«Бороться за русский мир? Простите, мы не русские». Представители этнических меньшинств РФ начали подозревать, что Путин их просто уничтожает
Путин пытается возложить основное бремя войны в Украине на этнические меньшинства во избежание проведения общей мобилизации этнических россиян. Об этом пишет американский Институт исследования войны (ISW) в одном из последних ревью на тему российского вторжения в Украину.
Видимо в связи с этим, Лига Свободных Наций, объединившая представителей “порабощенных Москвой народов”, обратилась за помощью к президенту США Джо Байдену. Активисты из Бурятии, Мордовии и Татарстана попросили американского президента поддержать их народы в реализации права на самоопределение, сообщает Idel.Реалии.
Открытое письмо активисты приурочили к ежегодной Неделе порабощенных народов, которая проходит в США с 1959 года. Представительница Бурятии Раджана Дугар-ДеПонте, татарин Иршат Хаби и представитель финно-угорского народа эрзя Виталий Ромашкин устроили акцию в Вашингтоне с флагами своих народов.
Лига Свободных Наций – это союз башкирского, бурятского, ингерманландского, казачьего, калмыцкого, татарского и эрзянского национальных движений, открыто декларирующих цель создания новых национальных государств и выхода из состава России.
“Мне, как бурятке, больно осознавать, что Кремль использует бурятских парней для достижения своих преступных целей – захвата новых территорий и расширения границ империи. Война – это всё, что Москва способна предложить ребятам из бурятских сел. Гибнуть как пушечное мясо на очередной захватнической войне русских. Я не желаю такого будущего для Бурятии и своего народа”, – заявила Раджана Дугар-ДеПонте.
Она считает, что народы России стали фактически заложниками Московского режима, у которых не осталось выбора кроме войны или тюрьмы.
“Мы не видим будущего наших народов в составе России и не хотим отвечать за военные преступления Кремля”, – добавил Ромашкин.
Напомним, что в 1992 году независимости требовал Дальний Восток, Сибирь требовала независимости в 1993 году. В 1992 году из состава России хотели также выйти Свердловская и Челябинская области, которые преобразовались в Уральскую республику. По приказу президента Бориса Ельцина референдум о статусе республики так и не состоялся. Признания суверенитета в разное время требовали Карелия, Дагестан, Татарстан и Чечня (Ичкерия).
«Бороться за русский мир? Простите, мы не русские»: как буряты отказываются воевать
Более 500 контрактников отказались воевать в Украине, 150 отказников уже вернулись домой. Расторгать контракты им помогает фонд «Свободная Бурятия». Телеграм-канал «Сирена» поговорил с главой фонда Александрой Гармажаповой о том, почему представители этнических меньшинств РФ идут воевать, чем занимается фонд сегодня и какой должна быть Россия будущего.
Александра Гармажапова работала журналисткой в «Новой газете», «Фонтанке» и ряде других крупных изданий. После начала войны основала фонд «Свободная Бурятия», который помогает тем, кто не хочет воевать.
– Расскажите, как вы прошли путь от идеи снимать антивоенные видеоролики до создания фонда, который помогает тем, кто отказывается воевать?
– Мы сняли первый антивоенный ролик «Буряты против войны» в марте. Сделали это довольно оперативно, желая обозначить свою позицию, и суммарно это видео набрало около миллиона просмотров на разных площадках. Тогда мы, конечно, думали, что сейчас в нас полетят тухлые помидоры, а люди из Бурятии начнут нам писать: «Что вы несете? Мы тут все за спецоперацию, поддерживаем Путина, не позорьте нас». Но вместо этого стали писать: «Наконец-то хоть кто-то сказал, что мы думаем. Буряты действительно против войны». Тогда мы поняли, что на самом деле людей с антивоенными взглядами в Бурятии очень много, но в условиях военной цензуры им кажется, что это не так.
Тогда нам также стали писать буряты, живущие в разных странах мира. Они говорили, что тоже хотят поучаствовать, — и нам стало очевидно, что будет второй ролик. Затем пришли украинские буряты — и появился третий ролик. Параллельно с этим к нам обратились те люди, чьи близкие хотели расторгнуть контракт (о службе в Вооруженных силах РФ — прим.). У нас не было никакого алгоритма действий, и ничего не было понятно в первые дни войны. Тогда мы связались с Алексеем Табаловым (основатель правозащитной организации «Школа призывника» — прим.) и начали спрашивать у него, что нам делать. В целом, нас вдохновил опыт Алексея: у него оказались первые кейсы успешного расторжения контракта.
То есть изначально была идея одного видео. Но после того, как люди стали массово нам писать, когда начались обращения как самих контрактников, так и их родственников, развернуться и остановиться было бы странно. Кто-то должен был нести это знамя.
– Когда вы выпустили первый, затем второй ролик, начали ли вам писать представители других нацменьшинств и просить о помощи или просто благодарить за вашу деятельность?
– Да. У тувинцев, например, появилась организация «Новая Тува», создателей которой вдохновил пример бурят. Также к нам обращались калмыки — они сняли видео «Калмыки против войны». Пишут и башкиры — они тоже выпустили свой ролик. По нашему примеру возник фонд «Азиаты России», они занимаются тем же.
– Каковы направления деятельности фонда сейчас?
– Кроме юридического, у нас есть аналитический отдел, и он играет важную роль в фонде. Изначально становилось известно, что погиб один-два человека, и это не показывало общую картину и масштаб трагедии. Тогда мы стали скрупулезно заниматься подсчетами и были шокированы в рамках нашего фонда, когда впервые услышали цифру 100.
Кроме этого, работа аналитического отдела заключается в разоблачении фейков, потому что бурят стали полоскать примерно все, особенно в апреле-мае. Казалось, что это Бурятия напала на Украину, а не Россия. Ребята в фонде говорили: «Слушайте, нас всего 0,3% от населения РФ, а слава как у государствообразующего народа». Говорили, например, что в Буче сплошь зверствовали буряты. Но когда просили описать этих бурят, то становилось понятно, что так называли всех людей с неславянской внешностью. Также говорили про 64-ю бригаду, которая якобы насчитывала одних бурят. Мария Вьюшкова из аналитического отдела проанализировала списки состава этой бригады за 2018 год. Выяснилось, что из 1648 человек буряты составляли 30 человек, их оказалось меньше 2%.
По сути, у фонда есть еще и просветительская функция, поэтому мы часто выступаем в медийном пространстве. Для того, чтобы пробить это отношение к бурятам, нам приходилось из эфира в эфир повторять одно и то же: если вы читаете где-то «бурятские военнослужащие», то это не значит, что они этнические буряты. Если бы мы этим не занялись, то все бы и дальше думали, что есть какие-то «боевые буряты Путина» (такое название закрепилось за бурятами в 2015 году, когда под видом донбасских шахтеров Путин отправил в Украину бурятских танкистов и бурятские провластные активисты выпустили ролик в поддержку действий Кремля — прим.), какие-то нехорошие люди, готовые убивать украинцев. Для нас было важно показать и доказать: нельзя на основе национальной или этнической принадлежности делать такие выводы.
– Как в российских воинских частях сейчас относятся к бурятам?
– Когда началась война, то Кремль первыми кинул в самое пекло этнических бурят. Мы исходили из того, что их было меньше всего жалко. Это опять сыграло в очень большой минус бурятам, потому что украинцы и так помнили о них с 2015 года, и тут они опять первыми увидели бурят. Самые большие потери буряты несли в первые 20 дней войны. Сейчас в республике начинают анализировать этот момент, и, конечно, возникают большие вопросы к тому, почему так было сделано и не связано ли это с неким расизмом.
– Почему, учитывая высокий уровень шовинизма и расизма в России, представители этнических меньшинств идут на эту абсолютно ксенофобскую войну? Они вынуждены?
– В России все регионы работают на центр, центр распределяет между собой какие-то блага, а потом предлагает в качестве альтернативы ребятам из регионов идти на контрактную службу, чтобы они могли как-то свести концы с концами. Несмотря на то, что Бурятия занимает 9-е место по уровню добычи золота, у нее есть леса, Байкал, чего там только нет, регион занимает 81-е место по уровню жизни из 85 субъектов РФ.
Основная мотивация этих военнослужащих, в том числе из Бурятии, — это военная ипотека. Там какие-то нереальные цены на квартиры в Улан-Удэ. Мы всегда подчеркиваем, что не оправдываем тех, кто подписал контракт, но понимаем, что в первую очередь здесь сыграл экономический фактор. При этом, когда я разговаривала с одним контрактником, который отказался воевать еще в апреле, я спросила его, почему он и другие служащие хотят расторгнуть контракты, и он сказал: они не понимают, что они там делают. Он сам сталкивался, живя в Москве, с ксенофобией и расизмом многократно и не понимает, что они должны денацифицировать в Украине. Бороться за «русский мир»? Простите, мы не русские.
Я не согласна абсолютно с теми людьми, которые говорят, что люди с востока России соглашаются участвовать в этой войне, потому что, в отличие от жителей запада РФ, у них нет никаких плотных связей с Украиной. Это не так. В той же Бурятии всегда исторически жили этнические украинцы. У многих в роду есть украинцы. У бурятов в целом с украинцами никогда не было сложностей до 2015 года. Вот с этого момента уже они стали напрягаться при упоминании бурят.
Мы тем же бурятам, которые еще мыслят в парадигме Путина, говорим: ребята, вот вы не знаете бурятский язык и, по-хорошему, должны сесть за парту и выучить его, а не идти в Украину воевать. Вы, наоборот, должны украинцам помочь, потому что они пытаются вернуть свой язык, свою культуру, свою историю, и это правильно, потому что если человек знает, кто он есть, откуда он, какие у него корни, тогда он будет уважать других.
– Можно ли сказать, что отношение к бурятам сейчас меняется в лучшую сторону в Украине?
– Да, это чувствуется. Когда я ходила на первые украинские шоу в качестве гостьи, было очевидно, что к бурятам с ходу негативное отношение. Но спустя время нас начали благодарить за работу в конце эфира, и ты сидишь, ждешь неприятный вопрос или подвох, потому что они (украинские ведущие — прим.) общаются слишком мило, уважительно и без негатива конкретно к бурятам.
Было такое ощущение, что в обществе есть риторика: мы же с вами — украинцы, русские — белые люди, мы же друг друга поймем, а эти все зверства дикари с окраин совершают. Но такие люди не учли одного момента: украинцы были в Советском Союзе, и они также слышали, что они неруси и что язык их неправильный. Это тонкий момент, связывающих украинцев и бурят, — они родом из СССР, где и те, и другие были вторым сортом.
У этих народов и у других, кроме бурят, нацменьшинств есть общие болевые точки, поэтому они друг друга лучше чувствуют. И теперь, когда я давала интервью украинскому радио, то в комментариях люди писали: «Да, действительно, меня в первые дни очень раздражали буряты, но сейчас я стала осознавать, что это не совсем нормально».
– Каковы общие настроения в республике сегодня? Удалось ли, в частности благодаря вашей работе, убедить сомневающихся, что эта война никому, кроме Путина, не нужна?
– Да, нам периодически пишут те, кто изначально сомневался в том, нужна ли эта война. Мы рады, что остались в итоге замеченными и услышанными, что у нас оказалась самая активная антивоенная инициатива в России и мы стали подтягивать остальных. Наша цель — чтобы остановилась война и чтобы в прекрасной России будущего всем народам жилось одинаково комфортно. Мне кажется, идеальное общество российское, которое вижу я и наш фонд, — это общество, которое знает свою историю, принимает ее, извлекает из нее уроки. И где люди уважают друг друга, потому что нельзя сказать, что бурят хуже русского или что русский хуже бурята.
– Новость о том, что 500 контрактников из Бурятии написали рапорты об увольнении и 150 военнослужащих смогли вернуться, стала действительно громкой и вселяющей надежду. Насколько увеличился поток людей, которые обращаются к вам за помощью сегодня?
– Сильно увеличился, но даже о приблизительных цифрах говорить сложно. Когда обращения поступают в режиме аврала, то сложно понять: это может быть один человек, чей родственник не хочет больше воевать, а может быть сам военнослужащий, который звонит и говорит, что их там 12 человек, которым не дают расторгнуть контракт.
То, что обращений много и что люди отказываются воевать, отрицать нельзя. В том числе это показывает очень странный набор, который сейчас идет. Знакомому моей коллеги, который ранее уже отслужил в армии, позвонили из военкомата, чтобы он пришел подписывать некие документы. Выяснилось — речь о контракте. В общественном транспорте в Улан-Удэ висят объявления с призывом на службу в Украину воевать. При этом судимость не является основанием для отказа. И кто-то из подписчиков мне задал вопрос: странно, а чего в Москве такие объявления не висят, герои из больших городов им не нужны?
В Иркутской области недавно праздновали Сурхарбан — главный летний праздник у бурят. Прямо на этом празднике, куда приходят родители с детьми, поставили палатку с информацией о контрактной службе. То есть если бы были какие-то толпы желающих воевать, то, наверное, им не приходилось бы размещать призывы в автобусах и искать контрактников на праздниках.
– Что происходит с теми, кто решил написать рапорт об увольнении? Их удерживают, им угрожают?
– Всегда угрожают, но все равно возвращают. Запугивание — признак бессилия, потому что по закону они не имеют права не расторгнуть контракт, если у служащего появились антивоенные убеждения.
О какой-то жести в отношении тех, кто отказывается воевать, я не слышала. Единственное — говорили, что первых отказников пытались провести через выстроившихся солдат закованными в цепи. Я знаю того, кого так проводили.
Мы в фонде часто говорим о том, что очень важно ценить себя. Вот Путин себя очень ценит, почему тогда вы себя не цените и позволяете так использовать? Ужасно видеть фотографии этих ребят, которым по 20 лет. Жил человек — и нет человека.
– Как вы думаете, что будет с идеей единения этнических меньшинств после войны?
– Если национальные меньшинства будут и дальше отстаивать свои права и громко заявлять о том, что им не нравится быть вторым сортом, то власть будет вынуждена проводить более адекватную политику. Когда нельзя было сказать «нет войне» — люди стали писать на своих родных языках, и эти голоса будут и дальше проявляться. В том же Улан-Удэ уже считается, что если ты говоришь на бурятском, хотя бы немного, то это хорошо. Это становится модным. Самое главное — этот процесс уже необратим.
У нас была кампания «Денацификация нужна России» — о тех, кто столкнулся с ксенофобией и расизмом в РФ. С одной стороны, было ожидаемо услышать истории от калмыков, тувинцев, бурят, чеченцев, ингушей. Другое дело — услышать их от удмуртов, карелов, от русских немцев, от чувашей. Мы поняли, что таких историй очень много. Кого-то избили со словами «вали в свой Китай», меня чуть не столкнули с эскалатора, сказав, что я должна пропускать русских.
И тут ты слышишь, что Россия будет денацифицировать Украину, объявив себя главным антифашистом. Естественно, у тебя реакция: а вы не забыли посмотреться в зеркало? Россия не имеет никакого морального права никого денацифицировать, потому что она сама не пережила в себе этот шовинизм, и по сути денацификация — это русификация.
Мы в нашем фонде выступаем за федерализацию, за эффективное и адекватное управление. Мне непонятно, почему нельзя было выстроить нормальное государство, а нужно было строить себе миллиард дворцов и разогревать ксенофобию внутри самого российского общества, что сейчас перекинулось на Украину.
– 13 июля РКН по требованию Генпрокуратуры заблокировал на территории России сайт «Свободной Бурятии». Повлияла ли блокировка на вашу работу?
– Никак не повлияла. В основном наша работа ведется на других площадках, уже и через личные аккаунты. Сайт, по сути, был нужен для того, чтобы была верифицированная страница, чтобы люди понимали, кто мы и что мы. Мы на нем, например, собираемся публиковать аналитические статьи, статьи по истории бурят. Блокировка никак нас не остановит. Мне кажется, что наша задача сейчас — создавать властям максимальное неудобства.
