С начала масштабных протестов в Беларуси прошел год. Все больше несогласных с режимом Лукашенко вынуждены покинуть свои дома. Многие из них уехали в Украину.
Какие репрессии привели белорусов к эмиграции, как их встретил Киев и когда они надеются вернуться на родину — рассказывают журналистам hromadske музыканты группы «Разбитое сердце пацана», основательница Белорусского хаба и координатор фонда помощи репрессированным врачам.
«Было ощущение: нас хотели убить»
Ночь, швейный цех, приглушенный свет. Мужчины с обнаженными подтянутыми торсами строчат, гладят и упаковывают женское кружевное белье. Это — реклама белорусской марки одежды Mark Formelle. Один из мужчин — Андрей Ткачев. Лицо бренда, модель, актер, wellness-консультант и фитнес-тренер, частый гость телепрограмм и светских мероприятий в Минске.
Сейчас он похудел на 13 килограммов. За последний год его жизнь сильно изменилась.
Все началось, когда в Беларусь пришел ковид. Андрей много писал на эту тему в соцсетях. Однажды ему прилетел запрос о помощи врачам, которым не хватает медицинских масок и респираторов. Когда он запостил это в сториз, еще несколько врачей ответили: аналогичная ситуация. Андрей уже ранее помогал детским домам, приютам для животных. Понял, что надо включаться и здесь.
Вместе с командой единомышленников начали закупать респираторы и медицинские маски. Буквально за две недели в марте 2020-го сформировалась команда, которая в течение следующих четырех месяцев собрала полторы тысячи волонтеров по всей Беларуси и, по словам Андрея, стала крупнейшей общественной инициативой в стране.
В том, что касается COVID-19, Беларусь — государство-диссидент. С начала пандемии и по сей день реальные данные по числу инфицированных и умерших там скрывают. В марте 2021 года в Минске даже закрыли фотовыставку о работе врачей.
В то же время никакого противодействия инициативе ByCOVID государство не оказывало. Не трогают ее и сейчас. Однако Андрея обвинили в том, что он якобы не заплатил налоги с полученных пожертвований — на родине за это ему грозит арест.
9 августа 2020 года, в день президентских выборов, Андрей вышел на акцию протеста. Вспоминает, что был ад — ОМОН разгонял мирную толпу водометами, забрасывал светошумовыми гранатами. На следующий день Андрей встретился с другом. Поскольку интернет в Беларуси отключили, и возможности узнать о том, что происходит, не было, мужчины поехали на машине по городу, чтобы посмотреть, собираются ли где-то люди.
В какой-то момент заехали во двор в центре города. Там их и задержали. Вероятно, из-за белых браслетов, символов солидарности протестующих, предполагает Андрей. Ночь он провел в райотделе милиции. Самая жесть началась на следующее утро. Около 60 задержанных вывели из отделения, чтобы перевезти в изолятор в городе Жодино под Минском. Омоновцы в балаклавах поставили их лицом к стене, затянули руки за спиной пластиковыми стяжками. И начали бить.
Кого избили — забрасывали в автозаки. Лицом в пол, друг на друга в несколько слоев. Снова били. Руками, ногами, дубинками. Прыгали по головам. Кричали: «Хотели перемен, сволота? Получите».
Называли это ремонтом: «Мы вас ремонтируем. Вы сломанные, а не сознательные граждане, мы учим вас уму-разуму». Так продолжалось минут 15 — пока омоновцы ни устали. По словам Андрея, через такой конвейер тогда пропускали всех задержанных — чтобы больше не выходили на протесты.
«Было ощущение, что они хотели нас убить, — вспоминает Андрей. — Люди кричали. Больше кричишь — больше бьют. Я понял, что надо стиснуть зубы, лежал терпел, даже попытался медитировать. Однако в таких условиях это сделать, мягко говоря, сложно. Средневековые пытки. Люди теряли сознание, ходили под себя от страха и боли. Мы лежали в лужах крови и мочи».
Это был август, жара. В какой-то момент один из силовиков наступил берцами на шею Андрею, и тот потерял сознание. Уже на подъезде к Жодино омоновцы стали добрее. Кому-то ослабили стяжки, кому-то разрешили сесть на скамейку. Начали спрашивать, кто где работает. Удивлялись, что там были айтишники и бизнесмены, а не наркоманы и отморозки. Спрашивали, есть ли граждане России или Украины — верили, что революцию делали именно приезжие.
В первые дни после выборов в Беларуси задержали более 7000 человек — так много, что система была не способна их переварить. Через трое суток Андрея отпустили, даже не составив протокола. Самым страшным тогда ему казалось выйти и узнать, что вся эта мясорубка была бесполезной и протесты заглохли. Ведь так бывало и раньше.
Впервые Андрей отсидел несколько суток еще в 2011 году за участие в «молчаливых» акциях протеста — участники не провозглашали никаких лозунгов, просто молча гуляли по улицам в знак несогласия с экономической и политической ситуацией в стране. Так Андрей получил ярлык неблагонадежного. В 2014 году, когда в Беларуси проходил Чемпионат мира по хоккею, по лучшим советским традициям всех неблагонадежных арестовывали превентивно. Андрей отсидел еще 20 суток.
Говорит, мог уехать из страны после обоих этих сроков, попросить где-нибудь убежища из-за политических репрессий. Но верил в Беларусь и белорусов, и всегда оставался. В конце августа 2020-го Андрей узнал, что скоро в Беларуси начнут задерживать блогеров и активистов. Что могут задержать и его. Что можно попасть в базу невыездных. Адвокат посоветовал где-то переждать.
Арестов тогда не боялся — было ощущение, что скоро протестующие победят, и всех политических выпустят. Но не хотел, чтобы мама носила ему передачки. Первый вариант — залечь на дно на какой-нибудь даче и сидеть там безвылазно без телефона. Но такие беспомощность и бездействие пугали Андрея. Другой вариант — Киев.
Шорты, майка, рюкзак, самолет — и Андрей в Украине. Буквально на следующий день действительно началась волна задержаний. Ожидаемые несколько недель в Киеве превратились в месяц. Здесь он присоединился к Фонду спортивной солидарности, поддерживает белорусских атлетов, репрессированных из-за своей политической позиции. Впоследствии стал координатором Фонда медицинской солидарности, который помогает репрессированным медикам.
По данным фонда, с августа 2020 года за участие в протестах или их поддержку в Беларуси уволены около 100 врачей. По несколько суток отсидели более 250 человек, 8 сидят по уголовным статьям. Фонд Андрея помогает врачам юридически, краудфандит средства для выплат уволенным, ищет варианты работы в других странах.
«В Беларуси и так был дефицит врачей, а теперь он стал еще больше, — говорит Андрей. — Причем увольняют даже незаменимых врачей. Уволили детского кардиолога из центра “Мать и Ребенок”, а на ее место никого нет. Она оставила в фейсбуке комментарий, что не хотела бы лечить силовиков».
Поскольку многие белорусские инициативы перебирались в Вильнюс, осенью Андрей тоже переехал туда. Казалось, на пару месяцев. Новый год планировал встретить в новой Беларуси. Когда пришло осознание, что это все надолго, что, возможно, вернуться домой не удастся в ближайшие несколько лет, у Андрея впервые в жизни началась депрессия.
Усиливали ее литовский климат почти без солнца, жесткий локдаун и маленький круг общения. Хотя с точки зрения безопасности у ЕС есть преимущества — меньше риски, что наймут кого-то дать тебе по голове, Андрей через полгода вернулся в Киев. Уже через месяц он вышел из депрессиии: больше друзей, больше солнца, более мягкий карантин.
«Понимаю, что я не дома. Практически ежедневно снится, что я в Минске. Но с психологической точки зрения Киев для меня комфортный город, здесь много друзей и знакомых. Киев — бальзам на душу, на мое разбитое сердце. Гуляешь по Киеву — чувствуешь жизнь», — говорит Андрей.
Он понемногу возвращается к тренировкам, пытается снова ходить на вечеринки, знакомиться с новыми людьми. Посещает белорусские акции, общается с друзьями, которые приезжают из Беларуси. И ждет момента, когда сможет вернуться домой.
«Один удар дубинкой — и у детей нет матери»
Жизнь Насты Базар сосредоточена на детях — мероприятия для родителей с малышами, конференции по альтернативному образованию, летние лагеря.
В 2016-м она открыла в Минске коворкинг, где тоже нашлось место детям — пока родители работали, они проводили время с няней или нянем. Но пространство было неокупаемым, через пару лет его пришлось закрыть.
Параллельно Наста учила своих двух дочерей, потому что не отдавала их ни в детский сад, ни в школу. Весной 2020-го, когда начался карантин и школы закрыли, Наста занималась еще и с племянниками и племянницами. Дома собралось что-то вроде мини-лагеря из шести детей.
Когда летом прошлого года в Беларуси начались массовые протесты, Наста не собиралась выходить на них.
«Понимала, что один удар дубинкой — и у детей нет матери. Я одна о них забочусь, несмотря на то, что у них есть отец, — говорит Наста. С мужем она развелась несколько лет назад. — Не могла переложить эту ответственность на родителей».
На следующий день после выборов женщины в Беларуси начали собираться в цепи солидарности. Затем прошел первый женский марш. На нем выступила и фем-колонна — уникальный случай для Беларуси.
Наста вспоминает: в 2018 году, когда Лукашенко остановил разработку закона против домашнего насилия, в Беларуси появилась инициатива «Маршируй, детка». Несмотря на продвижение темы в обществе, до женского марша дело не дошло. И вот — в августе 2020 года они проходили уже каждую неделю.
Наста собрала паспортные данные у всех знакомых, которые шли на протесты — чтобы в случае задержания искать, в какой полицейский участок их увезли. Обзванивала близких, чтобы понимать, когда они возвращались домой. Сидела в чатах. Когда на марше собралась квир-колонна, Наста, которая тогда еще не была открытой лесбиянкой, поняла: надо выходить.
Дома после марша расплакалась — идти было страшно не только из-за омоновцев, но и из-за людей рядом, их гомофобных высказываний и обвинений в перетягивании повестки.
В сентябре Наста вышла на акцию на место, где три года назад до смерти забили парня за то, что он гей. Внезапно протестующих окружили, начался хаос, люди разбежались. Кто запрыгивал в проезжавшие мимо машины, кто-то прятался в кафе. Наста очутилась в ломбарде.
Маленькое тесное пространство, окон нет, если будут ломать двери, подавят всех. Рядом чей-то ребенок. Люди снаружи кричат, их швыряют об дверь. Одна коллега, которая давно работала с женщинами, пострадавшими от насилия, осталась на улице выводить участников акции из окружения.
«Все мы разные, — констатирует Наста. — У тех, кто не выходит на протесты, чувство вины перед теми, кто выходит. У тех, кто выходит, — перед теми, кого избили. У тех, кого избили, — перед теми, кого забрали. У тех, кого забрали, — что они остались живы. У тех, кто уехал, — перед теми, кто остался».
Видео с марша, на которые попала и Наста, облетели пропагандистские каналы. Подруг начали задерживать. Знакомого мужчину вооруженные силовики забрали на глазах у ребенка — допустить такого для своих детей Наста не хотела. Боялась и того, что детей могут просто отобрать.
22 сентября вместе с партнеркой и дочерьми Наста уехала в Киев. На две недели, чтобы отдохнуть. Именно в это время в Беларуси задержали много ее подруг, соорганизаторок Женского марша. Проверять, есть ли она в списках, Наста не хотела. И решила остаться в Украине еще на некоторое время. Тогда ей тоже верилось, что Новый год семья встретит в свободной Беларуси.
Наста провела в Киеве два женских марша, помогала тем, кто тоже уезжает в Украину. Но не делала ничего, что могло бы ее здесь задержать. Не спешила обрастать новыми вещами. Осень и зима прошли в ожидании возвращения. Принять, что эмиграция — это надолго, получилось только в феврале.
Находиться в Украине белорусы могут лишь 180 дней. После этого надо легализоваться, но это довольно сложно, говорит Наста. Вариант через работу подходит только для очень высококвалифицированных специалистов, нанимать других эмигрантов работодателям невыгодно. Через волонтерство — нельзя легально работать.
Чтобы эффективнее помогать другим эмигрантам, Наста на пожертвования открыла в Киеве Белорусский хаб — пространство, где можно встречаться, работать, устраивать кинопросмотры и другие события, изучать белорусский и украинский языки.
«Нам необходимо вливаться в общество, в котором мы живем. Нельзя жить в пузырьке, поэтому в Хабе хочу сделать акцент на интеграцию, на знакомство с украинцами и украинками, на совместные проекты», — говорит Наста.
Поскольку семьям тех, кто выезжает в Украину, часто негде и не с кем оставить детей — родные остались в Беларуси, а садики переполнены — Наста планирует открыть и детскую комнату. Также в планах — группы психологической поддержки. «Потому что у нас народного уровня ПТСР», — говорит Наста.
Вместе с партнеркой они также делают программы для женщин в активизме — рассказывают про заботу о себе и выгорание. Следующий проект, на который Наста сейчас ищет финансирование, это коливинги (пространства для совместного проживания) для белорусских эмигрантов.
Не люблю фразу “нет худа без добра”, потому что никакое добро не может быть куплено страданиями, которые пережил белорусский народ. Но про себя я понимаю: если бы не те события, через которые пришлось пройти, я бы не стала той, кто я есть», — говорит Наста.
«Было даже немного стыдно: все отсидели, а мы еще нет»
14 февраля 2021 года, день святого Валентина. Неподалеку от Минска, под городом Смолевичи выступает группа «Разбитое сердце пацана» — лирико-иронические песни в исполнении актеров Белорусского свободного театра. В прошлом году, когда протестующих вытеснили с площадей, они начали собираться во дворах, приглашать музыкантов, поэтов, художников.
Для РСП это был уже 14-й такой дворовый концерт. Прямо во время выступления в помещение влетел ОМОН. Схватили всех — всего около 70 человек. Музыканты даже не успели взять свои вещи. Павел Городницкий, участник РСП, попросил телефон у незнакомой девушки, которую тоже задержали, чтобы предупредить жену, что с ним случилось.
«Надя, это Паша. Не волнуйся, нас не били, мы задержаны там-то», — жена Павла Надежда говорит, что это было лучшее сообщение на день святого Валентина. Знала хоть что-то.
Задержали всех за фотографию с бело-красно-белым флагом, сделанную во время концерта. Музыкантов на снимке не было, но через несколько дней суд все равно дал им по 15 суток.
«Мы были на всех акциях протеста. И там, где были самые жестокие задержания, где гранаты, где стреляли. Как-то везло — отовсюду возвращались домой. Становилось даже немного стыдно: все отсидели, а мы еще нет», — смеется Денис Тарасенко, один из музыкантов группы.
«Есть такая поговорка: не сидел — не белорус. Так что мы уже белорусы», — говорит Денис.
После этого городской исполком Минска трижды не резрешил группе выступать, не объясняя причин. Музыканты поняли: концерты в Беларуси для них закончились. Кроме того, опасались, что их могут превентивно забрать снова. Павел и Денис полетели в Киев.
Павел продолжал проводить онлайн-занятия по актерскому мастерству для студентов. А еще снялся в сериале. В Беларуси они не снимались в кино с 2012 года — были в черном списке киностудии из-за участия в польском фильме «Жыве Беларусь». Денис поселился в Ирпене, там же довольно быстро нашел работу, которой занимался и в Минске — красит автомобили.
Семьи присоединились к ним только несколько недель назад. Авиаперелеты тогда уже отменили. Уехать можно было лишь на лечение, учебу или работу. Анна Пришивалко, жена Дениса, через три с половиной месяца выехала под предлогом, что ей необходимо лечение.
Надежда, жена Павла, хотя и мечтала пожить в Киеве, с домом расставалась трудно. Еще понервничала, когда вывозила собаку и кота — пограничники не пропускали их несколько суток. Одну кошку пришлось оставить в Минске.
Двое других музыкантов группы остались в Беларуси. Бас и барабан для новых песен, написанных уже в Киеве, они присылают через интернет. Павел и Денис пока дают акустические концерты. Восторженно рассказывают, как недавно ездили во Львов петь на Празднике музыки и как классно их принимала украинская публика. Но мечтают объединиться и осенью вместе презентовать новый альбом — сделать тур по Украине, Польше и Литве.
Даже без концертов заниматься музыкой в Беларуси рискованно — одного барабанщика недавно забрали с репетиционной точки и дали ему семь лет тюрьмы за то, что он «отбивал протестный ритм», рассказывают ребята.
«Творчество — это все же определенная поддержка, позитив. Можем записать здесь какую-то песню, выложить ее в интернет, белорусы, которые там остались, послушают, и у них поднимется настроение, — говорит Павел. — А там мы записали, выложили в интернет и нас забрали. Поэтому мы как создатели больше полезны тут».
Сейчас в Беларуси более 3 тысяч уголовных дел по политическим мотивам, признанных политзаключенных — более 500.
«Все же Беларусь — наша родина, мы должны быть там. Всегда хочется надеяться: это временно, еще немного, еще чуть-чуть и мы вернемся домой, — говорит Денис. — Но ситуация в Беларуси не меняется. И, скорее всего, наше пребывание здесь может и затянуться».
«Мне жена сказала: побудем здесь три года, а потом вернемся. Я думаю о годе. Сделал вид на жительство на год и не хочу заниматься этим снова», — смеется Павел.
В гостиной квартиры, которую арендуют Павел с Надеждой, темновато — свет не пускают высокие деревья. Да еще и дождь собирается. Ребята выдвигают стол с синтезатором, включают метроном, Денис берет в руки гитару — репетиция. Повторяют две новые песни, написанные уже в Киеве, — обе по мотивам последних событий в Беларуси. Третью, про безответную любовь подчиненного к директорке, Денис написал только вчера. 10 минут — и аранжировка готова. Записывают на диктофон, чтобы отправить коллегам в Минск.
«3:26 — идеально! Радиоформат!», — смеются ребята.
Авторы: Лиза Сивец, Анастасия Власова; hromadske