«Малолетка»: фабрика потухших звезд (фото)

«Малолетка» – одна из самых страшных и тяжелых зон. Истязания, издевательства, пытки, изнасилования – повседневная реальность этого «зверинца». Здесь человек не может отделиться и жить «сам по себе». Отсутствие сочувствия, неподатливость на сопереживание приводят к звериной жестокости. Покинув колонию, через некоторое время многие воспитанники этого учреждения снова возвращаются в зону. В середине 90-х тема детских тюрем была одной из самых востребованных в журналистике. Мы, журналисты, рвались в детские колонии, расталкивая друг друга локтями. За сенсациями, за жареным, за чернухой! С тех пор в моем журналистском архиве осталась пачка детских писем да две записные книжки с заметками и адресами… Десять лет спустя…

Дети выросли. Или умерли. Из 16 «корреспондентов», чьи письма я храню в потертой коленкоровой папке, шестерых уже точно нет на свете. Сережу Королева зарезали зимой 99-го в драке возле одного из московских клубов. Машу из Рязанской воспитательной колонии через несколько лет после начала «взрослой» жизни убил пьяный сожитель. Максим из Шаховской колонии умер в больнице: у него уже тогда были больные печень и легкие… Еще шестеро – снова сидят. Теперь уже во взрослых зонах и по другим статьям: «хулиганка», кражи, убийства, тяжкие телесные повреждения. Выяснить судьбу остальных не представляется возможным. У кого-то из них уже тогда не было живых родственников. Другим – в тюрьме было лучше, чем дома.

Перечитываю письмо без подписи. Конверта от него не сохранилось. Сверху карандашом моя пометка – «Рязань». Значит, из Рязанской ВК: «Родители у меня пили. Напьются: отец на мать начинает поднимать руку. Мне было всего 10 лет, когда я стала заступаться за мать. Когда мне исполнилось 11 лет, отец добрался до меня. И жизнь превратилась в сплошной ад. Когда мне исполнилось 12 лет, мать умерла. После этого я вообще старалась не бывать дома, так как отец стал еще больше пить и приставать ко мне… В тюрьму я попала за украденные ботинки, которые мне мог бы купить отец. Он получал на нас шестерых пособие. И все пропивал…»

Вот еще одно: «9-й класс я не успела закончить, т.к. меня закрыли, т.е. арестовали. Сижу по части третьей статьи 113 Уголовного кодекса (тяжкие телесные повреждения): ударила топором мужчину, который залез в квартиру к моей бабушке. Он у нее украл телевизор, магнитофон и утюг. Она пенсионерка и приобрести ей все эти вещи не на что. Разве что копить и копить, не доедая свой кусок.

Когда я узнала, кто совершил кражу, то пошла к нему и попросила вернуть то, что он взял. Он отказался, сказал, что все вещи уже проданы. Но не сказал – кому. Когда я уже уходила от него, он набросился на меня и стал душить. Под рукой ничего не оказалось, кроме топора. Ударила я его совсем неожиданно для себя. Я этого, правда, совершенно не хотела. Теперь я себя очень виню, ведь я попала в тюрьму не одна, а вместе со своей мамой. Она пыталась меня выгородить, но у нее ничего не вышло. Ее осудили за ложные показания».

Не вспомню, как звали эту девочку, как она выглядела. ТАМ таких большинство. Хочется сказать «БЫЛО», но понимаю, что за те семь-десять лет, которые прошли с тех пор, мало что изменилось. Впрочем, простите. Изменилось. В колониях появились нормальные спортзалы с нормальным инвентарем. И лазареты стали чище. И кормить стали лучше. И даже храмы при них открылись. Но это ТАМ. А преступниками-то становятся не ТАМ, а здесь: в хрущевских пятиэтажках, в городских поселках, за дверями соседних квартир.

Благоустроенный АД образцового содержания

У меня перед глазами относительно недавний рассказ священника, отца Михаила из Нижегородской области, он опекает юных зэков:

– Большая часть ребят попадает в тюрьму случайно или в силу трагических жизненных обстоятельств. На исповеди они рассказывают о неописуемых фактах жестокости… Отчим на глазах у ребенка в пьяном угаре выбивает глаз матери, бьет детей, выгоняет их на мороз… Одного нашего воспитанника будят среди ночи: вставай, там мать твоя повесилась. Входит он в сарай и видит: мать лежит мертвая, уже снятая с петли. Вы представляете себе, что в этот момент происходило в его душе.

У другого воспитанника — шрамы на теле: отчим использовал изуверский метод «воспитания», проглаживал его раскаленным утюгом в наказание за какую-то мелкую провинность или просто за то, что он ему надоел… Пьяная оргия изо дня в день разворачивается в доме. Спившаяся, совершенно опустившаяся мать приводит каких-то темных людей с улицы. Потом начинается очередная оргия разврата на глазах у малолетних братьев, сестер… И единственный выход — это бежать на улицу. Но куда им бежать?

Когда интересуешься: за что тебя посадили? — то чаще всего оказывается, что за самые незначительные кражи. Кто-то велосипед украл. Кто-то залез в школьную столовую, украл колбасу. Другие киоск какой-нибудь обокрали. Залезли в садовый домик, вытащили несколько банок солений и прочее. За что, собст­венно, их сюда посадили? За то, что ребенок хотел есть? Это трагедия…

Теперь вот все гадают: почему произошел бунт в Кировоградской воспитательной колонии? Может, кормили плохо? Да нет, нормально кормили. По части бытовых условий и режима большинство российских детских колоний сегодня – почти образцовые. Только ад, сколько его ни благоустраивай, все равно остается адом.

Психология стаи

Какой бы «благополучной» ни была колония, даже сами ее сотрудники признают: истязания, издевательства, пытки, изнасилования там – повседневная реальность. В ВК, например, самая высокая доля опущенных (т.е. изнасилованных и используемых постоянно в качестве сексуальных рабов). В некоторых регионах она доходит до 20%! Эти цифры повергают в шок даже бывалых воров в законе, которые уже несколько лет, из года в год, рассылают в детские колонии «малявы» с наказом пересмотреть существующую практику «опускания».

На ступень выше опущенных стоят «шестерки», «припотелы», «помойки». Принадлежащие к этим тюремным «кастам» подростки имеют возможность подняться до более высокого статуса. Если, конечно, выживут.

Факт

Постоянный гиперстресс, чувство одиночества, страха, опасности превращают обитателей «малолетки» в зверей. И тот, кто оказывается сильнее, вымещает все это на слабых и беспомощных.

В «малолетке» все жестче, чем во взрослой тюрьме. У психологов есть свое объяснение этого феномена. В подростковом возрасте личность еще не сформирована. Существует только индивидуальность, которая может в будущем превратиться во что-то личностно более определенное. Вместе с тем для этого возраста характерен эгоцентризм. Свои обиды подросток чувствует очень остро и болезненно, чужие – весьма слабо. Другой человек для него – иной мир, иная система, часто совершенно непонятная. Отсутствие сочувствия, неумение сопереживать другому человеку приводят подростков к звериной жестокости. При этом издевательства подростков носят «немотивированный» характер, что делает их еще более отвратительными. И здесь невмешательство администрации «малолеток» более всего похоже на соучастие. Подростков в таких случаях обязательно нужно останавливать, так как у них не выработаны механизмы самоконтроля. А эмоции, напротив, распущены и бушуют с большой силой, особенно когда они в толпе и начинают «заводиться» друг от друга.

Мне не раз приходилось слышать рассказы тех, кто прошел через «малолетку». Например, о том, как сами малолетние заключенные наказывают тех, кто не выполняет норму по работе. В зубы им вставляют металлическую пластину и подключают высокое напряжение. Пластина вылетает с половиной зубов. Или, например, о таком «мероприятии», как «табуретовка». Берут табуретку за ножки и седалищным местом бьют по голове провинившегося, и он вырубается с ходу. Иногда «разбивают фанеру», то есть грудную клетку, молотками…

По взаимному согласию

В России 63 воспитательные колонии, из них 3 – для девочек. В общей сложности в этих учреждениях содержится от 40 до 50 тысяч детей и подростков. К сожалению, бунты в колониях все-таки случаются нечасто. За последние 6 лет – всего 18 раз. То есть примерно три бунта в год. Из них, может быть, один приобретает такие же масштабы, как в Кировоградской колонии, когда информация становится достоянием гласности, а последствия невозможно скрыть от общественности. «К сожалению» – потому что никакие другие события, священники и общественники со своими проповедями не в силах достучаться до каждого из нас. Нас пугают – а нам не страшно. Почему?

Из рассказа бывшей воспитанницы детской колонии Ирины С.: На «пересылке» (пересыльная тюрьма) открывают мне дверь, и я вижу: сидят девочки, все-все в наколках, нет живого места. А у меня сколько знакомых ребят сидело и девочек, и все рассказывали, как там и чего. В принципе я знала заранее много всего о «прописках». Я захожу, лежит полотенце за порогом. А мне говорили, что, когда лежит полотенце, на нем должен стоять стакан с водой: надо отодвинуть стакан ногой и вытереть ноги о полотенце. Я испугалась, ведь лежит только одно полотенце без стакана. Думаю – что-то, наверное, другое. И все же вошла, вытерла ноги. И тут одна говорит: «Своя».

Немного погодя мою подругу привели. А там стены ребристые, и на стене нарисован заяц. Мне говорят: «Как будешь драться, до крови или до посинения?» А я не знала, что это такое. Оказывается, надо было бить этого зайца, пока руку не обдерешь или пока кулак не будет синий.

Потом была «проверка» в туалете. Вошли в туалет – там на стенках капли запеченной крови, а потолок весь в крови. Они встают в круг, берут тебя на руки и кидают. Потолки там невысокие, ты ударяешься о потолок, они все разбегаются, а ты падаешь на пол. И так 15 раз. Там одну девятилетнюю девочку, которую мама бросила у магазина, начали подкидывать так, что с двух раз она потеряла сознание… Я заплакала, а мне сказали, что малолеткам «западло» плакать. За это здесь бьют…

Была у нас одна девочка, которая перед этим отсидела в колонии и опять попала. Ее звали Яна, и она считалась «хозяином», так как уже отсидела и все знает.

Кормили нас хорошо, но все есть было «западло». Так, нельзя, например, помидоры или огурцы, потому что они на кое-что похожи, понимаете. И ели мы одну картошку.

Милиционеры там сами заходили к нам в хату – так камера называлась. Заходили прямо ночью и говорили, с кем из нас они сегодня будут спать. Они не насиловали, а по согласию за курево… Курить нам не разрешали, а мы все курили, и все хотели курить…

Ребята и девчонки рассказывали, да и по себе я знаю, с какой злостью оттуда выходишь. Когда я вышла, кажется, разорвать могла любого, мне было уже все равно».

Вадим Самодуров, Россия, Аргументы недели