Командир морпехов о боях на Донбассе: отношение к этим козициным, гиви, моторолам как к артистам
Эдуард Шевченко – «ершистый» командир с удивительной судьбой. Мастер, как его называют бойцы, родился в России в семье потомственных военных. «Ершистый» – потому что мог уже давно в Министерстве обороны на руководящих должностях быть, а он по-прежнему плечо к плечу со своими бойцами ходит в разведку и принимает участие в боевых операциях.
Сейчас он командует 73-м морским центром спецназначения Министерства обороны Украины (проще говоря, спецназовцами, «морскими котиками»).
Когда познакомился с его ребятами, поразился их дисциплинированности и мужеству. А когда узнал об операциях, в которых они участвовали и о которых уже можно рассказывать, втройне их зауважал.
В спецподразделении есть традиция. Первый из группы, возвращающейся с разведки, разворачивает перед собой украинский флаг, чтобы не спутали с сепарскими диверсантами.
Бойцы 73-го морского центра спецназначения освобождали Славянск, Краматорск, участвовали в операциях под Дебальцево и в Углегорске. И они же принимали участие в освобождении шахтерского Дзержинска – единственного города, где шли уличные бои. Обо всем этом мы побеседовали с командиром Эдуардом Шевченко.
Фото: www.ochakiv.info
Эдуард, как для вас начиналась война? Ваше спецподразделение принимало участие во многих операциях по освобождению городов, какие эпизоды запомнились, как вы знакомились с Донбассом, как начинали ориентироваться на местности?
Начинали мы еще 10 марта на полигоне Широкий лан, а впоследствии нас перебросили под Крым, когда происходила аннексия полуострова. Тогда сформировалась группа, сдерживающая напор россиян. И мне кажется, если бы ее не было, то россияне попробовали бы зайти через перешеек. То, что там происходило… Безнаказанные залеты вертолетов. Когда ты стоишь, а над тобой заходит МИ-35. Еще понятно, когда рассказывали, что всю форму можно купить в военторге, но вертолеты ты точно не приобретешь в магазине. Тем более с российской символикой.
Они заходили на украинскую территорию, пилот так нагло махал тебе рукой, очень близко все происходило.
Начинали мы оттуда, а на Донбасс заехали первый раз в апреле. Основательно закрепились, когда нас уже включили в состав сил АТО, 2 июня 2014 года.
С Мелитополя на Чугуев прилетели на самолете, с Чугуева до Довгенького уже «зашли» на вертолетах. Знаете, если бы до всех этих событий мы не начинали под Крымом, то, конечно, картина была бы очень удручающей. А так за три месяца мало-мальски прошли боевое «слаживание», тяготы и лишения уже испытали. Да, грязь, да, палатки, но к этому уже спокойно относились.
И буквально 3 июня мы ушли на свое первое задание. Все происходило очень интенсивно.
И в какой первый город вы зашли?
В населенные пункты заходили во многие и работали под разными городами в Донецкой и Луганской областях. Наиболее яркий пример – это Дзержинск, куда мы зашли первыми еще в те дни, когда он контролировался сепаратистами. Сначала город разведали, затем приняли участие в операции по взятию госадминистрации и удержании ее до подхода основных сил.
Фото: Пресс-центр АТО
Там выглядела горадминистрация в Дзержинске, когда в город зашли украинские военные в июле 2014 года
Зашли, взяли, удерживали. А потом получилось немного не так, как предполагалось. Нам обещали: максимум через час войска будут в центре Дзержинска, а вышло, что бой длился 7 часов 40 минут.
Противник завел туда и танки, и БМП, и БТР, и много личного состава. Мы фактически были заперты в здании. Помните, как во время Второй мировой войны в Сталинграде был такой дом Павлова, и я хорошо помню из истории, что стены держат. Так и нас стены держали. У меня один из офицеров вел подсчет: противник только из танка сделал 21 выстрел, а помимо этого были и «шмели», и ПТУРы, и РПГ в большом количестве, и крупнокалиберные пулеметы. «Стрелкотню» я вообще не считаю.
А когда вы зашли в здание Дзержинского горсовета, кто там был внутри? Боевики? Пленные?
Да, там были люди. Мы взяли их в плен. В самом здании были, я не знаю точно, как их назвать: то ли заложники, то ли пленные.
Фото: Пресс-центр Военные ведут ппенных в Дзержинске
Когда шел интенсивный бой и здание обстреливалось со всех видов оружия, вы укрывались в подвале мэрии, правильно я понимаю?
Нет. Мы заняли все этажи и вели бой. В подвал приняли решение спускаться, когда было очень жарко. Поступила команда продержаться любой ценой. Тогда, конечно, не очень приятно было слышать: «Надо удержаться любыми силами». Это в тот момент, когда над головой все рвется, горит, взрывается.
Сейчас я понимаю, что благодаря тому, что мы находились там столько часов, противник основные силы бросил на нас. Это позволило украинским войскам зайти в Дзержинск и взять их в кольцо. Иначе они бы разбрелись все по городу, справиться с ними было бы намного сложнее.
Когда здание начало гореть со всех сторон, мы решили уйти в подвал. Находиться наверху было просто невозможно. В мэрии сделали евроремонт, и, представьте, весь этот пластик горит, люди стали терять сознание, нам ничего не оставалось, как спуститься в убежище.
Но на первом этаже ребята держались долго, хорошо стояли и не позволили противнику зайти. Там был мой командир группы Александр Купа, сепаратисты уже вплотную подъезжали на танке, расстреливали их, но они, молодцы, держались. В подвале никто не прятался.
В итоге танк подбил боец Артем Котенко.
Танк подошел близко к зданию и обстреливал его. Он взял РПГ-26, вышел, выстрелил, но первая граната прошла вскользь. Танк выстрелил в ответ. Артем уже контуженый, как сейчас помню, он уже плохо слышал, но кричал сильно: «Я его «уработаю». Берет второй РПГ, выходит на позицию и бьет между башней и корпусом. Башню клинит, танк загорается, они начинают отходить, спустя время подходит подмога.
Фото: пресс-служба АТО Захваченная техника противника в Джзержинске
Но я вам напомню другое. Еще бой шел, а в сепаратистских интернет-изданиях сообщали, что в здании уничтожено больше 100 украинских спецназовцев, мы их сожгли заживо, это месть за Одессу.
Во-первых, нас там было всего 33 человека, и мы вышли оттуда с тремя ранеными. Все. Да, Артема Котенко сильно контузило, он потом на реабилитацию уехал, сами понимаете, это не шутка, когда танк стреляет в твоем направлении.
А ситуацию вокруг Дебальцево знали?
В Дебальцево мы были несколько раз. Впервые увидел данный населенный пункт летом прошлого года, когда его только-только взяли. Потом частенько, когда мы выполняли свои задачи, заходили через Дебальцево. Впоследствии уже каждый дворик там был известен и каждая тропинка.
Когда так называемый «глава ДНР» Захарченко объявил, помните, в первых числах февраля 2015 года, что там уже есть кольцо, мы в Дебальцево находились. Зашли по одному заданию – по Углегорску, где батальон «Свитязь» располагался. Задачу выполнили, началось перенацеливание, и в результате отряд работал и по Дебальцево, и по Чернухино, и по Редкодубу.
Я видел позиции противника, их танки, как они заходят. Сказать, что это были вчерашние шахтеры, я не могу. Это были настолько слаженные экипажи танков, даже подбитые начинали такие маневры совершать, которые обычный рядовой, служивший когда-то в армии, просто не мог делать. Я не верю в то, что это были шахтеры.
Помню, как Чернухино горело трое суток, когда его безбожно обстреливали, и местные жители выезжали оттуда со слезами на глазах. Одна женщина при мне плакала навзрыд и говорила: «Я такого ужаса еще не видела, все горит, куча убитых».
Чего они били по Чернухино? Там находилась наша 128-я бригада, и они пытались ее выбить.
Фото: dan-news.info Обстрелянное Чернухино
Потом уже видел в интернете выступление атамана Козицына. У меня отношение ко всем этим козициным, гиви, моторолам как к артистам. Это ширма. Я не говорю, что все полевые командиры, о которых нам известно, ширма. Есть среди них достойные парни, я считаю: противника, какой бы они не был, надо уважать, если он того заслуживает.
Мне бабушка еще в детстве говорила: «Надо больше любить противника». Я никогда не мог понять, почему, а она объясняла: противник не дает нам расслабиться, он держит нас в тонусе и делает нас теми, кем мы есть.
И этот Козицын ходил по Дебальцево и рассказывал: вот это мои казачки взяли, вот это тоже. Там такой ресторан был – «На Кресте», как мы его называли, – и возле забора лежал убитый украинский военнослужащий, одетый в немецкую форму.
Сами понимаете, волонтеры хорошо помогают, много комплектов британской формы заходило, и американской, и немецкой. И почему-то складывается мнение у той стороны, что это воюют военнослужащие тех государств. Это глупости, на самом деле. Честно скажу, за все время, что на фронте, я лично ни одного иностранца не видел, хотя российские СМИ рассказывают о целых подразделениях.
И вот Козицын останавливается возле военнослужащего и говорит: «Смотрите, они даже бросили своего 200-го, это немец, наемник». А оператор спрашивает, почему вы решили, что это немец? И Козицын отвечает: когда он был жив, по-немецки говорил.
Опять-таки, в СМИ часто пишут, что опозорили Украину дебальцевской операцией, о брошенных 90 танках. Дебальцево у нас находилось в секторе С и, честно, я не видел в этом аппендиксе 90 танков.
Эдуард, а когда вы ходите в разведку, данные местного населения используете или нет доверия?
Знаете, один из способов ведения разведки – это работа с местными жителями, но только в том случае, если они лояльно относятся к нашим войскам. Но ни о какой лояльности и речи не шло, потому что вы сами помните, насколько в самом начале этого конфликта люди были зомбированы телеканалом «Россия 24» и прочими. Жители такую ахинею несли, что пришли укрофашисты, что за разговоры на русском вырезают языки, едят детей, пьют кровь девушек.
Хотя редкие случаи были, когда местные жители предоставляли нам какую-то развединформацию, но ее периодически приходилось проверять, потому что не каждый из них приносил правду.
Фото: Макс Левин
А вы как командир на операции вместе ходите с бойцами или чаще планируете?
Все зависит от задачи. Есть задания, в которых я принимаю участие, есть ситуации, когда группа работает не штатная, а несколько человек, есть, когда идет разведотряд.
Знаю, что в вашем спецподразделении есть традиция брать украинский флаг в разведку…
Когда уходим на ту сторону, мы никаких опознавательных знаков не вешаем. У нас даже был случай под Гранитным, когда мы вышли, и одна из женщин во дворе начинает радоваться, что, наконец-то. наши ребята пришли, ДНРовцы, все бородатые, говорят по-русски. И это не единственный случай. Знаков различия нет.
Я ведь не пойду в разведку с украинскими флажками на плечах на ту сторону. Если там попадусь, меня сразу же убьют. А чтобы обратно выходить через наши нулевые блокпосты во избежание инсинуаций, первый боец идет и разворачивает флаг перед собой. До этого флаг прячет за пазухой. Получилась вот такая традиция.
Когда в прошлом году один за другим освобождались города – Славянск, Краматорск, Артемовск, Дружковка, Константиновка, Дзержинск, что планировалось дальше?
Я – солдат, я выполняю приказы. Какие планы были, в это мало кого посвящают, да мне это и не надо. У меня есть задачи, которые надо выполнить. Мы вели разведку в направлениях Горловки, Енакиево, наверное, планировалось идти дальше. А как на самом деле, это лучше спросить у руководства Минобороны.
Сейчас, во время перемирия, чем ваше подразделение занимается?
Продолжаем выполнять поставленные задачи.
Фото: egalite.com.ua Очаковцы встречают <<морских котиков>> после возвращения из зоны АТО в сентябре 2014 г.
Я беседовал с вашими бойцами и понимаю, что костяк уже сформирован и прошел, как говорится, закалку боем. А как «притираются» новички, кто не участвовал еще в боевых операциях?
Еще до войны,когда была срочная служба, в армии происходила «неуставщина». Сейчас такого не замечаю. Даже те ребята, которые прошли «горячие точки», понимают, что им завтра с этим парнем, плечом к плечу еще предстоит идти на задания. Если он ему сегодня не даст что-то в плане знаний, не озадачит, чего-то не расскажет из своего опыта, какова вероятность, что завтра, пойдя с ним в разведку, он правильно выполнит задание, а не убежит или сядет и скажет: «Я не знаю, что делать»?
Я, наоборот, наблюдаю тенденцию: те, кто больше видел, стараются передать опыт тем, кто только пришел. И складываются более дружественные отношения. У ребят, кто действительно из себя что-то представляет, нет снисходительного отношения к новичкам, дескать, ты никто, а я то-то видел, там-то бывал. А те, кто только рядом пробегал, могут себе позволить нацепить кучу модных футболок и ходить пальцы загибать.
Вам, как командиру спецназовцев, с каким из подразделений, бригад или батальонов удобней идти на боевые задания? Бывает же такое, на кого-то можешь полностью положиться, а за кем-то приходится постоянно подчищать…
Возьмем, к примеру, воинское формирование. С одним из подразделений тебе хочется работать, а другое подразделение, как сейчас модно говорить, “аватары”. Так нельзя говорить, что эти хорошие, а эти плохие.
У нас много говорят об «Айдаре», но не все там такие плохие, как их пытаются показать. Там есть ребята, которые действительно воевали. И на совесть воевали. Есть, конечно, частные случаи, когда люди мародерствовали, но это не только в «Айдаре».
Был у нас под Северском случай. Мы заводили ротно-тактическую группу. Командиром там был Валера Бондаренко, он погиб, но не в том бою. Это был молодой мальчишка, который капитана получил на войне, у него порядок в подразделении, никто не пил, дисциплина строжайшая.
Смотришь на командира другой такой же ротно-тактической группы: там алкоголизм, бардак, Бог знает что. Почему? Потому что все зависит от командира. Как он поставит службу – так все и будет.
Автор: Александр Билинский, LB.ua
Tweet
