Как тюрьма может двигать науку, или Шарашки по-американски

Тюрьма – это как корзина для отходов неудачной социальной политики, так о ней часто думают. К нам попадают люди, в чьем отношении не сработала никакая другая мера, которых не смогла удержать от падения ни одна страховочная сеть из предусмотренных обществом. Наша работа – содержать их и контролировать их поведение.

 Дэн Пачолке работает в пенитенциарной системе более тридцати лет. Он начинал как простой сотрудник тюрьмы, а сейчас дорос до заместителя руководителя департамента исправительных учреждений штата Вашингтон. Он говорит: «Не мое дело наказывать или прощать. Я просто считаю, что жизнь заключенных в тюрьме может быть достойной». В лекции, прочитанной на платформе TED, Пачолке рассказал о программах, позволяющих не тушить разгоревшееся пламя проблемы, а предотвращать возгорание. Мы публикуем собственный перевод его выступления.

С течением времени государство научилось при помощи пенитенциарной системы неплохо с этой задачей справляться, но радости все равно мало. Когда мы сажаем кого-то в тюрьму – это ведь не шутки. Сегодня в расчете на душу населения США заключают под стражу больше людей, чем любая другая страна; в тюрьмах сидит больше чернокожих, чем находилось в рабстве в 1850 году. Родители трех миллионов детей содержатся в исправительных учреждениях. Мы стали национальным домом скорби, позволяющим обществу хоть как-то сохранять общую адекватность.

Но отчего-то же мы называемся исправительным учреждением. Я хочу поговорить о том, как изменить наши представления об этой функции – об исправлении. Мы в силах сделать это – дать тюрьмам и всем, кто в них находится, новое будущее.

Вот уже три десятка лет я работаю в пенитенциарной системе. Это у меня от отца, ветерана Вьетнама. Такая работа была как раз для него, сильного, стойкого, любящего порядок. Я-то рос совершенно другим, и, уверен, его это беспокоило. В какой-то момент я решил – если уж суждено оказаться в тюрьме, лучше я буду по правильную сторону решетки. И отправился на экскурсию в McNeil Island Penitentiary, где служил отец. 

Дело происходило в начале 1980-х, и тюрьмы тогда не были похожи на те, что показывают в кино. Я очутился в пятиярусной клетке. В каждой камере – 8 человек. Всего в отсеке – 550 заключенных. Офицер вставил ключ в замочную скважину, и из камер хлынул человеческий поток. А я сбежал оттуда так быстро, как только смог.

Через какое-то время я вернулся туда в качестве сотрудника. Моей работой было наводить порядок в одном из отсеков и контролировать поведение сотен человек. Уже на походе я услышал, как заключенные трясут решетки камер и кричат. Возьмите несколько сотен преступивших закон людей, заприте, и на выходе получите хаос.

Мы научились более эффективному способу содержания заключенных, Intensive Management Unit. Мы сажаем заключенных в камеры, закрываем стальные двери, это их отлично сдерживает, а нам остается только вовремя кормить их. Как вы понимаете, становится тише. Безопаснее. Наиболее опасных преступников таким образом можно полностью изолировать. Но изоляция – это не лучший вариант.

Моим следующим местом работы стала тюрьма, где содержатся особо опасные личности, замеченные в проявлении агрессии и жестокости. К тому времени индустрия ушла далеко вперед, и в нашем распоряжении оказались новые приспособления для предотвращения буйного поведения: определенные разновидности оружия несмертельного действия – bean bag guns, перцовые баллончики, световые гранаты, – плексигласовые щиты, команды быстрого реагирования.

В этом заведении судьба свела меня с двумя интересными исследователями: антропологом и социологом. Как-то раз один из них спросил: «Знаешь, ты очень хорошо тушишь огонь. Никогда не думал о том, как предотвратить пожар?» Я спокойно объяснил, что наш грубый метод помогает сделать тюрьму безопасней. Из разговоров родились идеи, и мы начали понемногу экспериментировать. Во-первых, попробовали обучать наших офицеров командой, а не отсылать их в академию по одному или по двое. Вместо четырех недель обучения дали им десять. Потом начали ставить ветеранов к новым сотрудникам в пару, в результате и те, и другие стали работать лучше. Во-вторых, курс обучения дополнили занятиями по вербальной деэскалации конфликтов и сделали применение этих навыков обязательным.

В-третьих, мы внедрили новую планировку. Самый большой и неоднозначный компонент этого дизайна – это, конечно же, туалет. Мы убрали туалеты из камер. Сегодня это, может быть, звучит странно, но тогда никто и подумать не мог о камере без туалета. Все мы считали это слишком опасным, и даже в небольшой камере был туалет.

Заключенные и сотрудники стали больше контактировать, отношения начали налаживаться. А нам сделалось проще отследить конфликт и вмешаться, пока он не зашел слишком далеко. Помещения начали становиться чище, тише, безопаснее и… человечнее. Изменив уклад, мы поменяли поведение людей.

Затем меня отправили в главное управление, и вот там-то я и натолкнулся на полное нежелание менять систему. Препятствий всегда много: политика и политики, счета и законы, суды и иски, правила внутри организаций. Изменения в системе – это тяжело и долго, и часто они не приводят к тому, чего ты ожидал. Когда мы поменяли обстановку, изменилось и поведение, но ведь нельзя сказать, что это какие-то серьезные системные трансформации. Наоборот, они были небольшими, просто благодаря им удалось открыть новые возможности.

В следующий раз меня назначили суперинтендантом небольшой тюрьмы. В то же время я получал образование в Evergreen State College. Я общался с людьми, не похожими на меня, с другими идеями, с другим бэкграундом. Например, специалист по тропическим лесам взглянула на мою маленькую тюрьму и увидела в ней потенциал научной лаборатории. Мы пообщались и поняли, как тюрьма и заключенные могут помочь развивать науку, принимая участие в разных проектах, скажем, направленных на сохранение находящихся под угрозой исчезновения видов: лягушек, бабочек, растений.

Нам удалось придумать, как повысить эффективность нашего предприятия с помощью солнечной энергии, сбора дождевой воды, органического садоводства, переработки. Эта инициатива дала старт новым проектам, которые, в свою очередь, привели к большим изменениям не только в нашем учреждении, но и в системе всего штата. Да, вот так локальные эксперименты питают крупные перемены в науке и обществе. То, как мы думаем о нашей работе, меняет саму работу. И сотрудники, и заключенные оценили результат, каждый внес свой вклад, и каждый понимал его, вклада, значимость.

Заключенные прекрасно умеют адаптироваться. Им приходится. Зачастую они знают о системе больше, чем люди, в ней работающие. И они находятся здесь не просто так.

Я пошел с этим вопросом туда, где содержатся самые опасные преступники, в Intensive Management Unit. Вы же понимаете, Intensive Management Unit создан для наказания. Тут вас никто не собирается обучать, заниматься вами. Так мы считали. Правда, потом поняли – если кого-то из заключенных и стоит обучать, то именно этих людей.

Вместо электрического стула у нас появились парты. Мы не забыли о своей задаче – держать заключенных под контролем, но теперь они могли безопасно взаимодействовать друг с другом под наблюдением наших сотрудников. И поскольку контроль перестал быть главной проблемой, все могли сосредоточиться на обучении. Изменилось поведение. Мы изменили то, как мы думаем, расширили наши возможности. Именно это обнадеживает.

Не могу сказать, что любой из этих методов сработает. Но их внедрение приведет к изменениям, пусть и не сразу и не во всем. Наши тюрьмы стали безопаснее и для сотрудников, и для заключенных, а значит, теперь мы можем направить свою энергию в иное русло. Наша цель – снизить количество повторных преступлений, но, если честно, предотвращение преступления зависит от огромного количества людей и институций. Если мы будем рассчитывать только на тюрьмы, то вряд ли когда-нибудь достигнем результатов.

Тюрьмы, однако, способны принести пользу в тех сферах, где этого совсем от них не ждешь. Они могут быть источником инноваций, помогать восстанавливать популяцию исчезающих видов, способствовать улучшению экологической обстановки. Заключенные могут быть учеными, пчеловодами, волонтерами. Тюрьмы в силах давать людям общественно значимую работу. Можно содержать человека под стражей, но в нормальных условиях, одно не противоречит другому.

Мы не имеем возможности ждать 10–20 лет, чтобы узнать, стоит ли оно того. Наша стратегия – это не какой-то серьезный сдвиг в системе, а сотни маленьких изменений, внедряемых каждый день и месяц, а не раз в год. Нам нужно запускать как можно больше пилотных проектов, где мы учимся по мере продвижения, на требуются эффективные способы измерить, как воплощение идей в жизни влияет на вовлеченность, взаимодействие, безопасность.

Тюрьмы должны быть безопасными. Безусловно. Но этому мы научились. А вот предоставлять человеческие условия содержания – этому только учимся.

Поэтому во мне есть надежда. Не стоит полагаться только на старые представления о тюрьмах, в наших силах определить новые, создать их. И тогда тюрьма перестанет быть мусорным баком для отбросов провальной социальной политики, а мы, возможно, наконец оправдаем наше название – департамент исправительных учреждений. 

Автор: Никита Марков, slon.ru