Алексей Акопов — шериф Черкасской громады Донецкой области и глава сектора взаимодействия с громадами Краматорского райуправления полиции. Служба полицейских офицеров громад существует в Донецкой области уже два года. Она появилась в рамках реформы полиции.
Журналисты издания “Ґрати” встретились с ним в Славянске под звуки артиллерии — бои идут на подступах к городу. Говорили с ним в помещении, где нет света после последнего обстрела. В городе нет газа и перебои с водой. Город уже во второй раз оказался на линии фронта. Именно со Славянска начался захват и оккупация части Донецкой и Луганской областей в 2014 году.
Алексей Акопов рассказывает о работе полицейских в условиях военного положения, сборе доказательств военных преступлений и как в целом изменился регион с 2014 года.
Об эвакуации
Идет обострение боевых действий, к нам приближается враг со стороны Лимана — сразу появляется запрос и, соответственно, больше заданий для полицейских, которые связаны с эвакуацией, обеспечением граждан.
Полицейские офицеры громад стараются максимально быстро прибыть туда, где произошли обстрелы, реагировать, помогать. Были случаи когда шерифы приезжали первыми и оказывали доврачебную помощь. Например, в Николаевке местного жителя ранило в голову, и офицер громады оказал помощь, вызвал скорую и человека направили на лечение.
Большое внимание уделяется в громадах ситуации с мародерами. Мародерство — один из проблемных вопросов на сегодняшний день. Потому что большая часть населения выехала, дома закрыты, не каждый смог обеспечить какой-то присмотр за своим жильем и имуществом. Поэтому наличие полицейских дает гарантии людям, что с их жильем ничего не случится.
Мы увеличили количество сотрудников на городских улицах и в селах в несколько раз. В два-три раза мы увеличили количество полицейских патрулей. Это за счет того, что нам удалось вывезти личный состав с Лиманского и Бахмутского района. За счет этих людей мы укрепляем села, где может работать полиция.
Есть села, куда не привозят хлеб. Какие-то минимальные продукты, туда привозят гуманитарку, но там нет лекарств, нет хлеба. Такие вопросы тоже стараемся помогать решать местной власти. Там, где они сами справляются, сопровождаем или оказываем помощь. Зачастую бывает так, что мы берем на себя обязательства и доставляем продукты, доставляем тот же хлеб.
Сейчас налаживаем доставку по Черкасской громаде. Там есть прифронтовое село с двумя маленькими селами-спутниками, но там практически не осталось людей. Это Новониколаевка, Ивановка, Шнурки. В Шнурках вообще уже никого не осталось, а в Ивановке — несколько семей. Вот в Новониколаевку мы подвозим продукты, медикаменты, хлеб. Там стоял вопрос о 50 буханках, но в Славянске проблема с хлебом, поэтому надо найти, откуда его привозить.
Дома в Славянске после обстрела российскими ракетами «Искандер», 1 июня 2022 года. Фото: Татьяна Козак, Ґрати
Если в процентном соотношении — ближе к шестидесяти процентов населения Славянска и всего Краматорского района выехали. Опять же, надо смотреть по территории: где спокойно — там люди не торопятся уходить, особенно, где есть все блага — вода, свет.
Руководство организовало эвакуацию семей полицейских из этого региона. Потому что неизвестно, что завтра произойдет. Тот же Лиман попал в такую ситуацию. Все может произойти очень быстро и резко. Возникнет масса проблем, нужно будет выполнять приказ о передислокации или передвижении, а у тебя еще за спиной будет семья.
Принуждения не было: вот обязан и все, и если не сделаете, то, не знаю, какое-то наказание — не было такого. Постепенно объясняли, почему это надо было сделать. И сейчас, я уверен, ни один сотрудник об этом не жалеет.
Некоторые полицейские уже второй раз рискуют лишиться своего имущества, потому что у нас было много переселенцев из Донецка, Макеевки, Енакиево, оккупированных с 2014 года территорий. Оттуда полицейские переехали работать в тот же Лиман, и у них уже второй случай потерь.
Основной состав вывозят в более безопасное место, чтобы не было напрасных жертв, а наряды выезжают на территорию, пока есть военные, пока территория контролируется нами.
У нас практически не осталось документации — это сведено до минимума. Мы во многом перешли в электронный вариант работы, поэтому если у нас будет дислокация в ближайший район, то все равно до последнего будем обслуживать территорию.
Дела, которые находились на оккупированных территориях, вывезли, можно сказать, до тех тяжелых моментов, которые сейчас настали. У врага осталось помещение, и то, что нельзя было оттуда забрать.
Ничего не приостановилось, продолжаем работать.
О документировании обстрелов
Все проблемы [документирования военных преступлений] возложены на полицию.
Как это происходит. [Мы работаем], если к населенному пункту есть хотя бы подъезд полицейского, где еще не закрыта дорога. Например, к поселку Донецкое на сегодняшний день закрыта дорога обычному экипажу — то есть простому автомобилю, который не имеет защиты. Туда может заехать только [защищенный] транспорт — мы их называем «капсулами» — то есть бронетранспортер, который имеет хоть какую-то защиту от осколков. Эта территория закрыта, мы туда свободно заехать, какую-то фиксацию провести не можем.
Но на основной территории, по которой мы еще работаем и передвигаемся, мы фиксируем попадания в жилища, имущества, инфраструктуру населения городов, пострадавших людей.
В принципе фиксация происходит по той же процедуре, как и в мирное время. Мы не всегда можем привлечь экспертов: на каждый выезд их просто не хватает. Поэтому функции документирования берут на себя другие полицейские, которые прибыли на место происшествия. А так — следственно-оперативная группа полностью фиксирует факт, документирует подтверждение прилетов, куда они были. К следственно-оперативной группе выезжают наряды полиции, те же экипажи офицеров громад патрульной полиции.
Разрушенный в результате ракетного обстрела частный дом в Славянске, 1 июня 2022 Фото: Татьяна Козак, Ґрати
Информация [о военных преступлениях] приходит от местного населения, властей — в каждой громаде есть чаты, где пишут, что произошло, и сразу информация доходит до полиции. В максимально короткие сроки пытаемся на это отреагировать. Но все зависит от ситуации — есть ли возможность туда выехать.
Если интенсивные обстрелы, то мы не можем направить туда полицейских и подвергнуть их опасности. Ждем возможности безопасного подъезда, когда обстрел прекратиться, тогда уже выезжает экипаж, смотрит степень повреждения. Передаем информацию в отделы, отдел уже направляет следственно-оперативную группу. [В реестр] вносится все, что произошло, вся информация, которая заходит к нам, фиксируется. Начинаются уголовные производства.
Мы фиксируем много фактов пропажи людей. По возможности, проводим проверку причины, и где находится человек. Но с оккупированными территориями, или с теми, где идут боевые действия, связь отсутствует. Мы не можем общаться с людьми оттуда, и близкие, которые находятся на подконтрольной Украине территории, беспокоясь о них, делают заявления о том, что нет связи. А это уже основание начать уголовное производство о пропаже человека.
У нас есть случаи без вести пропавших сотрудников.
То, что происходит там с жителями, знаем от других людей. Бывает, пишут даже в комментариях в фейсбуке. Это все отслеживается сотрудниками и документируется — любая информация в мессенджерах. Просто в комментариях под фотографиями, например из Лимана, иногда люди пишут, что нужно эвакуировать кого-то или кто-то пропал.
Есть специальные сотрудники, которые мониторят все соцсети, интернет. Сепаратистские группы отслеживают, пытаются их заблокировать.
О ситуации в регионе
Ситуация, которая была в 2014 году, и сейчас — кардинально разная. Произошла переоценка ценностей у людей. Люди для себя многое поняли. Они видят, как живут в том же «ДНР». И даже человек, у которого с рождения привита пророссийская позиция, который чувствует русским и никаким другим, видит, что происходит на той территории, что происходит в Украине, и делает соответствующие выводы. Это те, кто может мыслить, оценивать ситуацию. Конечно есть и коллаборанты и предатели. И многие из них это делают не из-за каких-то взглядов — играет роль еще корысть. Потому что за это платят.
Поэтому я бы сказал, у нас на сегодняшний день хорошо сформированное украинское общество, которое желает развиваться в Украине. Тут нет такого, как было раньше, что выходили люди, чтобы сдерживать нашу армию, не давали навести порядок. Этого уже тут точно не будет, это в прошлом.
Власти громад многое делают, чтобы все сохранить. Мы много общаемся [с жителями], слышим что говорят: люди все понимают, что происходит. Люди боятся, что Украина уйдет, очень этого боятся. Боятся, что тут наступит другая власть, «русского мира» боятся как ада.
Славянск — это Украина, 1 июня 2022 года. Фото: Татьяна Козак, Ґрати
Я вам так скажу, и это важно: часто говорят «происходит идентификация украинского народа». Да, люди начинают уже понемногу осознавать, кем они хотят быть. И уже сформировав себя, понимая к чему ты идешь и желая какого-то развития — потерять это все, и оказаться непонятно в какой республике, неясно кем стать, никто не хочет. Этот фактор играет свою роль.
Также надо понимать, что наш путь развития в Украине долго шел к одному: демократическому и правовому состоянию. И это у нас очень хорошо получалось, особенно в последнее время.
Все проходит в рамках законодательства, несмотря даже на нынешнюю ситуацию. Государство понимает, что не надо переходить эту черту, не надо становиться похожим на врага. Как эти непонятные «государства», созданные на наших территориях, которые принимают решения, выносят вердикты по средневековым стандартам.
Автор: Татьяна Козак: Ґрати