Криминальный ум товарища Сталина
О Сталине мудром написаны горы, Монбланы и даже Эвересты. И боготворящие его были, есть и будут. С течением времени даже больше, чем раньше и теперь. Загадка истории. Я не буду увеличивать высоту Эвереста. В основном приведу истории малоизвестные, но очень показательные. Как показательные сталинские процессы. Начинал Сталин скромно. В самом начале 1920-х годов он еще не считался вождем, и даже в широких партийных массах его имя было не известно. Джон Рид в своих “Десять дней, которые потрясли мир” ни разу не упоминает Сталина (кроме списка наркомов, где тот значился на последнем месте)! Джон Рид явно просчитался: мир трясся от большевистского напора не 10 дней, а 70 лет!
Функционеры, конечно, Сталина знали: все-таки нарком по делам национальностей и глава рабоче-крестьянской инспекции (Рабкрина), что приравнивалось к посту наркома. Сталин гениальным нюхом аппаратчика учуял, что два его наркомовских поста ничто по сравнению с одним постом секретаря. У партии и раньше были секретари, точнее, секретарши. Секретарем заграничного бюро ЦК была Крупская, секретарем российского бюро — Стасова. Это именно ее Сталин прочил во “вдовы” Ленину, сказав: “Передайте этой дуре (Крупской), что если она будет себя неправильно вести, мы подберем товарищу Ленину другую вдову, например, Стасову”.
Обязанность секретарей — готовить документы для вождей. Когда государственная власть была захвачена большевиками, то в подготовку документов на утверждение в Политбюро входила и обязанность готовить так называемые объективки, то есть анкетные данные на людей, предназначенных для выдвижения на высокие посты. Так как кадровые вопросы — это не женское дело, то в начале 1919 года был создан секретариат из мужчин (всего из трех человек). Возглавлял его тогда Свердлов (остальные два — Крестинский и Серебряков), который исполнял свои секретарские обязанности между делом, да и то недолго, ибо уже в марте того же года простудился и умер. Затем еще три года такой замечательный аппарат как секретариат (уже из пяти человек) оставался как бы бесхозным, пока Сталин не присмотрел его для себя. Он верно подметил, что вождям недосуг заниматься всякой мелочевкой и предложил себя (3 апреля 1922 года) на должность секретаря, отдав взамен два наркомовских поста.
Это была золотая жила! Вот только попросил называть себя товарищ Сталин не просто секретарем, а генеральным секретарем, чем вызвал печальную улыбку у вождей: что с этого Кобы возьмешь, недалекий человек, раз променял политические должности наркомов на перебирание бумажек. На заседании узкого состава ЦК никто (включая Ленина) не возразил, все проголосовали за Сталина — генерального секретаря. Радек, известный партийный деятель и журналист, мог бы пошутить по этому поводу: “Вот вам результат эволюции: птица-секретарь стала важной птицей — генеральным секретарем”. Мог бы, но не пошутил, так что я это делаю за него. Радек несколько позднее пошутил иначе. Он сказал: “У нас с товарищем Сталиным расхождение по аграрному вопросу — он хочет меня видеть в сырой земле, а я его”. Вышло по-сталински.
Приведу примеры того, как действовал Сталин в качестве политика.
Сразу же после того, как Сталин стал генеральным секретарем, он приказал одному чешскому коммунисту-телефонисту подключить на прослушивание домашние и служебные телефоны всех вождей (кроме тогда уже больного Ленина, находящегося в Горках и все равно бывшего не у дел) и дни и ночи в две трубки слушал их разговоры между собой. Потом он поражал всех своей проницательностью, используя часть информации для текущей тактической борьбы с вождями. Сначала с Троцким, объединившись с Каменевым и Зиновьевым, потом ликвидировал Каменева-Зиновьева в союзе с Рыковым, Томским, Бухариным, потом свалил Рыкова, Томского, Бухарина, опираясь на Кирова, Орджоникидзе, Кагановича, Молотова… А основную часть информации Сталин откладывал на будущее. В этом будущем не уцелел ни один (!) из тех, кого он прослушивал. Расстрелян был и коммунист-телефонист, правда, не в будущем, а тогда же, в 1922 году, по завершении работы. Интересующиеся началом восхождения Сталина к власти могут многое узнать из “Воспоминаний” его секретаря Бориса Бажанова, сумевшего бежать 1-го января 1928 года в Персию, а потом в США.
Когда после смерти Ленина шли выборы в партийные органы, то в Москве большинство было у сторонников Троцкого. Сталин дал приказание передать в “Правду” цифры голосования с точностью до наоборот: голоса за сторонников Троцкого приписать своим сторонникам, а Троцкому отдать свои голоса. Остальные города следили за позицией Москвы и увидев, какова она, переметнулись на сторону сильного. Посыпались протесты троцкистов, газета извинилась “за допущенную опечатку”, работники газеты были наказаны за перестановку местами данных выборов. Но дело было сделано!
Теперь — из книги мощного чеченца, историка Абдурахмана Авторханова “Технология власти”. Вышла она в “Посеве” первый раз в 1959 году. И тут же по решению Политбюро была очень ограниченным тиражом (около 100 экз.) напечатана с грифом “Рассылается по особому списку” членам Политбюро, Секретарям ЦК и некоторым членам ЦК. Им тогда, после ХХ съезда, очень хотелось знать, как же устроена их собственная кормящая машина, которая вместо ложки с икрой ко рту периодически им же отрывала головы.
Книга эта затем переиздавалась на Западе, но в России имеется только ее неполная публикация в журнале “Вопросы истории” (1991, номера 1-3). Нет ее и в Интернете. Тем более есть смысл ознакомиться со следующим эпизодом, проливающим свет на криминальное мышление тов. Сталина.
* * *
Cобрались на даче у Кагановича члены “Кабинета Сталина”, в числе которых был и наш “Генерал” (один из важнейших информаторов Авторханова, член верхушки “внутреннего НКВД” — В.Л.). Встречей руководил Каганович. Докладывал сам “отец”. Докладчик нарисовал предварительно “ужасающую” картину готовящегося “истребления” аппарата партии со стороны “заговорщиков” против партии — Бухарина, Рыкова, Томского, Угланова… Сталин доказывал присутствующим, что первой жертвой этого “истребления”, по замыслу “заговорщиков”, “должны быть вот мы с вами, весь партийный аппарат сверху донизу”. Более того — “заговорщики” хотят уничтожить и военные кадры партии, заменив их троцкистами и бывшими специалистами из царской армии. И объективно, и субъективно программа правых “заговорщиков” направлена на реставрацию капитализма в стране. Именно потому, что без уничтожения партийного аппарата невозможна подобная реставрация, первый удар направлен против нас. Но “заговорщики” достаточно умные люди, чтобы понять, что нормальными методами свободной партийной дискуссии, хотя бы на пленумах ЦК или на съезде партии, им не одолеть уже сложившийся “ленинский аппарат” партии. Поэтому “заговорщики” прибегают к явно провокационным трюкам и приемам. Даже больше — они стали на путь вымогательства и шантажа отдельных членов ЦК и руководителей Красной армии. Пользуясь теми или иными недостатками или ошибками в прошлом у ряда наших руководящих товарищей, бухаринцы готовят удар и по ним. Это им тем более легко делать, — многозначительно добавил Сталин, — что странным образом копии всех личных дел наших кадров из “Особого сектора” очутились в руках Бухарина. Когда заведующий персональным учетом Смиттен начал оправдываться, заявляя, что эти документы никак не могли попасть к Бухарину, Сталин вопрошающе посмотрел на Поскребышева.
— К сожалению, Иосиф Виссарионович прав, — с апломбом ответил Поскребышев.
— Но как быть, как исправить эту ошибку нашего аппарата и одновременно обезвредить бухаринцев? — спросил Сталин. И сам же ответил:
— Вот мы с Лазарем Моисеевичем и Вячеславом Михайловичем договорились о следующем: пока бухаринцы еще не успели реализовать украденные документы, мы должны предупредить наших людей, наших членов ЦК и руководителей армии о той провокации, которую готовят против них бухаринцы. Для этого есть только один путь — сотрудники аппарата ЦК, допущенные к работе в “Особом секторе”, должны немедленно выехать на места и ознакомить этих товарищей с выписками из их личных дел, которыми против них хотят воспользоваться бухаринцы.
Сталин закончил свое изложение одним строжайшим предупреждением — “выписки эти предъявляются соответствующим товарищам не как выписки из их личных дел, а как перехваченный ЦК материал бухаринцев”. После ознакомления товарищей с выписками командированные должны взять у каждого из них письменное объяснение по двум вопросам:
Что может сказать этот товарищ в свое оправдание по существу обвинения, которое выдвигают против него бухаринцы?
Если он опровергает этот компрометирующий его материал, то чем он объясняет поведение группы Бухарина?
Роли были распределены. Новогодняя встреча кончилась. Прямо с этой встречи “Генерал” приехал к Томскому и изложил весь план Сталина Бухарину и Томскому в присутствии Сорокина.
…“Генерал” неторопливо вынимает из портфеля напечатанные на официальном бланке ЦК выписки “из материалов правой оппозиции” и начинает читать: — Белов, командующий Северо-Кавказским военным округом, был левым эсером, переписывается с сосланными троцкистами, поочередно живет с женами работников своего штаба… — Андрей Андреев, секретарь крайкома партии, до революции был активистом в меньшевистском профсоюзе, во время войны — “оборонцем”. После революции растратил крупные суммы денег ЦК Союза железнодорожников, но от суда увильнул. Хронический пьяница… — Филипп Махарадзе — председатель правительства Грузии, втайне вместе с национал-уклонистами и грузинскими меньшевиками в эмиграции готовит выход Грузии из СССР… — Мирзоян — секретарь ЦК партии Азербайджана, был на секретной службе Англии на Кавказе, крестил детей в армянской церкви… — Фабрициус — командующий особой кавказской Красной армией, бонапартист и морфинист…
Список был довольно длинный, со многими пикантными подробностями.
Ясно, какова была реакция партийных верхов, да и низов тоже (до них доходили отголоски) на “гнусную провокацию бухаринцев”. Все обвинения в аморалке и в политической нелояльности фигуранты с возмущением отрицали, а рассылку компромата якобы от имени бухаринской группы расценивали как мерзкие, не партийные, не товарищеские, интриганские способы сведения личных счетов. Кадры требовали строгого наказания негодяев-бухаринцев.
В апреле 1929 года Сталин созвал пленум ЦК. Вот его постановление:
г) снять Бухарина и Томского с занимаемых ими постов (“Правда”, Коминтерн, ВЦСПС) и предупредить их, что в случае малейшей попытки с их стороны нарушить постановления ЦК и его органов, они будут немедля выведены из состава Политбюро… з) настоящую резолюцию разослать всем местным организациям партии и членам XVI партконференции, не опубликовывая ее в печати.
* * *
Это была первая ступенька в подвал Лубянки.
Ниже я изложу ряд очень интересных и малоизвестных воспоминаний из передач Евгения Весника и Генриха Боровика, а затем из ряда мемуаров или сборников реальных историй о Сталине, часть из которых давно издавалась и стала редкостью, часть вообще рассылалась только по специальному списку.
* * *
Евгений Весник:
“Сталин хорошо знал Алексея Дикого как режиссера и актера еще по довоенным постановкам (Нахимов, Кутузов, Платов, постановка “Леди Макбет Мценского уезда” Лескова и др.). Играл он и роль Сталина в Малом театре. В мемуарах не раз встречаются сообщения, что к 1936-ому году Сталин, за редким исключением, появлялся на публике только через своих двойников — актеров, которых он лично утверждал на роль себя (долгое время таким сталинским симулянтом был Алексей Дикий, большой и статный человек, говоривший на русском языке без акцента).
В 1937 году тов. Сталину он надоел или чем-то не угодил, и Дикого посадили. Выпустили (тоже, надо полагать, благодаря Сталину) только в 1941 году. Когда после войны начали готовить эпопею “Сталинградская битва”, на кинопробу был пригашен и Дикий. Сталин лично утверждал актера на свою роль. Посмотрел кинопробы. И вызвал для беседы в кабинет Дикого.
— Как ви думаете, почему мой вибор на роль Сталина остановился на вас? Ви ведь не подражаете мне в акценте. И мои жесты тоже слепо не повторяете, как многие другие.
— А я и не играю вас, товарищ Сталин.
— Вот как? Это интересно. А, смею спросить, кого же ви играете?
— Я играю народного вождя.
Сталин беззвучно поаплодировал.
— Браво. Я так и думал. Именно поэтому я и остановился на вас как исполнителе роли товарища Сталина.
Помолчал, пыхнул трубкой.
— Скажите, товарищ Дикий, какие у вас есть ко мне вопросы? Какие просьбы?
— Я бы очень просил вас, товарищ Сталин, чтобы со мной не случилось чего-то похожего, как в 1937 году.
— Ви разве не знаете, что товарищ Ленин говорил, что настоящие большевики не должны бояться тюрьмы?
(Эх, хорош был бы ответ Дикого: “А я, товарищ Сталин, не только не настоящий, а вообще не большевик”, но такое даже Дикий не мог бы себе позволить).
— Товарищ Ленин говорил это о дореволюционных большевиках. Они боролись с антинародным царским режимом и готовы были на все. А сейчас власть советская, народная.
Сталин снова беззвучно поаплодировал.
— Браво. Правильно. Не беспокойтесь. Идите и работайте над ролью. Желаю успеха.
* * *
Помдиректора по учебной части спецшколы для детей вождей Н.В.Макеев пожаловался Сталину на плохую учебу его сына Васи. Сталин вызвал Васю к себе:
— Ти что себе позволяешь? Ти думаешь, ти — Сталин?! Ти — нэ Сталин!
Помолчал.
— Даже я — нэ Сталин. Сталин — он.
И показал рукой в окно, за которым виднелся огромный памятник Сталину.
Нельзя не признать за тов. Сталиным некое макиавеллевское сверхпонимание того, что такое на самом деле вождь”.
* * *
Генрих Боровик:
“Сталин и члены политбюро сидят на ближней даче в просмотровом зале. Идет завершающий фильм трилогии Козинцева и Трауберга “Юность Максима” (это там “Крутится, вертится шар голубой”). У киноаппарата Трауберг. Его ухо обращено в сторону Сталина. Так же, как и Козинцева. Примерно в середине фильма, там, где Максим лезет на столб и орет, махая рукой, увлекая толпу вперед, Сталин негромко говорит:
— Нет, это никуда не годится.
Трауберг на секунду теряет от ужаса сознание, его рука безвольно передвигает рычажок звука и работяга орет беззвучно. Через мгновение звук восстановлен.
Фильм окончился. Все сидят в полном безмолвии. Сталин, выждав качаловскую паузу, встает.
— Прежде чем висказаться о фильме, я хотел би задать один вопрос режиссерам. Ви знаете, что наша партия, ее ленинский ЦК всемерно одобряют и приветствуют поиск новых форм в искусстве. Ми всегда за новаторство. Если оно помогает раскрыть правду. Правду характера и правду истории. Но я не понял одного эпизода в вашем фильме. Это там, где Максим призывает народ на баррикады, кричит, а в зале при этом стоит тишина, звука нет. Что ви хотели сказать этим приемом?
Козинцев на ватных ногах шелестит:
— Это не специально, товарищ Сталин. Это не прием. Это случайно. Простите.
— Отчего приключилась такая случайность?
— Э-ээ-э… товарищ Сталин, просто Трауберг… товарищ Трауберг очень испугался.
— Чего же он так испугался?
— Он услышал как вы, товарищ Сталин, сказали: “это никуда не годится”.
Сталин удовлетворенно хмыкнул.
— Эти слова не имели никакого отношения к вашему фильму. Ваш фильм — отличный. Мы будем рекомендовать его на соискание Государственной премии (получена в 1941 году). И я би вам обоим посоветовал меньше обращать внимание на всякие слова со стороны. Я все время слышу от недобитых троцкистов, от буржуазных политиканов, от реакционеров всех мастей: “Все что делает Сталин, никуда не годится”. Но товарищ Сталин продолжает делать то, что считает нужным для блага нашего народа, партии и государства. Я би посоветовал вам, молодым режиссерам, брать пример с товарища Сталина.
* * *
Из мемуаров Константина Симонова “Глазами человека моего поколения” :
“В 1947 году страна готовилась отметить 100 лет со дня рождения русского аэродинамика и, некоторым образом, теоретического отца русской авиации Николая Жуковского. По этому случаю был снят “биографический” фильм “Жуковский”. Я пишу “биографический” в кавычках, потому что в те годы в основном только и снимались биографические фильмы вроде “Попов”, “Мичурин”, “Нахимов” и прочие, в которых было очень мало от биографии героев и очень много от идеологии. Фильм был готов, наступала юбилейная дата, в которую должна была состояться премьера фильма, смонтированного только накануне за несколько часов до премьеры. Сталин фильма не видел, ибо в это время находился на одной из своих дач на Черноморском побережье. Прислать ему фильм для высочайшего разрешения уже не было времени. Члены политбюро фильм просмотрели и ничего идеологически вредного не усмотрели. Даже наоборот. Но никто из них не принял на себя смелость разрешить его к показу. Возложили всю ответственность на председателя госкомитета по кино (как бы министр кинематографии) Большакова. Тот оказался в цугцванге: если не разрешит, то его можно обвинить в срыве празднования юбилея; если разрешит — в грубом нарушении прерогативы Сталина. И то и другое могло кончиться для него очень печально.
Большаков, заручившись поддержкой Молотова, разрешил. Премьера состоялась. А через несколько дней вернулся Сталин. Собрал Политбюро, вызвал на него Большакова.
— “Кто без меня разрешил показать фильм?!”
Большаков с мольбой смотрит на Молотова. Тот делает вид, что записывает что-то в блокнот. Все остальные тоже уткнулись в бумаги. Мрачная пауза затягивается. Дрожащий Большаков встает и тихо бормочет:
— “Мы тут посовещались, товарищ Сталин, и решили…”
Сталин пыхнул трубкой, начал ходить вдоль стола. “Так. Вы посовещались, и решили. Вы сначала посовещались, а потом решили. А может быть, вы сначала решили, а потом посовещались?”
Повторяя на разные лады это “посовещались-решили” — “решили-посовещались”, Сталин вышел из комнаты. Настала зловещая тишина. Большаков стоял на ватных ногах весь в холодном поту. Никто не двигался. Минут через пять дверь приоткрылась, в ней показался Сталин, который с доброй улыбкой в усах громко произнес: “И — правильно решили”.
* * *
Из книги Юрия Борева “Сталиниада”:
“Привезли ему из тюрьмы Рокоссовского, немцы уже под Москвой, вот и приказал он выпустить нескольких еще не расстрелянных генералов, чтобы укрепить фронт. Спрашивает:
— Вы знакомы с новейшим вооружением вермахта?
— Нет, товарищ Сталин.
— А с новейшими доктринами германского генштаба?
— Не знаком, товарищ Сталин.
— Почему? — Так я ведь сидел, только что из тюрьмы.
— Слушайте, товарищ Рокоссовский! Здесь такие дела разворачиваются, а вы нашли время отсиживаться!
Рокоссовский лишь поблагодарил за оказанное доверие, никаких претензий”.
* * *
После одного правительственного концерта Сталин пригласил к себе тенора Козловского, сказал, что ему понравилось пение и предложил высказать просьбу. Козловский сказал, что его никак не выпускают за границу.
— Почему? — спросил вождь.
— Наверное, опасаются, что я не вернусь.
— А вы что, действительно можете не вернуться?
— Да что вы, товарищ Сталин! Да для меня моя родная деревня в сто раз дороже любой заграницы.
— Правильно — похвалил вождь, — вот и поезжайте в свою деревню.
* * *
В другой раз киноман Сталин пригласил к себе знаменитую актрису Любовь Орлову с мужем, кинорежиссером Григорием Александровым (фильмы “Веселые ребята”, “Цирк”, “Волга-Волга и др.) Говоря о том, о сем, Сталин вдруг спросил у Орловой:
— А что, ваш муж часто вас обижает?”
Орлова, поддерживая шутливый тон, ответила:
— Да нет, редко.
Сталин, без тени улыбки сказал:
— Скажите ему (а он сидит рядом), что мы его повесим. Тоже редко. Только один раз.
Тут Орлова уже несколько испуганно:
— За что, товарищ Сталин?
— За шею — невозмутимо ответил вождь.
* * *
Существует много анекдотов, в которых образ Сталина подан, возможно, более точно, чем в монографиях. Эти анекдоты (наряду с подлинными случаями) собирали многие исследователи (Борев, Раскин, Барский). Много их содержится также в мемуарах и воспоминаниях людей, живших в то время и не раз встречавшихся со Сталиным. Для начала приведу один, которого нет в этих коллекциях.
* * *
>
Товарищ Сталин чиркнул спичкой, закуривая трубку, но головка только зашипела, отлетев.
— Визовите ко мне министра деревообрабатывающей промышленности — приказал он.
Тот срочно приезжает.
— Скажите, — спрашивает вождь, — с чего начинается производство спичек?
— На специальной машине, товарищ Сталин, сера наносится на палочку…
— Нет, скажите, что этому предшествует?
— Чурки дробят на лучинки, потом…
— Нет, скажите, что делают еще до этого?
— До этого, товарищ Сталин, в Сибири валят лес.
— Вот ви и начнете работу над улучшением качества спичек с самого начала.
* * *
Другой анекдот.
Ленин спрашивает у Сталина:
— Могли бы вы для пользы геволюции гасстгелять тысячу человек?
— Канэшно.
— А, батенька, миллион?
— Канэшно.
— Так-так. Агхиважно. Вот-вот. Паки и паки. А как насчет ста миллионов?
— Канэшно.
— Э нет, батенька, вот тут-то мы вас и попгавим.
* * *
Или вот еще, точно воспроизводящий психику вождя.
Секретарь Сталина Поскребышев докладывает:
— Товарищ Сталин, обнаружили вашего двойника. Что прикажете делать?
— Расстрелять.
— А может быть, Есь Сарионыч, усы сбрить?
— Хорошая идея. Усы сбрить — и расстрелять.
* * *
Еще один, столь же точный.
Сталин спрашивает у Ежова:
— Таварищ Ежов, сколько врагов народа ви ликвидировали за последний месяц?
— Сто двадцать пять тысяч, товарищ Сталин.
— Харашо. А по каким статьям?
— Мы, товарищ Сталин, пока еще не получили от Вышинского материалы дел, так что сами не знаем.
— Очень плохо, товарищ Вышинский. У вас опять теория отстает от практики.
* * *
Да, было что-то такое в товарище Сталине. Рассказывал же Черчилль, как на Потсдамской конференции летом 1945 года все (включая Трумэна и самого Черчилля) вставали, когда в зал заседаний входил Сталин.
И называл Черчилль Сталина великим политическим деятелем, и говорил, что тот принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой.
Не знаю, в какой мере последнее следует считать похвалой. Может быть, соха лучше?
Валерий Лебедев, Бостон, Чайка
