Донецк никогда не будет прежним. Записки из подполья

Единственное место, где еще не страшно произносить слова «Украина» и «мир», – это молитвенная палатка. Прошло уже сто дней с первого дня молитвы, но люди, вопреки нападениям боевиков ДНР, репрессиям по отношению к организаторам, продолжают и, как они убеждены, будут продолжать стоять и молиться за мир в Украине.

ФОТО СЕРГЕЯ КОСЯКА.

Молитвенная палатка создана по общему решению межконфессионального совета. Поэтому здесь присутствуют представители всех религий: православные, католики, иудеи, протестанты, приходят даже атеисты и агностики.

«Я не хожу в Церковь, но перед своим отъездом из Донецка я был там. Мы должны понимать, что что-то отмирает, а что-то остается. Речь не в религии, это совершенно иное чувство», – комментирует один из донецких общественных активистов, который недавно вынужденно покинул Донецк.

«Любая церковь всегда стояла на единстве. Это прописано в Библии. Поэтому мы будем стоять до конца, молиться и по возможности помогать людям», – комментирует пастор Сергей Косяк.

Напомним, 23 мая палатку разгромили вооруженные боевики ДНР, а через несколько дней, 28 мая, пастор Сергей попал в плен к сепаратистам. Пастора выпустили через несколько часов избиения и издевательств в здании областной администрации. По словам самого пастора, его еще щадили, других – не щадят.

Причиной пленения пастор Сергей называет то, что «стоял на одной сцене с Ляшко» во время митинга за единство Украины, где также проходила молитва за Украину.

«В плену у боевиков, в здании ОГА и СБУ, находится, наверное, сотня человек. Попадают они по-разному. Кто-то туда — за выкрики «Слава Украине!», кто-то за что-то другое. Могут бить долго, могут дать просто пинок под зад, а могут и убить», – комментирует Косяк.

После плена он помогает тем, кто также побывал в плену. Недавно с общественной помощью они прооперировали одного из пострадавших. «Операция была очень сложная, установили два аппарата Илизарова, одна нога – бедренная кость из трех репонирующих колец, на другой ноге – большая берцовая кость, аппарат из двух репонирующих колец. Завтра у этого парня день рождения, а послезавтра вывезем его в другую область. Будет нужна помощь, что бы его там оформили в больницу и, возможно, взяли опеку», – рассказывает Сергей.

«Сейчас на одного человека, на лекарство, операцию и аппараты Илизарова мы уже потратили 12500 гривен, не знаю, сколько будет стоить реамобиль, но транспортировать его можно только под наблюдением врача. Второму предстоит еще одна операция, после уже двух проведенных, пока мы смогли ему помочь, покрыв часть расходов – 5000 грн. Парень очень закрыт и весь в себе, контактирую с ним через родителей… Мы, как церковь, просто не должны проходить мимо таких людей, которых покалечили из-за любви к Родине или просто по чьей-то видозволенности», – продолжает он.

ПОСТРАДАВШИЙ. ФОТО СЕРГЕЯ КОСЯКА.

Финансирование на помощь получают с помощью «сарафанного» радио: с миру по нитке от друзей и друзей друзей.

Наш разговор с Сергеем прервал один из участников мирной акции, который дал контакты врача из Харькова, который хотел бы помочь семьям из Славянска.

«УДУШЬЕ»

Во время одной из встреч я познакомилась с донецким поэтом (хотя он предпочел слово «журналист»). Он образованный человек, который вырос в Донецке. Может себе позволить посетить художественную выставку в Москве, но если вдруг решится на внутреннюю эмиграцию, выберет Львов и перейдет на украинский язык. По объективным причинам он просил не называть свое имя. Далее цитирую отрывки нашей беседы:

¾ Знаете, это как в том анекдоте: Везде суббота, а здесь – четверг. Вот так и у нас: везде 2014 год, а у нас 1937. Ну, может не 37-й, но тридцатые года прошлого века это точно. Мы внезапно оказались в самом худшем советском времени. Но я был свидетелем того, как все начиналось.

Конечно, все это безнравственно, глупо. Как-то вдруг одновременно началась оголтелая российская пропаганда и вместе с тем отключили украинские каналы, чтобы человек не мог ни думать, ни анализировать.

Я хочу сказать, что я ходил на все митинги, включая пророссийские. Я хотел разобраться, и очень быстро разобрался, пока мне чуть в морду не дали – они увидели, что я инородное тело, не сочувствующий человек, а как минимум наблюдатель. И тогда на меня вызверилась эта толпа оголтелых бабок.  В Донецке есть такое выражение: Что может быть страшнее титушек – только тетушки. Вот эти совершенно безумные бабки. И во всем этом я вижу, кроме безнравственности, какую-то запредельную пошлость. Вот когда из громкоговорителя доносится «Вставай, страна огромная, на смертный бой». С кем? С какой проклятой ордой? Или же, когда как маршал Жуков на коне на площадь въезжает Никита Джигурда. Это все настолько гнусно, что я даже не знаю, что может быть гнуснее.

Так вот, если я ходил на пророссийские митинги, я ничем не рисковал, а когда я ходит на проукраинские, нормальные митинги, я рисковал своей жизнью.

Я был в армии, встречался с дедовщиной, так вот это дедовщина, которая захватила всю область. Каждый день что-то захватывают, что-то каждый день кого-то убивают, мародерствуют. Я от них ничего не жду.

РАДИКАЛЫ НАПАЛИ НА УЧАСТНИКОВ ШЕСТВИЯ ЗА "ЕДИНУЮ УКРАИНУ" В ДОНЕЦКЕ. ФОТО REUTERS

Я видел эту толпу мразей, которая оскверняла украинские флаги и надругалась над бюстом Шевченко, написав там какой-то мат. У меня было какое-то ощущение дежа вю, где-то я уже это видел. Вспомнил. Лица были такие же ужасные, но другие. Однажды я был в Москве и попал на «русский марш», где были нацисты. Один в один. Та же бьющая через край агрессивность. Орда, которая может все снести на своем пути.

У меня есть друг – еврей, что очень важно. Он сбежал. И сбежал во Львов, в лапы самих бандеровцев. Вот он еще один антисемитский российский миф умер. Ведь никакого антисемитизма здесь не было, пока не пришел ДНР. Скверно всем одинаково, но очень многие евреи уезжают, чего не было с конца 80х гг., – боятся. И я думаю, что они уезжают и как обычные граждане, и как евреи в том числе. Я слышал на площади антисемитские митинги. Раздавались очень провокационные листовки и газетки антиеврейского характера.

Я думаю, что если бы сейчас провели вот такой же «референдум», пришло бы значительно меньше людей. Из тех, кого я вынужден знать, некоторые в раздумьях, у них нет уже той однозначной поддержки. По крайней мере, одна бабка, которая живет в моем подъезде, она не звонила в дверь, а по-революционному стучала и своим полубеззубым ртом кричала «Ре-фе-рен-дум!». Недели две назад я ее видел, она сидела на лавке оглушенная и пришибленная: «Да вот, – говорит, – там грабят, там мародерствуют, а там даже насилуют». О ДНР она не говорит.

Я убежден в том, что представители «Русского блока» (одна из составляющих ДНР, –прим. авт.) – фашисты. Другого слова и не подберешь.

Конечно, театров на душу населения здесь меньше, чем во Львове и Киеве. Странно и непонятно. Хотя наши театры всегда переполнены и очень сложно бывает достать билеты. Те, кто тянется к культуре, могут смотреть телеканал «Культура» в интернете. При желании можно выехать на художественные выставки в другой город. Но кому-то это не нужно. Не все же любят классическую музыку, и никогда такого не было, чтобы все любили.

Помню, я был в Берлине в Музее – бывшем Гестапо, недалеко от Берлинской стены. Экскурсовод очень толковый немец Себастьян задал вопрос: откуда такое тотальное озверение немцев? А потом Себастьян сказал, что когда пришел фашизм, происходил процесс диффамации по отношению немцев к евреям. Сейчас мы можем наблюдать то же самое, только по отношению россиян к украинцам.

Цивилизационный разлом проходит по многим семьям. Ругаются, разводятся. Недавно был случай, когда на этой почве кто-то кого-то убил. Но я убежден: никакой гражданской войны нет. Все это приносное. Никаких предпосылок у нас не было. А все началось с чего? С Крыма. Слово «Новороссия» у нас не звучало, пока его не произнес Путин.

Они сами называют Януковича говном. Губарев их – фашист, третий (Пушилин – доп авт.) – МММщик. Они говорят: «Донбасс порожняк не гонит». Но посмотрите: один, другой, третий. Так что Донбасс не гонит?

ДНР сама не знает, чего хочет. Им Россия не сказала, что делать. Они как тонущий мальчик, которого бросили в воду, а тот совершает какие-то дурацкие движения. Все хуже и хуже.

В Донецке пророссийски настроенных – подавляющее меньшинство. Их меньшинство. Но они подавляют. Иногда я просыпаюсь и думаю: вот нафига они здесь нужны, вот зачем? Ну что вам так нужны наши больницы, здания, которые они захватывают. Их речи ужасные, их митинги ужасные. Орда, ей-богу. Помню, как одна православная старуха крестила на площади Ленина кадыровца, чтобы он ее защищал. Потом он погиб в аэропорту. Наверное, неправильно крестила, не сработало.

Пока я чувствую жуткое удушье, дискомфорт и подавленность всех людей. Очень хочется проснуться и, чтобы этого всего не было. Порошенко сказал, что через неделю, никого (боевиков, – прим. авт.) здесь не будет. Но как? Я пока не вижу никаких шагов.

Я очень люблю Украину. И я очень не хочу жить в России. Сейчас, когда я слышу украинскую мову, мне становится тепло и хорошо. А когда я вынужденно смотрю российские каналы, у меня возникает истерия и взвинченность из-за их лжи.

Все мои друзья уехали. Но если они вернутся, они попадут уже в другой Донецк. Донецк же другой.  Изо дня в день с начала всех событий я веду дневник, пишу свои замечания, ощущения. Однажды я написал: «Как известно, в Киеве есть район Оболонь. У нас будет город Оболвань, в честь оболваненного народа, проживающего тут, Оболваньская область и оболванцы». Отсюда уезжают лучшие: актеры, музыканты, программисты, просто очень умные люди, и я не знаю, что здесь останется.

ДОНЕЦК. ЦЕНТРАЛЬНАЯ УЛИЦА ГОРОДА, АРТЕМА. 12 ИЮНЯ, 14:00. ФОТО АВТОРА

Единственно от чего мне грустно: я не знаю, чем помочь. Я бы денег перевел, мне не жалко. В армию идти я не могу – неважно вижу. Меня волнует: защищать, освобождать. Вот идет по улице куча пассивных людей и им по барабану – вот он «донецкий характер». Я даже записал: «Донецк – город подлых, кто захватит, под того и ляжем, война же только в телевизоре. Выключим кнопку – война окончится».

У многих моих знакомых, русских, висит дома портрет Коломойского. Так раньше вешали портреты Хэмингуэя. Кто бы мог подумать: Коломойский – наш Хэмингуэй! Кто мешал Ахметову быть таким? Как пишут: «заигрался».

Был такой эпизод: однажды я расклеивал проукраинские листовки. А моя знакомая, как на картине Решетникова «За мир!» смотрела по сторонам. Потом, мы идем и понимаем, что за нами бежит бабка. Мы бежать от нее, а она за нами. Она нас потом догнала и говорит: «Спасибо вам, что вы нас за людей держите». Она нам хотела сказать спасибо.

 «НАЗАД В БУДУЩЕЕ»

Есть такой фильм «Назад в будущее» американского режиссера Роберта Земекиса, в котором подросток возвращается в прошлое с помощью машины времени и как-то пытается изменить свое будущее. В случае с Донецком нужно менять кардинально все и начинать нужно даже не с нуля. Строить заново инфраструктуру, экономику, культуру, образование, доверие и человеческие отношения.

С каждым днем отсюда уезжает все больше и больше людей. Отношение к ним может быть разное: кто-то жалеет, кто-то осуждает, но факт опустения опровергнуть никто не сможет. Если они не вернутся – Донецк превратится в описанное Маркесом Макондо. Если вернутся сами – ситуация, возможно, изменится, но не существенно. Кардинально изменить ситуацию сможет лишь вариант тотальной политикой освоения Донецка заново, как Дикого поля. Только в случае культурологической, образовательной, философской «колонизации» можно начинать отстраивать новый регион, с другими смыслами.

Донецк был многонациональный. Он должен стать и многокультурным. Это должна быть абсолютна иная политика «заселения» этих земель, не схожая на политику СССР по отношению к Донбассу.

Эксперты настаивают на том, что без стратегии развития невозможно создавать будущее для региона.

«У нас, как у страны нет стратегии развития на несколько десятилетий. Нет подобных стратегии и, соответственно, у регионов. Если бы мы понимали, что хотели бы видеть в конечном результате, вне зависимости от того, кто у власти, мы бы шли к этой цели», – комментирует экономист Александр Вишневский. По его словам, стратегия должна иметь четкие пункты и обязательно должна быть принята на референдуме, чтобы каждый гражданин ее прочел и поверил в нее. Децентрализация – это первое, что нужно сделать, чтобы оживить и области, и маленькие города

МИРНЫЙ МИТИНГ В ПОДДЕРЖКУ ЕДИНСТВА УКРАИНЫ. ДОНЕЦК. ФОТО АРЕМА СЛИПАЧУКА, День

Эксперты подчеркивают: нужно проводить переориентацию региона в более технологическую и менее экологически вредную сферу. Таковой может быть машиностроение, возможно, даже военное. Но в таком случае Европа должна частично поделиться рынком сбыта. Например, найти место для наших Крюковских вагонов, или АНов.

«Мы сейчас находимся на этапе традиционной индустриализации, с плохим технологическим уровнем. В то время, как все давно уже на этапе перехода из постиндустриализации к NBIC (нано-био-инфо-когнитивной) индустриализации. Мы же можем пойти по пути к некроиндустриализации, то есть смерти промышленности, или повторить пусть европейских стран и перейти в период постиндустриализации. Но как говорят, что иногда лучше быть в хвосте, потому что последнее место дает вам возможность грамотно перескочить в более современную фазу», – комментирует доктор экономических наук Вячеслав Ляшенко. По его словам уже были случаи, когда донецкие олигархи начали «увлекаться» нано-технологиями, однако это не получило пока такой эффект, который нужен был бы для серьезного изменения ситуации.

Однако, все это невозможно будет сделать, если совместно с этим переходом не будет реорганизована инфраструктура во всем регионе, и маленькие промышленные города не будут связаны с центром доступными качественными электричками (поездами, метро). Должна быть созданная научная и технологичная агломерация, которая позволит развить целый регион, а не отдельную ее часть. В этом смысле пример технопарка является одним из тех, на который нужно обратить внимание. Впервые они были созданы в послевоенное время в США (конец 40-х гг.). Высокотехнологичным компаниям под долгосрочную аренду для создания офисного парка. Таким образом, университет получил финансирование, а студенты работу после окончания вуза.

Вместе с тем, если говорить о малом бизнесе, то в этом секторе также должны быть зафиксированы максимально гибкие условия, вплоть до отмены налога.

Может ли всему этому помешать ДНР?

По мнению Вишневского, пока воспринимать серьезно эту организацию не стоит, у них реальных экономических факторов влияния: нет своей валюты, нет экономики, все предприятия украинские.

Ляшенко уверен, обычный гражданин на себе еще не понял, что такое ДНР, ведь продолжают выплачивать украинские зарплаты, пенсии, производятся прочие социальные выплаты, в магазинах есть продукты. Все, что мешает на сегодняшний день, – это страх.

Вячеслав Ляшенко уточняет: самый худший период наступит тогда, когда придет ноябрь-декабрь, когда люди получат новые счета за коммунальные услуги, имея при этом старые зарплаты.  Мы можем пойти по сценарию 1917 года, – говорит он.

Автор: Катерина ЯКОВЛЕНКО, «День», Киев-Донецк