Как большевики выгоняли «безродных псов» интеллектуалов и учёных из СССР

В конце 2021 года в России, благодаря нобелевской речи Дмитрия Муратова, часто вспоминали об эпизоде из истории вековой давности. Речь идёт о «философских пароходах», на которых в 1922 году молодая советская власть принудительно выслала из страны около 250 неугодных интеллектуалов вместе с членами их семей, пишет TJournal.

События начала 20 века накладываются на современный контекст: участившихся случаев политической эмиграции из уже Российской Федерации. По данным социологических опросов, доля желающих эмигрировать из страны составляет 22%, и среди молодых людей в возрасте от 18 до 24 лет этот показатель почти достигает 50%. При этом с 2012 года количество ежегодно эмигрирующих ученых и высококвалифицированных специалистов увеличилось в пять раз.

Отсылки к событиям 1922 года очевидны. Парадоксально, но в Советской России часть учёных-эмигрантов не хотела оставлять родную страну по своей воле. И, как показала история, их судьба сложилась лучше чем у многих, кто посадил их на те самые суда.

Большевики не чувствовали окончательной победы в гражданской войне: они считали, что внутри страны осталось много недобитых врагов

Осенью 1922 года Гражданская война в России подходила к концу. Победившая советская власть добивала остатки вооружённого сопротивления. Но расчёты большевиков на мировую пролетарскую революцию не оправдались. Это означало, что Советской России придётся существовать как единственной социалистической державе в капиталистическом окружении.

Психология «осаждённых» и фанатичная вера в построение коммунистического будущего мотивировала сторонников Владимира Ленина без жалости расправляться с реальными и мнимыми врагами.

Во время Красного террора большевики уничтожили, по средним оценкам, от 500 тысяч до миллиона человек. Ещё около двух миллионов жителей России ушли в эмиграцию после краха Белого движения. Так поступили не только служившие в антибольшевистских армиях, но и далёкие от военной службы люди, вплоть до поэтов, изобретателей и композиторов.

В начале 1920-х годов Ленин и его сподвижники заложили основы будущего тоталитарного строя. Большевики загнали в подполье остальные политические партии и контролировали печать. Под строгим надзором компартии строилась новая Рабоче-крестьянская красная армия. Широкими полномочиями обладала госбезопасность, Главное политическое управление (ГПУ), под началом одного из авторитетнейших большевиков Феликса Дзержинского.

При этом в стране оставались «острова» прежней России. Речь шла не только о религиозных организациях, литераторах и художниках, но и об академическом сообществе. В царское время вузы обладали широкой автономией, а новые власти стали сворачивать былые университетские вольности. Такой подход раздражал даже далёких от антикоммунизма профессоров, вроде ректоров двух основных вузов страны, Петроградского (Льва Карсавина) и Московского (Михаила Новикова).

Особенно у новых властей не сложились отношения с интеллектуалами-гуманитариями, чьи лекции противоречили марксизму. Руководство компартии и лично Ленин расценивали университетские кафедры, объединения литераторов и издательские дома как контрреволюционные организации.

В первые годы революции большевики часто прибегали к массовому террору, но в изменившихся условиях посчитали его вредным

Во время Гражданской войны большевики не стеснялись крайних мер для всех, кого считали врагами. От ранних большевистских репрессий страдали не только повстанцы и солдаты белых армий. Во время чисток в Гражданскую войну чекисты расстреляли многих крупных интеллектуалов, вроде семьи педагогов Алфёровых, физиков Александра Астрова и Андрея Колли, математика Александра Волкова, географа Владимира Таганцева и поэта Николая Гумилёва.

Бессистемный Красный террор часто уничтожал даже лояльных к большевикам людей. Исполнители расправ при выборе жертв обычно смотрели на их социальное происхождение или общественную активность в царское время. Словно предвосхищая Большой террор 1930-х годов, чекисты фабриковали расстрельные дела на сомнительных основаниях.

Подобные судебные дела вредили имиджу Советской России за рубежом. Выходило, что новые власти не строят в стране светлое будущее, а подавляют инакомыслие и проводят массовые казни — как обычная диктатура. Правящие элиты убеждались, что власть в России в руках у опасных экстремистов, которых рискованно признавать законным правительством. Левые активисты открещивались от жестокости своих российских товарищей, заявляя, что их политика — не настоящий социализм.

В 1921-1922 годах большевики постепенно отказались от «чрезвычайного» правосудия и расстрелов в административном порядке. Примером нового подхода к юриспруденции должен был стать процесс над эсерами.

Коммунисты хотели покончить с Партией социалистов-революционеров, некогда наиболее популярной российской партией. Дюжину эсеровских лидеров предстояло на сомнительных доказательствах увязать с серией терактов и крестьянских восстаний разных лет по всей России. Суд сначала должен был приговорить пойманных эсеров к казни, а затем помиловать — в ответ на официальный самороспуск партии (спойлер: у большевиков всё получилось).

Несогласные интеллектуалы могли помешать этой многоходовке. А в том, что профессора и публицисты обладают влиянием и зарубежной помощью, большевики убедились в 1921 году.

Ликвидация массового голода 1921-1922 годов показала, что российская интеллигенция способна к самоорганизации и сотрудничеству с зарубежьем

Весной 1921 года сразу несколько населённых регионов России охватил катастрофический голод. В историю он вошёл как голод в Поволжье, но на деле бедствие охватило обширную территорию от Крыма до Уральских гор. Погибло свыше пяти миллионов человек. Катализатором событий стала засуха, уничтожившая больше 20% посевов.

Глубинные причины катастрофы связаны не с природой, а людьми. Россия уже седьмой год подряд вела две последовательные войны, Первую мировую и Гражданскую. Число земледельцев и урожайность снижались год от года. Кроме того, большевики в 1918-1920 годах проводили так называемые продразвёрстки в сёлах. Особые продовольственные отряды отбирали у крестьян большую часть урожая для нужд городского населения и растущей армии. Селяне в ответ снижали распашку земель, что тоже обусловило голод 1921-1922 годов.

Помощь большевикам в борьбе с катастрофой предложили критически относившиеся к новой власти российские интеллектуалы. Среди них были и ветераны ликвидации голода 1891-1892 годов, последнего из подобных в истории царской России. Но созданная ими организация, «Всероссийский комитет помощи голодающим» («Помгол»), во главе с экономистом Сергеем Прокоповичем, просуществовала меньше двух месяцев: с июня по август 1921 года.

«Помгол» успел наладить связи с зарубежными благотворительными организациями и добиться, чтобы в Поволжье начала поступать иностранная помощь. Но большевики обвинили волонтёров в неэффективности и контрреволюционной работе. Компартия по умолчанию видела в Прокоповиче и его людях врагов, так как среди тех было немало видных общественников и политиков времён монархии и Временного правительства.

Официальная пресса с подачи Ленина травила «Помгол», голословно упрекая комитет в неэффективности. Пропагандисты придумали организации пейоратив «Кукиш», используя первые слога фамилий помощников Прокоповича — Екатерины Кусковой и Михаила Кишкина. 27 августа 1921 года власти распустили «Помгол», заменив его одноимённой правительственной организацией. Руководителей прежней организации госбезопасность в административном порядке отправила в ссылки.

В условиях НЭПа Ленин решил заменить массовые казни на массовые высылки: возможно, заимствовав этот приём у врагов

Дела вроде разгрома «Помгола» ставили большевиков и их госбезопасность перед дилеммой. Они уже не могли бросать в тюрьмы и казнить всех неугодных с минимумом юридических формальностей. Лихие революционные годы прошли, настало время НЭПа, Новой экономической политики, частичной реставрации рыночных порядков. Советское государство нуждалось в иностранных инвестициях для восстановления экономики.

При этом в стране жили десятки инакомыслящих учёных, философов и деятелей искусств. Большевики считали их своими врагами. Но избавиться от них требовалось максимально аккуратно, не давая поводов обсуждать свою жестокость.

Компартия видела крамолу как в общественном активизме несогласных, так и в их основной работе, прежде всего, лекциях и семинарах в университетах. Здесь сказывались личные предрассудки Владимира Ленина. Советский вождь ненавидел гуманитариев-немарксистов вроде Николая Бердяева, Николая Лосского или Семёна Франка, считая их контрреволюционными идеологами.

Представители точных наук навлекали гнев властей несогласием по более насущным вопросам. В 1921 году декан физмата МГУ Всеволод Стратонов возглавил забастовку вузовских преподавателей, недовольных отменой университетской автономии. Стратонов не интересовался политикой и слабо разбирался в истории или экономике, но для большевиков он также стал опасным контрреволюционером.

Лучшим способом избавиться от таких людей Ленин посчитал их массовую высылку. Возможно, он руководствовался примерами врагов. Руководивший в 1921-1922 годах белыми силами на Дальнем Востоке Михаил Дитерихс заменил казни для пойманных коммунистов депортациями на советскую территорию. А в США в 1919 году снарядили так называемый «советский ковчег». Из Америки в Россию тогда выслали несколько сот ультралевых активистов из иммигрантской среды.

Высылке неугодных интеллектуалов предшествовала травля в СМИ, тон газетчикам задали лично Ленин и Троцкий

Ленин сам дал сигнал к началу кампании по принудительным высылкам. В марте 1922 года в журнале «Под знаменем марксизма» вышла статья главы государства «О значении воинствующего материализма», где автор жёстко разнёс несогласных интеллектуалов-гуманитариев. Персонально Ленин обрушился на социолога Питирима Сорокина, последовательного критика большевиков и марксизма — «крепостника, реакционера и дипломированного лакея поповщины».

Параллельно Ленин поручил соратникам формировать пул высылаемых. Политик призывал еженедельно обозревать выходящие в стране книги и периодику, чтобы пофамильно знать каждого опасного автора. На руку советскому лидеру сыграло, что весной-осенью 1922 года российские учёные провели серию отраслевых съездов: геологов, врачей, агрономов. На собраниях многие специалисты открыто критиковали большевистскую политику — применительно к своей профессиональной стезе.

Компартия расценила это как нелояльность интеллектуалов и беспрекословно поддержала ленинскую линию. 2 июня 1922 года народный комиссар обороны Лев Троцкий выступил со статьёй «Диктатура, где твой хлыст?». Второй человек в республике назвал несогласных с большевиками «безродными псами» и посоветовал им «убираться за черту».

Высылкам из Советской России подлежали даже те, кто не считали себя врагами большевиков и были согласны жить при их власти

Первыми ласточками стали Сергей Прокопович и Екатерина Кускова — те самые руководители «Помгола», попавшие под арест после разгона своего детища. В июне 1922 года их принудительно выслали в Германию, одно из немногих государств, официально признававших в то время Советскую Россию.

В конце июля 1922 года замначальника ГПУ Иосиф Уншлихт составил три основных списка на депортацию: московский, петроградский и украинский. Затем начались массовые аресты указанных в документах людей. 10 августа 1922 года ВЦИК Советов, номинальный парламент, принял декрет «Об административной высылке». Акт разрешал депортировать «причастных к контрреволюционным выступлениям» во внесудебном порядке.

Формально декрет установил ссылку сроком не более трёх лет. Но летом 1922 года чекисты прямо объяснили всем арестованным, что их отправляют за рубеж навсегда. Изначально три основные списка содержали 195 фамилий. Это были люди разных занятий: учёные и педагоги, писатели и журналисты, экономисты, врачи и агрономы. Большинство высылаемых не хотели покидать Россию и не высказывались однозначно против нового режима.

35 фамилий из первоначального списка вычеркнули: за одних поручились влиятельные знакомые, а в отношении других передумали сами чекисты, неожиданно посчитав как раз эмиграцию некоторых учёных опасной для Советской России.

Последовательные антикоммунисты составляли меньшинство. Одним из немногих резко антисоветски высказывался философ-правовед Иван Ильин. На допросе у чекистов Ильин прямо заявил, что считает советскую власть «исторически неизбежным оформлением великого общественно-духовного недуга, назревавшего в России в течение нескольких сот лет».

31 августа 1922 года в «Правде» вышла программная статья для готовящихся депортаций — «Первое предостережение». Авторы повторили общие тезисы: за границу высылают только «активных контрреволюционеров», среди которых «почти нет крупных научных имён», а «лучших представителей старой интеллигенции» советская власть всячески поддерживает.

Одного «философского парохода» не существовало, власти разбили депортации на несколько групп

Высылки интеллектуалов растянулись на всю осень 1922 года. Вопреки устоявшемуся обороту «философский пароход», советские власти отправили высылаемых в несколько партий, причём не только морем, но и по суше.

Основных рейса было четыре:

• 17 сентября: пароход Одесса — Константинополь (ныне Стамбул, Турция);
• 23 сентября: поезд Москва — Рига (Латвия);
• 29 сентября: пароход Петроград — Штеттин (Германия, ныне — польский Щецин);
• 16 ноября: пароход Петроград — Штеттин.

Часто под «тем самым» пароходом подразумевают сентябрьский вояж из Петрограда. Тогда пароход «Обербургомистр Хакен» доставил в Германию более 70 пассажиров, в том числе особо ненавистных большевикам Ильина, Бердяева и Франка. Попутчиками для гуманитариев стали зоолог Михаил Новиков, конструктор паровых турбин Всеволод Ясинский, профессор механики Владимир Зворыкин и другие ведущие представители российских наук.

Сборы вещей проходили в намеренно унизительных условиях. Высылаемым разрешали брать с собой только минимальный запас одежды, обручальные кольца и не больше 50 рублей золотом. Всё остальное — вплоть до записных книжек и нательных крестов — требовали оставлять дома.

Госбезопасность по ходатайствам от разных лиц несколько раз правила списки высылаемых за рубеж. Некоторым учёным депортацию за рубеж заменили ссылкой в отдалённые российские города — по их же просьбам, в обмен на уверения в полной лояльности режиму.

Иногда вмешивались местные политики: власти формально ещё независимой Советской Украины настояли, чтобы их соотечественников высылали меньше — «чтобы не укреплять антисоветскую украинскую эмиграцию». А вот грузинские коммунисты, напротив, настояли, чтобы из их страны в ноябре 1922 года выгнали около 50 инакомыслящих— их обычно тоже причисляют к пассажирам философских пароходов.

Всего осенью 1922 года страну покинуло от 228 до 272 вынужденных эмигрантов, вместе с членами семей.

В контексте предыдущих и последующих событий советской истории «философский пароход» так и остался небывалым актом гуманизма. Больше коммунистический режим никогда не будет в таком количестве «всего лишь» выдворять за границу людей, официально признанных идейными врагами. Уже в конце 1920-х годов сталинские власти вернулись к показательным сфабрикованным процессам над интеллигенцией.

Судьбы высланных сложились по-разному. Наибольших научных успехов добился доживший до 1968 года Питирим Сорокин. Он стал профессором Гарвардского университета в США, продолжил критику марксизма, разработал альтернативные ему теории социальной стратификации и социальной мобильности. Современные западные социологи считают Сорокина одним из отцов-основателей своей науки, наряду с Огюстом Контом и Максом Вебером.

Николай Бердяев жил во Франции, написал много философских трудов, неоднократно номинировался на Нобелевскую премию. После Второй мировой войны он получил советское гражданство, но в СССР не переехал. А как минимум трое высланных из Советской России в 1922 году — публицист Долмат Лутохин, экономист Алексей Пешехонов и агроном Александр Угримов — в разное время добились «прощения» от советской власти и вернулись домой. Угримов успел попасть уже под сталинские репрессии и почти дожил до конца СССР: он скончался в 1981 году.

Лев Карсавин «вернулся» в СССР, не прилагая усилий. В 1940 году сталинский режим аннексировал Литву, где он жил и работал. После войны учёного приговорили к десяти годам лишения свободы, он умер в лагере в Коми.

На радикально антикоммунистические позиции в эмиграции встал Иван Ильин. В 1930-е годы он жил в Берлине и публично восхвалял нацистов, что не спасло философа от проблем с гитлеровской тайной полицией и бегства в Швейцарию. «Судорожная длань национал-социализма обрушилась и на без лести преданных», — иронизировали над Ильиным другие русские эмигранты.

Как минимум трое из тех, чья высылка за рубеж осенью 1922 была отменена, стали жертвами Большого террора в 1930-х годах: писатель Борис Пильняк, философ Густав Шпет и экономист Николай Кондратьев.

Для Владимира Ленина операция по высылке неугодных интеллектуалов стала последним крупным актом в политической карьере. В мае 1922 года он перенёс инсульт, от последствий которого так и не оправился. 21 января 1924 года основателя советского государства не стало.

Злой иронией выглядит дальнейшая судьба Льва Троцкого, одного из застрельщиков кампании «философских пароходов, на фоне его высказываний о «безродных псах» и «кнуте диктатуры». В конце 1920-х годов Троцкий проиграл внутрипартийную борьбу Иосифу Сталину и теперь его самого выслали из СССР, заклеймив врагом рабочих и крестьян.

В эмиграции опальный политик продолжил критику сталинских порядков, за что поплатился жизнью. В 1940 году в Мексике Троцкого забил ледорубом агент НКВД испанец Рамон Меркадер.

Курировавший в 1922 году высылки неугодных интеллектуалов чекист Иосиф Уншлихт до смерти Троцкого не дожил. В 1938 году этого некогда крупного советского деятеля расстреляли по обвинению в шпионаже в пользу Польши.