Рассказ хирурга больницы в Артемовске, перешедшего на сторону Украины из «ДНР»
«Горячей точкой» в раскаленном Донбассе остается город Артемовск, который после ухода украинской армии из Дебальцева оказался на передовой линии фронта. Здесь, в Артемовске, в госпитале лечат раненых украинских военных – но не только их, бывает, что медицинскую помощь приходится оказывать и тем, кто воюет «с той стороны». Об этом эмоциональный рассказ хирурга артемовской больницы, который еще в прошлом году работал на стороне «ДНР».
Несмотря на объявленное перемирие, встречу министров иностранных дел стран «нормандской четверки», на которой во вторник было решено продлить мандат миссии ОБСЕ на востоке Украины, в зоне конфликта между украинской армией и сепаратистами продолжаются столкновения. Не прекращаются обстрелы села Пески, расположенного недалеко от Донецкого аэропорта, сообщается о наступлении сепаратистов в районе Широкино под Мариуполем.
«Горячей точкой» в раскаленном Донбассе остается и город Артемовск, который после ухода украинской армии из Дебальцева оказался на передовой линии фронта.
Здесь, в Артемовске, в госпитале лечат раненых украинских военных – но не только их, бывает, что медицинскую помощь приходится оказывать и тем, кто воюет «с той стороны». Об этом корреспонденту Радио Свобода рассказал врач-хирург артемовской больницы Дмитрий Бондарь, который еще в прошлом году работал на стороне «ДНР». Мы публикуем его эмоциональный рассказ с минимальными правками.
Дмитрий Бондарь
– Я вообще с той стороны, я там работал. 18 июля все началось у нас. Я поехал на работу. И началось – в Артемовск везли нацгвардию, "донбассовцев" и 128-ю бригаду, а нам везли партизан, как их тогда называли. До 31 августа мы жили на работе, потому что уйти было невозможно, постоянные обстрелы плюс раненые, гражданские, мирные. Потом мы вышли сами. Работу надо было искать.
В Попасной был не вариант, потому что там больница еле дышала. Устроился сюда работать. За это время было у нас… ну, лично у меня четверо бойцов с той стороны. Скажем так, помощь им оказывается в полном объеме, абсолютно в полном. Тут даже дело не в том, кто они, откуда они, что они, а дело в том, что они тоже люди, умирают точно так же, и они уже не бойцы, грубо говоря.
Лечим по полной программе, оперируем. Последний случай был танкист-наводчик, 25 лет – ожог дыхательных путей, ожог лица, глаза пострадали серьезно. Лечили. И плазму переливали, и кровь переливали, подошла, как это ни странно (смеется). Сделали все по полной программе.
Раненые в артемовском госпиитале
До этого были тоже, пара попала к нам. Они заехали на наш блокпост, это еще было в октябре, там их приняли. В багажнике оружие было. Ранение в бедро, перелом бедра был. Прооперировали, месяц он у нас лежал, лечился. Потом его обменяли, как я понял. То есть помощь оказывается в полном объеме.
Я скажу больше, если бы тогда, летом и весной, не было бы вот этих опрометчивых заявлений [Михаила] Коваля(на тот момент – министра обороны Украины – РС), когда он сказал, что всех с Донбасса [надо] в лагеря загнать, когда там тетка тоже, отмороженная на всю голову, Фарион, по-моему, стала заявлять, что нас тут всех надо расстрелять и в тюрьму посадить..
Это было сказано по "Интеру", по центральному каналу. Если бы не эти заявления, у этих ребят было бы намного меньше последователей. Я скажу больше, на той стороне, в тех городах, которые обстреливают, их очень мало… пишут уже на заборах и на столбах: "Казаки, убирайтесь!". Я вчера был в Попасной, я сам оттуда родом, обстрелы продолжают. Периодически по Горску, по Золотому летят. Ответки нет пока, но это, опять же, пока.
А люди там понимают, что если стреляют эти, то рано или поздно полетит ответка. Рано или поздно! И все это прекрасно понимают, что если идет уже это дело, а они [сепаратисты] продолжают стрелять… Вот буквально вчера я сам был там и слышал – обстрел и все прочее. Лечить их надо, лечим их полностью, это даже без вопросов. По двум причинам. Во-первых, потому что рефлекс, потому что лечить нужно, а во-вторых, поменять можно будет.
– Как сепаратисты сами относятся к вам и к тому, что им оказывают здесь помощь?
– Да нормально они относятся. До них же тоже доходит. И я скажу так. Те, кто были идейные, их уже выбили. Те, кто пошел туда и выжил, да, они уже не хотят воевать. Если бы не вот эти вот поставки оружия, если бы не эти вот казачки, это все бы уже давно бы затихло. Ну, нету у милиции на складах танков и "градов", и беспилотников! Ну, нету их там и не было никогда! Поначалу, да, это были милицейские эти, у них было там три миномета, которые где они взяли, я не знаю, но… Но то, что сейчас… Беспилотником управлять за месяц не научишься, да и за два, я думаю, не научишься.
Если бы не поставки оружия, это все бы уже давно прекратилось. Я одно не могу понять – чего они хотят. Я реально не могу этого понять. Не хотят пускать в Европу? Ну, так нас туда никто не возьмет, Украину, в ближайшие 20 лет, я так понимаю. Никому не нужен камень на шее. Хотят уничтожить экономику? Так ее уже нет. И это можно было сделать проще, намного проще. Сколько у них людей в Верховной Раде – все можно было решить. Зачем это все, я не могу понять.
– Из тех, кто к вам попадал, это местные жители или из России приехавшие?
– И местные были, и россияне были. Сам лично двоих россиян лечил. Ну, человека 3-4 были местные.
– А эти россияне – добровольцы или военные в отпусках?
– Это были и добровольцы, и военные в отпусках так называемых. Судя по тому, как они держат оружие и обращаются с ним…
Поначалу это были адекватные ребята, реально адекватные, с той стороны. То есть они помогали мирным, не было провокаций, кормили, обеспечивали что-то. Потом все поменялось, причем довольно резко поменялось. Где-то в октябре-ноябре резко все изменилось.
Пошли провокации, вот эти непонятные, зачем там. Я говорю именно по своему району, вот здесь, что я вижу, что я знаю четко от людей. Они стали набирать уже массу неадекватов, которые либо несколько сроков отсидели, либо…
Поначалу они вывели всех наркоманов, они их загнали на общественные работы. Вывели всех бандитов, закрыли все наркоточки. Ну, городки-то маленькие, все знают все. Реально они гоняли наркоманов. Затем все резко изменилось. Стали уже… Скажем так, им это все равно стало. Им стало главное – война. Им не важно, что будет здесь после войны, как будет после войны, как будут жить люди, где они будут жить. Никто не стал думать о том, попадет в жилой дом или попадет куда-то еще.
Открытые переломы и все прочее. Вот 13-го числа этого месяца, пожалуйста, на мясокомбинат прилетело – ни один военный не пострадал. В Артемовске. Ни один военный! Попало четко в мирный район. Если бы попало в сам мясокомбинат, города бы не было, потому что там аммиак, и было бы очень весело. Было у нас семеро раненых и двое 200-х – молодая женщина и ребенок. Это "смерч" прилетел, кассетный.
Я вчера был в Попасной, город очень побит. Не так, как Первомайск, но… Первомайск побили, конечно, очень сильно! В первые дни. Я тоже не понимаю, зачем это было провоцировать, потому что из Первомайска фактически ничего не летело, а туда летело фактически по 120-150 снарядов. Только снарядов из артиллерии, за день. Это реально было, это летело. Стояла батарея, 128-ой дивизион, противотанковый, и летело. Я разговаривал с родителями, они там, дома были, слышу – ба-бах… "У нас прилет". Это еще больше спровоцировало народ, понимаете. В первую очередь, я думаю, началось все со Славянска. Можно было зачистить этот город без артиллерии.
– Местные жители как-то меняют свое настроение?
– Да. Местные жители меняют свое настроение. Скажем так, на той территории остались еще те, которые верят в эту идею "русского мира" и все остальное, есть такие, да, но большинство прекрасно понимает, что хорошего ничего из этого не выйдет. России не нужны эти территории, абсолютно не нужны. Разрушенный город с голодным населением, без газа, света, с разрушенными домами – он никому не нужен. И эти восстановления… Да, восстановления шли, но это была больше пропаганда.
Начинают закручивать гайки, пишите историю на украинском – мне это неудобно! Я прекрасно понимаю, со второго класса читаю свободно на украинском, но мне неудобно писать!
Начинают нагнетать – начинается противодействие. Это никому не надо, народ больше интересовала работа и зарплата. Сейчас мы понимаем, как хорошо жили тогда, до войны. И сейчас нам все равно, какой курс доллара. Сейчас бы перестали стрелять – и люди бы вернулись в основном и стали бы восстанавливать как-то что-то. Если бы все это закончилось, все эти курсы доллара, все это – мелкие неприятности по сравнению с минометом или с залповой артиллерией. Вот так вот!
– А к вам отношение нормальное, в связи с тем, что вы работали на той стороне?
– Да, нормальное. Поначалу нормальное. Я же говорю, поначалу да, а потом они стали меняться. Идейные, которые реально хотели сделать жизнь тут лучше… Скажем так, Майдан хотел сделать жизнь там лучше, да, а здесь эти же хотели сделать жизнь тоже лучше. Но их уже выбили, и остались вот всякие разные.
Отношение было нормальное, скажем так, поначалу. Потом… ну, по-разному. Мне лично появляться там, скажем, не особо хочется. Да меня туда и не пустят. В Луганске я разговаривал с ребятами – в принципе, город существует. Не живет, но существует. Денег не платят, люди на работу ходят по инерции, чтобы не сидеть дома.
Тут есть, какой-никакой, закон, порядок. Если, допустим, те же армейцы начинают выпивать и чудить, на них есть комендатура, на них есть, в конце концов, обычная милиция, то там всего этого нет. Опять же, по Первомайску – там с магазинов выгребли все. Машины позабирали. Когда видишь бомжа, который тащит скороварку с "Фокстрота" (сеть магазинов бытовой техники – РС), о чем-то это говорит. Ну, реально, это мы видели! За телефон в руках на улице – в комендатуру, на подвал и разбираются сразу же! Я когда сюда приехал, первые дни… на третий день, допустим, после того, как я оттуда смылся, пришел сюда, у меня телефон звонит на улице, а я его судорожно выключаю.
– Возвращаются ли мирные жители, которые уезжали на территорию России?
– Возвращается очень много! Жилье, работа, свой дом, своя квартира. Да свой город, в конце концов! Если сейчас прекратятся обстрелы, дай бог, народ туда вернется и будет все восстанавливать. По большому счету, людям, живущим у линии фронта, им все равно, какая власть, им лишь бы не летало. То, что будет хуже или лучше, это будет потом. Сейчас главное – чтобы не летело, понимаете. Вот это основное.
Причем на автомат уже даже внимания не обращаешь, на очереди. Свист, мина, "град" – это да. За все это время, начиная с сентября и по сегодняшний день, два или три пулевых ранения было, и то это снайперы. Остальное – это осколки, это артиллерия. Это война артиллерий, вот о чем вся речь идет, понимаете. Это война артиллерий. А что такое артиллерия?
Здесь же один город плавно переходит в другой, границы нет фактически. Вот Горловка, вот Никитовка – это одно и то же. Первомайск, Попасная, Горск, Золотое, Брянка, Алчевск, Стаханов – если хочешь проехать по нормальной дороге, по освещенной, едешь до Луганска через эти города. Дорога везде освещенная фактически, едешь по городу. И здесь применятся артиллерия. А лечить их надо всех! И умирают все одинаково. И внутри все одинаковые. Поэтому деваться нам некуда. И очень жалко, как мы жили хорошо…
Автор: Антон Наумлюк, Радио Свобода
Tweet
