Как планируют бороться с произволом и пытками правоохранителей, часто судьи считают это нормальным

• Як буде працювати онлайн-моніторинг за затриманими

Как вы можете оценить эффективность вашей работы? Каковы результаты?

С самого начала даже не было актуальной статистики пыток именно с стороны правоохранителей. Мы внесли предложение, Единый реестр досудебных расследований был изменен, и сейчас при регистрации должны делать соответствующую отметку. И мы увидели, что есть определенные сдвиги со времени начала нашей работы.

В частности, если сравнивать, то за 2018 года было 9 подозрений в пытках, за 2019-й — 2 подозрения, а с 2020-го, когда мы начали работать — 26. Если брать статью о превышении полномочий, то за оба года — около 44 подозрений, а в 2020-м — уже 107 правоохранителей стали подозреваемыми, то есть вдвое больше, чем за два предыдущих года.

Было создано координационное совещание с участием всех правоохранительных органов, областные прокуроры отчитываются о том, как они расследуют пытки, наши сотрудники ездят с проверками. Для регионов важно, что дела находятся на контроле у Офиса генерального прокурора.

Но здесь тоже надо понимать, что наша задача — не пересажать всех правоохранителей, а сделать так, чтобы они начали менять свои практики работы. И наказание за такие действия — это один из стимулов, путь поиска таких методов работы.

Уже есть и такие случаи, что сами правоохранители сообщают соответствующую информацию. Это хороший сигнал. Пока это единичные случаи, но я думаю, что это станет нормальным, когда они будут сообщать о таком поведении своих коллег как о чем-то ненадлежащем.

В чем особенность и необходимость вашей работы? Поскольку есть Государственное бюро расследований, Департамент внутренней безопасности в полиции.

Пытки — это преступление, которое расследуют. Должно быть следователь, который собирает доказательства, должен быть прокурор, который руководит расследованием. Затем прокурор оформляет обвинительный акт, направляет дело в суд и выступает в суде, доказывая обвинения до конца.

Мы — процессуальные руководители, мы полностью управляем расследованием и сами идем в суд. Мы работаем в паре со следователем, в нашем случае — со следователями ГБР.

Что касается Департамента внутренней безопасности полиции — это исключительно оперативное подразделение. Мы с ними тоже работаем, они помогают собирать определенные оперативные данные. Но они не заменяют нас.

Мы не расследуем грабежи, кражи, убийства, у нас приоритет — именно пытки.

• Пять лет «реформ» — 5 громких скандалов с участием реформированной полиции

Хватает ли вам сотрудников? Не планируется ли увеличивать штат?

Это зависит от задач, которые перед нами стоят. Если бы мы должны были сами расследовать все преступления и жалобы, то, учитывая 2 тысячи производств, это должен быть огромный штат. Но наша функция, с одной стороны — смотреть, контролировать, поддерживать регионы, с другой — обеспечить идеологично-методологическую поддержку.

Вот мы в первый год построили свою работу так, что занимались расследованиями вместе со следователями. Мы пытались объяснить, что такие дела можно расследовать. Мы посвятили этому первый год.

На второй год мы начали уже больше приоритезировать. Оставили себе более сложные дела, а часть наших сотрудников высвобождаем, чтобы они были закреплены за территориями, чтобы они знали, что делается в регионе. Чтобы они могли туда выехать, проконтролировать, оказать поддержку.

Понятно, что всегда хочется большего, но на этом этапе можно сказать, что более-менее хватает.

• История полицейского, которого обвиняют в том, что он выбросил жену с балкона

Каковы перспективы завершения таких дел? И как было раньше?

Когда я работал в Экспертном центре по правам человека, мы с Советом Европы проводили исследования о ненадлежащем обращении сотрудников полиции. Мы проанализировали все приговоры, которые были вынесены в Украине — это около 200 приговоров о превышении силы. И мы увидели, что есть несколько проблем.

Прежде всего, это восприятие на уровне сознания. Когда пытки рассматривались, в том числе и судьями, как неотъемлемая часть работы правоохранителей. Мол, как они будут без этого работать? Поэтому судьи и прокуроры часто старались не замечать это явление, а это влияло и на приговоры, и на тяжесть наказания.

Подавляющее большинство правоохранителей суд освобождал от реального отбывания наказания. Речь идет примерно о 70% осужденных. И если сейчас несколько правоохранителей по нашим уголовным делам находятся в СИЗО, то это определенный сигнал для других — что не стоит этого делать.

Бывало ли такое, что преступники сообщали ложную информацию о том, что их пытали?

Всякое бывает. Были случаи, когда поступали жалобы, что их избили правоохранители, так подробно расписанные, что мы были уверены, что имел место факт преступления. А потом при расследовании получали видео с места происшествия и видели, что совсем все по-другому, не увидели превышения.

Но, если бы этого видео не было, то могло было случиться иначе. Поэтому система Custody Records нужна еще и для того, чтобы правоохранители могли себя защищать. Если кто-то действительно совершил преступление и правоохранители его задерживают, то это не значит, что можно его пытать. Нельзя пытать преступника, ты сам становишься преступником.

Было дело, когда фактически была доказана вина двух людей в том, что они убили семью из трех человек ради ограбления. Они были осуждены пожизненно за убийство, но их дело дошло до Европейского суда по правам человека о вероятных пытках в отношении их со стороны правоохранителей. А ЕСПЧ совершенно безразлично, что совершили те люди. Он установил факт нарушения из-за того, что они жаловались на пытки, а никто на это не реагировал. На основании этого решения Верховный суд отменил предыдущее решение и фактически вернул дело на рассмотрение суда первой инстанции.

И что мы имеем в результате? Что люди, которые вероятно совершили страшное преступление, могут выйти на свободу из-за того, что правоохранители в свое время нарушили их права.

• Из реестра судебных решений исчезают решения по резонансным преступлениям

С чем чаще всего связаны пытки со стороны правоохранителей? Это стресс, желание высоких показателей в работе, наказание преступников?

Я думаю, что смесь всего. Но, если говорить в целом, то в основном цель — получить признание, но, кроме этого, много и психологических моментов. Это и попытки наказать человека за то, что он сделал, и определенная разрядка из-за стрессов на работе, дома.

Возможно ли вернуться на работу в правоохранительные органы тем, кого уже привлекли к ответственности за пытки?

Нет шансов вернуться. Они смогут восстановиться через суд только если их признают невиновными.

Как вы оцениваете перспективы всех этих дел?

Очень положительно. Кагарлык, Малин, Городище — в этих делах, я думаю, мы сможем доказать. Я считаю, что доказательства причастности этих лиц у нас есть.

Какова ваше максимальная цель?

Очень хотелось бы, чтобы мы добились снижения уровня пыток. Вот, например, было заседание комитета, где обсуждали использование полицейскими электрошокеров. Мы договорились, что будем и дальше работать, чтобы они понимали риски и для себя.

Потому, на самом деле, правоохранители должны применять силу в определенных случаях, мы же хотим, чтобы полиция нас защищала, но есть и предел, который они не должны переходить. Чем более квалифицированным будет правоохранитель и чем больше у него будет инструментов для своей работы, тем меньше в его работе будет нарушений.

И мы помогаем — совместно инициируем изменения в законодательство, разрабатываем нормативные документы, внедряем инновационные методики. Я надеюсь, что нам удастся побороть пытки.