Россия: бес призора

Основные принципы любого коллектива беспризорников: не водить к себе чужих, не хранить запрещенные вещи, не бросать мусор на пол… 

Почему власти ничего не знают об уличных детях?

Места тусовок беспризорников не бросаются в глаза. Например, к станции метро «Маяковская» приходят гавроши со всего города, чтобы узнать, где можно найти халтуру или укромный подвал. Но если кто-то будет прямо здесь стрелять у прохожих мелочь «на жетоны», может запросто получить от сверстников по голове. Потому что не нужно «палить точку», то есть привлекать к ней внимание сотрудников метрополитена и милиции. Почти шпионская конспирация лучше всего говорит о доверии беспризорников к миру взрослых.

Напротив станции «Пионерская» есть гипермаркет «Карусель», на автостоянке которого одна из известнейших в городе тусовок. Но вы не увидите здесь оборванных подростков, которые пьют пиво, галдят и плюются семечками на асфальт. Через 15 минут наблюдений можно решить, что адрес – какая-то ошибка. Никто не ходит с шапкой, не клянчит мелочь.

Но вот один прилично одетый мальчик что-то спросил у пожилой пары, и через пять минут он вышел из гипермаркета с пакетом сока в руках. Спустя еще минут десять он же снова что-то спросил у покупателей… Понаблюдав еще, идентифицируешь девочку с розовым рюкзачком, которая тоже ходит здесь кругами. Круг – это от метро по стоянкам ближайших гипермаркетов. Либо просто стреляешь мелочь, либо просишь купить что-нибудь для последующей перепродажи за полцены. Чтобы не получить от охраны или не оказаться в милиции, надо вращаться, как электрон вокруг атома.

– Привет! Ты на улице живешь? – подхожу к мальчику.

На вид ему лет четырнадцать. Одет чисто: джинсы, черная курточка. На голове ералаш, колючий взгляд «Чё надо?» и никаких попыток сбежать.

– Нет, дома живу, – отвечает.

– А здесь что делаешь?

– В магазин пришел.

– Да ладно! А куда ты потом свои соки сплавляешь?

– Туда, – неопределенно машет на другую сторону Богатырского проспекта.

Парень не спрашивает, что это за допрос, а терпеливо ждет, когда я наиграюсь. Ответы его противоречат друг другу, но он совершенно по этому поводу не парится и в итоге перестает врать. Да, живу где придется. Больше месяца нигде не задерживаемся, потому что гоняют жильцы и милиция. Иногда домой захожу, когда мать на работе. Но дома я жить не хочу. Нет, не бьет. Не хочу – и все. С кем и где тусуюсь, не скажу. А зовут меня Миша.

Социальные работники рассказывают, что по четвергам беспризорники со всего города собираются в благотворительной столовой Красного Креста в Учебном переулке. Здесь вкусно кормят, можно попросить добавки, и в супе даже есть мясо.

В обеденное время корреспондент «НВ» застал здесь десяток подростков, сидевших кучками по двое-трое. Ну ничем они не отличаются от обычных школьников! Ложки бряцают о тарелки почти в полной тишине. Подсаживаюсь к двум девчонкам.

– Привет, хотите о себе рассказать? – меня предупреждали, что детям не нужно предлагать помочь. Во-первых, такие благодетели настораживают, во-вторых, эти дети не считают, что им нужна какая-то помощь.

– А что нам с этого будет? – очень по-одесски спросила одна девочка.

– А что вам с этого надо?

– Микроволновку. Нашу отобрали.

– Кто?

– Менты. Типа мы дом спалим.

– Покажете, как живете?

– Нет, мы чужих не водим.

На этом содержательная часть беседы закончилась.

Основные принципы любого коллектива беспризорников: не водить к себе чужих, не хранить запрещенные вещи, не бросать мусор на пол

Основной принцип любого коллектива беспризорников – не водить к себе чужих. Другие важные постулаты: не хранить запрещенные вещи. Никому не рассказывать про своих друзей. Не бросать мусор на пол. Я прочитал это на картонке в щитовой одного из домов, где живут четверо ребят: трое парней и девушка от 13 до 16 лет. Меня сюда привел соцработник, взяв слово не называть даже район. Он здесь тоже чужой. Но не пустой: принес ребятам их телевизор, который починил у себя дома.

Щитовая очень тесная: взрослому человеку не вытянуться во весь рост. Ночью четыре матраса ложатся вплотную друг к другу, днем их сваливают один на другой. Маленький телевизор занимает почетное место на бетонном подоконнике. Штепсель вставляют в розетку, свисающую на проводе с потолка.

– Из-за этого телека здесь и оказались, – говорит за хозяина 14-летний Дима (имена детей изменены. – Прим. авт.). – Старое место лучше было, просторнее. Но смотрели футбол вечером, пошумели – соседи нас и выгнали. Сейчас включаем, чтобы еле слышно было.

В подвале или на чердаке места больше, но холоднее. Даже если на трубах спать – мерзнешь. Из одной щитовой ребят выгнали взрослые бомжи, эту они нашли неделю назад. К ним уже заходил участковый, и ребята считают, что он очень добрый мужик: не выгнал их сразу на мороз, а сказал: «До первого предупреждения». Большего им от властей и не надо.

13-летняя Лариса – девушка Димы. Этот прообраз семьи – редкость в среде уличных детей. Юная пара так гордится собой, что даже уточняет интимную подробность:

– Когда у нас «чего как», двое выходят.

Взрослым не понять всего значения этого шага. Ведь сидеть на лестнице нельзя, чтобы не «запалить» жилье. На улицу выходить тоже опасно, потому что после 22 часов – комендантский час.

Все четверо следят за собой: зубы чистят почти каждый день, согнувшись над пластмассовым ведром. Почти каждую неделю ходят в баню. Иногда стирают белье дома у знакомых по двору. Большинство же уличных детей не делают ни того, ни другого, ни третьего.

Еще один феномен этой четверки – они не колются героином. Водку пьют, анашу курят, а «по вене» пробовал только самый старший – 16-летний Олег.

– В Купчино нас человек десять у одного деда в квартире жило, – рассказывает Олег. – Потом его менты повязали. А пацанов много умерло от иглы.

Олег считает, что завязал, хотя с последнего укола прошло всего три с половиной месяца. И он никогда не сдавал кровь на анализ, мол, зачем, если ничего не болит…

Из всех четверых только у Олега нет дома, в который он мог бы вернуться: отца у него никогда не было, а мать посадили в тюрьму. У всех остальных – живые родители. Классическая версия, будто в беспризорники уходят из-за насилия в семье, справедлива только для Димы – его избивал отец, трижды (!) ломал парню руку. Но Дима вряд ли пошел бы жить на улицу, если бы его не оставили на второй год. Тогда Дима решил, что обойдется и без учебы, поскольку имел знакомых, которые не учились и жили сами по себе с десяти лет. Когда я спросил, чувствует ли он себя свободным, он не понял, о чем идет речь.

Никто из четверых не учился в школе больше шести классов, Лариса не учится с пятого. Их речь – это не столько сленг, сколько умение обходиться тридцатью словами. У Олега слово «дрист» обозначает любого человека любой специальности: врача, чиновника, соцработника. Только милиционер – это «мент».

Четвертый персонаж из щитовой – 15-летний Игорь. Он единственный, кто побывал в детдоме. Его сдали туда родители, когда он перешел в пятый класс, – мальчик мешал им пропивать бабкину квартиру. В казенном доме Игорю не понравилось, и он сбежал. Его дважды возвращали, он еще дважды сбегал в течение недели. Таких, как он, называют «колобками» – ни в одном приюте не задержится. В ноябре 2009 года у Игоря родилась дочь, которую он ни разу не видел, – его 16-летняя подруга принесла дитя своим родителям, и они убедили ее остаться дома. По телефону она говорит, что дома ей как в тюрьме.

Это тенденция – у повзрослевших уличных детей стали появляться свои дети. Из трех сотен беспризорников, проявившихся на орбите «Гуманитарного действия» в прошлом году, 28 человек младше шести лет.

«Стены давят» – так объяснил 18-летний юноша ощущения обретших жилье уличных детей. Его лишенная родительских прав мать долгое время занимала принадлежащую сыну жилплощадь. Когда ее выселили, бывшему беспризорнику достался в наследство 60-тысячный долг по квартплате. И парень тут же свалил от него в полюбившийся подвал.

– Для уличного подростка вернуться в квартиру психологически означает то же самое, что для обычного человека – оказаться в тюрьме, – говорит сотрудник «Гуманитарного действия» Алексей. – В значительной степени это связано с привязанностью к наркотикам, но причин, по которым ребенок живет на улице, как правило, несколько. Многие чиновники из социальной сферы этого не знают, поскольку не имеют доступа к целевой группе. Они покупаются на миф, будто все беспризорники бегут в подвалы от насилия в семье, и действуют по принципу «поймал – вымыл – в семью».

По ночам спальные матрасы укладываются вплотную друг к другу, днем их сваливают один на другой  

«Пока ее не отметелю, не успокоюсь»

Социальные психологи и педагоги часто не знают, что делать с беспризорником. «Мы с ним не справляемся», – объяснили они свою позицию в связи с тем, что отправили юного «колобка» в психушку. Характеристика «бесперспективный» часто присваивается ребенку, с которым однажды поговорил умный психолог, а этот стервец все равно пошел в свой подвал и наелся амфетаминов. Все правильно: сложный подросток – это ребенок, с которым взрослым сложно.

Власти по-прежнему не знают, где найти уличных детей, расположить, убедить вернуться в обычную жизнь. Поэтому на одного беспризорника, который с грехом пополам окончил школу, приходится десяток скончавшихся от передозировки. Показатели по «работе с неблагополучными детьми» делаются на другом. Если ваш ребенок нес в кармане банку пива или задержался на улице после десяти вечера, вы узнаете всю мощь социальной заботы. Психолог будет ежемесячно приходить к вам домой пить чай и выяснять причины столь деструктивного поведения.

– Когда я работала в детском летнем лагере, мне позвонили с просьбой взять «неблагополучную девочку», – рассказывает координатор программы по работе с уличными детьми «Гуманитарного действия» Татьяна Дроздова. – Вы не волнуйтесь, говорят, она всего один раз в комендантский час попалась. И уже неблагополучная?

Обычно в конце года или квартала милиция устраивает облавы на уличных детей – это позволяет и им подтянуть показатели. По логике вещей попадание в руки государства должно сделать жизнь юных «колобков» по-настоящему комфортной. Однажды социальные работники попросили милиционера отдать им девочку-подростка, которую он за волосы тащил в «воронок».

– Я пока за ней бегал, ногу себе подвернул, – дрожа от гнева, пояснил милиционер. – И теперь, пока ее не отметелю, не успокоюсь.

Денис Терентьев. Фото Евгения Лучинского, Невское время