Солдаты народа – 4. Западные проповедники на диком востоке

В последнее время зачастили к нам религиозные проповедники с Запада – заполнять пустоты в нашем некогда атеистическом сознании. Новоприбывшие смотрятся братьями – двойняшками: все как один бодренькие, подтянутые, мускулистые, розовощёкие, и либо – молодые, либо ну уж очень моложавые.

 ЗАПАДНЫЕ ПРОПОВЕДНИКИ НА ДИКОМ ВОСТОКЕ

 В отлично выглаженных костюмчиках, белоснежно – чистых рубашечках и обязательных галстуках, с «фирменными» оранжевыми рюкзаками за плечами – картинка!.. В рюкзаках, понятно, Библия и прочая душещипательная литература, а на лицах – медовая благостность и такая доброжелательность, что любо – дорого смотреть!..

Через какое–то время встречаешь их – уже немножко не то… Чуток измялись костюмы, капельку поизносились уже не кажущиеся стерильными рубашки, галстуки и вовсе словно испарились…

Улыбочки всё ещё светло блуждают по лицам, но уже не такие, не оптимистически – уверенные: «Эх, как славно жить на этом свете!», а с примесью боязливой надежды: «Авось дотянем до сегодняшнего вечера…» И походка не пружинит, и румяна бледноваты, и голоса какие–то стёршиеся… Вроде бы тот же человек, а присмотришься – как будто подменили его на халтурно сварганенную копию…

Ещё проходит время. Встретишь их же на улице – уж совсем не то!..

От улыбок не осталось и намёка, – тут хоть не разрыдаться бы при взгляде на их физиономии, страдальчески искривленные по диагонали вопросом: «Господи, за что ты со мной – ТАК?..»

Оранжевые рюкзаки улетучились вслед за галстуками, и рубашек больше нет, под изжевано – потрёпанными пиджачишками – лишь чёрные от грязи майки, брюки украшены неумело нанесёнными то там, то тут заплатами, в окольцованных тёмной каймой глазах – трагический вопль: «Заберите меня отсюда, я не могу больше!»

И что очень характерно: на этой стадии носы у них приобретают этакую весьма знакомую по многим отечественным личностям багровость…

И вот на этом этапе проповедников обычно «снимают с дистанции», возвращая обратно на Запад, – отмыться, отъесться, отоспаться, подлечиться, успокоиться и отойти душой от наших будничных реалий.

Родная Отчизна для них после нашего житья – как райские кущи после лагерного лесоповала!..

Ну а взамен к нам шлют новую смену – взбодрённых, мускулистых, улыбчивых, розовощёких…

Им – что: отмучались у нас отмеренный им руководством срок, и – обратно, наутёк на свободу, в джунгли родимого империализма… А вот нам в нашей замечательной стране ещё жить и жить… и страдать, и мучаться до гробовой доски!..

Изнашивает наша жизнь людей, ох как изнашивает…

…Но зато от этих постоянных перегрузок что ни человек у нас, то богатырь!..

ВЕРТИКАЛЬ ВЛАСТИ

Каким малозначительным винтиком ни являлся бы я в своём учреждении, но по отношению к нижестоящим структурам – хоть и маленький, но – босс.

И вот, значит, звонит мене какой-либо дядя, по должности ещё более микроскопичной, чем моя, и взволнованно излагает в трубку сложившуюся у них там, в низовых структурах, ситуацию. Того – нет, этого – тоже, а оно позарез необходимо, а его всё равно нет, и без него всё скоро развалится, и никто не помогает, даже и не обещает уже ни черта…

ЧТО ДЕЛАТЬ?..

Скажет это горячо, взволнованно, вывалив все свои проблемы на мою голову – и давай по второму заходу повторять…и по десятому…

Ведь это – не доклад нижестоящего вышестоящему, если длится он менее получаса. Пусть уж ухо у меня зазвенело от его писка в трубке, но и я бы не понял, сумей он уложить описание своих забот в 5 – 10 минут…

Ни-чё, пускай излагает!.. И я слушаю, слегка отстранив от уха трубку, чтоб не так било в барабанную перепонку, но и не забывая, естественно, в редкие паузы между отдельными кусками доклада снисходительно кидать в трубку: «Это понятно… По этому вопросу у нас уже есть информация… А этот вопрос я бы попросил изложить в отдельной докладной на моё имя…»

О, как жадно внимает он моим весомым репликам, с каким напряжением вслушивается в каждый издаваемый мною звук – лепота!.. И сунься к нему сейчас в кабинетик (ещё более тесненький и занюханный, чем у меня) очередной надоедливый посетитель – представляю, как рявкнет он на него, прикрыв трубку ладонью: «Куда прёшься?! Не видишь – я с РУКОВОДСТВОМ общаюсь!..»

Хорошо!..

Изольёт он перед мною душу, выслушает мои ценные указания и замечания, получит парочку ни к чему лично меня не обязывающих обещаний – и словно совесть облегчил, мол: «начальству доложено – и о дальнейшем можно уже не беспокоиться!»

А что будет дальше, и изменится ли хоть что-то после доклада – его уже не колышет… Неважно, будет ли толк от его и моих маневрирований, а важно сдругое: чтобы державный механизм, шестерёнками которого мы оба являемся, постоянно и бесперебойно функционировал, создавая видимость, что вертикаль власти, вся эта громоздкая система сидящих друг над другом чиновников, нужна и полезна – обществу, народу, стране…

Когда поток стекающихся ко мне устных и письменных сообщений достигает некоей критической отметки, я, в свою очередь, делаю доклад своему непосредственному начальству, тогда и мой долг исполнен, и моя совесть облегчилась…

А моё начальство докладывает своему начальству, а то – зампреду, а тот – председательствующему, а тот – министру, а министр – Премьер – министру, который, наконец, докладывает самому Президенту, но и тот перекладывает ответственность на других, выступая с докладом в парламенте, и обрушивая все скопившиеся в державе проблемы на головы народных избранников.

Депутаты какое-то время изображают обдумывание ситуации, и затем – принимают «важные и судьбоносные решения», аккуратно спускаемые по ступенькам вертикали вниз, где уже на самом низу рядовые исполнители преспокойно засовывают их «под сукно», ибо исполнять их некому… Не та у нас структура управления, не те кадры, да и вообще…

…Но случись невероятное, и окажись те решения немедленно реализованными, – думаете, жизнь в стране станет хоть чуточку лучше?.. Ха!..

Народные депутаты у нас в основном – такие же дуболомы, как и чиновники, как и весь народ в целом, – ну что толкового могут они придумать?! Наверняка – очередной несуразный бред, чухня, нелепица, и чем скорее мы её в действительность воплотим – тем быстрее всё в стране развалится и запаршивеет…

Вот поясните, почему до сих пор мы ещё не сгинули и не исчезли с лица планеты?.. Да потому только, что из десяти указаний «верхов» в конечном счёте «низы» реализуют только одно, да и то – наполовину… Так что скажите спасибо своему народу – лежебоке!..

…К слову сказать, совсем зря большевики в 17-м Бога отменили!.. Это ж – наиглавнейший элемент в любой вертикали власти!

Над каждым, пусть даже и самым главным начальником всё равно должен быть ещё кто – то, кому можно ДОЛОЖИТЬ, у которого можно было запросить указаний, и на которого, в случае необходимости, можно свалить ответственность за неудачи и провалы… Дескать, вникнув в сложившиеся обстоятельства, я неоднократно в молитвах запрашивал Господа о помощи, но не получил её, – видать, на то была его Божья воля…

И народ будет доволен: «Хоть наши дела и хреновы, но Господу ведь доложено – так чего ж тогда волноваться?..»

ФИГУ С МАСЛОМ НАС СОКРАТИШЬ!..

Полнейшая безнадёга – – пытаться как – то урезать и сократить аппарат власти… Из всех усилий по его уменьшению конечным результатом может стать лишь увеличение, разрастание и укрепление. Это – закон жизни, и против него не попрёшь…

Конкретный пример. Допустим, в нашем учреждении издали приказ, согласно которому численность работников не должна превышать количества в сто штатных единиц. Казалось бы, что сделаешь против такой ясной и категоричной директивы?..

Но тут же на каждую штатную должность станут назначать «по совместительству» двух-трёх и более человек, деля между ними одну – единственную ставку. (Тогда уж точно придётся легализовать взятки – на треть нашей и без того мизерной зарплаты разве проживёшь?!)

Скоро ввиду переполненности кабинетов размещать чиновников станет негде. Тогда вначале сделают канцелярские столы 2-этажными (чиновники будут сидеть за ними в два яруса), и работать за ними будут в две или даже в три смены. Потом заставят столами и канцелярскими шкафами все учрежденческие коридоры, подвалы, чердаки, кто не поместится и там – расположится на крыше… (Чем дальше, тем лучше – труднее будет добираться до нас всем этим нахальным посетителям!)

Жара, дождь, снег?.. Чепуха!.. Где любой другой простудится (перегреется) и гикнется, там наш брат–чиновник самоотверженно высидит до конца рабочего дня, пусть даже и – по колено в луже, или по пояс в сугробе. Он и под ураганным ветром продолжит неутомимо шуршать своими справками, отчётами и докладными…

Неуязвим наш чиновник, неистребим и вечен!..

КТО ТУТ ГЛАВНЫЙ ?..

Жизнь в нашем учреждении бурлит. Звонят телефоны, хлопают двери, бегают взад–вперёд люди, подъезжают к входу в здание и отъезжают от входа представительные автомобили…

Проезжал мимо однажды на велосипеде колхозного вида мужичонка в ватнике и кирзовых сапогах. Остановился на минутку отдохнуть у тротуара, и спросил у дежурившего на проходной вахтёра: «Эй, милок, а кто тута у вас в конторе – самый главный?..»

– Ты чё, не знаешь имени ХОЗЯИНА?!. – от изумления разинул рот охранник.

– Ага! – честно ответил мужичонка.

Что тут началось… Толпой набежали другие вахтёры… со многих этажей здания сбежали вниз чиновники, увлекая за собою посетителей… даже кое – кто из средне – руководящего сословия снизошёл хоть краешком глаза глянуть на человека, ни сном, ни духом не ведающего про господина Илью Борисовича Хвостинца, главу нашего учреждения, царя и бога местного масштаба, легкого мановения руки которого хватит для перемещения с одного места на другое великого количества народа и матресурсов, перед которым все и вся в наших краях пресмыкается, ходит на полусогнутых и одобрительно хихикает каждой шуточке и каждому пуку Его Сиятельной Вельможности…

Да разве ж мог кто-то здесь допустить хоть на миг, что сыщется тот, кто господина Хвостинца – НЕ ЗНАЕТ?.. И вот он – на велосипеде!..

Встревожено немели сотни лиц. Во внезапной тиши гулко стучали сотни удивлённых сердец, и в сотнях озадаченных голов грозно звучало: «Не спроста ЭТО… Неужто – отставка?..»

Засмущался мужичонка столь нежданного внимания к своей личности со стороны огромного количества прилично одетых и важных господ… Вскочил на старенький велик – и укатил обратно в свою сельскую задрыпанщину, провожаемый множеством завидующих его незнанию глаз…

МОЙ КАБИНЕТ

Кто есть в этом мире наш брат, маленький чиновник?..

Рядовой винтик он в державной машине, «пушечное мясо» руководящей номенклатуры, крошечная частица армии легкозаменяемых чиновных био – роботов, гладиатор бюрократизма, короче говоря – никто и ничто.

Любого из нас не жалко и раздавить, о любого – не совестно вытереть ноги… Наше мелко–должностное чиновничество – как клеймо на наших лицах, ничем его не сотрёшь и не замаскируешь, загорай мы хоть на пляже или купайся голышом в бане – всё равно опытный глаз безошибочно опознает в любом из нас мелкую чиновную букашечку,, из каждой клетки организма которой безудержно прёт наружу казённое угодничество и верно- подданничество…

Я – бесправный раб Системы.

Но и у меня есть нечто, составляющее предмет моей тихой гордости. Это – мой кабинет!..

Пусть далеко ему до роскошных кабинетных хором моих руководителей, и нет в нём импортных мебельных гарнитуров, факсов и телексов, пусть не оборудован он уютной «комнатой отдыха» за панелью задней стенки, пусть не охраняет подступы к нему длинноногая, пышногрудая секретарша, пусть тесноват он и бедноват, и сижу я в нём не один, а на пару со своим столь же маловлиятельным коллегой, но это – МОЁ, я тут – ХОЗЯИН, я сижу на СВОЁМ стуле за СВОИМ столом, и за моей спиной стальной глыбой высится МОЙ сейф… Хорошо!..

Мой кабинет – как моя вотчина. Он постоянно подпитывает меня бодрящими соками, даруя ощущение собственной значимости и важности… Родная мама не узнает меня в этом возвышающимся над канцелярским столом солидном монументе!.. Посетители робко трепещут от лёгкого движения моих бровей, а мой непосредственный начальник Арнольд Тимофеевич, какая он ни сволочь, всё равно не смеет ругать меня в МОЁМ кабинете, и вызывая для начальственных разносов в кабинет СВОЙ…

Каждому, кто владеет лишь частью своего кабинета, хочется заполучить его целиком, – хотя бы на время, хоть на денёк!.. Не знаю, как поступают в этой ситуации другие, а вот я, к примеру, частенько приношу из дома пирожки с ливером (обязательно – несвежие), и угощаю ими своего напарника. С тяжёлым расстройством желудка его вскоре отвозят в больницу, и наш общий кабинет на пару недель всецело становится МОИМ!.. О, любимый!..

Всё могут отнять у чиновника – зарплату, совесть, достоинство, счастье…

Но никто и никогда не посмеет покуситься на святое, на фундамент, на главную опору – Его Величество Кабинет! Без этого функционального помещения любой чиновник – уж не чиновник, ему просто негде осуществлять свои обязанности.

Ведь именно сюда, в его кабинет, стекаются все служебные бумаги, сюда же являются толпами посетители, здесь в случае надобности всегда могут разыскать его непосредственные начальники… Наконец именно в свой кабинет можно пригласить для общения коллегу, а то и привести в свободный вечерок какую-либо без пяти минут любимую девушку, – пусть посмотрит, где ты работаешь, пусть проникнется и восхитится!..

Жаль, что после работы кабинет нельзя унести с собою домой…

…И совсем невыносимо, что в случае увольнения со своим кабинетом приходится расставаться!..

…Мой приятель Кирилл, из параллельного отдела, решил уйти из нашего учреждения в коммерческую структуру. Зарплата там побольше, перспективы куда шире, и даже в загранкомандировки обещали регулярно посылать…

Подал заявление «по собственному», отработал положенный месяц…. Вечерами уносил домой из своего кабинета многие из окружающих его и ставших ему привычными и дорогими вещей. Пару стульев, все полки из канцелярского шкафа (хорошее дерево – на что–нибудь да сгодится), два из трёх цветочных горшков, потёртую ковёрную дорожку, радио, настольную лампу, папки, скрепки, ручки, карандаши, конверты, дырокол, пузырёк с клеем, календарь, писчую бумагу, копирку, блокноты, графин для воды, стаканы и поднос…

Вооружившись инструментами, Кирилл вынул одно из двух стёкол из оконной рамы, выковырял выключатель и розетку из стены, пытался ещё и линолеум с пола отодрать, но не смог – слишком надёжно приклеен. А вот металлическую вешалку, вроде бы намертво присоединённую к полу болтами, запросто открутил, разобрал на части, и в четыре приёма – вынес под одеждой… Добротная вещь, – не своему же преемнику её оставлять…

Из того, что спереть не удалось, больше всего сокрушался Кирилл о сейфе. Большой, неуклюжий, слишком тяжёлый – никак его мимо вахтёра в проходной не пронесёшь, и в окно на верёвке – не спустишь… Часами сиживал теперь Кирилл в обнимку со своим сейфом, гладил ладошками его металлические бока, шептал ласковые словечки, целовал, даже плакал… Прощался!.. Пусть никогда и не хранил он в сейфе ничего ценного, кроме бутылки водки с бутербродами на закусь, но – уж успел сродниться с ним, как с братом!..

…А когда пришёл наконец миг разлуки с кабинетом – побледнел Кирилл, затрясся, потом вдруг как завопит: «Не уйду!»

Кинулся к сейфу, обхватил его как родного руками, прижимает себе, и рыдает вот такенными слезами!..

Но какое же может быть: «Не уйду!», если на твою должность уж другого назначили?.. Вцепились мы вдвоём с комендантом в Кирилла, стали отдирать от казённого имущества, а он визжит, ногами отбивается, никак не хочет от сейфа отрываться…

Позвали тогда из соседних кабинетов народа побольше, человек десять. Ухватили сообща Кирилла за ноги, рванули изо всех сил, отодрали… Выволокли из кабинета, и потащили по коридору к лифту…

И можете мне верить или не верить, но скажу: кровавыми слезами орошал свой последний путь с места госслужбы мой приятель, с отчаянными воплями пытался затормозить вонзёнными в пол пальцами, и десять глубоких борозд в линолеуме от кириллового сейфа до самого лифта – вот всё, что осталось от Кирилла в нашем учреждении.

…Где–то через год случайно встретил Кирилла на улице. Я как раз в очереди у пункта приёма стеклотары с сумкой пустых бутылок стоял, а тут он мимо на своём «вольво».. проезжает.

Увидев меня – узнал, остановился, выскочил из кабины, пообщался дружески. Поболтали о том, о сём, и чувствую – о чём–то хочет он меня спросить…

Так и есть – интересуется: «А как там мой кабинетик?..»

Я пожал плечами: «Да ничего, стоит… Куда ему деться?.. В нём теперь Митрохин парится… Дверь ему отремонтировали, стены подкрасили, шкаф дали почти новый, а к праздникам обещали к одному телефонному аппарату ещё и второй выделить… Импортный!..

Хотел Кирилл на это ответить небрежно… Может даже, своими успехами похвастаться… И вдруг – задрожали руки, задёргалось лицо, скривился он жалобно, и такая боль в глазах!..

Так ничего и не вымолвил.

Махнув отчаянно рукой, сел в «вольво» и укатил навсегда из моей жизни.

С ПРОВЕРКОЙ

Проверять – не работать.

Любо мне быть включённым начальством в состав какой-либо из проверяющих комиссий, регулярно высылаемых нами в нижестоящие структуры. Причём желательно, чтоб руководитель проверяющей комиссии по своему рангу был не ниже главы проверяемого учреждения, – тогда и я, включённая в данную комиссию рядовая чиновничья козявочка, становлюсь автоматически как бы лицом представительным и руководящим!..

В числе прочих членов комиссии, встретив меня с поклонами у входных дверей, с почётом провожают в отведённый персонально мне просторный (не чета моему родному, учрежденческому) кабинет. Я буду сидеть здесь с утра и до самого вечера в приятном уединении, а подобные мне подтянутые младреференты станут таскать мне для просмотра горы толстенных папок с документацией, время от времени почтительно интересуясь: «Ещё принести, Владлен Ромуальдович, или этого будет достаточно?

Я задумчиво шевели губами, якобы пересчитывая папки и на глаз определяя их значимость, и после долгой паузы веско рожаю: «Пока – достаточно!..»

Ну кто в моём родном учреждении помнит мое отчество, и обращается ко мне столь уважительно?!. Разве что посетители… Но те – не в счёт, имеются в виду – л ю д и …

Отработал положенное (и не очень утомившись – это ж тебе не в своём кабинете над собственными документами трудиться!), и получив соответствующее приглашение, я вместе с прочими членами комиссии следую в учрежденческий спецбуфет, где нас уж заждались ведёрки льда с шампанским, бутылки коньяка, водки и пепси – колы, судки, миски и тарелки с вкуснейшей закуской…

Всем нам (а стало быть – и мне персонально) прислуживают очаровательные официантки в накрахмаленных передниках. Они улыбаются в мою сторону так, словно я как минимум – завотдела, а то и замначуправления… В меня стреляют лукавыми глазками, меня обслуживают по первому разряду, мне наливают и подкладывают в мою тарелку самое лучшее – и при этом даже не берут с меня чаевых… Красота!

(Естественно, само угощение я оплачиваю по прейскуранту – но там проставлены такие смешные цены!.. Нигде больше таких смешных цен я и не видывал…)

Провожают меня (вместе со всеми) полупоклонами, ещё и приглашают:

«Заходите ещё!» Не будучи дураком, я прекрасно понимаю, что заявись завтра сюда же, но уже без всяких полномочий, а от своего лично имени – меня и на порог не пустят!.. Никто с мною здесь и разговаривать тогда не станет… Не того веса фигура!..

Мой единственный день – прошёл… Но ведь был же!.. Был он, день моего персонального счастья!..

…И лишь одно огорчает: слишком редко включают меня в состав вот таких проверяющих комиссий. Не думает мой начальник Арнольд Тимофеевич про мои интересы, не стремится такими вот комиссиями постоянно и целенаправленно «приподнимать» мой социальный статус, не заботится он о моём будущем… И никак не тянет мой шеф на умелого садовода, терпеливо выращивающего будущий урожай, а скорее смахивает он на… Впрочем, на кого сильно смахивает моё непосредственное руководство – и говорить не буду…

…Пока не буду, ясно?..

П А Т Р И О Т Ы .

Частенько наведываются в наше учреждение представители разных орудующих в нашем краю партий и движений (в основном это – патриоты различных оттенков), пытающихся выклянчить какую–либо дотацию, или добиться содействия в проведении какого-нибудь массового мероприятия.

Присмотревшись к этой братии, хочу поделиться некоторыми наблюдениями…

Патриоты, как правило, бывают двух разновидностей: тощие и толстые.

У тощих – дюже сурьёзные лица, этакий ненатуральный аскетизм в глазах, и ещё неудержимо прёт из них высокая державная идея, вперемежку с угловатой убеждённостью в том, что кто не с ними – тот никто, тот против собственного народа, и вообще – вражина!..

А вторые – юркие, хитренькие, быстренькие, с отъевшимися как у кнуров щёчками… Глазки у них вечно бегают, ладошки постоянно потеют, и денежка в кармашках завсегда водится!.. Но взаймы у такого не проси – ни за что не даст… Насчёт державных идей тощих толстые давно уж всё прекрасно поняли, – кормушка это для башковитых, вот и вся идея…

Одного не пойму: тощие ли постепенно перерождаются в толстых, или же те сразу бодрыми толстячками на свет и рождаются, выходя из роддомов уже такими, – с битком набитыми бумажниками и лисьей улыбочкой на устах?..

Этого я ещё не разобрал, но знаю точно – кормёжка тут ни при чём, и сколько тощего патриота ни закармливай, а волчий блеск в его взгляде всё равно будет мерцать…

…А что касаемо патриотических чувств к любимому Отечеству, то опять – таки двоится у меня в глазах…

И вижу я на его просторах не один, а два народа: хорошо одетых и плохо одетых. По разному эти два народа живут, о разном думают и мечтают, на разных языках разговаривают… И кто эти два народа ухитрится соединить в один монолит, тот = уж очень мозговитый господинчик…

…В наших краях, пожалуй, такие и не водятся!..

МОИ ПОСЕТИТЕЛИ.

Мои посетители не знают о том, каким пшиком являюсь я в своём учреждении, тупо принимают меня за влиятельную фигуру, и толпами ходят ко мне на приём.

Могу представить, как долго, чуть ли не неделю, готовится этакий придавленный своими проблемами бедолага к визиту в мой кабинет.

Для начала – сочиняет несколько вариантов письменного изложения сути своего вопроса, и самый удачный из них заучивает наизусть, не забыв, впрочем, прихватить с собою бумажку с основными тезисами.

. Вечером, накануне дня приёма, долго чистит туфли гуталином, гладит самый незаношенный костюм, старательно сводит одеколоном пятнышко со шляпы.

Утром встаёт в торжественном настроении, полчаса бреется, чистит зубы специально купленной для особых случаев импортной зубной пастой, неторопливо одевается, долго прихорашивается у зеркала, выливает на себя полфлакона дорогих женских духов, и идёт на полусогнутых в мою административную обитель…

…Естественно, я слегка задерживаюсь, и к моменту моего появления коридор у моего кабинета заполнен терпеливо поджидающими меня согражданами.

Кто-нибудь обязательно буркнет: «На 15 минут опоздали!..… А ведь люди – ждут!» И это при том, что л ю д е й – то как раз в коридоре и нет, одни только посетители…

Но я не сержусь, улыбчиво сообщаю: «Кто недоволен – пусть приходит по своему вопросу в следующий четверг, – тогда я приму их своевременно!» Ждать до следующего четверга, понятно, никто не хочет, и дискуссия гаснет, так и не разгоревшись…

Отстояв положенный час–другой в коридоре, вышеописанный бедолага наконец-то прорывается в мой кабинет, Усаживается на стул перед моим столом – и говорит, говорит, говорит… Ну а я, понятно – слушаю… Иногда – важно киваю головой, снисходительно поддакиваю, соглашаюсь с чем–то, задаю уточняющие вопросы, в промежутках между отдельными блоками его речи вставляю дежурные реплики типа: «Очень интересные факты!», «По этой проблематике мы как раз сейчас готовим обзорный доклад в вышестоящие органы!» или: «Данное обстоятельство уже находится в поле нашего зрения, но ваше сообщение позволяет взглянуть на него с новой и неожиданной стороны!»

Одного словесного воздействия на посетителя мало. Чтобы он меня окончательно зауважал – нужна ещё и «картинка», зрительный ряд, способный укрепить доверие собеседника к моим якобы значительным возможностям.

С этой целью неплохо бы в довесок к моему телефонному аппарату поставить на столе ещё и с десяток муляжей разного цвета, один из которых обязательно должен быть красным, – «особо важный»!

Время от времени, извинившись перед посетителем: «Простите, мне нужно срочно переговорить по этой проблеме с руководством!», сняв трубку с красного аппарата, и будто бы поведу беседу с кем–либо из VIP – персон (по моим отдельным намёкам он должен догадаться, что это либо министр, либо Премьер – министр, либо даже сам Президент!..).

Ь Причём с этим самым VIPовцем я, судя по моим фамильярным репликам, на «вась – вась», и, следовательно, сам я – птица ещё более высокого полёта, чем мой посетитель с самого начала подозревал. (И не надо бояться, что он окажется умным человеком и распознает во мне обманщика, – умные люди ко мне на приём не пойдут по определению, Но всё–таки не следует перебарщивать, кидая снисходительно в трубку якобы в адрес одного из руководителей державы: «Я вами недоволен!» или: «Похоже, одному из нас придётся уйти в отставку…»)

Лицо моё должно быть фундаментальным, взгляд – пронзительным, голос – твёрдым и командирским. О себе самом говорить лишь во множественном числе: «Мы учтём», «мы сообщим вам…» и т.д. Стену над своей головой надо украсить цветным фотопортретом одного из своих (якобы!) высоких покровителей, но и тут – знать меру, и если уж повесил на стену икону, то хотя бы не следует украшать её дарственной надписью: «Талантливому ученику – от восхищённого Учителя!»

И – обещай.

«Обсудим!.. Реализуем!.. Доложим вопрос руководству!.. Изыщем резервы!.. Сделаем!.. Выполним!.. Свершим!..» Посетитель должен уйти от меня в полной убеждённости, что дело его попало в надёжные руки, и теперь осталось только немножко подождать результатов решения мною его вопроса.

Однако никакого результата – не будет!..

Почему?.. Ну хотя бы потому, что вышел посетитель из моего кабинета – и сразу же выпал из моей жизни, словно и не было его никогда, словно не ему я только что усердно поддакивал и нечто обещал… Он кто мне, если разобраться – брат, сват, школьный приятель?.. Никто и ничто он мне, а раз так, то какой же смысл ради него стараться?!

Но допустим на секунду – говорю, на самое короткое мгновение допустим – что и захотел бы я ему реально помочь, а всё равно – не смогу!.. Не та ситуация в моём учреждении, и вообще – не то это учреждение, чтобы кому – то в чём – то реально помогать…

О мне вообще речи нет, я – часть канцелярской мебели, довесок к своему столу, всех моих действительных полномочий – лишь важно головой кивать. Но поведи я своего посетителя к своему начальнику или даже к начальнику своего начальника – и даже они при всём своём желании по большому счёту сделать ничего не могут… Провести заседание – совещание, составить нужную бумажку, кого-либо снять или назначить – это да, это в их силах, они на это мастера, но остальное – им не по зубам…

Вот почему, зная всё это, я особо и не перенапрягаюсь со своими посетителями… Толку всё равно не будет, а свои силы и время беречь надо!..

А что посетитель ушёл от меня окрылённым, и будет ждать моей решительной поддержки, – ну так не виноват же я, что у него вместо мозгов опилки…

…Дураков учить надо!..

ЭТАПЫ БОЛЬШОГО ПУТИ.

Уж четвёртый год усердно пашу в родном учреждении, и вот как менялось за это время моё отношение к работе.

Вначале – ЭНТУЗИАЗМ.

Первобытно–пылкий, пионерский, – бушующий океан энергии, громадьём планов: «Реки поверну вспять, горы сверну, любимый город осчастливлю!..» Сейчас смешно и вспомнить, а тогда ведь торчал на службе до позднего вечера, неутомимо шуршал бумаженциями, протирал штаны, изнашивал мозговые извилины обдумыванием всевозможных державных – ха-ха! – тем… Вечерами, бывало, возвращался в трамвае домой, смотрел на окружающий меня простой люд и гордо думал: «Вот вы уж несколько часов отдыхаете от дневных забот, а я – лишь только что кончил заниматься подготовкой судьбоносных для всех нас решений!..» М – да… Детсад, да и только!..

Потом – РАЗОЧАРОВАНИЕ.

Сплошное, тяжкое, горьковатое… Вдруг осознал, что моё копание в бумагах никому не нужно, потому что и бумаги эти – бесполезный хлам, и само учреждение моё ничем полезным и реально важным не занимается, а лишь имитируя бурную деятельность, являясь совершенно ненужным отростком державной махины. Провались завтра моё учреждение в тартарары – никто и не заметит, народ от того не потеряет ни капельки, наоборот – меньше придётся ему содержать нахлебников…

И вот на это бессмысленнейшее времяпровождение в никому не нужной шарашке и должна уйти вся моя жизнь?! Я. умный и талантливый, закончивший школу с одними пятёрками, и подававший в институте весомые надежды, растрачу всё своё богатырское здоровье, сутки напролёт просиживая на скрипучем канцелярском стуле и копошась в папках с макулатурой?!

Неужто судьба моя – так и окочуриться здесь, на своём рабочем месте, так и не принеся ни малейшей пользы Отечеству?!. От тех прозрений – опускаются руки и никнет душа…

Следующий этап – АКЛИМАТИЗАЦИЯ.

Втягиваюсь в текучку буден, свыкаюсь с её огромными минусами, обретаю умение находить в ней и свои маленькие плюсы… Во мне открывается второе дыхание бегуна на длинные дистанции, я чувствую себя тянущий перегруженный воз рабочей лошадкой, – надсадно хрипя, спотыкаясь на колдобинах, экономно расходуя силы, не позволяя себе огорчаться и падать духом под бесконечными ударами доли, – медленно и безостановочно двигаюсь вперёд, хотя и знаю, что там, впереди – ничего нет, кроме старости, болячек и смерти…

Сойти с дистанции – некуда, везде – свои проблемы, нигде меня не ждут с распростёртыми, ничего более лучшего мне нигде не светит…

Допустим, уйду из своего уютного кабинетика на завод, к станку, наглотаюсь там вредной пыли, наслушаюсь матюгальников какого–нибудь вечно пьяного начальничка, шарахнет меня пару раз по хребту уроненной раззявой – крановщиком стальной болванкой… И завоплю: «Верните меня в родное учреждение!» А – фигушки, на моём месте уж кто–то другой сидит и тихонечко страдает… Так что – терпи плохое, а не то ещё хуже станет!..

Ну а последняя стадия – МАСТЕРСТВО.

Это когда уж не только притёрся к прочим функционирующим частям механизма власти, но и начал играть в нём свою собственную игру. Подобно боксёру на ринге – лавирую, прыгаю туда – сюда, уклоняюсь от малоприятной ответственности, убегаю от чреватых осложнениями трудных решений, ловко отстраняюсь от острых и неразрешаемых на моём уровне проблем (а таких – подавляющее большинство из того, чем меня заставляют заниматься!)

Получив хук в челюсть, и «поймав» могучий кулак противника (им может быть и начальник, и сослуживец, и любой из посетителей), – не «плыву», терплю, удерживаюсь на ногах…

Хоть и шатаюсь, хватаясь за воздух и скрежеща зубами, но не падаю, – упавших топчут ногами, слабаков все презирают и добивают, а я – не слабак, и меня ИМ – не свалить!..

И вот уж, оправившись от нокдауна, вновь молодцевато прыгаю на ринге, и в следующую минуту – о, счастье бойца! – сам наношу ответный боковой в челюсть, и мой поверженный враг хлопается мордой в пол у моих ног, слыша мой злорадно – зловещий смек…

Хладнокровно сражаться, вовремя отступать и бесстрашно атаковать, никогда не терять присутствие духа и постоянно видеть перспективу, терпеливо готовить свои победы и умело их добиваться – это и есть подлинное мастерство чиновника – Аса!..

Рассуждая теоретически, существует ещё и пятый этап: заняв достаточно влиятельное место в механизме власти, попытаться с его помощью что–то изменить и в нём, и в окружающей жизни…

…Но, Господи – кому это надо?!.

УНИЗИТЬ МОЖНО И ЗАРПЛАТОЙ …

Прям–таки изощряются наши лихие начальнички, размышляя, как бы это ещё унизить–«опустить» и без того обделенного судьбой и карьерой рядового страдальца – младреферента!..

О том, сколь мизерные зарплаты нам начисляют, уж промолчу, но почему даже и эти жалкие гроши норовят выплатить исключительно мелкими, донельзя изношенными, грязными и мятыми купюрами?.. Получаю в очередной раз сальный ворох таких ассигнаций из окошечка кассы – и словно в очередной раз плюнули в мою настрадавшуюся физиономию!

Объёмистость полученного меня нисколечки не вдохновляет, – половину этой якобы значительной кучки придётся потратить на новые ботинки взамен прохудившихся, остального же не хватит и на ежедневные хлеб с макаронами, а про колбаску со сливочным маслом лучше уж промолчу…

Приду домой – и целый час свою зарплату пересчитываю, а потом ещё час стираю деньги в стиральной машине, и до утра – сушу на батарее… Ужас!..

И что, даже ЭТО прикажете простить нашим начальникам – гадам?!.

…Да никогда!..

К У Р Ъ Ё З Ы .

Много всякого смешного случается в нашем учреждении. Если бы не эта возможность от души посмеяться над всякими бредовыми ситуациями – может, давно бы убежал отсюда…

К примеру, однажды выступал на аппаратном совещании мой непосредственный начальник Арнольд Тимофеевич, и тут хлоп – случайно расстегнулись у него две пуговицы на брюках, и возбудившийся произношением начальственной речи фаллос преспокойно вывалился наружу.

Другой на месте Арнольда Тимофеевича – смутился бы. Но давно уж растеряла наша власть способность смущаться последствиями своего поведения!.. Так что, нисколько не растерявшись, мой босс спокойно продолжил выступление, и, не умолкая ни на миг, несколько томительных секунд запихивал рвущийся наружу фаллос обратно в брюки.

Что характерно: в наблюдающем за всем этим зале никто даже не усмехнулся. Только я бешено хохотал, да и то – мысленно.

…А вот глава нашего учреждения, Илья Борисович Хвостинец – тот мужик крутой, ничего не скажешь… И в своём роде тоже – весельчак!.. На одном из совещаний, состоявшемся сразу же после какого–то большого праздника (то есть – ещё не успев отойти от принятого накануне «на грудь»), возьми да и брякни привселюдно: «Взамен персонального стула каждый сотрудник нашего учреждения получит персональное кресло!..»

Сказал – так сказал, мало ли кто и что с бодуна ляпнет… Но – при множестве свидетелей?! Вы ж понимаете, т а к о е – исполнять надо…

Однако где ж столько кресел для оравы наших чиновников набрать?!. И что ж придумали помощники Ильи Борисовича?.. От имени господина Хвостинца распорядились, чтобы из соседнего кинотеатра все зрительские кресла, разделив их поштучно, перетащили в наше учреждение и расставили по кабинетам!..

Господин Хвостинец был доволен: его слово оказалось выполненным!.. Правда, кресла простояли у нас недолго – их потихоньку перетаскало из учреждения домой наше вороватое чиновничество, заменив принесёнными из дома обыкновенными кухонными табуретками…

Ну и последний комедийный случай…

Решили однажды провести на заслуженный отдых одного из заведующих отделом, он же уходить никуда не собирался, заявив: «Хочу умереть на боевом посту!» Ему бы и дали умереть, хрен с ним, но он расставаться с жизнью явно не торопился, а ведь должность его уж пообещали одному нужному человечку…

Короче, решил господин Хвостинец этого завотдела скомпрометировать. Заманили его хитростью за город, на персональную дачу Хвостинца, а там – запёрли в комнате, стены, пол и потолок которой были намертво заклеены портретами правящей державой Важной Персоны. Под потолком из окошка объектив фотоаппарата выглядывал.

Накормили гостя селёдкой, дали воды вволю напиться, а в туалет – не выводят!.. Так что ж вы думаете?!, Трое суток мучился бедняга, терпел, корчился, испытывая немыслимые муки… А потом – не выдержал. Лихорадочно расстегнув брюки, под фото-вспышки ударил тугой струей мочи в разные стороны, щедро поливая лик нашего дорогого Лидера державы, и вопя отчаянно: «Чёрт с вами – ухожу!..»

Вот какие делишки у нас порой случаются… Тут не заскучаешь!..

НУЖНАЯ БОЛЕЗНЬ.

Вечером в воскресенье я заболел. Кашель, насморк, горло болит, температура – самые веские основания взять больничный, и хоть на недельку избавиться от всех этих справок, отчётов, докладных, посетителей и, разумеется, от паршивой своры гадов – начальников… Для меня каждый будний день оплаченного невыхода на службу – это как праздник!..

В понедельник утром просыпаюсь – ни кашля с насморком, ни боли с температурой… Здоров как космонавт, чёрт побери!.. Но я ведь уж настроился поболеть…

Вызвал по телефону участкового врача, прилёг на диван, начал давать себе установку на болезненный вид. Покойных дедушку с бабушкой вспомнил, ещё кое – кого из усопших родственников… Задумался о голодающих детях ,Африки и Латинской Америки, мёрзнущих в Антарктиде пингвинов представил с содроганием… Потом мысленно прокрутил в памяти все те гнусности и гадости, которые пережил только за последний месяц проклятой службы…

Ничего не помогало!.. С каждой минутой самочувствие стремительно улучшалось, жизненный тонус рос как на дрожжах, настроение вспорхнуло птичкой и унеслось к самым вершинам… Неудержимо хотелось смеяться, петь, танцевать до упаду и даже – идти на работу!..

Я испугался: может, у меня крыша поехала?.. Решил принять экстренные меры. На кухне заварил лежалого грузинского чая, хлопнул залпом полную чашку – в животе забурчало, слегка приувял цветок моей радости, и вновь припомнившиеся предсмертные вскрики и стоны упокоившихся родичей теперь показались понятней и созвучней…

Разрезал луковицу, к глазам поднёс – появились слёзы, запершило в горле, а от своевременного предположения: «Не могла ли в прошлом году заразить меня СПИДом Клавка – медсестра в крымском пансионате?» – настроение не только рухнуло с небес на почву, но и углубилось в неё на добрую сажень.

Потом снова лёг на диван, восстановил в памяти вредную физиономию своего непосредственного начальника Арнольда Тимофеевича, мысленно озвучил картинку его визгливо – жидким баритончиком: «Почему до сих пор не представили мне отчёт по объекту в Зелёном?!.» И о чудо – мне снова стало плохо!.. Я снова – болен!..

Тут как раз и врачиха явилась. Лежа на диване, гляжу на неё снизу вверх слезящимися глазами, хриплю жалобно: «Доктор, скажите только одно: я буду жить?..»

Понятно, что больничный она выписала!.. Накатала рецепт на кучу лекарств, надавала всяких рекомендаций, и наконец-то утопала…

И сразу же у меня вновь – такой прилив сил!.. Побежал в спортивный клуб на соседней улице, и битый час толкал стокилограммовую штангу.

Затем в баре по соседству осушил два бокала пива, оттуда зашел в гости к одной знакомой, устроив ей настоящий сексадром, так что когда уходил – она даже не смола подняться с постели, чтоб проводить, и пролепетала жалобно вслед мне: «: Спасибо, милый!..»

…М – да… Болеть – не работать. Болеть – хорошо!..

ТРОЕ С КОРЗИНОЙ.

С посетителями я строг, но справедлив. Некоторые из них заслуживают особого отношения, и вот один из подобных случаев.

…В мой кабинет вошли трое: дубоватые пиджаки с квадратными плечами, рубашки в полосочку и без всякого намёка на галстуки, лица обветрены до красноты, кулачища размерами с пудовую гирю, литые шеи, короткая стрижка, бычье упрямство во взглядах, короче – типичный сельхозпролетариат.

А в руках у их «бугра» – битком набитая чем–то корзина, прикрытая сверху от нескромных взглядов чистой тряпицей, и запах от той корзины – обалденный!.. Каждая кишка в моём вечно голодном младреферентском брюхе затрепетала от тех сладостных ароматов…

«Вы по какому вопросу?» – строго спросил, не отрывая молящих глаз от их багажа.

Как я и предполагал, дельце их оказалось пустяшным: срочно нужны дефицитные запчасти к тракторам, если их не достать – через три дня встанет посевная… В принципе им ещё в нашей Канцелярии должны были в доскональности втолковать, что оных запчастей на складах нет и в ближайшие недели не предвидится, но – не втолковали отчего–то, а напротив, переадресовали ко мне, что уже наводило на раздумья…(Выскажу догадку: кроме этой корзины было ещё и некое лукошко, и оно осталось в Канцелярии…)

«Д – д – да, решение этого вопроса частично зависит и от меня…» – сглотнув слюнку, бормочешь, лаская взглядом их пахучую ношу. «Бугор» оглянулся на своих спутников, те ему кивнули, и тогда он извлёк из–под тряпицы и подал мне цельный круг домашней колбаски. Я бережно принимаешь бесценный дар, подносишь колбаску к носу, жадно втягиваешь воздух.. О – о – о – о – о!..

«Моё «добро», считайте, уже получено!..» – спрятав колбаску в сейф, и на два оборота ключа заперев дверцу, бодро сообщил я. – Пошли, отведу вас к своему начальнику – для окончательного решения вопроса…»

И повёл троицу к Арнольду Тимофеевичу.

Мы шли по учрежденческому коридору, а мимо с деловым видом туда – сюда шныряют мои сослуживцы, из то и дело распахивающихся дверей кабинетов гудели строгие голоса, звонили телефоны, трещали факсы, телексы и прочая делопроизводительная дребедень, внушающая посетителям острое чувство присутствия в ХРАМЕ ВЛАСТИ.

Мои колхозники, замечаю, заробели и съёжились, сообразив наконец, каких важных людей от державных забот отвлекают своей пустяковой хреновиной!.. Ни-чё… пусть помнят своё место!..

Мимо слегка удивившейся секретарши провёл троицу прямо в кабинет своего завотделом. Кто–то из терпеливо ждущих у него приёма посетителей пытался зароптать, но я и ухом не повёл.

Зашли. Из–за своего письменного стола Арнольд Тимофеевич удивлённо вскинул глаза – и наткнулся ими на корзину. Острый щупающий взгляд мгновенно просчитывал её содержимое. Шмат сала, разные колбаски, балык, что–то ещё из домашних копченостей… Хоть и не из голодного края родом мой начальник, но ведь далеко и не каждый день видишь в непосредственной близости от себя столько разнообразной и легко доступной вкуснятины!.. Вот почему только не заорал на меня шеф: «На хрен привёл толпу народа?!», а вовсе даже наоборот, очень вежливо у владельцев корзины спросил: «:Чем я могу быть вам полезен, товарищи?.».

Они начинали объяснять: трактора…запчасти…посевная!.. Короче, вопрос – в пределах компетенции моего шефа. Уяснив ситуацию, он сухо кивнул мне: «Можете идти…»

А меня здесь ничто и не держит!.. Стремительным шагом следую в свой кабинет, запираюсь изнутри, достаю из сейфа вожделенную колбаску – и вкушаю её, урча от наслаждения!..

Вечером после работы на выходе из учрежденческого здания натыкаюсь всё на тех же выходящих с проходной богатырей села. Видать, кроме кабинета Арнольда Тимофеевича пришлось посетить им ещё парочку нашенских завов и замначупров, потому как казавшаяся бездонной и многопудовой корзина совершенно опустела, и теперь лёгким пёрышком болталась на плече «бугра».

И услышал, как «бугор» уважительно сказал своим товарищам: «Да. всё ж какие занятые люди здесь работают!..»

Те одобрительно закивали, а я пошёл дальше, размышляя о том, как же умственно отстала деревня от города, и не уехать ли мне в село, чтобы там «на безрыбье» быстренько заделаться каким–нибудь влиятельным боссом.

Что касаемо дефицитных запчастей, то они поступили в тот колхоз (или как он там сейчас называется?) именно через три дня, в отличие от всех прочих колхозов, до которых вряд ли они доберутся и через три недели…

М Е С Т Ь Б И З Н Е С М Е Н У .

Ходил ко мне на приём некий бизнесмен, Семёном его звали, фамилию уж не припомню.

Требовалось ему разрешение на аренду в центре города помещения кафе «Берёзка», – он там планировал открыть свой ресторан. Парень вроде неглупый (в смысле – понимающий, что на добро надо отвечать добром), вот я и решил: почему бы не помочь хорошему человеку?.. Провёл нужное ему решение через все инстанции, и только на последней фазе ещё и мой шеф Арнольд Тимофеевич подключился, пару раз легонько шевельнув в его .интересах рукою…

В общем, получил он в аренду свою «Берёзку» Отблагодарил каким–то презентом Арнольда Тимофеевича, а мне – фигу с маслом!.. Одно лишь душевное: «Спасибо!» с молчаливым намёком: «А свою долю – требуй от начальства, которому уж уплачено!»

Представляете?! Понятно, что ничего на такое наглое кидалово не ответил, лишь кисло усмехнулся, про себя же подумал: «Зря ты со мною – ТАК»

Выждав некоторое время, шепнул ребятам из санэпидемстанции, пожарного надзора и архитектурного управления, что надо бы проверить устные заявления граждан об аварийном состоянии кафе «Берёзка»… В кафе сразу же нагрянули три проверяющие комиссии, которые совместно и раскопали, что «Берёзка» лишь случайно ещё не развалилась, и её надо немедленно отремонтировать за счёт арендатора. Кинулся ошарашенный Семён за помощью к Арнольду Тимофеевичу, а тот – руками разводит, мол: «Что мог для тебя сделать – сделал, а остальное – не моё дело…»

Вслед за шефом и я изобразил бессилие: «Что же я могу, если даже и мой начальник – не может?..»

В общем, денег на капремонт у Семёна не оказалось, – он и так в долги влез по шею, дурашка, чтобы бизнес поскорее раскрутить… Вот в оконцовке кафе у него и отняли. А потом, когда пришло время возврата неосторожно взятых кредитов, пришлось ему расстаться ещё и со всем своим описанным через суд имуществом: квартира с мебелью, машина с гаражом, дача, надувная лодка… Жена – красавица ушла от Семёна–неудачника к молодцеватому начальнику пожарнадзора.

И сломался Семён, запил горькую, опустился, скатился на самое дно жизни.

Видел я его спустя пару месяцев – небритый, грязный, с испитым носом… Стоял у дверей какого–то шикарного кабака, с протянутой рукою – просил на бутылку. Хотел подойти, напомнить о себе, объяснить, за что именно судьба его так больно ударила, кинуть копеечку в его давно не мытую ладошку…

Но – пожалел денежку.

Не подошёл. Прошёл мимо.

Г А Л С Т У К .

От какого в сущности пустяка порою зависит карьера, да и вся судьба!..

Однажды на аппаратном совещании глава нашего учреждения, Илья Борисович Хвостинец, на секунду задержал взгляд на мне, скромной млад – референтской козявочке, всмотрелся пристально, а потом что–то через плечо кинул своему помощнику, и тот черканул карандашиком в записной книжице.

Не только я это заметил – все заметили. И всем (как и мне) показалось, что двинуться мне скоро на повышение!..

Друзей у меня вдруг появилось – море!.. И такие же, как я, скромные референты, и замзавотделов, и даже кое–кто из завотделов по–простецки захаживали теперь в мой кабинет, калякали про погоду и международную обстановку, про всякую всевозможно-служебную хренотень, а заодно пытались аккуратно выведать, какую же теперь должность я займу.

Все когда–либо взятые у меня в долг и не возвращённые своевременно денежки тотчас вернули мне со всяческими извинениями.

Наконец, мой непосредственный начальник Арнольд Тимофеевич вдруг начал обращаться ко мне исключительно по имени – отчеству, здороваться за руку, и намекать, что это именно он самым первым оценил должным образом мой незаурядный интеллект, и неоднократно докладывал про мой быстро растущий потенциал вышестоящему руководству. Не совсем верилось в его слова, но на всякий случай я поблагодарил его за внимание, и гарантировал, что после своего скорого возвышения буду оказывать ему свою поддержку и покровительство.

А потом всё выяснилось: оказывается, это всего лишь мой галстук понравился Илье Борисовичу. Импортный такой, красивенький, – мне его друзья на день рождения подарили, вот Хвостинцу тот галстук и приглянулся, и он велел своему помощнику приобрести ему такой же.

Ещё денёк для верности выждали, не двинут ли меня всё–таки наверх, а потом – схлынула волна уважительного отношения к моей скромной особе.

И заходить в мой кабинет покалякать по душам перестали, и вчерашние сановитые дружбаны при встречах в коридорах уж даже и не смотрели в мою сторону, а Арнольд Тимофеевич не только моё отчество забыл напрочь, но и имя с фамилией старался больше не вспоминать… При надобности – сердито бурчал что–то вроде: «Скажите тому придурку, чтоб ко мне зашёл, срочно!..»

Пытались у меня ещё и возвращённые сгоряча денежки забрать обратно, но тут я их сразу осадил, поинтересовавшись хмуро: «А не боитесь, что завтра Илья Борисович вспомнит, кому именно он обязан своим классным галстуком?..»

Подействовало – сразу отцепились…

Продолжение следует

Автор: Владимир Куземко, специальн

Tweet