ТОЧКИ НА КАРТЕ КИЕВА: ШЕВЧЕНКОВСКИЙ КПЗ

Его задержали рано утром, при выходе на работу и сразу доставили к следователю прокуратуры. До позднего вечера длился допрос, задавались многословные каверзные вопросы. Когда протокол допроса был подписан, на него надели наручники и вывели на улицу, где ожидал автомобиль. Спускаясь по лестнице, задержанный увидел команду следователей и оперов, шумно отмечавших водочкой сомнительный успех, связанный с его арестом. Через 20 минут его доставили в Шевченковский райотдел милиции.…в фойе райотдела на глаза мне попался опер, которого я знал около десяти лет. Увидев меня в наручниках, розыскник сразу отвел глаза, отвернулся и сделал вид, что меня не знает. В комнате досмотра был сделан поверхностный шмон, в результате которого я лишился шнурков от ботинок и куртки. К моей радости, обыскивавшие меня сержанты не нашли сто гривен, предусмотрительно спрятанные в носок. На найденные в кармане куртки двадцать гривен сержанты предложили купить у них две пачки сигарет, что я с удовольствием сделал. Сам я не курю, но с пустыми руками идти в «хату» было не прилично.

В КПЗ Шевченковского райуправления милиции семь камер, четыре слева и три – справа. Первая камера была закреплена за наркоманами, четвертая – за женщинами. Помещение, куда определили меня, было размером 3 на 6 метров с маленьким зарешеченным окошком с плексигласом вместо стекла. Камеру освещала спрятанная под потолком тусклая лампочка, позволявшая рассмотреть собранный тут разношерстный коллектив. К моему удивлению, «жилплощадь» занимали только три человека, расположившиеся на прикрученных вдоль стен не широких скамейках. При моем появлении все подняли головы, глядя на меня с интересом. Заняв свободное место, где мне предстояло «отдыхать» несколько дней, я рассмотрел товарищей по несчастью. Ими оказались два парня 22-25 лет и подросток. Выяснилось, что парни не новички и по разу уже успели побывать на зоне. Мальчишка оказался цыганенком, с гордостью сообщившим мне, что сидит в этой «хате» уже полтора месяца за грабеж и что ему 18 лет.

В неспешных беседах потекли дни. Я узнал, что цыганенок Миша родом из Фастова, приехал в Киев на поиски младшего брата. Дома его ждет мать и четыре сестры. Так как им не сообщили, что Миша сидит в райотделе, то «дачки» ему не носят. Ест то, чем поделятся сокамерники. В ИВС паренька брать отказываются, так как врачи при осмотре обнаружили открытую язву желудка. На мой вопрос о возрасте мальчонка ответил, что паспорта у него никогда не было, а про совершеннолетие сказал для солидности. Рассказывая о столичных приключениях, заявил, что на вокзале познакомился с мальчишками , в компании которых провел несколько дней, сшибая деньги у таких же сверстников. За это их и замели, но потом подельников отпустили в виду несовершеннолетия. Миша очень удивил меня когда признался, что не умеет читать и писать. И доверительно сообщил , что на составленных операми протоколах допросов ставил вместо подписей крестики. Время от времени Миша сворачивался в клубок от приступов язвы, которых сотрудники дежурной части просто не замечали.

Двух других обитателей камеры – Сашу и Витю, главным образом волновал вопрос о том, куда они попадут после суда. В первой ходке Саша сидел на «черной» зоне, а его собеседник – на «красной». Отличие в том, что «черной» фактически руководят воры, а «красной» – администрация. Витя жаловался на «Полтаву», ее драконовские порядки, плохую еду и творимый там беспредел. Саша, в свою очередь, нахваливал «Мартусовку», воровские понятия и близость зоны к Киеву. За их беседой внимательно следил маленький цыган, стараясь ускоренным курсом пройти воровские университеты и постичь криминальные премудрости, так как боялся «запороть бочину», совершив по незнанию какой либо непростительный поступок. В конце разговора собеседники мрачнели и подводили общий знаменатель — на всех зонах одинаковый беспредел и одинаково хреново. Затем молча и сосредоточено принимались искать и уничтожать вшей, поселившихся в складках и швах одежды. Щелчки, раздававшиеся от лопавшихся под грязными ногтями паразитов давали определенное представление об их количестве в Шевченковском КПЗ.

Каждое утро начиналось со «шмона», проводимого сменным нарядом дежурной части. Как правило, эффект не достигался, так как все запрещенное пряталось в труднодоступные места. Нам удавалось сохранять в камере до двадцати пачек сигарет, карты, чай, шариковую ручку и несколько лезвий. Затем шла короткая процедура утреннего туалета, сопровождаемая нетерпеливыми криками из соседних камер и матюками охраны. За минуту – полторы каждый задержанный должен был успеть оправиться и умыться ( последнее по желанию). На такие несущественные мелочи, как отсутствие туалетной бумаги, мыла и полотенца внимания не обращали. Привилегии предоставлялось только женщинам, которые с видом супермоделей проходили в вонючий туалет под радостное ржание и шутки закрытых мужчин. Особенно радовалась команда « кайфотиков», из камеры которых был отчетливо виден весь утренний ( да и вечерний тоже) женский моцион. Дверь в туалетную комнату закрывать было запрещено и это обстоятельство давало массу тем для обсуждения обитателям КПЗ и скрашивало их тревожный быт.

В дневное время задержанные отсыпались, кое-кого поднимали на верх к операм. Как правило, в дневное время бояться было нечего. По райуправлению ходило начальство, посетители. С самого утра родственники приносили и оставляли в дежурной части передачи с едой и вещами для задержанных, которые сидя в своих камерах гадали, придет ли им сегодня «дачка» и что в нее положили. Целый день голодные арестанты ждали, когда «кабанчиков» (т.е. передачи) прошмонают и отдадут обитателям камер. Особенно интересно было наблюдать за одним из помощников дежурного по РУВД – старым, грузным капитаном милиции. Шмон сумок и пакетов с едой он взял лично на себя, не утруждая этим занятием подчиненных сержантов. Капитан сумел превратить процедуру обыска в некое священнодейство и своеобразный ритуал. Сложенные в дежурке пакеты он по одному заносил в дознавалку, некоторое время при закрытых дверях колдовал над ним, после чего нес в камеру. Затем так же неторопливо шел в туалет, где долго и тщательно мыл руки. Этот обряд капитан повторял ровно столько раз, сколько пакетов стояло в дежурной части. Удивительно, но почему-то всегда ближе к вечеру камеры КПЗ начинали наполняться новыми жильцами. Создавалось впечатление, что пик работоспособности милиции приходится на вечернее и ночное время. Количество постояльцев в камере иногда доходило до четырнадцати человек. Около восьми часов вечера дежурный по РУВД обходил камеры, держа в руках списки и выкрикивая фамилии тех, кому выпало ехать на подольский ИВС. Названные прощались с остающимися и шли с вещами на выход, где конвой сковывал их попарно наручниками. Наиболее ушлые и опытные, прекрасно понимая, что режим ИВСа гораздо строже, отказывались ехать под любыми предлогами. Переняв положительный опыт, я сообщил дежурному о наличии у меня вирусного гепатита и вшей, после чего милиционер сразу потерял ко мне интерес и брезгливо морщась отправил обратно в камеру. Моего соседа – цыганенка, на выход вообще никогда не вызывали, Саша демонстрировал гнойники по телу, а Витя аргументировал коробочкой собранных вшей. Все знали, что в ИВС сломалась «прожарка» для дезинфекции завшивленной одежды и поэтому доводы задержанных принимались без возражений. Особенно после того, как несколько раз конвой без толку катал людей, которые на Подоле сообщали принимающему менту об открытой форме туберкулеза и прочей заразной дряни. Реакция была немедленной и быстрой – обратно в РУВД и без справки от врача больше не привозить. Мы все прекрасно понимали, что справки не будет долго из – за отсутствия в РУВД свободной машины, бензина и желания милиции ездить рядом с неизвестно чем больными арестантами.

Ближе к восьми вечера к наркоманской «хате» приходил опер Рома из местного ОБНОНа, которого «кайфотики», корчась в «ломках», ждали как бога. Рома начинал по одному выдергивать их из камеры в комнату дознания. Наркоманы шли туда, еле передвигая ноги и держась за стенки, а спустя десять минут выходили бодрыми и счастливыми. Видимо, волшебник Рома, в обмен на их откровенность, дарил им немного чудесного элексира здоровья. Замечу, что наркоманы сидели в камере КПЗ до тех пор, пока добросовестно и самозабвенно закладывали друзей, оставшихся на воле и соседей по камере. Те, кому сдавать уже было некого, шли на последнюю хитрость, которая заканчивалась приблизительно так. В коридор КПЗ влетал разъяренный Рома и, матерясь, тащил в «дознавалку» ушлого наркомана со словами: « …в той хате на Винограднике пусто и бабка – бандерша полгода как сдохла!». После этого из дознавалки доносились звуки ударов и жалобные крики избиваемого наркомана. Образцово – показательная работа по искоренению наркоманского вранья обычно заканчивалась его немедленной отправкой в ИВС на Подол.

Время от времени в нашу «хату» закидывали новое пополнение. В основном это были молодые ребята 20 –25 лет. Именно такая возрастная категория забивает вакантные места в украинских следственных изоляторах и зонах. Все вели себя по-разному. Парня – наркомана определили к нам за то, что он с товарищем после «запуска стаи дельфинов себе под кожу» попытался вынести с седьмого этажа гостинки неисправный холодильник «Днепр», который использовался, как склад для разного хлама. Никакой мало – мальской ценности он не представлял. Самое смешное заключалось в том, что сам похититель не мог сказать нам, с какой целью и куда пытались унести эту кучу хлама. Не сделав и двух шагов доходяги – «кайфотики» со страшным грохотом уронили тяжелый железный ящик и немедленно были биты набежавшими пролетариями. За экзекуцией последовала официальная передача воришек в руки подоспевших на вызов правоохранителей и просьбы негодующей общественности произвести расстрел на месте. Удовлетворенные раскрытием еще одного «резонансного» преступления милиционеры привезли в райуправление неудачников, заставив их заодно занести в дежурку и изъятый вещдок – холодильник «Днепр». Следующие два дня «мастер холодильного оборудования» проспал, причем делал это почему – то в положении сидя, а спустя еще один день уехал на ИВС.

Как-то ночью в камеру затолкали старого, худого и синего от наколок мужчину с явно выраженной открытой формой туберкулеза. Перед этим ему сделали неплохую профилактику, избив дубинками и другими подручными средствами. По всему расписному телу багровели ссадины и кровоподтеки, старый «зек» стонал и харкал кровью, акккуратно сплевывая ее в кулек для мусора. Нам он сообщил, что скоро вернется «домой» (то есть на зону). Немного оклемавшись, он рассказал много интересных историй из воровской жизни. Звали его Вова «Акула» и кличку свою он получил после конфликта, случившегося на «пресс – хате» одной из тюрем бывшего СССР. Во время вспыхнувшей драки Вова, с его слов, вырвал оппоненту глаз и тут же проглотил его, заслужив людской почет и уважение.

Около двух – трех часов ночи в дежурку привозили проституток, собранных с проспекта Победы и других мест. После обычной процедуры – «игры на фортепиано» (снятие отпечатков пальцев), через которую проходили все «гости» РУВД, милиционеры выбирали из проституток наиболее привлекательных и крутых «бабочек». Им предоставлялось почетное право помыва арестантского туалета и коридора между камерами. Не скажу, что это занятие доставляло девушкам удовольствие, но замечательно развлекало обитателей камер, так как весь процесс можно было наблюдать через забранные плексигласом двери камер.

Однако, КПЗ – пристанище временное. Цыганчонок – редкое исключение. Неделя, две, три и человек из КПЗ уходит. Иногда на свободу, чаще в ИВС или на СИЗО. Те счастливцы, которые готовятся выйти на свободу, всегда обещают оставшимся «подогнать кабанчика» – передать еду, туалетную бумагу, прочие мелочи. Бывалые сидельцы на эти обещания лишь усмехаются. Не было еще случая, чтобы вышедший из этих стен, что нибудь передал оставшимся. Вышел и забыл. Постарался забыть.

Владимир Абросимов, специально для «УК»