УКРАИНСКОЕ СЛЕДСТВИЕ… БЕССМЫСЛЕННОЕ И БЕСПОЩАДНОЕ. ЧАСТЬ 3

В одном из недавних интервью экс-генпрокурор Михаил Потебенько с гордостью сказал: « В мое время прокуратура своих не сдавала!» Наивность Михаила Алексеевича иногда граничит с идиотизмом. Он, вероятно, даже не понял, в чем признался. Вот так – взять и гордо констатировать: в ведомстве, призванном надзирать за соблюдением законности царил (равно как царит и сейчас) отнюдь не закон, а вполне бандитская круговая порука. И прокуратура, как воровская шайка покрывала преступления, совершенное членами этой шайки. Берегла честь прокурорского мундира, если подобный термин можно применить к фартуку палача, обильно заляпанному кровью.
ПАВЕЛ

Напомним, что ранее мы рассказывали о «расследовании» дела об убийстве прокурора Белоцерковского района Корнева. Расследовании, которое привело не к раскрытию преступления и наказанию убийцы. Напротив, пострадали невиновные. В прошлой публикации мы рассказали, о том, как прокурорская круговая порука привела к смерти невинного человека – Константина Роги. Та же круговая порука виновна в том, что его убийцы до сих пор на свободе. Мало того – занимают высокие должности в правоохранительных органах. С благословения тогдашнего генпрокурора Михаила Потебенько было сфабриковано «дело адвокатов Сычевых». Всего по этому дело было задержано и допрошено свыше ста человек. Дело в конце концов прекратили, однако его «фигурантам» уже никто не вернет кому жизнь, здоровье, а кому-то – не «открутит назад» более трех лет отсидки в украинских камерах пыток – изоляторах временного содержания (ИВС) и следственных изоляторах (СИЗО).

Нелирическое отступление

О том, что в нашей стране существуют «эскадроны смерти», запугивающие или убивающие неугодных власти политиков и журналистов написано немало. Бойцов этих «эскадронов» называют еще «орлами Кравченко», что кажется несколько несправедливым, так как нет никакой уверенности, что «эскадроны» не продолжают действовать при министре внутренних дел Смирнове. Или что подобные «эскадроны», «орлы» и прочая живность не существуют в налоговой милиции или СБУ.

Но «эскадроны смерти» – это все-таки элита, специализирующаяся на политиках, журналистах, прочих публичных лицах. Для рядовых граждан в Украине действуют сотрудники более простых, но от этого не менее жутких учреждений. От знакомства с ними не гарантирован никто. Называются эти учреждения ИВС – изоляторы временного содержания. Предназначены, по идее, для краткого содержания человека, подозреваемого в административном правонарушении в период между задержанием и судом. Однако, практика показывает, что в различных ИВС человека можно содержать практически бесконечно. Без предъявления обвинения в уголовном преступлении, без следствия, без адвоката и возможности сообщить родственникам о своем местонахождении. Именно ИВС в Украине являются настоящими «фабриками смерти»: здесь пытают, заставляют признаваться в несовершенных преступлениях, вымогают деньги и имущество, иногда – убивают. Именно ИВС в отличие от следственных изоляторов (СИЗО) максимально приспособлены для физического и психологического «прессования». Во-первых, ИВС по определению приспособлены не для жизни, а для «временного содержания». Сутки, трое, максимум – десять. Однако, в Украине люди сидят в ИВС годами. Из-за того, что ИВС используются не по назначению, они всегда переполнены. В двухместной камере могут сидеть пятеро. А значит – нехватка воздуха, пищи, порой даже воды. Сырость, постоянный полумрак, пыльная «шуба» на стенах, отсутствие прогулок и нормальной медицинской помощи. Кроме того, ИВС разбросаны по всей округе и адвокатам и родственникам с передачами попасть туда много сложнее, чем в СИЗО. Особенно, если подследственного постоянно перебрасывают из одного ИВС в другой.

В ИВС легче пытать. Потому что СИЗО подчиняется Департаменту по исполнению наказаний, а ИВС – в подчинении МВД. В СИЗО никто не может зайти для встречи с подследственным в нарушение определенной процедуры, да и служащие СИЗО пытать, как правило не разрешают, вед им в конце концов и отвечать придется за своего подследственного. Совсем другое дело ИВС. Туда, к задержанному или подследственному в любое время дня и ночи может зайти практически любой мент или прокурорский работник. Без записей в вахтенный журнал и прочих глупых формальностей. Пытки? Крики? Кровь? Для ИВС – дело привычное, так же как и способы отмазаться в случае гибели жертвы. «Выбросился в окно», «повесился», «забили сокамерники», «скончался от острой сердечной недостаточности» — выбор оправданий широк.

Особенности отечественной «дедукции»

18 ноября 1998 года в Белой Церкви убили прокурора района Вадима Корнева. На следующий день в белоцерковском ИВС начали пытать находившегося там местного предпринимателя Анатолия Гудыка. 20 ноября арестовали следователя прокуратуры Александра Шкляра. 25 ноября арестовали адвоката Павла Сычева и его друга Константина Рогу. В этот же день генеральный прокурор Украины Михаил Потебенько заявил Шкляру: «Александр Иванович, или ты признаешься в убийстве Корнева и ряде других убийств и признаешься в том, что заказали убийство адвокаты Сычевы. Иначе ты тут и останешься. Жаловаться некуда, некому и не на кого.»

Идея о существовании адвокатско-прокурорской ОПГ, которая и убила Корнева, принадлежала следователю Киевской областной прокуратуры Александру Лупейко. Личность эта, как оказалось, достаточно известная. После первой же публикации по этому делу в редакцию газеты «ВВ», где в сокращенном виде выходила статья, стали звонить люди, которые в свое время по вине Лупейко подвергались пыткам и незаконному содержанию под стражей. Людей этих много. Впрочем, в минуты пьяной откровенности Лупейко и сам любил похвастаться своим жертвам о былых «подвигах». «Подвиги» просты. Человек, который по мнению Лупейко был виновен в преступлении, заключался в ИВС. Затем «закрывали» его родственников, друзей, родственников друзей. Круг задержанных всегда был чрезвычайно широк. Затем все окружение вероятного преступника «допрашивали с пристрастием». С единственной целью – выбить из людей хоть какие-то показания на подозреваемого. Люди часто не выдерживали пыток, кто-то пытался покончить с собой, но в любом случае показания выбивались. Вот и вся, извините за выражение, «дедукция по-украински».

Павел Сычев с самого начала оказался для Лупейко «неудобным в работе». Во-первых, адвокат отлично знал свои права. Во-вторых, молод, силен и на момент ареста – здоров. Если не считать гипертонии, которая в условиях ИВС, естественно, обострилась. Однако, при попытках избиений Павел всегда активно сопротивлялся и постоянно вел собственную юридическую защиту. Вероятно, поэтому Лупейко прежде всего решил сломить Павла психологически. Для начала он «выдержал» его в ИВС Сквиры, куда Павла отвезли сразу же после задержания. Почему именно туда? А для того, чтобы адвокатам и родственникам было сложнее выяснить, где Павел находится. Позднее с этой же целью Павла будут возить по разным ИВС Киевской области. Из трех с лишним лет содержания под стражей – около десяти месяцев в пяти ИВСах области. Адвоката допустили к Сычеву только через месяц. Все предыдущие попытки заканчивались допросом адвоката в качестве свидетеля, после чего он автоматически терял право участвовать в процессе. Часть адвокатов под давлением Лупейко сами отказались защищать Сычева.

На просьбы Павла о переводе в СИЗО давали стандартные ответы. Например, начальник следственной части прокуратуры Киевской области Оперчук в официальном ответе на жалобу от 21 декабря 1998 года отвечает: «Перевод Вас в СИЗО на данный момент не возможен в интересах соблюдения тайны следствия по делу.» Странная тайна следствия, которая не позволяет перевести подследственного именно в то место, где ему и положено пребывать – в следственный изолятор. Может быть, это не тайна следствия, а тайна беззакония?

Десять негритят

Неделю после задержания Павла не трогали. В это время он страдал от гипертонии, тщетно дожидаясь врача. А тем временем Лупейко с командой убивали Костю Рогу и Александра Шкляра. 1 декабря Рога был убит во время допроса. Перед смертью под пытками его заставили взять на себя убийство прокурора Корнева и оклеветать мать и сына Сычевых. 2 декабря к Павлу в ИВС приехали Лупейко и заместитель начальника УБОПа Киевской области Фесун. Потрясая листками с «повинной» Роги, они принялись «колоть» Павла. Затем заработал «конвейер».

Рассказывает Павел Сычев: «Они приезжали ежедневно. Человек пять оперов, Фесун, иногда Лупейко. И начиналось. Расскажи, будет легче, ты же не при делах, где пристреливали оружие, где прокурора убивали? Одни ласковые, нежные. Другие прессуют, бьют. Каждый день Фесун грузит и оставляет двух оперов, в том числе Мусиенко, который играл роль доброго дяди, все советовал себя пожалеть, маму. А Фесун лупил головой об стенку. Здоровья у меня уже не было, сопротивляться не мог. А он повторяет и повторяет: «Пиши повинное заявление, в нем ты должен обязательно написать то-то и то-то». Потом остановится и так загадочно говорит: «Друга твоего Кости уже нету и еще одного человека нету». Кого спрашиваю? «Ну, подумай, кто тебе больше всех дорог? У нее тоже совесть не выдержала. Повесилась.» Я понял, что он говорит о моей маме. То есть, подтвердил сказанное мне Лупейко несколькими днями раньше. Фесун продолжает: «Может ты тоже сам повесишься и мы дело просто закроем? Себя избавишь от всех этих мучений и нас. Или давай мы тебя в другое ИВС повезем, там на тебя юбку оденут, будешь всю оставшуюся жизнь педерастом жить.» А «добрый» Мусиенко, когда Фесун выйдет говорит: «Ты с ним лучше не связывайся. Фесун – безбашенный, как сказал, так и сделает. Зачем тебе «очко» с ведро?» На следующий день Фесун приезжает и опять: «Ну что, написал повинную?» Я отвечаю: «Этот бред?, Может быть я лучше напишу о том, как вы это убийство совершили?» И тут он взрывался. Бил ключами по голове, чем попало.»

Десятого декабря Лупейко решил применить иной метод. Современный и на его взгляд эффективный. « Вечером Фесун привез телевизор и видеомагнитофон. До этого он говорил, что они засняли похороны Кости и я думал, что мне их покажут. Но Фесун вставил кассету и начался фильм «Десять негритят» по Агате Кристи. Я думал в начале, что это заставка, а потом пойдет оперативная съемка. Но смотрю, нет, идет фильм. Я спрашиваю, что это, зачем? А он отвечает: «Десять негритят», Лупейко сказал тебе показать, чтобы ты подумал.» И комментирует. Вот видишь, говорит, они приехали на остров, и лодка уплыла. Так и мы вас окружили, что деться вам некуда. И к вам никто не прорвется и вы прорваться не сможете. Считай, что ИВС, это тот остров, и мы будем делать с вами здесь все что угодно. А когда в фильме пошли убийства, кто-то там со скалы упал, он говорит: вот видишь, это твой друг Костя. Когда женщина повесилась, он говорит: это твоя мать. Правда, говорит, в этот раз мы ее из петли вытащили и она в реанимации, но в следующий раз мы ее окончательно повесим.» В это же время маму Павла, Альбину Николаевну, уже держали в Фастовском ИВС и следователь Лупейко показывал ей фото мертвого Кости Роги и говорил, что Павел тоже мертв.

Из тюремного дневника Павла Сычева: «20.12.98 г. (26 день) Вечером приезжал Фесун. Кричал, угрожал как всегда. Сказал, что мои жалобы до одного места, что я полностью в их руках. Разошелся, начал бить по голове, я стал на него кричать, он посмотрел на двери и перестал. Потом вдруг успокоился и стал рассказывать, что мы им перешли дорогу, когда стали защищать Гудыка. У Гудыка был серьезный бизнес, он процветал полтора года, там крутились огромные деньги. Если Гудык выйдет – он будет требовать их обратно. Вечером я еще раз проанализировал слова Фесуна – и мне стало ясно за что с нами расправляются».

Крутая «крыша»

Вскоре после «киносеанса» Павла перевезли в ИВС города Ставище. По сравнению со Сквирой, как говорит Павел, «это был рай». Несмотря на все ту же неприспособленность к длительному содержанию, начальник этого заведения оказался человеком совестливым. К задержанным обращался на «вы» и даже умудрился обеспечить их трехразовым горячим питанием! Однажды он предотвратил попытку избиения Павла тем же Фесуном. После Ставища Павла отправили в ИВС Фастова. В тот самый изолятор, где недавно была его мама. Воспоминания о Фастове самые мрачные.

Из тюремного дневника Павла Сычева: «1. 03. 99 г. (98 день). В камере совершенно темно, воздуха нет, прогулок нет, матраса нет, кормят один раз в день и плохо. Здесь держали маму – это ужасно. ИВС беспредельный, вечером опера избили соседа. Мы подняли шум, немного забеспокоились.»

Все это время гипертония Павла прогрессировала. Однако, снимали приступы только таблетками, которые иногда приносил фельдшер ИВС. От уколов пришлось отказаться, так как они делались стеклянными многоразовыми шприцами, а место укола прикрывали грязной марлей.

После показа «Десяти негритят» о Павле практически забыли. Его не допрашивали, лишь периодически продлевали следствие. 14 мая 1999 года, на 171 день ареста, Павла наконец этапировали в Киевский СИЗО. 171 день вместо положенных 10 суток. Следствию для отчетности все-таки следовало какое-то время подержать Павла там, где было положено содержать с самого начала. Однако, «счастье» длилось недолго. 2 августа того же года Павла вновь увезли в ИВС. На этот раз в Вышгород. На следующий день его жестоко избил заместитель начальника Вышгородского уголовного розыска. На этот раз бесцельно – для «порядка», ничего не заставляя подписывать. А вскоре «в гости» к Павлу заскочил Лупейко, на тот момент уже прокурор Белоцерковского района.

Рассказывает Павел Сычев: «Он полтора часа со мной тогда разговаривал. Выразил сожаление о смерти «невинноубиенного» Кости. Все рассказывал, какая у него «крыша» мощная, сам генпрокурор Потебенько. Когда Потебенько был еще прокурором киевской области, Лупейко был у него следователем, тогда и подружились. Показывал свое удостоверение, подписанное лично Потебенько и помню, сказал: «Потебенько – это мой бог и учитель. А я его верный преданный пес.»

Однако, «крыша» к тому времени явно старалась держаться подальше от этого дела. Рассказывает Павел Сычев: «Прокуратура к тому времени уже поняла, что дело «липовое» и что наломано очень много дров. Но Лупейко прекрасно понимал, что как только мы окажемся на свободе, то начнем добиваться справедливости. И он понимал, что нам это в конце концов удастся. Все мы – профессиональные юристы, наши адвокаты также не сидели сложа руки. Однако, доказывать свою правоту из-за решетки очень сложно. Такую простую вещь, как то, что у меня срок содержания под стражей был превышен и составлял 23 с половиной месяца, мне пришлось доказывать более трех лет. Поэтому прокуратура была заинтересована прежде всего в том, чтобы мы не вышли на свободу как можно дольше. Чтобы мы сломались и сложили руки. К тому времени Генеральная прокуратура полностью устранилась от нашего дела. Все жалобы в генпрокуратуру отправлялись к тем следователям, которые вели дело. Все высшие чины боялись даже оставить свою подпись в нашем деле.

Но круговая порука все-таки действовала. В 2000 году, когда все уже отказались от идеи дальнейшего содержания нас под стражей, зампрокурора Киевской области Голуб, по просьбе Лупейко, вновь незаконно возбудил против нас уголовное дело. Вначале Лупейко понес это постановление прокурору Киевской области Бабенко, однако, тот его подписывать отказался. И тогда, из дружеских чувств к своему «соратнику» и другу это постановление подписал Голуб, хотя не имел такого права. У автора есть решение суда о том, что само возбуждение уголовного дела было осуществлено неправомочным лицом и все последующие следственные действия были незаконными. Тем не менее и Голуб, и Лупейко продолжают оставаться на своих должностях. Несмотря на жалобы в генеральную прокуратуру и в прочие инстанции.»

Ирония судьбы в том, что этот самый Голуб считает себя учителем нынешнего генпрокурора Святослава Пискуна. Будучи прокурором Ирпеня Пискун подчинялся Голубу и, видимо, многому у него научился.

Станислав Речинский