Уроки истории. Как ставка на заключенных привела Россию одному из самых унизительных поражений
Использование осужденных в войнах за новые территории — давняя российская традиция. Вот только ни к чему хорошему она никогда не приводила. Ссыльные и каторжники были основными участниками обороны Сахалина в Русско-японской войне, которая, как ожидали власти, должна была стать «маленькой и победоносной», а обернулась одним из самых унизительных поражений в истории, пишет в издании The Insider историк Любовь Виноградова.
Утром 24 июня 1905 года к скалистому, заросшему густым лесом побережью Анива на южной стороне Сахалина подошла японская эскадра из 53 судов, которая начала высадку 14-тысячного десанта 15-й дивизии. Противостоять ей на острове могли лишь 1,5 тысячи солдат и четыре дружины ополчения, состоявшие преимущественно из ссыльнопоселенцев и каторжников. На принадлежность этих людей к дружине указывал лишь вырезанный из жести ополченский крест на тулье их арестантских бескозырок.
Этот день открыл заключительный этап Русско-японской войны. Далеко в прошлом остались ее первые недели и энтузиазм, охвативший нацию в начале «маленькой победоносной войны», как поспешил назвать ее министр внутренних дел Плеве. В феврале и марте 1904 года все витрины пестрели лубочными картинками, изображавшими японцев в виде макак или, по крайней мере, каких-то перепуганных заморышей, которых избивали нагайками бравые, огромного роста казаки.
Проходили огромные манифестации в крупных городах (правда, в их лидерах частенько опознавали переодетых околоточных и городовых). Патриотически настроенная публика требовала исполнения «Боже, царя храни» по три или четыре раза в течение любого театрального представления. В те первые недели войны даже новорожденным часто давали имя Броненосец в честь русских боевых кораблей.
Шли месяцы, одно поражение следовало за другим, становилось все яснее, что эта война, «непонятная своей ненужностью», по словам писателя и военврача Викентия Вересаева, выльется в серьезное бедствие для России. Преобладание на море, которое Николай II считал важнейшей задачей, быстро сошло на нет. Внезапное нападение японского флота на российскую эскадру в ночь на 27 января 1904 года вывело из строя несколько сильнейших кораблей, гордость русского флота — «Цесаревича», «Ретвизан» и «Палладу». Японцы высадились в Корее.
В мае, пока русское командование бездействовало, они высадились на Квантунском полуострове и перерезали сообщение Порт-Артура с Россией. Гарнизон Порт-Артура сдался в декабре 1904 года после нескольких месяцев осады. Остатки русской эскадры в Порт-Артуре были потоплены японцами либо взорваны самими экипажами.
В феврале 1905 года японцы заставили русских отступить в генеральном сражении при Мукдене. Когда 15 мая 1905 года японцы в Цусимском сражении нанесли поражение русской эскадре, переброшенной с Балтики, исход войны был определен.
Росло народное недовольство, которому в недалеком будущем предстояло вылиться в революцию. После боев в Маньчжурии — «кровавого тумана… трупов, трупов, трупов», по выражению Вересаева, по стране ураганом прошла мобилизация, которая должна была компенсировать потери. Только что крестьяне сокрушались о взлетевших ценах и повышенных налогах, как безжалостная машина мобилизации дошла и до них, с «мгновенным выхватыванием из дела на полном ходу, без возможности как-то закрыть и закончить свои дела».
После жестокого поражения Балтийской эскадры адмирала Рожественского в Цусимском сражении последнее, чего оставалось достичь Японии, — это получить контроль над Сахалином. Помимо прочего, это позволило бы ей заключить мир на более выгодных условиях.
Броненосец «Орел» после Цусимского сражения
«Сахалин никому не нужен и никому не интересен», — заметил друг и издатель Чехова Алексей Суворин, когда Чехов объявил ему о планах посетить «каторжный остров». Серьезная оборона чрезвычайно отдаленного «каторжного острова», малонаселенного, с суровой природой и практически отсутствующими коммуникациями, не планировалась. Донесениям разведчиков относительно японских планов нападения на Сахалин не уделили большого внимания.
Предполагалось, что защищать его в случае нападения японцев будут 1,5 тысячи солдат и шесть орудий. В планы входило создать дружины из охотников, ссыльнопоселенцев и непосредственно из каторжников, общим числом в 3 тысячи человек. Соответствующий приказ отдал еще в самом начале войны наместник на Дальнем Востоке Е. И. Алексеев. Правительство обещало продуктовое довольствие и сокращение срока ссылки и заключения. Эти условия привлекли в дружины немало поселенцев и заключенных.
Дружинников вооружили винтовками Бердана, или попросту берданками, к которым полагалось по 340 патронов. Обмундирования для них не было. Единственное, что отличало дружинников от гражданского населения, были так называемые «ополченские кресты» на их бескозырках. Да и это уже были не те красивые латунные кресты, которые ввели для ратников ополчения в 1812 году. Кресты для сахалинских ополченцев были грубо вырублены из жести во время торопливой подготовки к обороне.
Если вспомнить, кем были эти люди и как им жилось, становится ясно, что вряд ли можно было ожидать от них жертвенной службы царю. В основном это были приговоренные к пожизненной каторге убийцы. Вначале эти каторжники — участники эксперимента по «австралийской модели», который, как надеялись власти, поможет снизить подскочившую после отмены крепостного права преступность, — добирались до Николаевска пешком через Сибирь, что занимало до 14 месяцев. Последующих, по тысяче в год, доставляли на Сахалин морем, и они проводили 2–3 месяца в трюмах закованными в кандалы.
Сахалинские каторжники
В течение первых трех–пяти лет на Сахалине они работали в основном в угольных шахтах, закованные в ручные и ножные кандалы и иногда прикованные к тачке. Жили по 30–50 человек в бараках с земляным полом. Совершавших в заключении новые преступления казнил палач — также из осужденных. Отбывших каторгу отправляли на поселение. Им отводили участок в глухой тайге, и с выданными за казенный счет топором, лопатой, мотыгой, двумя фунтами веревок и запасом провизии на месяц спецпоселенцы отправлялись разрабатывать его и строить себе дом.
Так как женщин-каторжанок на Сахалин поступало раз в десять меньше, чем мужчин, при переводе на поселение их, не спрашивая согласия, определяли в жены тем ссыльным, которые отличились самым примерным поведением. За примерное поведение ссыльным помогали обзавестись и хозяйством: давали за казенный счет корову и семена.
Однако земледелие в суровом краю шло туго, и богатые природные ресурсы не приносили острову дохода из-за технологической отсталости, нехватки рабочих рук и коррупции чиновников. Хотя предполагалось, что ссыльные будут оставаться на острове навсегда и его население будет постоянно расти, с острова бежали при первой возможности.
На лояльность такого ополченского контингента вряд ли приходилось рассчитывать. Обучение их военному делу было возложено на начальников тюремного ведомства, так как офицеры для новых дружин прибыли на Сахалин только в апреле 1905 года. Из 2,4 тысячи ссыльных и каторжников, первоначально записавшихся в дружины, больше половины к началу военных действий уже просто разошлись. С такими силами оборона острова была невозможна. Считается, что военных и администрацию с Сахалина не эвакуировали только потому, что боялись показать слабость.
Оставалось сделать расчет на то, что оставленные на Сахалине солдаты будут вместе с ополченцами вести партизанскую деятельность, хотя никаких конкретных планов на этот счет разработано не было.
Пяти партизанским отрядам, примерно по 200 человек в каждом, в которые попали также моряки с затопленного броненосца «Новик», назначили районы действий и для каждого из них создали склады в тайге. После короткого сопротивления многократно превосходящим силам японского десанта русские отряды отступили в тайгу.
Крейсер “Новик”
Военный губернатор Сахалина Ляпунов (юрист по тюремному ведомству, далекий от военного дела) и подчиненные ему войска капитулировали 19 июля. Основные силы защитников острова под руководством полковника Арцишевского также были окружены, частично перебиты, частично сдались в плен. Узнав об этом, пытавшийся пробиться к ним отряд капитана Даирского изменил планы и какое-то время продолжал действовать самостоятельно в долине рек Сусуи и Найбы, однако тоже был разгромлен. О его судьбе рассказал машинист с «Новика» Архип Макенков, который стал свидетелем гибели отряда.
Согласно рапорту Макенкова, Даирский был захвачен вместе с ранеными, от которых он отказался уйти, а остаток его отряда японцы смогли выманить из леса с помощью раненых, которых заставили кричать «Русские, выходите, вам ничего не будет!». Макенков и один из каторжников-ополченцев сдаваться не вышли и тайно следовали за отрядом 12 верст до места его казни, которую Макенков описал в своем рапорте.
Сам Макенков считается последним защитником Сахалина. После гибели отряда Даирского он пошел искать другой отряд, к которому мог бы присоединиться, однако никого не нашел. Макенков писал:
«Сколько шел без еды, не помню. Селения обходил. Недалеко от Леонидово наткнулся на палатку с двумя японскими саперами и офицером-инженером. Когда они уснули, их зарезал. Взял бумажное одеяло, компас, карту, спички, консервы, арисаку и пистолет с биноклем…»
В северную часть Сахалина, оставшуюся под контролем России, Макенков вышел 20 октября 1905 года.
Правильно оценил ситуацию и принял верное решение лишь один отряд ополченцев во главе с капитаном Быковым. Узнав о капитуляции основных сил и губернатора острова, Быков решил увести свой отряд на большую землю. Они захватили восемь японских рыбацких лодок-кунгасов и предприняли попытку причалить к материку, что им не удалось из-за шторма. Причалив обратно к берегу Сахалина, они нашли проводника, который за семь суток довел их через тайгу до мыса Погиби. Там Быков нанял гиляка (представителя коренной дальневосточной народности), которого с несколькими дружинниками отправил на материк через Татарский пролив. Прибывшее из Николаевска через несколько дней судно эвакуировало 203 человека, бывших к тому времени с Быковым. Эти солдаты, моряки и ополченцы прошли по тайге в общей сложности около 900 километров.
23 августа 1905 года был подписан Портсмутский мир, и Южный Сахалин до 1951 года стал японским. Ополченские жестяные кресты современные энтузиасты-поисковики находят в тайге, в местах прошлых боев или казней, вместе с гильзами, остатками снаряжения и костями. Их продают коллекционерам на разных специализированных сайтах, где цена жестяного ополченского креста с Сахалина за счет его редкости бывает и повыше, чем цена латунного.
Автор: Любовь Виноградова, историк; The Insider
