В утренние часы 17 сентября 1939 года Советский Союз ввел свои войска на территорию Польши. Ранее, 1 сентября, в Польшу вошел вермахт. Следствием этих событий стало исчезновение польского государства с карты Европы. Его восточные территории были присоединены к СССР. Вооруженное вторжение, ознаменовавшее собой начало кровавой мировой войны с миллионами жертв, было осуществлено в соответствии с Секретным протоколом к Договору о ненападении между Германией и СССР, известному также как “пакт Молотова-Риббентропа”.
Как трактовать эти события сегодня? История вершит политику или все же политики вершат историю? Каким был путь народов к переосмыслению событий сентября 1939-го и к налаживанию диалога с соседями? Равнозначно ли прощение примирению? Ответы на эти нетривиальные вопросы искали участники конференции “От “пакта Гитлера-Сталина” к нападению на Советский Союз”, организованной в Варшаве накануне исторической даты Фондом немецко-польского сотрудничества. В форуме приняли участие историки и публицисты из разных стран. Особое внимание уделили Украине и Беларуси. DW пообщалась с экспертами.
Разделение Польши и Германия: долгий путь искупления
Германию сегодня часто хвалят за разностороннюю и, прежде всего, объективную работу по преодолению прошлого и признанию исторической ответственности за преступления нацистов во Второй мировой войне. Однако так было не всегда. Первые и довольно робкие шаги в этом направлении в западной “боннской республике” сделали лишь в 1960-х.
В то же время, как вспоминает инициатор варшавской конференции, последний министр иностранных дел ГДР Маркус Мекель (Markus Meckel), в социалистической ГДР “вообще отказывались брать на себя любую ответственность за преступления национал-социализма, перекладывая всю ее полноту на Западную Германию”. Послевоенный немецко-польский диалог начинался с малого и частного: контактов между диссидентами и епископами, а также со знаменитого церковного письма “Прощаем и просим прощения”.
А далее были 1970 год и полминуты, вошедшие в историю: западногерманский канцлер Вилли Брандт (Willy Brandt) встал на колени перед мемориалом погибшим участникам восстания в Варшавском гетто. “Перед пропастью немецкой истории и под тяжестью памяти о миллионах убитых я сделал то, что делают люди, когда им не хватает слов”, – написал Брандт в мемуарах.
Но даже у этого поступка нашлись тогда оппоненты, как много позже нашлись они и у президента ФРГ фон Вайцзеккера (Richard von Weizsäcker), в своей речи в 1985 году впервые с высокой трибуны призвавшего немцев считать 8 мая 1945 года не капитуляцией, а освобождением от нацистской тирании. “Для Германии это был долгий и очень тяжелый процесс”, – говорит Мекель о преодолении прошлого.
Польша: меж двух тоталитарных империй
Не менее сложной была и остается эта страница истории для Польши, после войны уже никогда не восстановившейся в своих прежних географических границах: восточные территории отошли к СССР, а к западным присоединили земли “третьего рейха”.
В послевоенный период, во времена Польской Народной Республики (ПНР), об объективном историческом дискурсе не могло быть и речи, отмечает бывший глава Института национальной памяти Польши Лукаш Каминский. По его словам, никак не тематизировались ни советская оккупация, ни расстрел польских офицеров в Катынском лесу в 1940 году, ни массовые депортации. “Вместо этого умалялась роль Армии Крайовой и вооруженного сопротивления на западе”, – констатирует историк.
Западная Украина и Западная Беларусь после 1939 года
На момент вступления советских войск ситуация в Западной Беларуси и в Западной Украине заметно отличались друг от друга, говорит украинский публицист из Львова Юрий Дуркот. На западноукраинских землях гораздо сильнее были распространены националистические настроения и стремление к государственной независимости. В НКВД с этим боролись известными методами: пытками, расстрелами, репрессиями и депортациями. Именно советским террором того времени в Украине часто объясняют ту воодушевленность, с которой многие встречали немцев в 1941-м. Впрочем, и истинные намерения нацистов становятся очевидными уже вскоре: 30 июня 1941 года во Львове провозглашают Акт о восстановлении украинского государства. В ответ нацисты арестовывают лидеров украинских националистов.
Продвижение Красной армии неоднозначно воспринимали и в Беларуси, как в беседе с DW отметила научная сотрудница Института исторических исследований Центральной и Восточной Европы имени Гердера Татьяна Островская. Появление Красной армии для одних символизировало начало величайшей трагедии и колоссальных потерь, а для многих других, добавляет Островская, “объединение было желанным”.
В этом году 17 сентября, день присоединения западных областей Польши к БССР, в Беларуси, несмотря на протесты Варшавы, впервые будут отмечать как новый государственный праздник – “День народного единства”. Островская расценивает его появление в календаре как попытку Минска досадить западным соседям и отмечает, что государственные СМИ Беларуси при освещении событий тех лет замалчивают тему советского террора.
По словам Юрия Дуркота, безапелляционные “черно-белые” оценки событий сентября 1939-го доминировали и в украинской историографии советского периода. Однако в последние годы, с началом декоммунизации и рассекречивания архивов КГБ, Украина все больше дистанцируется от советского нарратива, указывает публицист.
Исторический диалог Украины с Польшей еще с 1990-х давался сложно, но шел весьма плодотворно. По словам Дуркота, большое влияние на него оказал польский публицист и общественный деятель Ежи Гедройц, подчеркивавший важность либеральной и демократической польской политики в отношении Украины и Беларуси. “Эту политику переняли польские правительства после распада коммунистического блока”, – говорит Дуркот, но добавляет, что при действующем национал-консервативном правительстве Польши в исторической тематике “акценты несколько сместились”.
В последние годы позиция Варшавы в отношении истории не раз подвергалась критике со стороны Украины, Израиля, США и других стран. Несмотря на споры по поводу военных захоронений, в том числе воинов УПА, президент Украины Владимир Зеленский в прошлом году объявил, что Киеву удалось “снизить градус эмоций с Польшей вокруг вопросов прошлого”.
“Война за историю” в России
Наибольшие метаморфозы в том, что касается осмысления исторических событий того времени, по мнению собеседников DW, за последние десятилетия случились в России. Сам Вячеслав Молотов вплоть до своей смерти в 1986 году не признавал существования Секретного протокола к пакту о ненападении. В советском руководстве этот факт также отрицали до времен поздней перестройки.
Впрочем, период осуждения сталинизма в России продолжался недолго. В 1991-м главред Виталий Коротич со страниц легендарного журнала “Огонек” называл пакт “подлым”. А спустя 30 лет на рассмотрение Госдумы РФ был подан законопроект, предлагающий реабилитацию и самого пакта, и его подписантов.
Заключение пакта о партнерстве с нацистами в современной России официально подается в сталинской версии – как вынужденная необходимость, позволившая отсрочить нападение на СССР. Президент РФ Владимир Путин в 2019 году заявил, что не пакт между Советским Союзом и Германией, а Мюнхенское соглашение 1938 года с участием нацистской Германии и западных держав стало “поворотным моментом в истории, после которого Вторая мировая война стала неизбежной”. Признавать тот факт, что Сталин и Гитлер в течение определенного времени были партнерами, в советские времена не хотели, как не хотят и в современной России, комментирует Юрий Дуркот.
Министр иностранных дел России Сергей Лавров на днях заявил, что попытки изобразить Сталина злодеем являются “атакой на прошлое России, на итоги Второй мировой войны”. Тех, кто сравнивает поступки Сталина и Гитлера, могут теперь преследовать по закону: отождествлять действия СССР с действиями нацистской Германии запрещено.
Все это принципиально сужает возможности для исторического диалога с РФ, констатирует Лукаш Каминский. “Но в России все еще есть гражданское общество, независимые историки и общественные организации, на которые, однако, оказывается все большее давление”, – говорит он. Не отказываться от диалога с Москвой призывает и Маркус Мекель – даже несмотря на “попытки Путина инструментализировать историю в политических целях”.
Автор: Дмитрий Каневский; Deutsche Welle