Газа-провод

 В блокадной Газе, самом густонаселенном месте на земле, люди выращивают огурцы, смотрят чемпионат мира по футболу и торгуют на рынке нелегальными игрушками, ввезенными через туннели на границе с Египтом

«Вы следите за чемпионатом мира?»—таким был первый вопрос, который мне задали в Газе. Местные жители, конечно, следили. На улицах устанавливали большие экраны, вокруг которых собирались толпы болельщиков.

Пока они следили за игрой, следили и за ними. Газа окружена забором, сторожевыми башнями, находится под неусыпным наблюдением с суши, воздуха, моря и из космоса. Тысячи камер днем и ночью наблюдают за ее обитателями. Специальные приспособления снимают, как люди смотрят футбол, пашут, ловят рыбу.

Про жителей Газы нечасто пишут. Во-первых, потому, что сюда почти невозможно попасть. Во-вторых, потому, что многим хватает той информации о секторе Газа, которая существует благодаря камерам слежения. С начала 2009 года, после операции «Литой свинец», сектор Газа находится в блокаде. Власть в нем принадлежит движению ХАМАС, которое не признает государство Израиль и которое Израиль и большинство стран Запада считают экстремистским. Всего в блокадной Газе живет от миллиона до полутора миллионов человек.

КАЛИТКА ОТКРЫВАЕТСЯ

Мне стоило больших усилий попасть в Газу. Пришлось несколько раз прокатиться по раскаленной пустыне из Каира в Рафах и обратно за удивительными бумажками, которые могут открыть запертую калитку на границе. Эта калитка при мне не открылась ни для врачей из Иордании, ни для адвоката Стэнли Коэна, американского еврея из Нью-Йорка, который защищает права палестинских семей. За три часа, что я простояла под раскаленным солнцем, при мне туда прошел один палестинец и один вышел. По египетской статистике, за две первые недели июня в обе стороны прошли 7000 человек.

Жители Газы все еще разбирают завалы разбомбленных строений, отделяют металлические прутья, просеивают камни и строительный мусор. Тысячи осликов и лошадок с повозками доставляют все это добро на стройплощадки. С его помощью в Газе ремонтируют дома и даже строят новые. Палестинцы лепят из глины тандыры, чтобы печь хлеб без электричества. И освоили древнее умение создавать из глины дома. Если присмотреться, некоторые крыши прикрыты фанерой, полиэтиленом, а иной раз просто картонками. Но издалека можно снять жизнь Газы так, как будто здесь все в порядке.

В Газе стоит грохот—его издают генераторы. Каждый генератор—неслыханное богатство. У их обладателей есть свет, холодильники, горячая вода и даже, может быть, компьютер и телевизор. Но даже у самых богатых вода если и есть, то горькая. Другой воды в Газе нет. Как нет оборудования, чтобы пробурить новые скважины.

НЕЛЕГАЛЬНЫЕ ИГРУШКИ

Все, что продается в Газе в магазинах и на рынках, привезено по туннелям с египетской стороны. Это контрабанда, но своего производства в Газе нет. Потому что нет ни одной местной мастерской или фабрики, которая пережила бы операцию «Литой свинец».

Чем больше туннелей, тем дешевле товары. На рынке, например, в большом изобилии игрушки: воздушные змеи, куклы, солдатики, радиоуправляемые машинки. Все они доставлены нелегально. «Израильтяне запрещают эти машинки, потому что боятся, что с их помощью тут сделают бомбы и направят на них»,—объясняет продавец.

Еще в секторе Газа в дефиците зубочистки. Торговцы шутят, что Израиль их тоже запретил к ввозу как оружие—ведь ниндзя убивают зубочистками. Почти все, что тут продается, опасно: бомбу можно сделать из сахара и удобрений, положить в детскую машинку и потом послать шеренги игрушек на прорыв израильской армии.

Есть местные фрукты: дыни, арбузы, виноград и манго. Но есть и легально привезенные импортные: из Израиля поставляют сливы, черешню, персики, груши и бананы. И еще американские яблоки. «Израиль поставляет то, что выгодно их фермерам. Когда им урожай надо куда-то продать, их армия эти грузы иногда пропускает,—говорит продавец.—У нас нет выбора. Если откажемся, больше взять неоткуда. Больше никто ничего не поставляет».

Хозяина магазина трудно разговорить и невозможно уговорить сфотографироваться. «Все, что на полках, из туннелей,—объясняет он.—У всех бизнесменов в Израиле арестованы контейнеры с товарами. У меня стоят там 12 грузовиков три года. В год я должен за них платить по $10 000. Никакие товары не пропускают—даже бумагу. Вы меня сфотографируете, и меня там поместят в черный список».

ПОХОД В ТУННЕЛЬ

Когда меня повели посмотреть на туннели, то не завязывали глаза, хотя показывать вход чужакам не принято. Просто запретили фотографировать снаружи.

Первый туннель похож на пустой колодец глубиной 28 метров. На лебедке цепь, на цепи—сиденье. Усевшись на жердочку, паренек переворачивается вниз головой и ныряет вниз. Внезапно внизу загорается лампочка. В таких туннелях работают с кислородными баллонами—они иногда взрываются, и люди гибнут. Но без них нечем дышать.

Парни веселятся, пока я с опаской заглядываю вниз, уговаривают меня спуститься и обещают, что, если кончится электричество, меня внизу сидеть не оставят. Туннели вырыты в песке и похожи на монастырские пещеры. Их то и дело бомбят. Кроме того, в любой момент может произойти обвал грунта. «Раньше, когда туннелей было мало, рабочим платили большие деньги. Сейчас—30 шекелей в день. Хотя на других туннелях и по 100 получают»,—рассказывает землекоп.

По туннелям запрещено передавать наркотики, алкоголь, оружие и деньги. За этим следят сами хозяева этих подземных проходов. Если они не углядят, то у них будут проблемы, говорят рабочие. Это же подтверждают в парламенте Газы. Второй туннель, который мне довелось увидеть, уходил вниз широким коридором—прошла бы телега. Воздуха там тоже мало, зато есть канаты, которыми перетягивают грузы.

Есть и туннели, по которым может пройти автомобиль. В Газе можно увидеть новые машины—все они пришли по подземным коридорам. За них, по рассказам, платят двойную цену. Одну такую машину мне удалось увидеть в центре Газы: она попала в ДТП, и движение полностью прекратилось. Водители, возницы осликов и лошадей, прохожие и дети всей округи пришли посочувствовать водителю. «Жалко его. Все понимают, что он богатый человек, мог бы уехать, но он живет в Газе и вместе со всеми делит трудности»,—говорили зеваки.

Две женщины из бывших советских республик, чьи мужья живут в Газе, рассказывали, как по туннелям пробирались к своим семьям, отчаявшись получить разрешение на пересечение границы от израильских властей. Тогда туннелей было мало, проход по ним стоил тысячу долларов, а то и больше. Но ни с той, ни с другой не взяли ни копейки. Одна из женщин ползла 700 метров вместе со своими детьми. Рассказывает: «С египетской стороны невозможно отыскать туннель—его не видно. В огороде поднимают кусок земли—и говорят: прыгай. Хорошо, что я в походы раньше ходила».

ПРАВИЛА ЗЕМЛЕДЕЛИЯ

Почти две трети жителей сектора Газа беженцы, то есть те, у кого нет своей земли. Это значит, что работы у них тоже нет, потому что после войны 2009 года все местные предприятия разрушены. Так что фермеры Хамдулля—просто счастливчики.

Сафату Хамдулля 23 года. Он студент факультета сельского хозяйства. Мы стоим на его огуречном поле на окраине Бейт-Лахии, где он и его братья работают по 10–12 часов в день. Сафат показывает, где осенью посадит клубнику. На горизонте—стена, отгораживающая сектор Газа от территории Израиля. За стеной живут израильтяне, страдающие от того, что на них падают самодельные ракеты «Кассам». От поля этой семьи стена отрезала 500-метровую полосу пахоты.

«Видите, зеленая граница поля, а дальше—песок? Это тоже наша земля. Но подходить к стене ближе нельзя. Старые и высокие деревья приказали срубить. Можно разводить только низкорослые культуры. Оливы сажать нельзя. Сараи приказывают убрать—или их разбомбят»,—Сафат рассказывает правила земледелия в приграничной зоне. За семь месяцев у них убили семерых соседей. Две недели назад бомбили. Несколько дней назад приехали танки и уничтожили ирригацию. Неделю назад израильтяне пришли, забрали у соседа-фермера лошадь, на которой он пахал. Через два дня лошадь вернули—использовали ее, чтобы искать мины.

Сафат говорит, что не представляет, откуда здесь можно запустить ракету в сторону Израиля: «Видите—вышки, на них камеры, они все время двигаются, они реагируют автоматически, если какое-то подозрительное шевеление ночью. В темноте собака пробегает—они по ней стреляют». Интересуюсь, к какой партии принадлежат они и их родственники. Сафат смеется: «Мы фермеры, мы не политики. Мы на земле работаем».

ПИСЬМО МИРА

О ХАМАС, впрочем, местные жители говорят только хорошее, даже христиане. «У нас хорошие отношения с мусульманами, мы взаимно поздравляем друг друга в праздники»,—рассказывает отец Андрей, грек-киприот, священник местной православной церкви. Он приехал в Газу за четыре месяца до начала блокады. Священник в Москве говорит по-русски, легко переходит на арабский и английский.

Отец Андрей показывает на копию старинной грамоты в рамке на стене: «В 637 году халиф Омар выдал эту грамоту нашему патриарху Софронию Второму в Иерусалиме. Это письмо мира с христианами». По его словам, в Газе около 400 православных и 50 католических семей.

«А еще у нас есть письмо от правительства ХАМАС о том, что нам, христианам, нужно вино для богослужений,—продолжает отец Андрей.—Они уважают нашу религиозную традицию. К нам в школу приходил министр образования Мухаммед Аскул. Наша школа держит первое место по арабскому языку. А два года назад к нам приходил Махмуд Захар (член политбюро ХАМАС.—Newsweek)».

Духовное начальство отца Андрея находится в Иерусалиме. «Когда мы с митрополитом ездим к патриарху в Иерусалим, то приходится через КПП “Эрец” идти два километра пешком,—жалуется он.—У нас и машина с дипломатическими номерами есть, и дипломатические паспорта, но у меня нет прав. А водителя-палестинца не пропускают. Но доктор сказал—ходить пешком очень полезно».

НЕТ ВЕСТЕЙ

Говорят, две трети палестинцев побывали в израильских тюрьмах. Назиру Бедауи 62 года. В 2001 году был арестован его 22-летний сын Муса. Его приговорили к 25 годам, прошло только девять. За это время не было ни одного свидания, передачи и переписка запрещены. «Матери удалось его увидеть мельком, когда сына сажали в фургон после суда. Это все. Я не учился праву, но я уже знаю наизусть Женевскую конвенцию»,—говорит Бедауи.

Отец рассказывает, что он вместе с другими родителями палестинских заключенных написали недавно открытое письмо солидарности с родителями израильского солдата Гилада Шалита, похищенного активистами ХАМАС в 2004 году. «Мы считаем, что он должен вернуться. Но где солидарность еврейских родителей с нами? Я четыре раза писал в Израиль—обменяйте наших сыновей на Шалита. Нет ответа».

По словам Назира, его цель—дожить до освобождения Мусы. Отцу тогда будет 78, сыну—47. Он ведет меня к женщине, которой не суждено увидеть своего сына. Умм Фарес Баруд 84 года. Ее сына Фареса арестовали в Газе в 1992 году, дали пожизненный срок. Теперь ему 45. В течение десяти лет ей не дают свиданий. Ее сыну раз в полгода позволяют позвонить—десять секунд, и разговор прерывается. «Один офицер сказал мне, что я из ХАМАС, поэтому свиданий не будет. Я была просто пожилой состоятельной дамой, а они превратили меня в ХАМАС».

Она тоже начинает сравнивать своего сына с Гиладом Шалитом: «У Шалита все есть, у наших сыновей ничего, и нам не разрешают им ничего передать. Шалита забрали из танка, наших детей забирают из домов. Фареса обвинили в том, что он делал бомбы, но он ничего не делал, он был моим младшим сыном».

МЫСЛИ В МОРЕ

Порт—это узкая полоска дамбы в форме буквы «г» в центре города Газы. Все портовые строения и краны были разбомблены еще при Ясире Арафате. Сюда должна была причалить «Флотилия свободы».

Если взглянуть на город с дамбы, видишь красивую набережную счастливого города в лучах солнца. Никаких признаков блокады отсюда не разглядеть, как и разрушений от бомбардировок, недостроенных домов и людей, живущих на доллар в неделю. Когда немногие иностранные журналисты передают свои редкие репортажи из Газы, они встают с камерами именно здесь—и получается картинка тихого приморского счастья.

Здесь с удочкой стоит и Сами Иоге, ему 30 лет, и у него нет левой руки. Он говорит, что попал под обстрел, когда ловил рыбу в полутора километрах от берега, хотя палестинским рыбакам разрешено заходить в море на три километра. «Со мной был 12-летний ребенок. В израильских новостях нас, меня и ребенка, назвали стрелками-террористами. Но почему-то из палестинского госпиталя Шифа меня перевезли в Израиль, в госпиталь Охлоф, хотя террористов они не возят»,—вспоминает он. Сами подал в суд на Израиль—потому что одной рукой рыбачить невозможно, «да и ремонт лодки обойдется в $10 000». Ответа пока нет.

«После Осло (соглашения 1993 года.—Newsweek) можно было ловить рыбу в 18 километрах, потом—в шести, теперь—в трех. На таком расстоянии рыбы нет,—продолжает Сами Иоге.—Израиль это знает. Многие рыбаки выходят в море просто понырять, покатать ребятишек, вот и я прихожу на берег, потому что море меня тянет. Я даже в школе недоучился два года, чтобы пойти в университет,—море очень любил».

Снаружи дамбы плещет прибой. На причалах сидят с удочками сотни рыбаков. Рыбы нет, но это местная форма психотерапии. «Я не рыбу ловлю,—говорит один из рыбаков, доктор городской больницы.—Я свои мысли в море бросаю».

 Надежда Кеворкова, Newsweek