Украинские прокурорские войны

Лето этого года в Украине выдалось жарким и богатым на события на фронте борьбы с коррупционерами. Кроме «бриллиантовых» прокуроров, за обысками в кабинетах которых общество с интересом следило год назад, в стране были обнаружены их «сахарные» и «янтарные» коллеги.

Не говоря уже о том, сколько шума в информационном пространстве наделали дела любителя газовых схем и конного спорта Онищенко и «николаевского тутанхамона» Романчука.

На фоне беспрецедентно выросшей активности силовиков в сфере борьбы с коррупцией обострилось противостояние между ведомствами, которые этой самой борьбой и занимаются.

В публичную плоскость конфликт между военной прокуратурой и антикоррупционными органами (НАБУ и САП) был вынесен в начале июля, когда глава Специализированной антикоррупционной прокуратуры Назар Холодницкий и главный военный прокурор Анатолий Матиос публично обменялись «любезностями».

5 июля, на следующий день после «разгрома янтарной мафии», Холодницкий дал «5 каналу» 20-минутное интервью, треть которого заняла его гневная тирада о нарушении сотрудниками правоохранительных органов принципа подследственности, закреплённого в ст. 216 Уголовно-процессуального кодекса.

По словам главы САП, прочие ведомства налево и направо начинают уголовные производства, проводят громкие задержания чиновников, публикуют «шокирующие фото и видео» обысков. В общем, пиарятся по полной на популярной нынче теме борьбы с коррупцией. А когда информационная волна спадёт, настойчиво пытаются эти производства передать НАБУ. В судах они из-за процессуальных нарушений досудебного следствия прогнозировано разваливаются.

 «Я такие дела больше принимать не буду, и НАБУ такие дела завершать не будет. Мы не созданы для того, чтобы “подметать” за другими органами», — решительно заявил глава САП.

По словам Холодницкого, о громких антикоррупционных операциях этого лета — задержании замглавы Николаевской ОГА Романчука и операции «Янтарь» в Ровенской области — он узнал «из телевизора». А также выразил недоумение, почему процессуальное руководство в этих делах осуществляет военная прокуратура.

«Если есть ДТП, вы кого вызываете? Полицию? А почему не военную прокуратуру? Пусть она оформит протокол и направит его в полицию. По такой же схеме, как они делают это сейчас», — возмутился Холодницкий.

После таких претензий военная прокуратура в лице своего руководителя Анатолия Матиоса пошла в информационное наступление.

На следующий день главный военный прокурор появился в вечернем эфире всё того же «5 канала», а ровно через неделю, 13 июля, большие интервью с Матиосом опубликовали «Цензор» и «Левый берег».

Во всех трёх случаях главный военный прокурор озвучил чёткий месседж: военная прокуратура эффективно расследует дела о коррупции. И выразил «недоумение»: чего эти «антикоррупционные монополисты» возмущаются? Взяточников и «схемщиков» на всех хватит. Тем более, что «неоднозначные» законодательные нормы позволяют генпрокурору поручить расследование того или иного дела практически любому подразделению ГПУ.

«Шесть месяцев реальной работы людей с высшим юридическим образованием, но без достаточной оперативно-агентурной подготовки, ещё не делают их профессионалами. Для нас (ГПУ) они (НАБУ и САП) — молодые коллеги», — сказал Матиос в интервью Соне Кошкиной.

Не преминул военный прокурор потроллить антикоррупционеров, вспомнив о тех самых «тактических носках». А также с иронией отметил, что руководители САП и НАБУ «хорошо усвоили навыки работы со СМИ».

Следующим поводом для возмущения САП и НАБУ стало задержание замминистра здравоохранения Василишина. И хотя его «на горячем» взяла уже не военная, а прокуратура Киева, суть претензий осталась прежней: расследование и процессуальное руководство в уголовном производстве о коррупционных деяниях высокопоставленного чиновника осуществляет «неуполномоченный орган».

Василишина задержали в ночь на 8 июля, а уже к вечеру было опубликовано совместное заявление антикоррупционных ведомств.

Ответа долго ждать не пришлось. На сей раз высказалась ГПУ, которая, чуть ли не впервые с начала конфликта, обнародовала официальную позицию относительно той самой злополучной «подследственности».

В ведомстве Луценко антикоррупционерам напомнили, что какое структурное подразделение прокуратуры заявление о преступлении получило, то его и расследовать будет. «Футболить» заявителя, ссылаясь на подследственность, закон запрещает. А сами рассуждения о ней назвали «подсказкой для адвокатов подозреваемых».

На этом конфликт временно выпал из публичной плоскости. Но на днях директор НАБУ Артём Сытник дал развёрнутое интервью украинскому «Интерфаксу», в котором повторил уже ранее озвученные тезисы.

Очевидно, что мы имеем дело не с конкуренцией ведомств, которая иногда даже бывает полезной. И не с банальной личной неприязнью их руководителей, хотя её тоже нельзя исключать, особенно в свете повышенного интереса НАБУ и САП к прокурору АТО Кулику, который, по слухам, приходится Матиосу не только подчинённым, но и «другом семьи».

Украинское общество стало свидетелем структурного конфликта, основы которого были заложены ещё в 2014–2015 годах, когда были приняты и вступили в силу законы о реформе прокуратуры и создании НАБУ.

Специализированная антикоррупционная прокуратура, в отличие от остальных структурных подразделений ГПУ, включая возрождённую в 2014 году военную прокуратуру, не является следственным органом. Её функции, по большому счёту, сводятся к процессуальному руководству и представлению позиции обвинения в судах по делам, которые ведёт НАБУ.

То есть САП изначально создавалась такой, какими остальные прокурорские органы должны были стать в процессе реформирования, сроки которого уже безнадёжно сорваны.

Реформа Генпрокуратуры, с помпой стартовавшая в прошлом году, на практике свелась к аттестации кадров, частичной реструктуризации и переименованию районных прокуратур в местные. Добровольно отказываться от функции досудебного следствия представители «системы», очевидно, не собираются. Несмотря на то, что уже более 20 лет выполняют её на временной (!) основе согласно п. 9 Переходных положений Конституции, используя оперативные возможности МВД и СБУ из-за отсутствия собственных.

Когда после Евромайдана перспектива создания Государственного бюро расследований стала просматриваться всё отчётливее, «синие мундиры» заметно активизировались. Ведь если ГБР, закон о котором, напомним, вступил в силу 1 марта, таки начнёт работать, то в скором времени такой должности, как «следователь прокуратуры», в Украине просто не будет. Соответственно, ликвидации подлежат следственные департаменты ГПУ, в том числе и военная прокуратура. Ведь военные преступления и преступления сотрудников правоохранительных органов — компетенция ГБР.

Это можно считать не просто реформой, а фактической ликвидацией того, что генпрокурор Луценко не так давно назвал «генеральным могильником». Лишение ГПУ функции досудебного следствия грозит ведомству не только масштабными сокращениями и увольнениями, но и наносит удар по политическому весу и финансовым возможностях прокурорской братии.

Для нейтрализации угрозы «система» задействовала как «подковёрные», так и публичные инструменты влияния.

Сперва прокуроры попытались заблокировать или максимально отсрочить начало работы ГБР. Об угрозах коллапса правоохранительных органов силовики начали говорить ещё в январе. Среди активных критиков закона о ГБР был замечен не только Матиос, но и горячо любимый «еврооптимистами» глава департамента спецрасследований ГПУ Сергей Горбатюк. А руководство военной прокуратуры угрожало депутатам, не разделяющим его опасений, уголовным преследованием «за госизмену». Матиос, заручившись поддержкой главы СБУ Василия Грицака, лично убеждал президента в необходимости отложить начало работы ГБР.

И хотя наиболее радикальные законопроекты о «реформе следствия», продвигаемые прокурорским лобби, которые предусматривали отказ от идеи бюро либо отсрочку его создания на 10 (!) лет, не нашли поддержки ни у главы государства, ни у парламентской коалиции, достичь определённых успехов «синим мундирам» всё же удалось. ГБР уже скоро как полгода существует лишь на бумаге. До сих пор не назначен его руководитель и не стартовал конкурс по отбору сотрудников.

Выиграв время, прокуратура начала активно доказывать эффективность существующей системы. В этом процессе, так или иначе, задействовано большинство структурных подразделений ГПУ, но локомотивом было решено сделать именно ведомство Матиоса. Более подходящую кандидатуру среди представителей «старой школы» найти было действительно непросто. Человек, гордящийся причастностью к «школе львовского иезуиства», не только в совершенстве овладел важным для профессии мастерством ведения интриг, но и в публичной дискуссии не теряется. С журналистами правильно общаться умеет. Это вам не «говорящая голова» Куценко, которого работники медиа, мягко говоря, недолюбливали. И не Столярчук, который был готов американского посла допросить (а ведь мог бы и Обаме повестку выписать — чего мелочиться).

Вот только незадача: специфика работы военной прокуратуры с точки зрения пиара не очень привлекательна. Большинство дел резонансными не являются. Конечно, «прессуя» АТОшников, резонанс получить несложно, вот только с общественным одобрением не всегда срастается.

А борьба с коррупцией — беспроигрышный вариант. Общественный запрос на публичное наказаниерасхитителей социалистической собственности взяточников и казнокрадов высок, как никогда. Да и Матиосу не привыкать: он ещё при Ющенко, будучи главой львовского подразделения СБУ, колядника Зварыча «на горячем» ловил.

Выход военной прокуратуры на «тропу войны» с действующими коррупционерами, а также пиар-сопровождение этой «войны» вызвали прогнозируемое возмущение антикоррупционеров. В резонансной операции «Янтарь» были задействованы практически все правоохранительные органы страны: МВД, Нацполиция, СБУ, ГПУ и военная прокуратура. А вот НАБУ пригласить забыли. Иначе процессуальное руководство САП пришлось бы доверить.

И хотя операцию вытянули оперативники СБУ и МВД, руководители этих ведомств вели себя довольно скромно. Даже склонный к самолюбованию министр внутренних дел Аваков в Facebook почти ничего не писал, ограничившись скромной пресс-конференцией. Практически всё информационное сопровождение следствия замкнулось на главе военной прокуратуры.

В медийном поле ведомство Матиоса постепенно превращается в антикоррупционный орган. Его руководителю целенаправленно создают соответствующий имидж. В отличие от тех же Авакова и Луценко, политиков, возглавивших силовые ведомства, Матиос из сотрудника «органов» постепенно превращается в политика, стабильно генерирующего инфоповоды и зарабатывающего очки на благодатном поле борьбы с коррупцией, и не только. На днях военный прокурор уже успел дать комментарий относительно убийства Павла Шеремета — преступления, к расследованию которого ведомство Матиоса, как ни странно, подключать не стали.

Параллельно с набором политических очков прокурорские не оставляют попыток взять под свой контроль создающееся ГБР. Реализовать программу-максимум, подчинив директора бюро генпрокурору и обязав его забрать в ведомство 80% работников ГПУ, им так и не удалось. А если не получается что-то подчинить и поглотить, то можно попытаться это возглавить. Из более чем 80 кандидатов на должность главы ГБР каждый десятый оказался действующим или отставным работником прокуратуры. В том числе и Матиос с Горбатюком, не так давно пугавшие пресловутым «коллапсом правоохранительных органов». Правда, второго комиссия на днях к конкурсу не допустила, сославшись на недостаточный опыт работы на руководящих должностях. Объективно нынешний военный прокурор имеет наибольший политический вес среди всех кандидатов и соответствующее реноме.

А если ГБР возглавить всё же получится, то у Матиоса и его соратников есть идея создать ещё один орган — Государственное бюро военной юстиции, состоящее из военной полиции (нынешняя ВСП), следователей (часть функций придётся «откусить» у ГБР) и военных трибуналов. Каким это образом этот трёхглавый монстр сможет функционировать в государстве, где в Конституции закреплено разделение властей — неизвестно.

История создания САП и НАБУ наглядно показала, что в украинских условиях сформировать новый правоохранительный орган «с нуля» получилось проще и гораздо быстрее, чем реформировать существующие. И сегодня Антикоррупционная прокуратура в структуре недореформированной ГПУ смотрится, как «вставной зуб». Конфликт между «новой» и «старой» прокуратурами был неизбежен, так как рано или поздно одна из них вытеснит другую.

Представителей «старой школы», очевидно, беспокоит не столько реформирование / создание эффективной системы, сколько своё место в ней. И бороться за него они готовы различными, иногда даже противоречащими друг другу способами, которые так ли иначе должны дать необходимый результат.

P.S. Идеализировать САП тоже не стоит. Уже появились сигналы, что антикоррупционные прокуроры смело пользуются арсеналом своих «старших товарищей», в частности, работая с «удобными» судьями.

Автор: Guccione,  petrimazepa.com