Следователем «убойного» отдела может быть и женщина

Изящная молодая женщина с открытым взглядом и мягкой манерой общения. Улыбнется остроумному замечанию, сама охотно пошутит. Разговаривая с ней, трудно представить, насколько тяжела и порой безрадостна работа, которой она занимается. Татьяна ГИЗАТУЛЛИНА – следователь. И не просто следователь, а сотрудник самого сложного и серьезного подразделения прокуратуры – отдела по расследованию бандитизма и убийств.

На фото Татьяна Гизатуллина – женщина-следователь отдела по расследованию бандитизма и убийств

Все началось со «Знатоков»

– Татьяна Юрьевна, согласитесь, расследовать серийные убийства, жестокие и бессмысленные преступления малолеток, бандитизм – не самая женская работа… В ином случае я не начал бы разговор с банального: почему вы выбрали именно эту профессию?
– Все мое поколение выросло на телефильмах «Следствие ведут знатоки». Сначала было детское романтическое увлечение героями, их благородством, целеустремленностью. А потом оно переросло в желание заниматься этой работой.

– В чем разница между «киношным» представлением о профессии и реальной жизнью?
– А я этой разницы не увидела. Точнее, я никаких иллюзий не питала: уже в старших классах поняла, что работа – это работа, а кино… Поэтому сознательно и спокойно приняла те проблемы, с которыми столкнулась на практике. И разочарования не было. У меня очень интересная работа. Это мнение я никогда не меняла.

Начинала в 1987 году сотрудником Свердловской прокуратуры Москвы, с 1992 года работала следователем. Через три года перешла в Управление по расследованию бандитизма и убийств. Теперь, после реорганизации следствия, оно называется отделом. Фактически у меня было только два места работы: районная прокуратура и городская.

– А первое дело помните?
– Я все свои дела помню, а их более ста. Ведь ни одно дело не похоже на другое. Как и люди, которые проходят по материалам следствия. Кроме того, каждая история разрастается. Если скрупулезно расследовать убийство, обязательно выйдешь на другие перипетии. Начинаешь с кражи, а потом выходишь на грабеж, разбой…

– Ваше мнение: убийца – это особенность ментальности конкретного человека или некое роковое стечение обстоятельств?
– Я уверена, что есть случайные преступления. Это могут быть убийства в состоянии аффекта или так называемые ситуативные преступления. Такие случаются и в самых обычных семьях. Скажем, муж с женой что-то не поделили, быт заел… Здесь нельзя говорить о какой-то особой психологии, ментальности. Дескать, человек шел, шел и дошел до ручки.

Но есть и другие примеры – осознанные, расчетливые убийства. В Америке такие преступления делятся на убийства первой, второй и третьей степени– в зависимости от обстоятельств. У нас, к сожалению, этого нет. Жена, убившая мужа, может получить такой же срок, как и человек, совершивший серию хладнокровных заказных убийств.

– Вы сказали, что если досконально расследовать какое-то дело, то обязательно выйдешь на более серьезный состав преступления.
– Это не относится к бытовым преступлениям. Здесь картина иная. Но если человек совершает серию грабежей, разбоев, они, как правило, заканчиваются более тяжкими преступлениями. Не остановите таких людей – они пойдут по нарастающей: кража, грабеж, разбой, убийство…

Впрочем, и здесь есть свои особенности. Раньше было такое понятие – рецидивист. У многих существует криминальная специализация. Например, вор-форточник. Такой никогда не пойдет на тяжкое преступление, у него особая психология, своя «граница» поведения.

И еще. Сложилось ошибочное мнение, что человек, совершивший убийство, может легко пойти на другое, «легкое» преступление. Дескать, существует некий порог, после перехода которого уже дозволено все. Это не так. Киллер, исполнитель заказных преступлений, крайне редко пойдет на разбой или кражу, не станет кошелек из кармана тащить. Это не «его», у него своя специализация.

С голоду не убивают

– К какой категории по вашей классификации относятся подростки, которые сбиваются в группы и совершают одно преступление за другим?

– В каждом конкретном случае по-разному. Я расследовала беспорядки на Манежной площади. Там было около восьми тысяч человек. Но реальных погромщиков, тех, кто переворачивал и поджигал машины, дрался, громил витрины и так далее, было всего лишь человек сорок. Они стали зачинщиками, вожаками, за которыми потянулись остальные, поддавшиеся стадному чувству, – стереотип поведения подростков. Похожие мотивы и в мелких шайках, бандах малолеток, которыми мне тоже приходилось заниматься.

– Лидеры таких групп неисправимы?
– В какой-то степени. Но категорично сказать тоже нельзя. Недавно в суде завершился процесс над бандой подростков. Ваша газета писала об этом деле. Их поведение в точности укладывается в простую схему: от малого к большему. Сначала грабежи, потом вымогательства и разбои, и как «венец» всему – убийства. Там был мальчик, который хотел стать бандитом, преступником. И он им стал. Но в той же группе оказались другие ребята. Я убеждена, что одна из девочек уже никогда не окажется в подобной ситуации.

– По некоторым оценкам, у нас в городе около восьмисот тысяч подростков, которых относят к числу «трудных». Как, по-вашему, это потенциальные рекруты преступных формирований?
– Скажите, мальчишка, который украл еду, потому что был голоден, преступник?

– С юридической точки зрения, конечно.
– А с человеческой? Согласна, это поведение идет вразрез с общественной моралью. Но нужно ли такого ребенка ставить на учет? Если вдуматься: виноват ли он, можно ли вешать на него ярлык?

– И все же человек нарушил закон.
– Вор может украсть из-за чувства голода, но убить от голода нельзя.

– Вы расследовали разные дела. Среди фигурантов были отпетые подонки, нелюди, убийцы «с улыбкой на губах». Многих из них суд приговорил к двадцати и более годам. То есть они выйдут через десять-пятнадцать лет, учитывая практику условно-досрочного освобождения, и уж, наверное, не станут законопослушными гражданами. Их кредо останется прежним. Только приобретет с учетом полученного опыта еще более изощренный и дерзкий характер. Ответьте: эти люди что – крест любого цивилизованного общества?

– Я сторонница применения смертной казни, если вы об этом. В некоторых случаях она просто необходима. Может быть, это негуманно, но мы спасаем беззащитных, тех, кто является потенциальными жертвами выродков. Общество должно ограждать себя от тех, кто неисправим. Почему мы оставляем жизнь серийным убийцам? Таким, как Пичушкин? А что, если его помилуют через 25 лет? Тем, кто выступает за либерализацию, стоит хотя бы иногда обращаться к реальной жизни, а не погружаться в рассуждения о гуманизме и жонглировать красивыми фразами. Знаете что самое страшное? Разговаривать с родными убитых, смотреть им в глаза…

– Чему вас научила работа в первую очередь: тонкостям психологии, умению вести допрос, выстраивать линию поведения?
– Главное мое приобретение – умение терпеть. И, как это ни парадоксально прозвучит, способность понимать и прощать. И еще умение слушать людей.

– Никогда не жалели о выбранной профессии?
– У каждого человека есть периоды, когда опускаются руки, все идет не так, сикось-накось… Причины могут быть разные: версия не та выбрана, люди подвели. Но потом проходит время, и все как-то налаживается, начинает получаться. Это очень приятные мгновения.

– «Висяки» у вас есть?
– Нераскрытых преступлений у меня немного. И не потому, что я какой-то необыкновенный следователь. Думаю, это в большей степени везение: хорошие помощники попадались, оперативники отрабатывали свои линии на сто процентов.

На красный свет никогда не пойду

– Обстановка, в которой вы находитесь большую часть трудовой жизни, она не давит на вас, не меняет вас саму?
– Об этом надо спрашивать не меня, а тех, кто со мной общается. Я ничего такого за собой не замечаю. И потом, мы на работе встречаемся не только с преступниками и подозреваемыми. Вокруг меня добрые люди, друзья, отличные профессионалы, с которыми у меня много общего. И среди потерпевших встречаются замечательные люди. Недавно я познакомилась с семьей, которая взяла на патронатное воспитание шестерых детей. Когда видишь таких людей, вдаешься в детали их быта, познаешь трудности, с которыми они борются, то начинаешь на многое смотреть по-другому.

– Как относитесь к журналистам?
– Никак не отношусь. Некоторые очень мешают работе. Для них товар – даже не страдания людей, а сами люди. Им совершенно безразлично, что с этими людьми будет дальше. Тема интересная, «жареная», значит, нужно любой ценой получить информацию. А если эта информация причинит боль, искалечит чью-то судьбу – значения не имеет. Увы, я с такими случаями сталкивалась не раз. И не только по своим делам.

Пичушкин признавался, что совершил несколько убийств после публикации в газетах. Он хотел доказать, что пойман не битцевский маньяк, а кто-то другой. Интересно, как спится сейчас журналистам, которые спровоцировали его поступки?.. Вот вы переходите дорогу на красный свет?

– Случается.
– А я этого не делаю никогда. Потому что если вы ставите на кон собственную жизнь, то рисковать чужой не имеете права. Каждый должен отвечать за себя и не навязывать свою волю и образ мыслей другому. Представьте ситуацию, что водитель, пытаясь уйти от столкновения с вами, уйдет в сторону и попадет в другое ДТП…

– Вам предлагали взятки?
– Не раз пытались «сунуть», когда я расследовала должностные преступления. Честно говоря, я считаю этот вид преступлений особенно постыдным. Даже проститутка, которая торгует собой, поступает честнее, чем чиновник, который приторговывает своей должностью и совестью.

– Когда-то в газетах была модной рубрика «Если бы я был директором». Если бы появилась возможность что-то исправить, внести коррективы в законодательство, что бы вы предприняли?
– Прежде всего давно необходим закон о детской порнографии. Это наш стыд и позор. Мы об этом молчим, но порок от этого не исчезает, а только крепнет. В Госдуме уже лет пять лежит закон «О детской порнографии», но воз… Между тем весь мир наводнен детской порнографией из России. Самой грязной и черной. Мы – поставщики!

С общеуголовными законами более или менее понятно. Что касается экономического блока, то здесь тоже поле непаханое. Например, преступления в сфере компьютерных технологий…

– Мы с вами разговариваем в канун женского праздника. Как его встретите?
– Не хочу загадывать, но боюсь, что придется быть на рабочем месте.

Николай МОДЕСТОВ, Вечерняя Москва