тюрьмы нам нужны другие – не обветшавшие сырые замки XVIII века, а современные, «гигиеничные» (его слово). Выбивал для тюремного персонала жалованья, премиальные, пенсии: работа у людей тяжёлая, грязная, нередко опасная, она должна достойно оплачиваться. При этом наказывал за произвол, излишнюю жестокость. Дал Савинковой свой личный номер телефона: «Узнаете что-то чрезвычайное – разрешаю звонить напрямую, я разберусь».

В тюремное ведомство он попал случайно. Юрист по образованию, на прежнем месте работы вышел конфликт с начальством – ушёл. Однокурсник подсказал: есть должность вот в таком заведении. Максимовский подумал: ведь главное в жизни – делать добро? Так почему не здесь? Ну а дальше пошла карьера.

И кто ж такого человека убил?

«Медвежонок»

С единственной сохранившейся фотографии Евстолия Рогозинникова смотрит букой. Но кто знал её – утверждали: глупости. Толя была хохотушкой, душой всех компаний! Ей в отряде и кличку дали добродушно-ласковую: Медвежонок.

Евстолия Рогозинникова

Рогозинникова родом из Красноуфимска. 21 год. С детства обнаружила музыкальные способности, да такие, что её бесплатно, «за талант», приняли в Петербургскую консерваторию. Колебалась, что выбрать – фортепьяно или вокал? Пианисткой была блистательной, но выбрала пение. Её собирались послать учиться в Милан. Девчушка из уездного Красноуфимска едет в Милан! Молода, обожаема всеми, у неё любимый (и любящий!) муж – что ещё надо? А Толя ушла в революцию. Почему? Трудно сказать. Есть наводящий на размышления факт: она находилась в Петербурге 9 января 1905 года. Могла стать свидетельницей Кровавого воскресенья. А натура была явно экзальтированная.

Возможно, именно этой экзальтацией объясняются её смех над телом Максимовского, взрывы хохота на суде. Сказать бы – «дура», «истеричка». Но остались её письма родным: щемящие, ласковые… «Как хорошо любить людей, сколько сил даёт эта любовь…» «Своей любовью я обойму весь мир. Я всюду буду, хочу всюду быть…»

Максимовского она при этом как человека не воспринимала. Так, чиновник-функция. «Скажешь «человек» – и чувствуешь, как на душе тепло станет. Нет, то не человек, то часть аппарата. Чем больше вырвем таких частей, тем скорее рухнет вся машина».

Такова должность

Фактически Максимовского приговорили «за должность». Была у «Летучего отряда» такая идея: карать тюремщиков. Тех, кто непосредственно издевается над нашими братьями в застенках, кидает в карцеры, избивает! По стране прокатилась серия убийств начальников тюрем, надзирателей…

Всё случалось: и избиения, и жестокости. Но ведь во время Первой русской революции места заключения оказались переполнены. Заключённые бунтовали, сбегали – и тюремные начальники реагировали сообразно своему характеру и разумению ситуации. Максимовский же как раз разбирался с каждым конкретным случаем, потом обязательно давал разъяснения в прессе. Но именно тогда расстроились его отношения с Савинковой: я не могу идти вам навстречу, пока те, кому вы помогаете, убивают моих людей!

А потом в какой-то газете появилась статья, что Максимовский распорядился ввести телесные наказания для «политических». Которая была тут же опровергнута. Но «Летучий отряд» уже вынес приговор. Хотя наверняка вынесли бы и без этой статьи. Мочить тюремщиков и не тронуть главного из них?

Максимовский предчувствовал недоброе. Накануне говорил, что если его убьют, то не надо убийцу казнить – не по-христиански это. Но официально просьбы не оформил – и военно-окружной суд решил судьбу Евстолии Рогозинниковой за один день.

Исполнителей казни она попросила: повесьте меня на рассвете. Хочу перед смертью увидеть солнце. Отказали: любая оттяжка приговора – нарушение инструкции. Один из офицеров, присутствовавших на казни, после этого подал в отставку: не пойти навстречу в такой малости пусть виновной, но всё же девчонке – и врямь бездушие!

После смерти Максимовского выяснилось: он на свои деньги содержал нескольких сирот. Его друзья и родня обратились в газетах ко всем, кому Александр Михайлович когда-то помог: скиньтесь кто сколько может в благотворительный фонд его имени. Это была бы лучшая память. Известно: до 1914 г. фонд оказал поддержку 162 семьям.

Выстрелы на Греческом проспекте

Убийство произошло 15 октября 1907 года. В Главное тюремное управление (Санкт-Петербург, угол Греческого проспекта и 7-й Рождественской) явилась дама под вуалью. От неё одуряющее пахло духами, бросился в глаза пышный бюст. Сотруднику, дежурившему в приёмной, дама объяснила, что является родственницей некоего арестанта Новосёлова. У него больной желудок, можно ли передать в камеру домашнюю пищу? Услышав, что нужна справка врача, расшумелась, потребовала вызвать начальника управления господина Максимовского.

Ей бы отказали – и дело с концом. Но Максимовский настаивал на внимательности к просителям. Неохотно позвали. Максимовский вышел в приёмную – дама начала объяснять свой вопрос, за разговором подошла вплотную и вдруг выхватила браунинг, выстрелила в лицо. Бросилась к выходу. Её перехватили, скрутили, но она успела ещё трижды выстрелить в сторону окна. Пули попали в раму.

В кармане юбки нашли ещё один пистолет. Отвели в соседний кабинет. Когда выводили, стрелявшая глянула на лежащего Максимовского и засмеялась.

Смертельно раненного Максимовского (умер, не приходя в сознание) отвезла карета «скорой помощи», в Управление прибыли сотрудники Охранного отделения. Кто-то сказал, что неплохо бы террористку обыскать. «А в охранку меня когда?» – «Вот обыщем и отвезём». Но женщина всё-таки! – и для личного обыска позвали жён живших в том же здании тюремных служителей. Те подошли – задержанная крикнула: «Осторожно! На мне динамит!»

Снова позвонили в охранку, попросили приехать ротмистра Комиссарова – бывший артиллерист, он умеет разряжать бомбы. Комиссаров, увидев задержанную, усмехнулся: «Рогозинникова! Старая знакомая!» (как оказалось, она проходила по одному из его дел). На Рогозинниковой оказался специально сшитый лифчик, в нём – 13 фунтов (более 5 кг) особо мощного экстрадинамита. Чтобы перебить запах взрывчатки, она крепко надушилась.

Это был супертеракт, задуманный эсеровским «Летучим боевым отрядом Северной области». План был таков: Рогозинникова, убив Максимовского, выстрелами разобьёт окно и так подаст знак дежурящим на улице боевикам: удалось, готовьтесь! Ясно, что вскоре на место происшествия приедут министры, высшие чины полиции. Тут они в засаду и попадут. Рогозинникову тем временем отвезут в охранку – там она рванёт себя. Заряда хватит, чтобы поднять на воздух всё Петербургское отделение со всеми его сотрудниками.

Но никогда ничего по плану не идёт. Пули попали в раму. Обыскать Рогозинникову решили не в охранке, а в Тюремном управлении. Там оказались случайные люди (посетители, жёны служителей), и Рогозинникова не захотела их гибели.

В результате лишь Максимовский и погиб.

Автор:  Сергей НЕХАМКИН, «Аргументы Недели» № 43 (335)