Городские бунты в Москве: «Войско взбунтовалось»

События, известные как первый стрелецкий бунт, или Хованщина, произошли весной – летом 1682 года. Потакание властей карательным органам вместо лояльности привело к бунту «силовиков».

Читайте начало «Городской бунт в Москве. История,причины и традиции» 

Огнестрельная пехота, стрельцы, в Московском царстве были одновременно и родом войск, и сословием. Их отличие от других сословий заключалось в том, что в стрельцы не записывали по рождению, как дворян, а набирали «с улицы». Стрелецкое войско можно было бы назвать одним из немногих социальных лифтов в Московии.

Любой, кто не холоп и не крепостной, но при этом устал от незащищенной и полунищей жизни простого «черного тяглеца», став «государевым слугой», не только получал оружие в руки, жалованье и участок земли на прокорм, но мог еще в свободное от службы время торговать и вести промыслы. Плюс корпоративная поддержка — в Москве стрельцы селились особыми слободами. При этом они довольно быстро стали терять свое значение как род войск, годный для ведения войны.

Еще дед Петра Великого — царь Михаил Федорович начал создавать рейтарские полки европейского образца, а к временам Хованщины руководимые иностранными военспецами рейтары и солдаты уже составляли едва ли не большую и уж точно наиболее дееспособную часть русской пехоты. Стрельцам было найдено другое применение — служить царской охраной и в случае чего силой хватать всяких смутьянов. Век был бунташный, так что с момента Соляного бунта и до самой Хованщины численность московских стрельцов выросла в 2,5 раза. Однако ни государево жалованье, ни царские подарки, ни даже бизнес «на посаде» лояльности не гарантировали.

Дворяне, иностранные наемники, не говоря уж о боярах-олигархах, жили все равно богаче. Однажды стрельцы решили исправить эту несправедливость. Их выступление можно было бы назвать путчем, но по форме это был типичный русский бунт. Повод снова был абсурдный: якобы бояре в Кремле убили царевича Ивана, как когда-то Димитрия — в Угличе. Появление Ивана на красном крыльце 15 мая 1682 года толпу стрельцов нисколько не успокоило.

В отличие от «рассерженных горожан», приходивших в прошлые разы, «силовики» четко знали, чего хотели, и никакого особого пиетета к царским покоям не испытывали. Стрельцы не побоялись подняться сначала на красное крыльцо, а потом и во дворец, где стали ловить и убивать «изменников» по списку. Первым на пики, прямо на глазах у царицы-матери Натальи Кирилловны и малолетнего царя Петра, угодил бывший стрелецкий начальник, выросший до высших политических сфер, эстет и западник Артамон Матвеев.

Так же беспощадно расправились и с князем Долгоруким, курировавшим смежные силовые структуры. Убили еще несколько высокопоставленных сановников, в том числе дядю царя — Афанасия Нарышкина, спрятавшегося под престолом дворцового Спасского собора. Еще одного брата Натальи Кирилловны, Ивана Нарышкина, убили 17 мая вместе с придворным врачом по фамилии Гаден. Расправы в городе продолжались в течение трех дней.

Жертвами «зачистки» оказались в первую очередь личные недруги стрелецкого главы князя Ивана Хованского. Сам он происходил из Гедиминовичей, а командовал стрелецким отребьем. Немудрено ему было ненавидеть худородных кремлевских выскочек Нарышкиных, Матвеевых и Языковых вкупе с придворными иностранцами.

Иван Андреевич вообще слыл консерватором, любителем старой веры и ненавистником всякой немецкой бесовщины — особенно, конечно, рейтарских полков. Некоторые считают, что амбициозный князь в какой-то момент начал примерять на себя шапку Мономаха. Его политическая программа, впрочем, не успела проявиться до конца. Не до того было. Для начала вместе с «товарищами по оружию» он поделил имущество убитых бояр и занялся разграблением казны.

Сразу после майского путча на «заслуженное» жалованье стрельцам из государственного бюджета была выделена астрономическая по тем временам сумма — без малого четверть миллиона рублей. Стрельцы стали предъявлять иски монастырям и посадским общинам, вымогая у них «подможные» деньги. Суды удовлетворяли их в спешном порядке, не вдаваясь в подробности.

Разбой, однако, продолжался недолго. Даже в полусредневековом государстве, каким была Московия XVII века, бюрократический аппарат как система оказался достаточно силен, чтобы противостоять узурпации власти одной из силовых группировок. Контроль за выработкой и принятием решений по-прежнему оставался в руках чиновников в приказах.

Правящая элита быстро опомнилась и развернула ситуацию в свою пользу. На место Нарышкиных пришли Милославские во главе с царевной Софьей. Так возник один из первых тандемов в русской истории — слабоумного Ивана провозгласили царем вместе с Петром. Хованский замахнулся было на регентство, но обойти Софью ему было трудно. Время играло против него.

В конце августа Софья с двором покинула Москву, где господствовали стрельцы, и обратилась за помощью к дворянству. 17 сентября 1682 года князя Хованского схватили и казнили вместе с сыном. 16 лет спустя свое взрослое правление реформатор Петр начнет с того, что полностью ликвидирует ненужное и опасное для государства стрелецкое войско.

Городские бунты в Москве. Эпизод пятый. Оскорбленные верующие

Пока философ Вольтер и императрица Екатерина II обсуждали восстание в Сирии, «православные активисты» в Москве забили до смерти собственного архиепископа

Чумной бунт 1771 года, акварель Эрнеста Лисснера

Восемнадцатое столетие, что мы знаем о нем? Эпоха Просвещения! Век золотой Екатерины! Из темной Московии правительство российское переехало в холодный блистательный Петербург, где, правда, оказалось в положении «единственного европейца». В 1771 году переписка императрицы-западницы Екатерины с философом-вольнодумцем Вольтером была в самом разгаре. Старик, похоже, в какой-то момент стал всерьез подумывать о том, чтобы приобщиться к роскоши далекого русского двора. Да так, что даже был готов поверить в реформаторские обещания своей русской корреспондентки.

И то правда, ведь тогда Россия даже поддерживала движение повстанцев в Сирии. Даром, что сама не первый год вела войну с Турцией, которой Сирия в те времена принадлежала. В вопросах веры тоже наблюдался большой прогресс. «Великодушие россиян, греческий закон исповедующих, трогает до слез» — такими формулировками русская императрица убеждала известного борца с церковью в религиозной толерантности россиян. «Я всегда пленяюсь вежливостью Ваших подданных», — радовал наблюдениями мыслитель. Эх, все бы так работали над имиджем России! Когда летом того же года Вольтер узнал, что русские войска вошли в Крым, то написал, что верит в способность Екатерины возродить великую Трою. О, галантный век!

Победы на юге, однако, принесли России не только новые земли, но и эпидемию чумы. В конце весны 1771 года мор достиг Москвы. В городе, который современники называли «небольшим миром», погибало до тысячи человек в день. Власти пытались принять жесткие карантинные меры: имущество зараженных сжигали без всякой компенсации. Костры горели еще и потому, что их считали средством защиты от распространения заразы. Все лето Москва стояла в дыму. Погибших от чумы вытаскивали крюками с дворов и хоронили в ямах за городом — так возникло большое Пятницкое кладбище, что недалеко от сегодняшней станции метро «Рижская». Нужно ли говорить, что подвоз продовольствия в город был сильно ограничен, рынки и большая часть лавок закрылись.

К концу лета отчаяние и паника достигли предела. Высокое городское начальство в лице генерал-губернатора Петра Салтыкова поспешило уехать подальше. У обывателей осталась одна надежда: говорили, что икона Боголюбской Богоматери у Варварских ворот Китай-города обладает чудотворным свойством, помогает в исцелении.

На дворе, напомним, стоял век Просвещения. Архиепископом в Москве служил Амвросий, в миру Андрей Степанович Зертис-Каменский, человек образованный, автор перевода на русский еврейского подлинника Псалтыри. В слепой вере масс он усомнился. Владыка, видимо, больше доверял известным ему медицинским знаниям. Чтобы массовое скопление народа не привело к еще большему распространению вируса, архиепископ распорядился икону с ворот убрать и ящик для пожертвований временно закрыть. Это вполне рациональное действие сильно оскорбило чувства верующих.

События 15—17 сентября 1771 года сильно напоминают дурной сон. Кто-то сказал, что Амвросий лично украл деньги из ящика для пожертвований. Кто-то ударил в набат. Толпа ворвалась в Кремль. Пока искали «вора», разграбили Чудов монастырь. Дорвались до винных погребов, которые держали монахи. Перепились. Пошли драки из-за взятого добра. На следующий день двинули в Донской монастырь. Вломились в пустой храм. Мальчонка разглядел кусок черной одежды, торчащей из-под иконостаса. Это был архиепископ. Убивать его поначалу никто не хотел. Но чей-то дворовый, разгоряченный после кабака, вбежав с улицы, ударил со всей силы колом. Остальные добавили…

Уличные бои в Москве продолжались три дня. Командующий военным округом Петр Еропкин (в его особняке на Остоженке теперь располагается Лингвистический университет им. Мориса Тореза) с трудом сумел вернуть ситуацию под контроль, после чего подал в отставку. «Разруливать» ЧП из Северной столицы приехал лично фаворит государыни Григорий Орлов. Четверых активистов беспорядков казнили, остальных, включая подростков, били кнутом и сослали на каторгу.

Всё как при Алексее Михайловиче. Чума пошла на спад с наступлением холодов. Общее число ее жертв составило около 200 тысяч человек. «Подлинно вот, чем славный осьмнадцатый век может похвалиться! Вот как мы сделались просвещенными», — иронизировала Екатерина в очередном письме Вольтеру.

В ответ философ поделился собственными скромными познаниями об особенностях распространения «моровой язвы», да и только. Социальную сторону события он почему-то оставил без комментариев. Меж тем это был последний средневековый бунт в истории Москвы. Какой-то особенно бессмысленный и беспощадный. Но история городских протестов на этом, конечно же, не заканчивается.

Автор: Василий Жарков, заведующий кафедрой политологии МВШСЭН (Шанинки), кандидат исторических наук, Новая газета