Мобилизованный оккупант рассказал своим, что после штурма Авдеевки от батальона в 300 человек осталось несколько выживших: “В ужасе от этой войны просто впадали в ступор”
В редакцию издания Сибирь.Реалий обратился Иван, друг мобилизованного из Сибири. По его словам, после штурма Авдеевки (город в Покровском районе Донецкой области) от целого батальона в 300 человек осталось двое – мобилизованные из Алтайской края и из Омской области.
Рядовой из алтайского села Волчиха, выживший при штурме, связался со своими близкими 13 марта и рассказал, что воевать дальше отказывается – в Авдеевке, по его словам, командование из так называемой “ДНР” бросало неподготовленных и вооруженных одним автоматом мобилизованных на штурм бетонных укреплений.
О том, что командиры принуждают идти в атаку с “голыми руками”, а в противном случае угрожают расправой, рассказывают и семьи военнослужащих из Иркутской области, которые в данный момент находятся в той же локации.
Обе семьи, из Алтайского края и Иркутской области, рассказали, что жалобы в военную прокуратуру и Минобороны ничем им не помогли – вчерашних водителей, строителей и предпринимателей оставили в штурмовиках. Зато ведомства выяснили, что данные граждане, оказавшиеся в гуще боевых действий, официально числятся в теробороне или в воинской части на территории России, куда ранее их отправляли на “боевое слаживание”. И выплаты за участие в боевых действиях ни они, ни их семьи не получают.
“Брат, не знаю, как я выжил. Но остался один из своей группы”
Иван из Алтайского края рассказал Сибирь.Реалиям, что его друга Андрея (все имена изменены для безопасности собеседников – прим. НВ) мобилизовали осенью прошлого года из села Волчиха Алтайского края. Ему 32 года, в армии он был 15 лет назад, “рядовой”, “толком ничего не умел”, говорит Иван.
“Вчера звонил мне, сказал “не знаю, выживу ли”, потому что либо его на штурм Авдеевки опять кинут с одним автоматом – на бетонные укрепы под огнем с обеих сторон. Либо, говорит, свои же пристрелят. Там все страшно. Произвол! Он звонил и жене, но деталей многих ей не говорил – иначе она в истерику бы впала. Я тоже долго думал, писать вам или нет – потому что, с одной стороны, это правда чистая, а с другой – у нас в стране статья о дискредитации армии и военных фейках, под которую любые разговоры о войне могут подвести”, – цитирует издание слова собеседника.
Три месяца после мобилизации Андрей был в Омске, где проходил якобы “боевое слаживание”, но по факту, как рассказывает Иван, они за все время отстреляли магазин патронов, простояли на плацу, маршируя и чеканя шаг. Андрей недоумевал: как это вообще может пригодиться на фронте? И от многих слышал, что на полигонах они проводили время точно так же – занимаясь строевой подготовкой.
Затем их перебросили в Крым и сказали: “Здесь и останетесь служить, только в теробороне”. А спустя месяц их, 9-ю роту, 136-й батальон 1440-й части, резко перебросили в Запорожье.
“Там просидели с неделю в окопах, и следом переброска в сторону Угледара! И как выбирали-то! Пальцем потыкали: кого не было в этот момент, бухой или спал – они и остались там, а кто попался на глаза, те и выдвинулись. А в Угледаре началось конкретное месиво – защитки, окопы. Все в курсе, какая мясорубка в конце февраля случилась в южных дачах под Угледаром. И как 155-ю бригаду морпехов там буквально всю подчистую выкосили. Так вот как раз к ним и была прикомандирована 9-я рота моего друга. Как дополнение”, – уточняет Иван.
По его словам, в этих дачах позиции ВСУ “тоже очень хорошо укреплены”, и его “братишка в группе 10-12 человек с трудом держится там в течение недели”. Во время боя за одни сутки Андрей один остался в живых из своего отряда.
“Подкрепления не было, артиллерия работала непонятно как, и временами было неясно чья – потому что палила по своим же. Он мне рассказывал: “Время тянулось вечность. Сидели где-то в погребе, отстреливаясь от ВСУ, засевших на хорошо укрепленных позициях. И в этой ситуации не было приказа уйти в оборону! Пришел приказ на штурм. А какой штурм, если мы даже в обороне гибнем один за одним?! Снайпер работает, а украинцев меньше не становится. Куда штурмовать-то?” При этом ребята даже не обучены работать в группе, они оказать полноценное огневое прикрытие не могут. С ним не было связи около недели. Мы уже потеряли надежду”, – делится Иван.
В конце февраля его телефон зазвонил, и он впервые услышал, как дрожит голос его друга. Иван говорит, что никогда не забудет тот звонок. Андрей сказал в трубку: “Брат, не знаю, как я выжил. Но остался один из своей группы”.
“Взрослый мужик рыдал около 10 минут, рассказывая, как у него на глазах гибли его сослуживцы, а там парни были 20 лет от роду. Они в ужасе от этой войны просто впадали в ступор и становились легкой мишенью. Он видел их смерть и ничем помочь не мог. Каким-то чудом он выжил в этой мясорубке, ему даже объявили, мол, представлен к награде, а он думает об одном – как бы выбраться оттуда. “Почему я должен на чужой земле погибать?” – цитируют журналисты слова Ивана.
“Я так понял, его проняло из-за того, что командование откровенно их за мясо считало – то есть на словах: “вы молодцы” и “бьете врага”, а по факту ими прикрываются местные контрактники, а когда начинаешь задавать вопросы или возмущаться – дуло к виску и шуруй на штурм.
Под Авдеевкой, куда их перебросили следом, – еще больший беспредел.
Сначала им сказали, вот кинут в Макеевку, в тыл на пару недель, чтобы сформировать бригаду и отдохнуть, но по факту они прибыли, а в Макеевке бригада уже сформирована и отдыхать им не дали – и 3 марта их забрасывают под Авдеевку на штурм укрепленной дороги. Потом – все, связи не было 10 дней”, – рассказывает Иван.
13 марта Андрей позвонил другу прямо с передовой, телефонный звонок длился семь минут.
“Я столько ужаса ни у кого в голосе не слышал: “Бригады нет, ее просто уже нет. В живых (после переукомплектовки в Макеевке) трое осталось, один из них “300-й” (раненый – прим. С.Р.). Ребят кидают на передовую в штурм с одним автоматом, прикрытия нет, медицины нет, многие умирают от не оказанной вовремя помощи. Раненых с поля боя не забирают, а если все же забирают, то только легкораненых. Технику боятся потерять и сами боятся “лечь на снаряды”.
На штурм заставляют идти под дулом автомата. За отказ сажают в клетку. Питание – один раз в сутки, с водой то же самое. По нужде – в пакет. Творится беспредел и бесчинство со стороны командования. И командиры говорят в открытую: “Вы для нас только мясо, и ничего больше. Можете забыть про обещанные награды и выплаты. Вас просто нет, не существует”.
Иван говорит, что долго сомневался, стоит ли публиковать разговоры с Андреем, но потом решил, что “молчать и ждать, что все будет хорошо, нет смысла”. Среди прочего друг рассказал ему, что в Авдеевке они попали под огонь своей же артиллерии.
– Я не знаю, каким образом он это понял. Ситуация такая – линия соприкосновения очень близко – 100–150 метров, я могу предположить: либо такие вот “артиллеристы” были мобилизованы, что не могут нормально навести орудие на цель, либо среди тех, кто их координирует, – мобилизованные без навыков. Что-то там явно не ладится.
Вчера он мне звонил последний раз прямо с передовой. Сказал: “Я на два километра в сторону ушел, рискую, потому что в спину стреляют тех, кто возвращается или уходит с позиций. Но я должен сказать: это полная жопа и я иду в отказ. Все, кранты, ребят наших нет. С кем я ехал с Омска – 300 (!) человек, их просто нет. И когда ты начинаешь отказываться, дэнээровцы: “Давай – в клетку, и потом либо мы тебя в ней застрелим, либо пойдешь на штурм”. А сами в это время отсиживаются в окопах”. Он это сказал и потом в конце добавил, что не знает, что с ним дальше после отказа будет: “Либо в штурм кинут, либо свои завалят”.
Из их батальона осталось только трое! Один из них – парень из Читы, “трехсотый”, в Ростове сейчас лежит, осколочное ранение.
– Была информация, что именно под Авдеевкой никаких укреплений у ВС РФ нет, их буквально высаживают в чистом поле.
– Так и есть. Говорит: выбрасывают просто на “полосы посадки”, и им оттуда надо отбивать авдеевские позиции. А там [укрепрайон ВСУ] все перерыто, в бетон все залито, там просто невозможно выжить. В чистом поле выкидывают их, и вперед.
Скажу по-русски, как он сказал: “Здесь просто жопа, мясорубка, беспредел творится. Я ехал родину защищать, а получается, что я умираю на чужой земле. И ребята, которые со мной ехали, умерли на чужой земле хрен пойми за что”.
Насколько я понял из его слов и из карты – их перекидывают от Макеевки в сторону Авдеевки километров на 20. В том районе важной точкой получается Кременная, трасса М-20 – она вся изрытая, вся в окопах, чтобы к ней подойти, надо по минным полям подъехать. И потом к городу подойти.
“Из батальона мужа выжили только двое, но их по-прежнему оставляют штурмовиками”
В родном поселке у Андрея остались малолетний сын, жена, мать.
Жена регулярно и безрезультатно писала заявления в военкомат, чтобы неподготовленного мобилизованного вернули в тероборону. Однако благодаря ее запросам в прокуратуру выяснилось, что его рота формально числится не в Авдеевке или Макеевке, а якобы на территории, занятой российской армией.
– Вся 9-я рота, 136-й батальон, 1440-я часть, вообще не числится там, где они сейчас находятся. С самого января, когда они оказались в Украине, они якобы находятся в теробороне. Его жена все это время получает одинаковую сумму, хотя если ты “на линии соприкосновения”, то есть в боевых действиях участвуешь, – 4 тысячи за каждый день сверху добавляют. То есть даже здесь надули, тут сэкономили, – говорит Иван.
После жалоб семьи мобилизованного с ними, по словам собеседника, связались из ФСБ.
– Буквально вчера я разговаривал с фээсбэшником, он сказал, что буквально на днях в Запорожье такие же вопросы решал. “Взял это дело на карандаш” – так сказал. Но почему-то ничего не решили они за это время.
Говорит: “Мы пресекаем это, мы наказываем за это все, боремся с этим делом. От вас вот информация поступила – очень хорошо”. Расспрашивал у меня про командиров, их имена. А откуда? Ребята сами их не знают, у командования они знают только позывные. Я ему позывные назвал, дал номер телефона мальчишки раненого: “Звони ему, потому что он непосредственно там был, больше расскажет, чем я”.
Он, кстати, подтвердил, что это не единичные случаи. Много случаев, когда вчерашних гражданских на амбразуру кидают. Я тоже не верил, пока не стали мне попадаться на глаза эти случаи, потом брат позвонил – все в красках подтвердил, – говорит Иван.
Информацию о том, что мобилизованные на передовой официально числятся в теробороне, подтвердили семьи иркутских мобилизованных, после мартовского штурма также отказавшиеся воевать.
В сети с конца января по конец февраля было опубликовано несколько видеообращений военнослужащих из Иркутской области в составе первого и второго батальона полка 1439. В частности, накануне штурма они обращались к Владимиру Путину с жалобой на то, что их без всякой подготовки отправляют “на убой”, а при отказе – стреляют в них из автомата. Это обращение осталось без ответа, как и два предыдущих.
В ночь с 28 февраля на 1 марта минимум три батальона полка 1439 были практически полностью уничтожены во время штурма, на который их бросили. Об этом рассказали родственники двух мобилизованных, которых спустя два дня доставили в госпиталь с осколочными ранениями.
– Как мы и предполагали, ни видео к Путину, ни обещания Кобзева [губернатор Иркутской области] ничего не изменили. Из батальона мужа выжили только двое, но их по-прежнему оставляют штурмовиками. Вот сейчас он мне звонил – у него осколок еще в ноге, а завтра его выписывают и опять на штурм гонят, – говорит жена мобилизованного из Ангарска Светлана. – В больнице муж выяснил странную вещь – оказывается, и сейчас, и все то время, что он провел на штурмах, его батальон, да и вся рота числились в теробороне. Вот почему губернатор скачет и раздает интервью, как они “решили все”. Дело в том, что на бумаге они и не были никогда в зоне боевых действий. Только вопрос, где погиб почти весь полк? В тылу, что ли?
По словам Светланы и жены еще одного мобилизованного из Ангарска, выплаты их мужьям никак не менялись с момента отправки “на боевое слаживание”.
– Сослуживец брата звонил 1 марта, сказал, что тот ранен. Сам брат позвонил только сегодня (3 марта – прим. С.Р.) утром по местному, по нашему – в обед, – говорит Екатерина, сестра одного из мобилизованных в полк 1439 (все имена изменены для безопасности собеседников – прим. НВ). – Сказал, что тяжело ранен, ему повезло, что сослуживец тот его дотащил, обычно так не делают. Обычно бросают и всех записывают в пропавших без вести – и раненых, и убитых. Говорит, бежали, а потом шли по полю, усеянному трупами. Просто шли по еще теплым телам. Это кошмарно, он рассказывал и плакал. Сколько слез уже выплакано, а я сегодня опять весь день реву. На верную смерть послали ведь.
– Моему мужу известно пока только о двоих раненых, остальные либо погибли, либо брошены там [на поле боя] в тяжелом состоянии, – говорит Светлана. – По его словам, 1 марта рано утром их батальон, 25 человек, на двух БТР привезли дэнээровцы и буквально выпнули их в чистом поле. А сами уехали! Они были без поддержки, в такой броне – палкой проткнешь. Не успели даже оглядеться – по ним давай палить. По словам мужа, больше всего ран нанесла какая-то “птичка”. Я не знаю, что это на их армейском жаргоне – дрон с гранатой? Мол, “кинули птичку, и нас всех разбросало”. “Очнулся с одним парнем, побежали в обратную сторону”. Они под снарядами бежали несколько часов! Я до сих пор не верю, что он жив. Весь полк почти полег, это какая-то невероятная удача.
Оригинал текста – на сайте Сибирь.Реалии
Tweet
