Записки районного опера. Насилие. Часть 3

Кто бесстрашен и могуч – те не идут на работу в уголовный розыск. Во всяком случае, в нашем РОВД я таких не видел. Бесстрашные и могучие идут в спортсмены, каскадёры, киллеры, телохранители, разведчики, наконец… А в угрозыске трудятся самые обыкновенные люди с привычным набором слабостей и недостатков, один из которых – трусость. НЕОБХОДИМОСТЬ ПЫТОК

Криминалитет в целом – это скопище злых, жестоких и опасных людей. И в общении с ними мы испытываем такой же страх, как и каждый мирный обыватель. Но у него есть возможность с преступниками общаться как можно реже, а у нас такой возможности нет: в регулярном общении с бандитами – наша работа. Государство швыряет нас на борьбу с ними, не обеспечив должным образом законодательно, материально и морально, мы чувствуем себя под постоянным прицелом, но – работаем, вынуждены работать… И чтобы преодолеть свой ужас и обеспечить выполнение поставленных перед нами целей, стремимся внушить ответный ужас своим противникам. Пусть знают, что мы можем быть ещё более злы, жестоки и опасны, чем они! Некоторых из них это напугает и заставит отказаться от преступных умыслов. Другие будут более осмотрительны и не пойдут на какие-либо чрезмерные жестокости, памятуя про ответные меры. А третьи… те, решившись буквально на всё, хотя бы на мента руку не подымут, зная: мы не простим, и кара будет с т р а ш н а я!..

Поговорим о применении пыток в милицейской практике.

Истязать и мучать (физически и морально) допрашиваемых категорически запрещено всеми законами и служебными инструкциями. Чуть ли не на каждом совещании-заседании начальство неутомимо напоминает: «Чтобы бить кого-либо – это ни-ни!». Но тут же, буквально через запятую, орёт надсадно: «Почему раскрываемость преступлений в текущем месяце снизилась?! Объективные причины?.. В задницу ваши отмазки! Работать надо, а не собственный хрен от безделья сосать! Ищите улики, работайте со свидетелями, плотненько опекайте подозреваемых… Мне не нужны оправдания, мне нужен только результат, и чтобы результат – был, ясно?!.»

Куда уж ясней… Начальство прекрасно понимает, что при точном исполнении всех законов и инструкций результата – не будет. А нужен – только он, нужна конкретная цифра в отчётность (ну и, естественно, надо и реально сдерживать преступность в определённых границах). Вот почему начальники молчаливо разрешают нам делать всё то, что они же безоговорочно запрещают официально… Разумеется, истязать и мучать попавшего в дружеские объятия Фемиды гражданина мы можем безнаказанно лишь при соблюдении некоторых нигде не зафиксированных, но чётко осознаваемых всеми требований. Первое – не проси и не жди санкций на изуверства от вожаков стаи, то бишь от хитромудрых отцов-командиров: ни один находящийся в здравом уме начальник никогда не скажет мне: «Избить такого-то!». Ни Боже мой!.. Но мне настойчиво порекомендуют получить признания от гражданина такого-то в такие-то (обычно – очень сжатые) сроки. А как я их получу – это мои проблемы. Если смогу вежливо и культурно убедить допрашиваемого, что нет у него иного выхода, как дать чистосердечные (то есть – нужные мне) показания – хорошо. В руках опытного и грамотного опера огромный массив собранных улик и доказательств в соединении с глубинным пониманием человеческой психологии и умением использовать в требуемую мне сторону её особенностей – само по себе весьма грозное оружие, способное пробить и глубоко эшелонированную оборону… Да только откуда взяться у меня такой опытности, грамотности и осмотрительности, если в предыдущие годы все мало-мальски квалифицированные кадры из милиции разбежались ввиду маленькой зарплаты и задвинутости органов внутренних дел государством и обществом себе в задницу? Кто в коммерческие структуры подался, кто – в криминал. А остались в основном те, кто по тупости и ограниченности кругозора нигде больше не смог сыскать себе тёплого местечка. Так у кого же прикажете учиться мне, волей судьбы и случая пришедшего на освободившееся место? Не у кого набираться ума-разума, только на собственных ошибках и просчётах учиться и приходится. А пока не научился – будь уж так любезен и подменяй опытность – жестокостью, знания – беспощадностью, интуицию – свирепой напористостью. И авторитет классного профессионала – репутацией садиста-зверюги, о котором бандиты (пусть и с некоторым преувеличением) всполошено шушукаются: «У Петьки на допросе молчать нельзя; он же, сучара, запросто и до смерти забьёт!»

Второе – жестокость применяемых опером мер должна соответствовать тяжести расследуемых им преступлений и оправдываться ею же. А также оправдываться полученными в оконцовке результатами. А если ты готов, скажем, битых три часа месить руками и ногами какого-нибудь небрито-ободранного бомжа-«синяка» лишь для того, чтоб он сознался в похищении палки копчённой колбасы у базарной торговки, то не опер ты, а дурак. Напористых болванов в угрозыске не любят, и долго их здесь не держат: таким самое место в ОМОНе, на худой конец – в патрульно-постовой службе… И если ты всех бьёшь, но чистосердечных показаний работающему в связке с тобою следаку не обеспечиваешь, то тогда и вовсе – окончательный кретин. На каждой оперативке начальник угрозыска радостно будет тебе об этом напоминать. А если ещё и кто-то жалобу на тебя догадается накатать, тогда попрут из органов с треском, с превеликим удовольствием.

Лично мне не нравится избивать и мучать находящихся в моей власти беззащитных людей. И абсолютному большинству оперов – поверьте мне на слово! – тоже это не доставляет ни малейшего удовольствия. Разумеется, есть среди нас и определённый процент людей с патологической психикой: им нравится терзать и пытать. Вид чужих страданий их возбуждает, от этого они впадают в своеобразный кайф и чуть ли не балдеют над каждым уродуемым ими телом… Но удельный вес врождённых садистов в милиции ничуть не выше, чем, скажем, в спорте, в литературе, в той же педагогике. И все остальные мои товарищи смотрят на причиняемую нами вынужденно «клиентам» физическую боль и их моральные мучения лишь как на один из необходимых инструментов воздействия на них в интересах правосудия.

Кто-то скажет: «Какое же оно ПРАВОсудие при таких неПРАВОвых инструментах?!» Но других у нас просто нет, уж не взыщите… Не я делал этот мир таким, каков он есть, и не мне его менять. Сумеете построить где-нибудь в сторонке новый мир, без зла и жестокости – позовите меня, я с удовольствием там поселюсь… А пока реальность остаётся прежней, и действуют установленные не нами правила игры, я вынужден играть по ним, либо – уйти. Но уходить некуда, по большому счету, везде одно и то же…

Я – лишь винтик в огромном державном механизме. Не нравится вам этот винтик, да и весь механизм в целом – отлично, сломайте его и создайте другой. Но совсем без государства, каким бы злобным и несовершенным оно ни было – нельзя: иначе – хаос и анархия. И пока прежний госмеханизм не сломан и функционирует, я, его составная часть, должен исправно осуществлять свои функции. Вместо меня может быть кто угодно, но он тоже будет обязан соответствовать. Иначе в механизме начнутся сбои, а в стране и в обществе – безвластие и смуты.

НЕ КАЖДОГО И ПОСАДИШЬ,,,

Обыватель убеждён, что милиция, ради возможности объявить то или иное преступление раскрытым, готова схватить первого попавшегося ей на глаза абсолютно невиновного человека, зверскими побоями заставить его сознаться в злодеянии – и дело в шляпе! О, если бы так, если б и впрямь – первого попавшегося… Тогда моя родная тёща Анна Илларионовна давно бы уж махала топором где-нибудь на лесоповале, отдуваясь своей персоной за все совершённые в радиусе ста километров от неё тяжкие преступления… Но нет, тёща моя всё ещё не только остаётся на свободе, но и рискует даже дважды в году (в дни рождения своих дочери и внучонка) появляться в моём доме безнаказанно – это о многом говорит! И, в частности, это говорит о том, что в подавляющем большинстве случаев мнимые признания лже-преступников нашему руководству НЕ НУЖНЫ. Всё равно на суде они от этих признаний отрекутся, посадив следака с опером и весь РОВД в придачу в дерьмо по уши… Чтобы этого не случилось, кроме «сознанки», которая в принципе может быть и самооговором, представленное в суд законченным уголовное дело должно содержать набор свидетельских показаний и вещественных доказательств того, что преступление совершено именно обвиняемым в нём лицом, а не кем-либо ещё. Тогда и откажись бандит от своих признаний – на основе одних только прямых и косвенных улик суд с чистой совестью отправит его на тюремные нары. Понятно, что при большом желании улики тоже можно сфабриковать. Но дело это хлопотное, требующее значительных усилий и квалификации. И, к примеру, мне, рядовому районному оперу, гораздо проще настоящего злодея найти, чем пытаться (с огромным риском лично для себя) упечь за решётку невиновного.

Не забывайте также, что в нынешних условиях опытный адвокат зачастую оказывается в состоянии развалить даже самую, казалось бы, железобетонную систему улик и доказательств вины подзащитного. Что уж тогда о выдуманных, высосанных из пальца обвинениях говорить? И про низкую зарплату нашего судейства вспомните: совсем же оголодала Фемида, матёрых мерзавцев готова уж за денежку на волю отпускать (всем известная в нашем городе такса: две тысячи долларов за каждый скинутый со срока в приговоре год заключения). По полной строгости чтоб тебя осудили – это ты должен быть ну уж совсем безденежным! Но тем более в судебных делах у них всё должно быть в полном ажуре на случай возможных проверок. А то потом проверяльщики удивятся: «Там вы непонятно почему освободили такого-то, а тут – осудили человека на основании такой херни!» Так что скажите спасибо продажности наших судейских – 37-й год нынче в принципе невозможен. Во всяком случае для людей состоятельных: кого из них нынче ни отдай под суд – хоть за подрыв государства и измену Отечеству, – а через пару месяцев вновь будет гулять на свободе, оправданный полностью. (Исключения из этого правила так редки, что и упоминать их смешно). А чтобы случайно кого-нибудь из них не расстреляли раньше, чем друзья-подельники его выкупят и отмажут, заодно и смертную казнь в стране отменили. Душевное спасибо вам за это от всех прочих бандитов, господа!

ТЕХНОЛОГИЯ ПЫТОК

Итак, на одном из этапов работы с допрашиваемым опер приходит к выводу, что без применения мер физического воздействия ему не обойтись.

Каких-то общих правил и рекомендаций тут нет; каждая ситуация и каждый человек должны глубинно чувствоваться. И надо чётко понимать, когда пытать арестанта можно, нужно и полезно, а когда – нельзя, бессмысленно и даже вредно для дела. Эффективен этот метод лишь тогда, когда «клиент» – слабоволен и морально нестоек. А я, опер, уверен не только в том, что он действительно – «при делах», но и в том, что существуют некие вещественные доказательства его вины, которые он сам должен мне рассказать и объяснить. Ну а поскольку добровольно садиться в тюрягу, как ни странно, никто особо не желает, то «клиента» надо убедить… внушить ему… сломить его глупое и никому не нужное упрямство. Я понятно излагаю?

…В технологии пыток ментовская фантазия ничего нового не придумала. Да и зачем, если старые и многократно проверенное жизнью себя вполне оправдывают. Перечислю кое-что из общеизвестного.

Парашют – поднимают за руки-ноги и плашмя кидают на пол, следов на теле – ни малейших, а ощущения – как у отбивной котлеты.

Слоник – классика жанра, любимая тема страшилок для журналистов: надевают на голову допрашиваемому противогаз, и на пару минут зажимают трубку – у того, задыхающегося, глаза лезут на лоб, когда до полного амбрэ остаётся всего-ничего – отпускают трубку, дают отдышаться, и – по новой… Недостаток метода: кто сердцем слаб – может задохнуться, слишком трудно контролировать течение процесса и вовремя останавливаться, не перейдя критическую точку. (Учтите: в пытках мы ж всё-таки не асы, практики маловато, не на ком ежедневными тренировками оттачивать мастерство).

Марьванна, оно же Попугай – сковывают руки наручниками, просовывают голову между колен и сковывают ноги наручниками, образовавшееся таким образом своеобразное «колесо» вешают на палку, положенную на два стола или стула, и начинают крутить его, поколачивая…

Ну и просто побои, без всяких прибамбас. Бьют в пах и по почкам, в солнечное сплетение и под ребро, шмалят резиновой палкой по суставам и по пяткам… Пятки вообще – идеальное место для ударов, ведь на них практически не остаётся никаких следов. В то же время место это – чувствительное, ведь сюда сходятся нервные окончания со многих внутренних органов.

Ещё можно подвесить на дыбу, на какой-нибудь торчащий из стены крюк, за скованные наручниками за спиною руки. И бить дубинкой или стальным прутом по туловищу…

К старикам, женщинам, малолеткам и просто ослабленным применяются более гуманные, но тоже действенные методы. Скажем – зажать ему между двух пальцев карандаш или ручку, и крепко стиснуть – это очень больно, можете сами убедиться! Или – сильно шарахнуть по голове увесистой книжкой – башка гудит, как колокол, и в глазах все качается, хотя внешне – никаких следов. Женщину, если у неё объёмный бюст, толстой книжкой можно болезненно шмякнуть по груди…

…Завожусь ли я от битья? Ни капельки. Всего лишь исполняю свои производственные обязанности – спокойно, настойчиво и методично. Равнодушие – полнейшее; пока бью – думаю о погоде на завтра, или же о том, что подарить жене на 8-е марта… Нет для меня никакого наслаждения в издевательстве над слабейшим, и совсем неинтересно показывать свою силу и возможности на ЗАРАНЕЕ ОБРЕЧЁННОМ. Но если моему натиску упорно сопротивляются – появляется чисто спортивный интерес это сопротивление сломить: «Ну-ка, переупрямлю ли я этого козла?!» И тогда, на какой минуте вместо занудного: «Не я это!» он с болью выкрикнет: «Да, да, я это сделал!..» Я бью, зная, что во власти избиваемого остановить меня в любую секунду – пусть только признает очевидное, подтвердит мои догадки и под всем подпишется в протоколе… И никогда не бью тех, в чьей виновности не убеждён, это – принципиально. Если л и ч н о мне надо – тогда да, тогда чтобы заставить человека плясать под мою дудку, я ему и безвинно врежу. Но ради интересов подлейшего государства мучать и терзать невиновного?!. Не дождётесь!

И ещё: мы – не мясники. Не стоит слишком уж… усердствовать. Гениталии дверью защемлять – не по мне, такое ничем не оправданно, только -внутренней испорченностью. Есть предел всему, в том числе – и целесообразности.

В соседнем райотделе был случай: ребята проститутку «кололи» на предмет квартирных краж с использованием клофелина. Она, ясен перец, колоться не хотела, держалась стойко, как Гагарин в космосе. Так они то ли сгоряча, то ли по пьяни, то ли просто хохмы ради изнасиловали… её резиновой дубинкой. И с гоготом требуют: «Признавайся, шалава!..» Тут, конечно, перебор… Ненужная самодеятельность. Вряд ли те хлопцы в угрозыске приживутся. Во всяком случае я чувствую и осознаю: так, как я – можно, разумно и правильно, хоть и противно. А как они – это ж окончательно можно оскотиниться!

Боль в умелых руках – действенное оружие. Но не со всеми и не всегда. Матёрого, неоднократно в прошлом битого на допросах, и потому уже привычного к боли рецидивиста колотить бессмысленно. Он – не из слабаков: постонет под ударами, покричит, потерпит. Раньше ведь выдерживал подобное, чего ж теперь ломаться? Такого тоже можно отпрессовать; опыт 30-х годов свидетельствует, что при правильной организации пыточного искусства л ю б о г о можно довести до кондиций. До полнейшей готовности всемерно помогать следствию, рассказывать всё, что знаешь, и подписывать все, что тебе на подпись подсунут. Смогли бы и мы, тряхнув стариной, выколотить «сознанку» из самого заматеревшего душегуба. Но для этого пытать его должен не один затюканный всеми прочими многочисленнейшими своими обязанностями опер-пахарь, а целая бригада из 5-10 периодически сменяющих друг друга сотрудников. И не трое положенных до предъявления обвинения или освобождения суток, а – месяц или даже больше. И чтобы знал он, стервец, что если и не сознается, то всё равно живым отсюда уже не выйдет. Только мучиться дольше придётся, да ещё и в отместку жену с детьми могут расстрелять… Ну и главное: допрашивающий должен быть уверен в своей правоте; он – лишь исполнитель приказов, совершаемое им – государством разрешено и обществом одобрено (хотя бы внешне, напоказ, под давлением властей). А то нынче пытаешь преступников – причём не ради себя, в гробу ты его видел; премиальных тебе за него не кинут, и орден на грудь не навесят, – нет, ради людей стараешься, чтоб меньше мрази по нашим улицам бродило. И тут же из кожи лезешь, чтобы не наследить ненароком, не оставить на избитом пригодных для снятия побоев следов, не попасться на горячем, одним словом. Система сразу же от тебя ведь отречётся. Всем плевать, что ради державы ты зверствовал. Державе надобно было, чтобы – аккуратно, не попадаясь, а ты взял, да и попался!

(Продолжение следует)

Владимир Куземко, специально для «УК»

P.S. Републикация материалов Владимира Куземко, возможна только с разрешения автора!