Не зарекайся! Часть 6

Матерные и другие грубые слова употреблять можно, но с соблюдением некоторых ограничений. Они не должны быть направлены в адрес конкретного человека. Ругаться «в воздух» можно сколько угодно, за это отвечать не нужно. Например, для выражения своего недовольства или возмущения действиями сокамерника можно смело говорить «для связки слов»: «Вася,… его мать!». Но ни в коем случае нельзя сказать: «Вася,… твою мать!». Понятия

Слова «понятия», «жить по понятиям», «раскидать по понятиям» в последнее время стали употреблять все. При этом смысл этих выражений совершенно размазался, каждый толкует их так, как ему нравится. Часто люди, далекие от тюрьмы и преступной жизни вообще, вкладывают в них негативный смысл, мол, по понятиям,— значит, нехорошо, в этом кроется какой-то обман и зло. Умные и добрые дяди в телевизоре говорят: когда мы будем жить по законам — будет хорошо, а пока живем по понятиям — имеем плохо. На самом деле подобные рассуждения — полная гниль. Плохо мы живем потому, что сами умные дяди ни законов, ни понятий не признают, а, стало быть, живут по беспределу, и всех так жить принуждают.

Понятия — это всего-навсего неписаные нормы арестантской жизни, выработанные годами и веками. Понятия заполняют, в основном, те ниши общественных отношений, которые не регулируются официальным законом. На языке юристов понятия называются «обычное право», которое существует в любой среде: балерин, шахтеров, любителей пива или, в нашем случае, преступников. Сущность понятий, как и любого права, состоит в равновесии двух нравственных интересов: личной свободы и общего блага (настолько, насколько в тюрьме могут существовать свобода и благо).

Обычно понятия не вступают в противоречие с законом, они существуют как бы параллельно с ним, но иногда они противоречат закону и зачастую имеют гораздо большую силу, чем закон.

Самый простой пример действенности таких неписаных правил (не имеющих отношения к преступному миру) — это когда учитель в школе спрашивает у учеников, кто разбил окно, а все молчат. По официальным нормам поведения предполагается, что все школяры наперебой станут рассказывать, как это произошло. И пальцем покажут на негодяя, разбившего стекло. Но все будут молчать, товарища не сдадут. Да и учитель, повозмущавшись для понту, про себя подумает, что пацаны и девчонки в классе вполне нормальные, потому что их молчание — это по понятиям.

В тюремной жизни понятия не просто нужны — они необходимы как воздух. Понятия признаются не только зэками, но и администрацией тюрьмы. Естественно, что в случаях, когда тюремщики должны действовать сообразно закону, они так и будут действовать, но понятия все-таки в расчет примут. Если в камере побьют человека, который повздорил с кем-то из верхушки камеры, и об этом станет известно администрации (если, конечно, не сама администрация это спровоцировала), можно не сомневаться, что экзекуция всем рулям, торчкам, смотрящим и прочей блатоте обеспечена. Небо им покажется с овчинку. Вполне возможно — с очень маленькую овчинку.

Но если в камере побьют «крысу», укравшую у сокамерника сигареты или колбасу, то никакой экзекуции не будет. Ну, посадят в карцер одного-другого из числа тех, кто бил. И все. Хотя внешне правонарушения ничем не различаются, били и там, и там.

Перечислять понятия не имеет смысла, бумаги не хватит. Конкретное понятие привязано к конкретной ситуации. Да и простое знание понятий мало что даст, скорее, даже навредит. Понятия надо прочувствовать. Поэтому человеку, впервые попавшему в преступную среду, нужно очень внимательно прислушиваться, присматриваться и запоминать. Это единственный способ не наломать дров и не поломать себе судьбу.

Тюремные понятия выработаны опытом многих поколений зэков. В отличие от истинных понятий существуют лжепонятия (чертячьи, или козлиные). Их плодят и поддерживают неопытные и неумные зэки, «нахватавшиеся верхушек» и пытающиеся внушить себе и окружающим, что они чего-то стоят на этой земле. Истинные понятия — это, конечно, не Десять Заповедей, это суровые и жестокие законы, которые довольно часто причиняют боль. Однако цель их — не причинение страдания, а выживание зэков как «биологического вида». Чертячьи же понятия всегда нацелены на благо одного за счет другого.

Иногда (хотя не так уж и редко) в камере заводится какой-нибудь змей, который довольно ловко начинает раскидывать по понятиям действия и просчеты сокамерников, причем всег да так, что виноватым оказывается кто-то, а прав он. Как правило, этот змей — из числа ранее судимых. (Каким образом рецидивист может оказаться в камере с несудимыми, я уже писал). Так вот, если этот профессор блатной этики растолкует вам, что вы виноваты потому, что не так взяли ложку или не тем боком подошли к «телевизору» (так называется стол в общей камере), и на словах (на его словах, разумеется) получается, что вы виноваты со всех сторон, а вы не можете понять, как это получилось, то смело говорите ему, чтобы он все это разжевал проще, потому что по понятиям любые объяснения должны быть понятны всем, а словоблудие — это ментовское, а не арестантское. Понятия — от слова «понятно».

Таким поворотом разговора вы либо защитите себя от будущих хитросплетений (поверьте, для вас ничего хорошего в них нет, далее последуют обман и унижения, ваши унижения, разумеется), либо, что на деле бывает очень редко, вы обострите конфликт и от гнилого базара перейдете к базару жесткому. При этом не бойтесь показать, что вы пойдете и дальше — к рукопашной. Вот этого как раз и не произойдет, «специалисты» по понятиям не бывают специалистами по боям без правил и в таких случаях тушуются, надувают губы и переключаются на другой объект. Но это уже не ваше дело, в тюрьме каждый сам за себя.

Любому человеку, попавшему за решетку, придется жить и действовать по понятиям. Мне встречались люди, которые не признавали таких правил и презрительно относились к обитателям тюрьмы, составляющим ее большинство и делающим из понятий культ. Это были бывшие спортсмены, офицеры, бизнесмены, люди сильные, решительные, не пугливые и знающие себе цену. Однако проходили год-два, и они полностью вливались в жизнь тюрьмы, рассуждали по понятиям, действовали по понятиям и даже по понятиям выступали третейскими судьями в зэковских конфликтах. Происходило это не потому, что кто-то на них воздействовал или запугивал. Враждовать с такими ребятами не стремится никто ни на воле, ни в тюрьме. Просто нельзя жить в обществе и быть свободным от него. Коль среда обитания диктует правила, приходится играть именно по ним.

В жизни по понятиям нет ничего плохого, цель всех неписаных законов — выживание. Тем более, что жить по понятиям — это вовсе не значит сутулить спину, распускать пальцы веером, чвыркать через губу, гнусавить «в натуре, бля буду», «божиться на пидора» и демонстрировать с понтом готовность вырвать у себя зуб. Достаточно просто уважать законы тюрьмы.

«Фильтруй базар!»

Выражение «фильтруй базар!» известно практически всем. И всеми понимается совершенно правильно — следи за речью! Это предупреждение много лет назад родилось в тюрьме и применялось в качестве предостережения от случайно сказанного оскорбительного слова или выражения. Тюремные понятия всегда строго регламентировали речь арестантов и условия использования той или иной фразы.

Запреты на употребление различных слов или их сочетаний вырабатывались многими годами и были направлены на недопущение бессмысленных конфликтов в арестантской среде и сокращение конфликтов вообще.

В последние два-три десятка лет значение этих запретов заметно снизилось, и сейчас речь зэков мало отличается от речи, например, базарных торговцев. Это плохо. Контроль за речью воспитывает у человека собранность, внимание, способность быстро обдумывать свои действия, а также уважение к себе и окружающим.

По классическим нормам поведения без серьезной причины употреблять грязные, оскорбительные выражения могли себе позволить лишь зэки, занимающие самые нижние уровни в тюремной иерархии. О таких говорили: «Наглый, как колымский педераст». Несмотря на то, что сейчас в тюрьме какой-нибудь «правильный пацан», считающий себя чуть ли не пупом земли, позволяет себе базарить на уровне колымского пидора, все же любому зэку нужно стараться постоянно контролировать свою речь. От этого хуже не будет ни тому, кто говорит, ни тому, кто слушает.

Основные причины необоснованного, беспорядочного и бестолкового употребления бранных слов — низкий уровень общей культуры (на жаргоне — «черт по жизни») и компенсация комплексов собственной неполноценности: глупости, безволия, малодушия, физической ущербности.

Нормы использования в разговоре ругательных и оскорбительных выражений следующие.

Матерные и другие грубые слова употреблять можно, но с соблюдением некоторых ограничений. Они не должны быть направлены в адрес конкретного человека. Ругаться «в воздух» можно сколько угодно, за это отвечать не нужно. Например, для выражения своего недовольства или возмущения действиями сокамерника можно смело говорить «для связки слов»: «Вася,… его мать!». Но ни в коем случае нельзя сказать: «Вася,… твою мать!».

Выражения (как матерные, так и не матерные), в любой форме указывающие на принадлежность человека к разряду «опущенных», а также на унижение сексуального характера его близких родственников (особенно матери), в местах лишения свободы являются тяжкими оскорблениями. Употребивший такое выражение должен отвечать за него: либо быть в состоянии обосновать необходимость оскорбления, либо понести наказание.

Мало кто задумывается о смысле наиболее распространенного выражения «иди на …». Старые арестанты иногда возмущаются: «молодежи на … послать, как «здрасьте» сказать!». А надо бы задуматься.

Несколько лет назад в одной колонии строгого режима молодой зэк именно так оскорбил пожилого одноногого, молчаливого и спокойного зэка, не подумав, что тот отбывает второй срок за убийство, и воспитывался на старых лагерных традициях. Инвалид потребовал извинений. Он вообще проявил чудеса терпеливости: несколько раз пытался объяснить обидчику, что тот поступил неправильно. В ответ оскорбление только повторялось. Одноногий скрытно вынес из промышленной зоны в жилую свой рабочий инструмент — пластину для укладки статора, надел чистую рубаху и на глазах у многих зэков в клубе колонии в очередной раз предложил обидчику извиниться. Тот не понял. Больше он вообще ничего не понял, инвалид воткнул ему пластину в шею и заколол одним ударом, как кабана.

Воспитательное значение этого поступка (почему-то хочется называть это поступком, а не преступлением) трудно переоценить. На год-два речь всех зэков в зоне резко обеднела на ругательства. Потом, правда, попустило. Видно, чтобы выработать устойчивый рефлекс, одного предъявления, даже такого яркого, недостаточно.

Ругательные выражения надо употреблять как можно реже. Старик Фрейд сказал: «Человек, первым бросивший ругательство вместо камня, был творцом цивилизации». У людей (имеется в виду — у нормальных людей, не быдлоты) сильные выражения являются проявлением сильных эмоций и заменяют сильные действия.

Как ни парадоксально, но «бык», ругающийся без остановок, на самом деле ругаться не умеет вообще, а только сквернословить (а это разные вещи). У него в запасе нет слов, которыми можно выразить сильную эмоцию, например, гнев. А применить вместо сильного слова сильное действие, скажем, ударить – опасно, не позволяют общественные нормы поведения. В результате у такого человека эмоции стираются, и он становится духовно «опущенным». В человеческом общении он настолько же беспомощен, как и «мыша», вообще не знающая ругательств.

Для сведения: все без исключения люди, пользующиеся в криминальной среде уважением, крайне редко употребляют ругательства. При спокойном разговоре не употребляют их вообще. «Истинное достоинство подобно реке: чем она глубже, тем меньше издает шума» (Монтень). Примечательно, что влияние этих людей на окружение (даже случайное и временное, каким является тюремная камера или боксик сборного отделения) настолько велико, что рядом с ними и другие перестают ругаться, хотя прямых замечаний никто не делает. В этом смысле можно пожалеть, что авторитетных людей в преступной среде очень мало.

Слова «феня», «блатная музыка» сейчас уже стали забываться. Туда им и дорога. Похоже, что эти явления отжили свое. Было время, когда воровской жаргон процветал, выполняя две важные социальные функции: разделительную и объединительную.

Суть первой — отмежевание профессионального преступного мира от мира фраеров. Человек, «ботавший по фене», демонстрировал окружающим свою причастность к особому миру, и этой причастностью нагонял тревогу и страх на обывателя. Самое главное — ни один честный фраер не мог понять, о чем урки между собой разговаривают.

Суть второй функции — каждый из владеющих «блатной музыкой» давал понять собратьям, кто он такой. Чтобы без ошибочно находить себе подобных.

Обе эти функции теперь никому не нужны. На уголовника, демонстрирующего свою причастность к преступному миру, могут посмотреть разве что с сожалением, а общаться между собой у преступников потребности нет, они не доверяют друг другу.

Жаргонные слова и выражения существуют сейчас и, без сомнения, будут существовать всегда. Жаргон, как всякий неформальный и живой язык, постоянно меняется — одни слова уходят, другие искажаются или приобретают иной смысл, третьи привносятся в него извне. Понимать и знать жаргон не сложно, в нем применяются обычные русские слова, только в несколько ином значении. Злоупотреблять им не нужно, это выглядит глупо. Там, где смысл более точно передается обычными словами, нужно использовать обычную речь. Избегать использования жаргонных слов также не следует. Все они возникли совершенно естественным путем, «из народа», и зачастую гораздо точнее отражают суть понятия, чем официальные термины. Если зэки в свое время назвали народных заседателей «кивалами», то, наверное, точнее нельзя было сказать.

Очень осторожно нужно употреблять слово «козел». На свободе оно практически безобидно, даже внятного значения не имеет, применяется как попало. Раздражение любого рода в адрес кого угодно мужского пола часто выражается этим словом. Именно в привычке к этому слову кроется опасность. Когда-то давно в местах лишения свободы оно мало отличалось от слова «петух». Потом значение его изменилось, несколько ослабло, и сейчас оно означает прихвостня администрации. Но, применяя его без разбора, можно нарваться на очень жесткую реакцию. За это слово в тюрьме надо отвечать. Многие люди были жестоко биты за случайно вырвавшееся — «козел!»

Так уж сложилось, что в национальной тюрьме тема сексуальных отношений достаточно щекотлива. Чтобы не повторить ошибку многих неосторожных зэков, разговоров по этому поводу лучше вообще не вести. Но это не всегда удается. Из-за скуки и скученности тюремной камеры зэки вынуждены обсуждать самые разные стороны своей жизни до ареста, в том числе и отношения с женщинами.

Надо твердо помнить, что по тюремным традициям женщина (в сексуальном плане) — существо второго сорта. (Это не мнение автора, это мнение, сложившееся в преступном мире!). Поэтому в любых сексуальных контактах женщина может выступать только в подчиненной и даже унизительной роли. Ни в коем случае нельзя допускать в рассказе упоминания о доставлении женщине каких-либо ласк, отличающихся от грубо традиционных. Это немедленно будет расценено, как склонность к извращениям и «контакт» с «грязными» частями женского тела. И объявлено об этом будет тоже немедленно, ведь сидеть с «контаченым» впадлу, его надо немедленно выломить из хаты. Судьба такого рассказчика будет печальна — чуть раньше или чуть позже он окажется в «петушатне».

Мужчине, вообще, лучше никогда не рассказывать об интимных подробностях своей жизни. Уже сам интерес к этой теме наводит на размышления — а мужик ли ты?

Вряд ли в тюрьме найдется много людей, знающих правила грамматики. Но несмотря на это, одно правило соблюдается очень ответственно. Это применение возвратной частицы «-ся» в некоторых характерных словах. Частица «-ся» означает «себя». Поэтому можно уверенно говорить «я трахал», но ни в коем случае нельзя сказать — «я трахался». Наличие возвратной частицы всегда будет пониматься как указание на пассивную роль в акте мужеложства. Знание этой мелочи очень важно. Ошибка, скорее всего, приведет лишь к насмешкам, но при неумелом влиянии на дальнейшее развитие событий может стоить и дороже.

Так что — фильтруй базар, бродяга!

(Продолжение следует)

Владимир Ажиппо