Скандал с изнасилованием выпускницы в Кривом Роге: в полиции издевательски смеются над жертвой

Iлюстрація: Артем Марков / Заборона

На днях на школьном выпускном в Кривом Роге учитель изнасиловал выпускницу. В райотделе ей предложили помириться с насильником и сыграть с ним свадьбу, а одноклассники обвинили девушку в желании хайпануть, добавив, что «у него даже не встал бы».

Журналистка издания  “Заборона” Алена Вишницкая поговорила с пострадавшей, ее сестрой, которая тоже стала жертвой насилия, и экспертками. И рассказывает, что произошло — и почему ад будет повторяться.
Все имена героинь и героев в этом тексте изменены для их безопасности. Текст содержит подробные описания изнасилований.

Жах! У Кривому Розі вчитель зґвалтував дівчину на випускному | БукІнфо

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ОЛЯ

Выпускной Оли проходил как у всех: много алкоголя, взрослые разбрелись по территории, подростки бурно праздновали окончание школы. В какой-то момент Оля поняла, что выпила слишком много: перед глазами все плыло. К ней постоянно кто-то подбегал — одноклассники тянули девушку на улицу или танцевать. А потом Оля почувствовала, как ее кто-то обнимает: на теле повисла мужская рука. Сзади стоял ее учитель хореографии Антон. Он сказал: «Сейчас пойду нарешаю комнату».

Скоро Антон вернулся и молча повел Олю за собой — она ​​даже не успела сориентироваться, что произошло. Он привел девушку в какую-то гримерку, закрыл дверь на ключ. Что произошло потом, она помнит плохо — просто в какой-то момент поняла, что стоит голая, а рядом — ее голый учитель. Потом он ее изнасиловал.

«Я не извращенец. Хотя … »

28-летний Антон преподавал хореографию в нескольких школах — в одной из них в одиннадцатом классе училась Оля. Старшеклассницам он мог бросить вслед что-то вроде «Ой, такие пышные формы, люблю такое». Мог поднять юбку и сказать: «А, у тебя там шортики. Ну ладно».

«Я слышала все эти истории от других девушек, — рассказывает Оля Забороне. Мы созваниваемся с ней вечером. Несмотря на усталость и то, что произошло, Оля спокойно рассказывает о событиях того вечера. — Одноклассница говорила, что он как-то звал ее танцевать — но чтобы она пришла к нему без лифчика. При мне он подходил к однокласснице, которая просто сидела и даже не смотрела в его сторону — поправил ей волосы за ухо, улыбнулся, пошел дальше».

Сама Оля с Антоном не общалась — они даже не здоровались. Девушка говорит, что близко с ним пересекалась буквально раз. На репетиции во время танца надо было закружиться и прижаться к учителю, и тогда Антон сказал: «Ты не бойся, прижимайся ко мне, я не извращенец. Хотя… Все может быть».

О таком поведении Антона другим учителям не говорили. Оля предлагала девушкам скооперироваться и рассказать об этом, но те отказались. Кому-то даже льстило внимание преподавателя. На репетициях, вспоминает Оля, Антон часто говорил: «Будьте как шлюхи, будьте сексуальными, больше секса!» На одном из таких уроков была даже классная руководительница, но она никак не реагировала — только смеялась.

«Малышка, успокойся»

В день выпускного Оля приехала в школу с мамой. Одноклассники сфотографировались всем классом, прошлись по сцене, посмотрели концерт и фейерверки. После официальной части был банкет. Мама Оли на него не осталась: было и так много взрослых и учителей, а классная руководительница заверила, что проследит за девушкой.

Выпускников рассадили по четверо. Предварительно, говорит Оля, будто бы обсуждали, что на каждом столе будет по бутылке вина, но по факту там стояли две бутылки вина, водка, у кого-то вместо водки коньяк, у других — шампанское.

«Мы начали пить, и в какой-то момент я просто потеряла счет времени, — вспоминает девушка. — Я смотрела в телефон, но уже не понимала, который час. В глазах все расплывалось. В помещении было очень душно. Я весь вечер где-то бегала, меня постоянно кто-то дергал. В какой-то момент меня уже кто угодно мог куда-то позвать и я шла по инерции».

Уже после двух часов ночи к Оле подошел Антон. К тому времени учителя и завучи куда-то разбрелись — они были на территории, но не с детьми. Антон обнял девушку, сказал, мол, «нарешаю комнату» и ушел. Оля ничего не понимала и даже не подумала, что это был намек на интим. Через некоторое время Антон вернулся и быстро повел ее куда-то.

«Я даже не сразу поняла, что это он. Все произошло так быстро — я была пьяна. Все расплывалось, но я понимала, что мы идем на первый этаж по лестнице, я постоянно спотыкалась. Мы заходим куда-то в коридорчик, там мужской туалет и какие-то гримерки. Он достает ключи, открывает гримерку, заводит меня туда, закрывает дверь на ключ (я услышала щелчок замка), не включает свет», — вспоминает Оля.

Что было дальше, она помнит смутно. Говорит, что в голове просто какие-то отдельные вспышки: вот он закрыл дверь, а вот следующий кадр — Оля стоит голая, и рядом абсолютно голый он.

«Поскольку я была пьяна, я была «телом» — он просто делал, что хотел. В какой-то момент я смогла только сказать, что без презерватива — нет. Он ответил что-то типа «Малышка, успокойся, все хорошо». Мне было очень больно, я начала будто кричать и стонать — но не от удовольствия: мне просто было адски больно. Я слышала, что кто-то подходил к двери, ручка дергалась. Он двумя руками закрыл мне рот. Дальше просто шел процесс, я говорила, что мне больно, но он меня затыкал, и только бросал меня, как хотел — чтобы ему было приятно».

Антон несколько раз спрашивал, девственница ли Оля: это его заводило. Девушка постоянно говорила учителю, что не хочет секса, но он ее не слушал. Сколько это продолжалось, Оля не может сказать. Когда все закончилось, она нашла свою одежду, оделась и пошла, спотыкаясь, к двери.

«Он настаивал на втором разе, я говорила «нет, нет». В какой-то момент зазвонил его телефон — он обращался к какой-то женщине по имени и отчеству, сказал «хорошо, я подойду сейчас», открыл дверь и мы наконец вышли».

Куда Оля пошла потом, она не помнит — говорит, что все было как в тумане. Просто ушла, была где-то на территории, что-то делала. Около четырех утра вышла на улицу. На свежем воздухе ей стало немного легче. Надо было звонить маме — она ​​должна была ее забрать. Одноклассники вышли встречать рассвет — с ними был и Антон. Он курил, увидел Олю, подошел к ней и сильно прижал к себе: «Он просто физически меня держит, я все еще под алкоголем. Просто стою и жду, пока он меня отпустит».

Приехала мама — по дороге домой Оля постоянно отключалась, а дома заснула, даже не сняв с себя белье. Только утром, проснувшись, поняла, что случилось. Что она не хотела этого, не давала согласия и что Антон ею воспользовался. Вечером Оля позвонила брату и рассказала о том, что произошло. Говорить маме было страшно.

«У мамы проблемы со здоровьем. Я боялась, что она или умрет, или задохнется. Я понимала, что если ей расскажу, она начнет винить себя, ей будет плохо. Собственно, так потом и произошло — она ​​до сих пор считает, что виновата. Еще мне было страшно: может, я сама виновата в том, что со мной случилось? Я будто бы понимала, что не давала согласия, вообще не могла понять, что происходит, но все равно это ощущение оставалось», — говорит Оля.

Решение обратиться в полицию давалось трудно — во многом из-за опасений столкнуться с осуждением и страха за маму. В конце концов брат все же убедил девушку, что она ни в чем не виновата, что есть люди, готовые ее поддержать, и она не будет сама. А главное — ее обращение в полицию может спасти еще кого-то.

«Как мужчина я его понимаю»

«Попробуй абстрагироваться и думать, что это произошло не с тобой», — сказала мама перед визитом в райотдел.

В полиции маму с дочкой встретили хихиканьем об изнасиловании. В кабинете сидели только мужчины, из них представились не все. Психолога или любого другого человека, который объяснил бы процедуру, тоже не было. Маму попросили выйти: «Я сижу, нет никакой поддержки, я в кабинете с двумя мужиками за сорок». Мужчины курили и ругались. А потом один из них начал расспрашивать, как все происходило.

«Ну слушай, у тебя ведь не классическое изнасилование, — сказал полицейский из уголовного подразделения. — Секс был естественным или нет?»

«В каком смысле?» — переспросила Оля, не понимая, как изнасилование в принципе может быть естественным.

«Ну, вагинально, то-се?»

«Ну да, а потом он заставил меня делать минет, держал меня за голову силой, говорил «Сделай мне приятно».

«А, да, сделай мне приятно? Ну, как мужчина я его понимаю, да».

Разговор длился часа два. Все, что говорила Оля, воспринимали так, будто она этого хотела. В полиции не верили, что девушка девственница, намекали: «Что, правда, у тебя никогда ни с кем не было? Вообще ни с кем? Вообще ничего?» Расспрашивали все в мельчайших деталях: какие были позы, куда кончил. Следователь еще раз повторил, что «как мужчина его понимает». Мама пыталась попасть в кабинет к дочери, но ее не пускали: «Викторовна, сидите, Викторовна, никуда не ходите». Полицейские даже не обращались к ней по имени. В конце концов пустили, но посадили так, чтобы мать и дочь даже не видели друг друга: «Смотри, Викторовна, в стенку, даже не смотри в сторону своей дочери».

Через некоторое время в райотдел пришла соцработница из школы.

«Не то чтобы я нуждалась в ее поддержке или сочувствии, но мне казалось, что взрослые поймут, что это серьезно и мне плохо, — говорит Оля. — А эта женщина сидит и смотрит на меня с осуждением — от этого еще хуже стало».

Осуждение со стороны полицейских, говорит Оля, уменьшилось лишь после того, как они поговорили с гинекологиней после осмотра.

«Они вышли от нее и впервые посмотрели на меня реально как на жертву. Потому что узнали о следах изнасилования и травмах от врача. До этого ко мне относились так, будто это я кого-то изнасиловала, а не наоборот. Я понимаю, что я какая-то девочка, которая по факту напилась на выпускном, я не ожидаю, что мне будут доверять — но зачем мне ходить и врать о таком? И только после гинеколога они решили забрать вещественное доказательство — белье со следами спермы. После пяти часов в отделении», — говорит Оля.

«У него даже не встал бы»

Оля решила рассказать все одноклассницам. Прежде всего — чтобы они вспомнили о харассменте Антона по отношению к себе и тоже рассказали об этом. Но они сказали, что не верят. Что Оля решила «хайпануть». А Антон был слишком пьян и «у него даже не встал бы». Да и вообще все это не тянет на изнасилование. Из двадцати девушек только одна поинтересовалась лично и спросила, как себя чувствуют Оля и ее мама. Из общего чата с одноклассницами Оля вышла.

«Мне было очень больно, начало трясти. Хотелось разрыдаться, выйти на улицу и закричать. Я понимаю: может быть сложно принять, что человек, который ставил вам танец, оказался насильником. Но мне тоже сложно — я тоже не ожидала, что мой первый раз будет изнасилованием. У меня в течение четырех лет был друг, и максимум, что у нас было — это поцелуи. Если бы я хотела заняться сексом, я бы это сделала с человеком, которому доверяю — и о котором я знаю, что если мне будет больно, он остановится».

А потом маме позвонила классная руководительница. Она обвинила в случившемся Олю и попросила договориться с учителем, а не портить ему жизнь — мол, на нем это плохо скажется, он пострадает.

«Вы меня этим звонком просто убили», — сказала мама руководительнице.

«Ну, Оля меня тоже убила, я не ожидала, что она так поступит», — ответила учительница.

«Самое абсурдное в том, что пили абсолютно все, — говорит Оля. — Но у меня складывается впечатление, что все были трезвые, а я одна пьяная. Или наоборот — все пьяные, а я одна трезвая. Когда все говорят, что я виновата, начинает казаться, что, возможно, так и есть».

Во время подготовки этого материала с нами связался отец одной из выпускниц, который тоже был на празднике. Он сказал, что девушка врет — мол, в помещении было очень много родителей, которые все постоянно контролировали, а учитель фактически все время находился в поле зрения. Мужчина сбросил совместное фото с хореографом с того вечера. На нем группа радостных родителей и учитель поднимают бокалы.

Мужчина добавил, что они родительским коллективом собираются встать на защиту «этого парня». Если потребуется, «помогут с адвокатом — не хочется ломать его жизнь, тем более у него есть беременная девушка».

По его словам, хореограф он неплохой, а как человек — «положительный».

«У нас есть люди, которые совершенно не согласны с этим заявлением девочки. Тем более, среди тех же одноклассниц об этой девочке есть нелестные отзывы, — добавил он. — И вообще: почему об этом было заявлено не сразу? Так сказать, с поличным. Ну и возраст доступа — с 16 лет. Может, она вообще сама его соблазнила».

Журналисты пытались дозвониться учителю, которого обвиняют в изнасиловании, но безрезультатно. Классная руководительница отказалась разговаривать с Забороной, а директор школы не взял трубку. Семье руководство школы сообщило, что не будет заключать новый договор с хореографом на следующий год, а также не планирует комментировать ничего для медиа, пока идет следствие.

Журналисты сконтактировали с несколькими одноклассницами, но не получили ответа. К некоторым из них уже приезжала полиция. Еще несколько девушек не хотели говорить, чтобы родители не узнали о количестве выпитого на выпускном алкоголя, или же на них уже накричали. Из пересланных Олей аудиосообщений и скринов переписок журналисты узнали, что еще несколько одноклассниц замечали неадекватное сексуализированное поведение хореографа — в частности, на репетициях.

Сейчас против преподавателя открыли уголовное производство по статье 152 «Изнасилование несовершеннолетнего». Ему грозит от 7 до 12 лет лишения свободы. Расследование продолжается на этапе допросов. На ближайшие дни запланирована судебно-медицинская экспертиза и фиксирование психологического состояния жертвы.

«Следователи как будто что-то делают, но у меня нет четкого понимания того, что будет дальше. Поэтому я пыталась поговорить с прокурорами по этому делу. Однако в прокуратуру меня не пустили — по словам охранника, одна прокурорка работает в другом районе, а вторая в отпуске. Очень интересная ситуация, когда прокурорами назначают человека в отпуске и того, кто здесь не работает. Это большой сигнал, и я буду готовить жалобу, чтобы расследование передали из района в центральное управление. Возможно, так дело действительно начнет двигаться. Время в таких делах очень ценно», — говорит адвокатка Тамара Бугаец.

Адвокатка также планирует инициировать внутреннее служебное расследование — в частности, в отношении поведения сотрудников полиции в райотделе во время первого опроса, который проводили с критическими нарушениями.

Кроме этого, юристка планирует инициировать стороннее служебное расследование ситуации в школе.

«Взрослые на выпускном должны отвечать за безопасность детей — в частности, что и в каких количествах они употребляют. У меня вообще вопрос, почему такие объемы крепкого алкоголя стояли на столах — почему это было разрешено администрацией», — говорит она. По ее словам, именно из-за этого количество алкоголя, согласованного с администрацией, реакция школы была такой прогнозируемой.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КАТЯ

Точной статистики, сколько детей и подростков в Украине становятся жертвами сексуального насилия, нет. Прежде всего потому, что пострадавшие не обращаются в полицию и не рассказывают о пережитом — в частности, из-за страха столкнуться с осуждением, стыда, чувства вины, обвинений в свою сторону.

По данным Офиса генпрокурора Украины, в течение января-августа 2020 года 147 детей стали жертвами изнасилований, а обвинительные акты по статье «половое сношение с лицом, не достигшим половой зрелости» вынесли в шестнадцати случаях.

Чаще всего дети не рассказывают о пережитом сразу или не решаются делиться этими воспоминаниями вообще.

Катя, сестра Оли, решилась рассказать о своем изнасиловании лишь через двадцать лет — когда на выпускном это случилось с ее сестрой. Сейчас ей 33. Ее изнасиловал неизвестный мужчина, когда ей было 12 лет.

«Я никогда не рассказывала об этом никому, кроме мамы, — говорит девушка Забороне. — Я будто похоронила это воспоминание. Не хотела, чтобы это как-то задело мою жизнь. Хотя оно так или иначе задело».

Был обычный будний день. После уроков Катя с Игорем, другом с параллели, вышли на школьный двор. На турниках сидел взрослый парень, будто бы знакомый Катиного товарища, — тот к нему подбежал, о чем-то переговорил и вернулся.

«И здесь мне Игорь говорит: «Пошли ко мне во двор, потому что родителей нет дома. Посидишь со мной на лавочке и подождешь, ключей нет». Ну я и пошла за компанию — пришли, сидим. Но это как-то затянулось, я хотела пить, было жарко. Говорю: ну все, я домой», — вспоминает Катя.

Друг почему-то не хотел ее отпускать — предложил вынести воды. Постучал в дверь рядом — открыл мужчина, которого они видели накануне на спортплощадке. Игорь попросил его вынести воды, и тот якобы пошел за ней вглубь квартиры.

«Но я через порог не передаю», — бросил мужчина, приглашая Катю войти.

Как только она переступила порог, дверь заперлась — ее снаружи закрыл мальчик, с которым Катя пришла.

«Этот человек начал меня щемить — я не кричала, не знаю, почему, был шок, — говорит Катя. — Если честно, я даже не понимала, что со мной хотят делать. Я тогда знала, что бывают свадьбы, что у пар бывают дети, но о том, что это все возникает из-за секса, даже не подозревала. Единственное, что я помню с того дня — что на мне было его татуированное тело. Еще вспоминаю, что пробовала его оттолкнуть, но он закрывал мне рот».

Когда все закончилось, в окно она увидела Игоря — он наблюдал за всем, что происходило в комнате, через решетку. Через несколько лет он подошел к ней в школе — объяснил, что этот человек якобы сказал, что Катя ему понравилась, попросил заманить. Они были соседями и мальчик периодически выполнял какие-то поручения мужчины — например, передать кому-то траву. Игорь извинился.

«Бог исцелит»

После того, что произошло, Катя год просидела дома — выходила только в школу. Учиться перестала — забила даже на физкультуру, которую раньше любила.

«Я не хотела показаться какой-то неуравновешенной, не хотела, чтобы это на меня повлияло. Просто я была все время в депрессии, постоянно что-то думала, хотела забыть. Обвиняла себя — зачем я вообще туда пошла. Хотя я не могла это все предвидеть», — говорит Катя.

Через год после изнасилования она начала ходить в церковь.

«Мне тоже в какой-то степени это помогло. Библейские школы, «Иисус спасает», вот это все, — говорит Катя. — В церкви говорили, что можно не пить таблетки, Бог исцелит — и я в это верила».

Когда Катя выросла, она вышла замуж. С мужем они довольно быстро расстались: «Я не могла с человеком спать вообще. Он ко мне прикасается — а у меня начинается паника. Хотя он был хорошим, прекрасно ко мне относился, мы долго были знакомы».

В следующих отношениях, анализирует Катя, абьюзеркой была она — прессовала мужчин, которые оказывались рядом.

«Мне озвучивали какой-то минимальный вопрос — и я воспринимала его так, будто мир ко мне несправедлив, начинала защищаться и нападать, — вспоминает Катя. — Вместе с тем постоянно думала: хочу такого, кого я буду слушаться».

Спустя какое-то время действительно нашла. Ее вторым мужем стал абьюзер, который ее бил и издевался над ней. Родные думали, что у них все хорошо: Кате было стыдно признаться, что она «лажанулась во второй раз».

Она знала, что партнер поднимал руку на своих прошлых женщин — но была уверена, что с ней этого не произойдет, потому что ее он любит по-настоящему.

«Он меня бил, наказывал за все. Я кричала — никто из соседей (а мы жили в доме, где все слышно) не реагировал. Я вопила в час ночи — никто вообще. Потом он плакал и извинялся, бухал, пропадал, я сидела одна, без интернета и в чужой стране».

Через несколько месяцев этих отношений Катя заняла у знакомых денег и сбежала.

«Пожалуй, только несколько лет назад, после глупых абьюзивных отношений я поняла, что могу сказать «нет». А так — с детства, постоянно было ощущение, что тело мне не принадлежит», — рассказывает девушка.

Если бы можно было вернуть время назад, говорит Катя, она все равно не рассказала бы другим об изнасиловании — так же, как сначала не хотела и Оля. Как можно хотеть рассказать о своей травме, если тебя потом обвинят и осудят?

МОЕ ТЕЛО

Жертве изнасилования обычно сложнее всего пережить чувство вины, говорит психологиня Карине Арутюнян.

«Общество навязывает, что жертва сама виновата, сама провоцирует. Причем провокацией может считаться все — даже юбка или макияж».

Второе, с чем труднее всего справиться, — ощущение, что тело тебе не принадлежит. «Так, будто кто угодно может пользоваться им в любой удобный момент», — говорит психологиня.

rape at school in ukraine 07 1024x1024 - <b>На выпускном в Кривом Роге учитель изнасиловал школьницу — но в этом обвинили ее.</b> Мы поговорили с пострадавшей - Заборона
Карине Арутюнян

Людям в социуме, говорит Арутюнян, часто легче простить насильника и понять его, а не жертву. Если, скажем, насильник — член семьи, то проще объяснить причину его поступка.

«Насильника пытаются оправдать, а на жертву повесить всю ответственность, — говорит психологиня. — И это огромное чувство стыда не дает девушкам обращаться в полицию: они боятся того, что будет, когда узнают другие».

Такая реакция связана в том числе и с тем, что женщину все еще считают «слабым полом» во многих обществах и религиях.

«Мол, женщина — слабый пол, который обольщает мужчину, и поэтому мужчину можно оправдать тем, что он поддался искушению. А что может оправдать женщину? Она же соблазнительница. Даже если проанализировать некоторые религии, в которых женщины молятся отдельно от мужчин, — это же создано потому, что мужчине надо сосредоточиться, а не соблазняться», — говорит психологиня. Следовательно, женщин обвиняют в том, что мужчины не могут себя контролировать.

Как опыт пережитого изнасилования может повлиять на жизнь?

  • Недоверие к людям. Причем не только к близким или партнерам, а вообще ко всем: «Я улыбаюсь этому человеку, он мне тоже, но что будет потом? Я не знаю».
  • Недоверие к себе — мол, если я виновата, если я спровоцировала одного — значит, могу спровоцировать и других?
  • Потеря контроля: над телом, жизнью, эмоциями. «Это может быть попытка контролировать все: если я не смогла проконтролировать тогда, значит, теперь буду контролировать абсолютно все. Поэтому жертвы насилия порой не могут делегировать какие-то обязанности, например».
  • Компульсивное стремление к чистоте: «Часто жертвы насилия говорят о том, что чувствуют себя грязными, поэтому постоянно хотят мыть себя и все вокруг. Им кажется, что все грязное», — говорит Карине.
  • Страхи, связанные с пережитым, остаются. Человек может вытеснить произошедшее из памяти, но останутся инстинкты и чувства, связанные с местом, запахом, светом или чем угодно другим.

Любая реакция во время и после изнасилования — нормальная, отмечает психологиня. Первая реакция во время травмы — это шок, анестезия для того, чтобы человек справился с ситуацией. Анестезия действует по-разному. Во время стресса у человека может возникнуть три реакции: бежать, бить или замереть. «Что такое «замереть»? Это «не живи, не существуй — будто бы все, что происходит, проходит мимо», — говорит Карине.

Очень часто именно эта реакция заставляет жертв изнасилования сомневаться в своей адекватности: мол, почему я не плакала, почему ничего не сделала, почему отреагировала не так? Однако важно понимать, что любая реакция — это норма.

Кроме того, отмечает психологиня, бывает, что жертва изнасилования испытывает удовольствие во время насилия — и за это тоже чувствует вину: «Это физиология, за нее не должно быть стыдно. Но это часто становится еще одной причиной того, почему жертвы молчат. В обществе распространены шутки о том, что если тебя насилуют — расслабься и получай удовольствие. К сожалению, так часто могут говорить даже в полиции: там тоже работают люди».

Как поддержать жертву изнасилования?

  • Хотя бы первое время никак не прикасаться к жертве изнасилования: не обнимать, не трогать без разрешения. Это нужно для того, чтобы вернуть человеку контроль над телом. Нужно спрашивать, можно ли обнять или прикоснуться к нему — это дает понять, что тело принадлежит только ему, и никто не имеет права на него претендовать.«Через объятия близкие и родители часто проявляют любовь и нежность. Но для человека, который стал жертвой насилия, это попытка вновь претендовать на его тело. Поэтому надо задавать вопрос: «Можно?» Он снимает тревогу — человек знает, что это не произойдет неожиданно и что можно не разрешить», — говорит Карине.
  • Помочь жертве избавиться от чувства вины: ненавязчиво говорить, что она не виновата и никого не провоцировала. Неважно, улыбалась она или нет, в какой одежде была, была трезвой или пьяной, танцевала или сидела на стуле. Вина всегда лежит на человеке, совершившем насилие — и ненормальным может быть только поведение насильника.
  • Не делать вид, что ничего не произошло. Лучше сказать: «Ты хочешь об этом поговорить? Если захочешь — мы рядом. И знай, что ты ни в чем не виновата, мы всегда будем на твоей стороне, всегда тебя поддержим».
  • Обратиться к психотерапевту. Изнасилование — это травма, а травмы обычно просто так не проходят: «Даже если мы из сознания загоним это в подсознание и забудем само событие, от него останутся эмоции и страхи. Мы можем даже не помнить, откуда они и считать, что справились с ситуацией, но чтобы качественно жить, надо работать со специалистом», — отмечает Карине.Если человеку кажется, что он может забыть о пережитом, не говорить об этом — это иллюзия: эмоции просто останутся внутри и могут выйти наружу, скажем, психосоматикой, расстройствами, влиять на отношения с людьми, работой, миром и собой.

Автор:  Алена Вишницкая;  “Заборона” 

You may also like...