Події

Чернобыль vs Фукусима: В Фукусиму уже через три года вернутся люди а в Чернобыль?

Published 19 Квітня 2016

Этой весной мир отмечает сразу два «радиационных» юбилея — 30-летие трагедии в Чернобыле и 5 лет со дня аварии на АЭС Фукусимы. О том, чем похожи эти катастрофы и чем они отличаются, рассказала украинка Елена Паренюк, кандидат биологических наук, которая пять лет исследовала Чернобыльскую зону, а два последних года работает в Стране восходящего солнца.

Биолог Елена Паренюк, которая поработала в двух Зонах отчуждения, рассказала, чем отличаются наш и японский методы борьбы с радиацией и почему в стране самураев нет ни самоселов, ни сталкеров

Елена Паренюк, кандидат биологических наук

— Можно ли сравнивать эти две трагедии? У аварий разные причины, разный уровень загрязнения…

— Можно и нужно. Да, очень многие ученые говорят, что трагедии несравнимы, ведь в Японии в атмосферу попало не так уж много радионуклидов, и меньше людей пострадало от выбросов. У нас детвора в 1986-м схватила проблемы с щитовидкой, и я — одна из них. Японцам повезло больше, в их рационе много рыбы, водорослей, по ним не так сильно ударил радиоактивный йод.

Но вы себе не представляете, что значит для Японии потеря такого участка. В Стране восходящего солнца не так уж и много ровных участков, где можно построить дома, — фактически здесь селятся лишь на побережье или в горных долинах. И когда ты въезжаешь в японскую Зону отчуждения, то видишь, что и километра нет, где бы стояли жилые здания.

У нас ЧАЭС находится в лесах, среди болот и удаленных друг от друга поселков. Мы можем позволить себе разговоры о заповеднике площадью 2000 квадратных километров, Япония — нет. Поэтому через три года люди сюда вернутся.

Один из пунктов пропуска в японскую Зону отчуждения

— В Японии есть такое понятие «самоселы»?

— Здесь вдоль периметра практически нет охраны. Через Зону проходит много хайвей (магистралей. — «Репортер»). И на некоторых перекрестках, на съездах стоят полицейские-регулировщики (но не всюду), кое-где въезд на загрязненную территорию перекрыт пластмассовым шлагбаумом. Но «нырнуть» под них никому в голову не придет. Японцы очень законопослушны, в их голове не может возникнуть конструкт: «Если нельзя, но очень хочется, — то можно».

И это при том, что понятие частной собственности здесь — священно. И оставить свой дом японцам было невероятно тяжело. Вот, например, семья одной из моих коллег владеет магазином на протяжении 500 лет. Представьте, каково им было все бросить и уехать из зоны отчуждения? И никто из переселенцев не может понять, почему они не могут вернуться в дом, который принадлежит им. И правительство делает все, чтобы возвращение состоялось.

В Японии принципиально по-другому организован контроль над Зоной. У нас в Чернобыле создали администрацию, которая решает все вопросы. Здесь мэрии отселенных городов, офисы префектур продолжают работать «удаленно». Чиновников переселили в другое место, но они каждый день приходят на работу. Одна из их главных задач — сохранить оставленное жилье. По Зоне ездят патрули, осматривают улицы, дома. Чтобы крыши не протекали, их накрыли пластиком, если разбивается окно — его затягивают пленкой. Делают все, чтобы жилье дождалось своего хозяина.

Почему нет самоселов и мародеров

— И мародеров нет?

— Нет. Японцы говорят, что никто не разворовывает опустевшие дома из-за уважения к этой пострадавшей земле. Так ли это или все боятся полицию, я не знаю. Я к местным не лезу в душу, не расспрашиваю. Но я наслышана о том, как здесь строго наказывают. Бывшему уголовнику практически невозможно устроиться на хорошую работу. А меня могут депортировать даже за переход улицы на красный свет. И сделают это вежливо и быстро.

Но к слову, первой среагировала на взрыв АЭС якудза (японская мафия. — «Репортер»). Пока чиновники решали, как правильно поступить, мафиози начали привозить пострадавшим воду.

— И что, неужели японские маргиналы даже на металлолом ничего из Зоны не утащили?

— Тут нет своих полезных ископаемых, все надо завозить, поэтому к вторсырью здесь относятся не так, как у нас. Металлолом в Японии — это бизнес, этим занимаются специальные компании. И я даже не уверена, что обычные люди представляют, где можно медь сдать. Они знают, куда позвонить, чтобы мусор увезли. И доплачивают еще за это компаниям. Знаете, что самое дорогостоящее в моих коммунальных платежках? Разделение и вывоз мусора.

— А есть ли льготы у фукусимцев? И есть ли тут такое понятие как «ликвидаторы»?

— Они учли наш опыт. В СССР в 86-м собрали тысячи и тысячи молодых мальчиков и кинули в самые страшные места. Здесь ликвидаторов было около 50 человек, все они люди среднего возраста, у каждого от двух детей и больше. Он знают, на какой риск идут, они получают огромные дозы, но им пообещали заботу о них самих и об их семьях. А тем, кто был вынужден переехать из префектуры Фукусима, выплачивают деньги за поднаем жилья.

Во время цунами на сушу выбросило катера и лодки

Как борются с радиацией

— Какой фон сейчас возле АЭС Фукусимы? Насколько сильно пострадала территория?

— Все зоны отчуждения характеризует радиоактивный «хвост». Происходит выброс, радиоактивные вещества уносит ветер. Загрязненная зона на суше похожа на «восклицательный знак», в Японии он смотрит в море, основную часть загрязнения унесло в воду, в сторону Америки, и его быстро размыло течениями по северной части Тихого океана. На «острие» этого восклицательного знака люди не вернутся никогда — так там грязно. Но вся остальная территория уже через несколько лет будет сравнительно чистой.

У нас загрязнение выпадало немного по-другому. Сначала радиацию отнесло на север и поэтому территория Беларуси — самая грязная, но там не «восклицательный знак», а «веер». Затем ветер изменил направление, и оставил «западный след», он дотянулся до Волыни.

И некоторые территории у нас навсегда останутся загрязненными, а на некоторых, в 30-ти километровой зоне, уже сейчас можно жить и заниматься сельским хозяйством. Но открывать или не открывать Зону для проживания, у нас будут решать политики, в зависимости от конъюнктуры, а не ученые.

Об экскурсиях в Фукусиму и речи быть не может. Эта трагедия — незаживающая рана. Это все равно как попросить нас о туристической поездке в Иловайск, на места боев.

— А как борются с последствиями аварии в Японии и у нас?

— В Чернобыльской зоне к каждому участку почвы был индивидуальный подход. Например, есть устройства, которые притягивают к себе радионуклиды, их на время закапывали в грунт. Есть фитодеактивация — например, рапс хорошо вытягивает из земли радиацию (правда, потом непонятно, что с этим растением делать). Где-то в нашей Зоне решили не делать ничего — зараженное пятно со временем мигрирует вниз, и фон на поверхности уменьшается. Где-то, как в Рыжем лесу, мы решили снять слой почвы, засыпать сверху песком и никогда туда не возвращаться.

Еще можно делать глубокую вспашку — слой земли переворачивают плугом так, чтобы радиоактивная поверхность оказалось под слоем чистой почвы. Но плодородный слой в Чернобыле тонкий, под ним песок, такой способ превратил бы леса в пустыню. А вот для Японии такой метод — наиболее оптимальный вариант, но от него отказались.

— Почему?

— Ученые говорили чиновникам: «Глубокую вспашку можно сделать быстро и сравнительно недорого». А в ответ слышали: «Но это же не будет чисто. Мы просто закопаем радиоактивность» — «Да, закопаете, но она под силой тяжести будет опускаться, верхний слой будет экраном» — «Нет, это будет не чисто».

В результате, государство тратит много усилий и денег на то, чтобы снять верхний слой почвы. Несколько сантиметров земли снимают бульдозером, собирают в пластиковые мешки и вывозят (СМИ писали о вывозе 9 млн кубометров зараженной почвы, часть будет переработана и станет дорожным покрытием. — «Репортер»).

— А есть в Японии сталкеры? Есть ореол некой романтики и мистики у японской Зоны? Туда можно поехать на экскурсию?

— Об экскурсиях и речи быть не может. Эта трагедия — незаживающая рана. Напомню, что тогда из-за землетрясения и цунами, которые привели к аварии на АЭС, погибло более 15 тысяч человек, были разрушены сотни тысяч домов. И мне было бы интересно поехать на побережье, своими глазами посмотреть на последствия.

Но я не решалась и не решусь попросить японцев взять меня туда. Это как попросить: «Отвезите меня пофотографировать могилы», это как попросить нас о туристической поездке в Иловайск, на места боев.

Фото Фукусимы с Google Maps

Как ухаживают за Зоной

— Насколько сильно японцы боятся радиации? В местной прессе пишут о двухголовых рыбах?

— Страх очень сильный. Что у нас общего, так это недоверие к официальной информации. Все подозревают, что цифры могут занижать. И во многих городах у школ, у детских площадок стоят дозиметры на солнечных батареях.

Наш институт каждый год делает отчеты о своей работе. И каждый раз нам накануне напоминают: «Создавайте презентации просто, доступно — так, чтобы простые люди смогли в них разобраться, понять, за что они платят налоги».

О рыбах я новостей не видела, но мне попадались статьи о том, что у бабочек, которые опыляют клевер Фукусимы, недоразвитые крылья.

— А что с растительностью? У нас Чернобыль постепенно зарастает лесом — поглощают ли японскую Зону джунгли?

— Им не дают это сделать. Я работаю на одной из самых грязных точек Фукусимы. Это место, где мой дозиметр зашкаливает. И вот однажды я приезжаю туда, а трава — покошена. На мои удивленные вопросы в префектуре отвечают: «У нас по расписанию были там работы. Надо ухаживать, а то пожары будут». Там тропики, там все растет интенсивно, все могло давно зарасти бамбуком и лианами. Но японцы очень любят свою землю.

— Вы не боитесь работать в таких местах? Как защищаетесь от облучения?

— Вино пью. Красное (смеется).

— Оно действительно помогает?

— Для того, чтобы алкоголь помогал, его надо пить в количествах, несовместимым с человеческой жизнью. К сожалению, ничего более эффективного для защиты от радиации, чем «хорошо кушать и хорошо спать» еще не придумали. Есть военные радиопротекторы, но они созданы, чтобы «солдат выполнил боевую задачу», а не для того, чтобы солдат выжил и жил потом еще долго и без проблем со здоровьем.

Конечно, я боюсь и за себя, и за здоровье своих будущих детей. Я слежу за питанием, режимом дня, много гуляю и занимаюсь спортом. И, конечно, использую маски, перчатки, защитные костюмы.

— Как ваш парень относится к вашей работе с радиацией?

— Он уважает мой выбор и терпит радиоактивную землю у нас дома в холодильнике. Он даже привозил мне в Японию украинскую почву из зоны отчуждения.

Зачем изучают бактерий

— Каким исследованиями вы занимаетесь?

— Мы исследуем биоразнообразие бактерий в почве. И это самый что ни на есть передний край науки. Я занимаюсь тем, чем в Украине не будут заниматься еще лет 10.

— И о чем нам могут рассказать бактерии, почему они так важны?

— Есть экосистема: есть растения, есть коровки, которые едят растения, и есть волки, которые едят коровок. И все это умирает. И если бы не бактерии, которые едят и растения, и коровок, и волков, — мы бы ходили по трупам. Если не будут разлагаться ветки в лесу — будет много пожаров. Бактерии влияют на кислотность почвы, на то, какие растения на ней будут расти. Изучая их, мы можем посмотреть, в какую сторону будет развиваться экосистема.

— И к чему же все идет?

— У меня есть данные только по Фукусиме, и только за год. И я боюсь, что выдаю ожидаемое за действительное, коллеги перепроверят мои расчеты.

— Все будет хорошо?

— Все будет по-другому. Но будет! (смеется)

И еще, во время исследований мы находим большое количество новых видов бактерий, их примерно в полтора раза больше, чем в «чистой» почве. Почему это важно? Многие микроорганизмы, которые мы одомашнили, — из почвы. Скажем, стрептомицин, из которого получили пенициллин, — это почвенная бактерия. И это наши очень амбициозные планы, но есть вероятность найти вид бактерий, которые разрушают пластик, или съедают радиоактивные вещества, или станут основой новых медикаментов.

— Каково украинке жить в японской провинции?

— Тяжело. Я не знаю языка, японцы не говорят по-английски. Здесь считают, что выучить японский невозможно, мое «аригато» (спасибо. – «Репортер») производит фурор, все в меня влюбляются.

И очень тяжело из-за того, что невозможно смешаться с толпой. Фукусима — не Токио, тут всего 300 тысяч жителей. На улицах на меня оглядываются, ко мне подходят дети, дергают за подол говорят: «Можно потрогать ваши волосы?» Они у меня рыжие, вьющиеся.

А еще украинская деревня очень сильно отличается от японской. Это совершенно другой темп, другие ценности. Я три месяца пытаюсь купить себе яркий красный шарф. В магазинах его нет, это не принято, так ходить не вежливо. Здесь в деревнях есть молодежь, здесь фермеры настолько уверены в качестве своей продукции, что на упаковке печатают свое фото.

— Как проводите свободное время? Как отдыхаете?

— Япония — страна с культом еды. Мои друзья могут сказать: «Нужно поехать в соседний город, чтобы попробовать рис. Такой сорт нигде больше не растет». И я, «бесчувственный» человек, еду, пробую, не замечаю разницы, но вежливо киваю: «да, интересно». И тут же тебе говорят: «Попробуй этот необычный соевый соус». А там — ну, соевый соус и соевый соус (смеется). Я много времени провожу на работе, но недавно выбралась посмотреть на цветущие сакуры. Это восхитительно! Представьте, как сотни деревьев роняют розовые лепестки, их разносит ветер и все это на фоне заснеженных гор.

— А интересуются в Японии Чернобылем и Украиной?

— Да. Они знают много. Но им в основном интересно, насколько ЧАЭС похожа на Фукусиму. Япония и так поддерживала нас, а после трагедии в своей стране стала помогает еще активней, например, отсылают приборы для наших институтов. Они очень сочувствуют, говорят: «Мы пережили одно и то же, и понимаем вас». И у них тоже есть территориальный спор с Россией — Курильские острова.