Тюрьма и нравы в современной России
Сотни людей в Москве и других городах России сегодня обретают опыт, который им не нужен, но от которого в России во все времена было почти невозможно застраховаться — опыт первой ходки, спецпреемника, а то и тюрьмы и колонии.
В издании The New Times попросил известного диссидента и политзека советского времени, отсидевшего в лагерях пять с половиной долгих лет, Александра Подрабинека рассказать о правилах «хорошего тона» в тюрьме
Каждый впервые попавший в тюрьму открывает для себя новый мир. На самом деле мир этот очень старый, там побывало уже множество народу, и о способах выживания в нем накоплен огромный опыт.Отдельная тема — политзаключенные. Здесь тоже есть свой тюремный опыт, накопленный за многие десятилетия абсолютистской монархии и тоталитаризма. В последнее время политзаключенных в нашей стране становится все больше и больше. Преемственности между политзаключенными советского времени и нынешнего практически нет, но накопленный опыт может оказаться полезным.
Конечно, у разных людей, арестованных по разным причинам и преследующих разные цели, могут быть разные правила выживания в тюрьме. Я вкратце расскажу о том опыте, который дала нашему поколению диссидентская жизнь.
ВАС БУДУТ СТРАЩАТЬ НИЗКИМИ НРАВАМИ УГОЛОВНОЙ СРЕДЫ –— НЕ ВЕРЬТЕ: НРАВЫ ВОЛЬНОГО ОБЩЕСТВА НЕМНОГИМ ОТЛИЧАЮТСЯ ОТ ТЮРЕМНЫХ, А В НЕКОТОРЫХ ОТНОШЕНИЯХ ДАЖЕ ХУЖЕ
ПОЧЕМУ НЕЛЬЗЯ ИДТИ НА КОМПРОМИСС С (ТЮРЕМНОЙ) ВЛАСТЬЮ
Со всеми политзаключенными власть всегда хочет сделать одно и то же: морально сломать, заставить оговорить товарищей и осудить свою прошлую деятельность. Очень важно выстоять, не поддаться нажиму, не отступить. Это важно не только по нравственным соображениям, но и по чисто прагматическим — на отступивших даже чуть-чуть власть усиливает давление многократно. Тем, кто занял непримиримую позицию с самого начала, намного легче выстоять, чем тем, кто дает противнику повод думать, что давление может принести нужный результат.
ЧЕЛОВЕК, КОТОРОГО МОЖНО ЗАПУГАТЬ ИЛИ ПОДКУПИТЬ — ИДЕАЛЬНЫЙ ОБЪЕКТ ДЛЯ ЧЕКИСТСКИХ И МЕНТОВСКИХ РАЗРАБОТОК. ЭТО ДЛЯ НИХ НАХОДКА, ОТ КОТОРОЙ ОНИ НЕ ОТКАЖУТСЯ НИКОГДА
В КАКИЕ ИГРЫ ИГРАЕТ СЛЕДОВАТЕЛЬ
Тюремная жизнь делится для арестанта на два отрезка: до суда — в следственном изоляторе; и после суда — в колонии.
До суда главный бой — со следствием. Чтобы сломать вас и представить суду жалкого, раскаявшегося и предавшего своих друзей подсудимого, у следователя есть два основных вида оружия: страх и искушение. Вас будут запугивать тем, что уголовники в лагере ненавидят предателей родины и только ждут вашего приезда, чтобы расправиться с вами. Не верьте: уголовники в большинстве своем любят власть ничуть не больше нашего, и никто не посмеет предъявить вам претензии из-за политического характера вашей статьи. Вас будут стращать низкими нравами уголовной среды — не верьте: нравы вольного общества немногим отличаются от тюремных, а в некоторых отношениях даже хуже. Вас будут запугивать тяжелыми работами, голодом, холодом и уголовным беспределом. Не бойтесь этого: от работы есть множество способов уклониться, к голоду можно приспособиться, с холодом — справиться, а уголовный беспредел — это цветочки в сравнении с ментовским.
Вас будут искушать легким приговором, если вы согласитесь сотрудничать со следствием. Пообещают незапланированное свидание с родными. Обеспечат медицинский уход и нужные лекарства, если вы больны. Пообещают диету или усиленное питание, дополнительную передачу с воли и перевод в хорошую камеру. Не уступайте искушению. Вы получите краткосрочные преимущества, за которые потом расплатитесь полновесным сроком, а главное — они будут знать, что вас можно купить, и не оставят этих попыток в будущем. Человек, которого можно запугать или подкупить — идеальный объект для чекистских и ментовских разработок. Это для них находка, от которой они не откажутся никогда.
В следственном изоляторе вас могут посадить в тяжелую камеру. Там будет много народа и мало воздуха, не будет хватать спальных мест, все будут отчаянно дымить и вам даже не с кем будет поговорить. Сокамерники могут быть недружелюбны. Но помните, все арестанты равны, и в тюрьме не имеет значения ни ваша национальность, ни социальное положение, ни тяжесть совершенного преступления. Если кто-то попробует взять над вами верх, осадите его, но специально не нарывайтесь. Не ставьте себя выше других, и арестантский мир примет вас как равного.
И еще возможно, что администрация СИЗО по договоренности со следователем посадит вас в специальную камеру, где подментованные сокамерники будут оказывать на вас давление в интересах следствия. В худшем варианте — в пресс-хату. Это тяжелое испытание. Но помните, что такие сокамерники — смертельные враги арестантского мира. Ваше сопротивление поддержат и зэки в тюрьме, и общественность на воле. Апеллируйте к гласности и защищайте себя любыми средствами.
МОЛЧИТЕ НА ДОПРОСАХ, ВАМ ХУЖЕ ОТ ЭТОГО НЕ БУДЕТ. ЭТО КАК РАЗ ТОТ СЛУЧАЙ, КОГДА МОЛЧАНИЕ — ЗОЛОТО!
Следователь на допросах будет склонять вас к сотрудничеству и убеждать, что это в ваших интересах. Не верьте: в ваших интересах только то, что нужно вам. А вам нужно это уголовное дело, этот суд? Нет, это нужно следователю, прокурору, судье — чтобы вы принимали участие в судопроизводстве как бы на равных с ними. Чтобы вы признали свою вину или на худой конец доказывали свою невиновность, лишь бы участвовали в деле, лишь бы играли положенную роль. Не верьте им: в политических делах ваша невиновность их не интересует, вы ничего в суде не докажете и получите тот срок, который велят впаять вам стоящие над судом инстанции. Вы можете в открытом судебном заседании разоблачить своих преследователей, но тогда у вас тем более нет оснований раскрывать им свои карты еще во время предварительного следствия. Молчите на допросах, вам хуже от этого не будет. Это как раз тот случай, когда молчание – золото!
Пользуйтесь помощью только своего, проверенного адвоката. От назначенного лучше всего отказаться сразу. Совсем не обязательно, что он «конторский», но вам распознать его будет трудно, а риск ошибиться слишком велик. Стоит ли так рисковать ради призрачного участия адвоката в политическом процессе?
«ЛУЧШЕ ХЛЕБ С ВОДОЙ, ЧЕМ ПИРОГ С БЕДОЙ»
В лагере вам поначалу будет страшно — как можно жить в таких условиях? Со временем это пройдет. Человек ко всему привыкает на удивление быстро. Скорее всего, с самых первых дней начальство выделит вас из общего потока заключенных как политического. Точно так же как на следствии оно начнет вас стращать и искушать. Вам предложат сотрудничать с лагерной администрацией и влиться в лагерный актив, а в обмен пообещают должность в библиотеке, столовой, каптерке или еще каком-нибудь «теплом местечке». Не соглашайтесь.
По известной пословице: «Лучше хлеб с водой, чем пирог с бедой». Политический, опустившийся в лагере до сотрудничества с администрацией, — объект презрения и ненависти для остальных зэков. Получив от начальников какие-либо преференции, вы попадаете к ним на крючок. Теперь, если вы откажетесь идти на дальнейшее «сотрудничество», вас достаточно посадить по любому глупому предлогу в штрафной изолятор, чтобы администрация расправилась с вами руками зэков. И если вы политический заключенный, то не сомневайтесь: ваши кураторы из центра «Э» или ФСБ будут внимательно следить за вашей лагерной судьбой и не преминут использовать любую возможность, чтобы доломать вас, добиться того, чего им не удалось сделать с вами на следствии.
И в следственной тюрьме, и в лагере помните, что рядом с вами всегда будут стукачи. Запишите это себе на подкорку и всегда поступайте с учетом этого знания. Не откровенничайте ни с кем, даже когда невыносимо тоскливо и очень хочется поговорить.
СРЕДИ ПОЛИТЗАКЛЮЧЕННЫХ СЧИТАЛОСЬ НЕПРИЕМЛЕМЫМ ЛЮБОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО С ЛАГЕРНОЙ АДМИНИСТРАЦИЕЙ
ЛАГЕРНАЯ ЭТИКА
Как вести себя лагере? Никто не может дать ответ на этот вопрос, потому что неприлично для вольняшек давать указания зэкам. Однако в диссидентской деятельности и в жизни политзаключенных того времени, сложились некоторые общие понятия, которые можно определить как этику политзаключенных. Не навязывая эти понятия нынешним политзаключенным, я все же попытаюсь дать о них общее представление.
Среди политзаключенных считалось неприемлемым любое сотрудничество с лагерной администрацией. В ту пору по указанию МВД лагерное начальство создавало повсюду различные секции для зэков, самой отвратительной из которых была так называемая секция внутреннего порядка — СВП. Члены этих секций носили красную нарукавную повязку, помогали поддерживать режим, стучали на зэков, выполняли некоторые функции охраны. Стоит ли говорить, что подобное сотрудничество с администрацией для политзэков было просто немыслимым.
Во второй половине 1970-х годов в политических лагерях началось движение за «Статус политзаключенного». Один за другим политзэки «вставали на статус» и держали его сто дней. Бывший советский политзаключенный Эдуард Кузнецов вспоминает*: «Осенью 1977 года изоляторы мордовских политлагерей были переполнены: около 60 заключенных участвовали в движении «100 дней за Статус» — отказались от работы, сопротивлялись стрижке волос, сорвали с одежды нагрудные таблички, поочередно объявляли голодовку за голодовкой…»Другой бывший политзаключенный Владимир Осипов писал**, что политзэки начали «отказываться от принудительного труда, от стрижки наголо, от ношения унизительной нашивки на бушлате, от хождения строем и уж тем более от политзанятий».
Довольно часто политзаключенные проводили одиночные или коллективные голодовки. Поводы были разные, но во всех случаях считалось делом чести проводить голодовку или весь обозначенный срок, или до выполнения требований. Хитрить и принимать во время голодовки подслащенный чай или соглашаться на вливание глюкозы считалось смешным и невозможным. Это по всеобщему мнению обозначало прекращение голодовки. О таких способах голодовки, как временная, ее прекращение, а потом возобновление в те времена вообще ничего не было известно.
Конечно, иногда применялось принудительное кормление, что лишало голодовку практического смысла. Это весьма жесткая процедура. Уже в наше время, комментируя голодовку Олега Сенцова, бывший политзаключенный Владимир Буковский рассказывал*** о своем опыте голодовок:
«По сути это была пытка, но такая, закамуфлированнная. Меня кормили через ноздрю. При этом шланг с металлическим наконечником был шире ноздри. Меня привязывали к топчану смирительной рубашкой, держали за ноги, за плечи, за голову. А через ноздрю совали шланг, который туда не лез… И пролезал только тогда, когда мне практически рвали ноздри, там булькала кровь… В общем, малоприятная процедура. И так меня 12 дней кормили. Но этого всего лишь одна из форм кормления, умышленно болезненная. Еще можно принудительно кормить через рот. Между зубами вставляется специальный зажим, которые не позволяет закрыть рот. Туда вставляют кишку и через пищевод в желудок вливают питательную смесь. Эта процедура делается один раз в день».
Тюремная или лагерная администрация считали, что таким образом голодовка прекращена. Но политзаключенные считали иначе: если от принудительного кормления голодающий отказывается, значит голодовка продолжается. И только согласие с принуждением означает прекращение голодовки.
До начала «перестройки» в 1986 году среди политзаключенных считалось недостойным подавать прошение о помиловании. Конечно, такие случаи бывали, но это было скорее исключением из правил. Точно так же невиданной редкостью было и условно-досрочное освобождение. Уголовные заключенные зарабатывали себе УДО «примерным поведением», а что могло считаться примерным поведением для политзаключенного? Вообще, обращаться к властям с просьбами было тогда делом в высшей степени странным. Политзаключенные советского времени в основном разделяли общее тюремное правило: «Не верь, не бойся, не проси».
* Эдуард С. Кузнецов, Статус советского политзаключенного. Континент, № 152, 2013).
** Осипов В. Н. Дубравлаг. – М. : Наш современник, 2003. – 200 с.
Автор: Александр Подрабинек, журналист; The New Times
Tweet
