Бои за донецкий аэропорт: воспоминания офицера группы снайперов 3-го полка спецназ
26 мая 2014-го года произошел первый бой за Донецкий аэропорт, впервые российские наемники, завербованные в различных спецподразделениях ВС и ФСБ РФ, понесли большие потери. И начала этот бой группа снайперов 3-го полка спецназ под командованием офицера с позывным “Турист”.
Интервью “Туриста” изданию “Цензор” открывает многие детали той первой схватки. Viktoria Kosenko – волонтер, преподаватель вуза, патриот из Запорожья, ведет уникальную летопись войны, встречаясь с героями, она и записала рассказ офицера.
***
“В полку я командовал снайперами. Снайпера могут действовать вместе, а могут разделяться по парам и передаваться различным подразделениям для их усиления. На момент, когда я попал в аэропорт, 4 апреля 2014го, это была “сборная солянка” из полка. С самого начала наши ребята уже работали в Крыму, когда россияне туда заходили нелегально. Очень много отдельных групп работало на линии границы.
Как я попал в ДАП, это почти анекдотическая ситуация – мне надоело сидеть в полку. Получается, что я одну пару снайперов отправил, вторую, третью, а для меня отдельной задачи нет! Я сидел, маялся, и тут – быстрая тревога! Командир батальона говорит: “От батальона уходит четыре группы, в каждой группе должен быть снайпер. Назначай своих!”. Я отобрал бойцов по уровню подготовки. Была ночь, шла быстрая загрузка, военная неразбериха – в этом процессе “потерялся” радист одной из групп. Точнее сказать, парень побежал за рюкзаком. В тот день мы были на полигоне, и тут пришла команда срочно всё свернуть и прибыть в расположение.
По прибытии – боевой выход, погрузка, кто-то получал оружие, кто-то побежал за вещами. Всё происходило молниеносно – основная колона уже ушла, а нам командир по связи передал догонять ее. Я своих собрал, подошел к командиру: “А мне куда?”. Он: “За радиста потянешь?”. “Потяну, конечно!” – офицер спецназа должен уметь заменить любого солдата! Несмотря на то, что я был тогда в звании майора, и прапорщик стал моим командиром группы, меня это не остановило – хотелось что-то делать, невыносимо было сидеть и смотреть, как прос…раем страну.
Со всех трёх батальонов собрали около 250 человек – больше в транспортный самолёт не вмещалось. Летели, сидя друг над другом, в две палубы. Ночью 4 апреля мы прилетели в ДАП и взяли его под контроль. Меня сразу вызвал командир, и сказал: “Вспоминай свою специализацию, собирай наших снайперов, которых мы разбросали по разведгруппам. Мы тут надолго – будем отрабатывать оборону аэропорта”.
Аэропорт – стратегический объект. Когда мы высадились на его территории, одну часть бойцов отправили взять под контроль областной военкомат, а другая осталась в аэропорту. Сепарня и российские кукловоды подняли бучу, и военком области принял решение, что ничего стратегического в военкомате нет, будоражить ситуацию не стоит, и нас вернули в аэропорт. Мы установили защитный периметр.
Проехались по кругу, посмотрели, какие варианты и вероятные проходы, кто может зайти и как. Нашли десантников 25 бригады с двумя зенитными установками, которых перебросили для противовоздушной обороны. Мы ж спецназ))), поэтому сразу им заявили: “Главные тут мы, а вы работаете с нами”. Там парни мобильные, ответили “Давайте команду, мы готовы взаимодействовать”. (Позже, во время штурма, эти ребята нас серьезно выручили). Затем расставили посты, и началось круглосуточное дежурство. Так как мы охраняли государственный объект, нам руководство аэропорта выделило для размещения старый не рабочий терминал. Посты попросили выставить так, чтоб не мешать функционированию аэропорта.
Ситуация осложнялась. Получилось так, что подразделение, которое стоит в аэропорту, стало самым передовым форпостом вооруженных сил. Боевые задачи возникали по ходу. Например, под Артемовском есть склады с боеприпасами, склады бронетанковой техники – все эти объекты надо было кем-то усиливать – начали вытаскивать спецназ из аэропорта, то есть забрасывать вперёд от форпоста. В итоге получилось, что из 250 прибывших бойцов в аэропорту осталось человек 80. На тот момент командование полагало, что ДАП – тихое место.
На Луганский аэропорт мы не работали. Генштаб сразу распределил, что кировоградцы отвечают за Донецкий, а десантники львовские – за Луганский аэропорт, кроме того, часть наших сил и средств пошла на Краматорский аэродром. Вот так и получилось, что вместе с десантниками нас осталось чуть больше сотни. А ситуация тем временем накалялась. У нас были свои информаторы в Донецке, которые давали нам реальную ситуацию по городу. Мы знали, что сил у сепарни немного, но если брать правильно, по-военному, то аэродром должен охранять, минимум, пехотный батальон – это человек 400, с боевой техникой. А у нас из техники только грузовики, водители на них прорвались с боем! Спасибо за это начальнику автослужбы нашего полка, майору А***.
Он машины пригнал в ДАП, имея за пазухой один пистолет, у водителей вообще никакого оружия не было, потому что милиция Донецкая всячески препятствовала прохождению военных колон. А*** вёл колону пустых машин, на блокпостах убеждая ментов, что просто перегоняет пустую технику. Водители полка удержали стоянку, когда во время первого штурма сепарня через них полезла. Всё, чем мы могли с ними поделиться, – это гранаты из БК и “мухи” … Анекдотическая ситуация была: присел дядька лет 30, за ящиками с гранатами, бросает одну за одной: “Ой, бля, ой, бля…” Каждый бросок нужно подняться, а по нему непрерывно стреляют… Сепары туда не решились сунуться, обошли эту позицию. Ребята удержали её, не имея ни одного автомата на руках!
Первый штурм был 26 мая 2014го. Накануне, за два-три дня, сепары демонстрацию сделали: подогнали длинные “Камазы”, бортовые открытые, боевики сидят плотно, как морковки – только головы торчат и стволы. Остановились, выпрыгнули из машины. Наш пост с крыши сделал пару предупредительных выстрелов вверх. Это отрезвило непрошенных гостей, и те отошли за деревья, а затем уехали. В начале мая так же пытались нам на психику надавить – устроили шествие ряженых ветеранов, которых привезли на автобусах. Я находился на крыше со снайперами и наблюдал это через оптику. Молодые пацаны спортивного телосложения сбили этих ветеранов в толпу, выдали красные флаги, и повели, как стадо овец. Ветераны пришли к работающему новому пассажирскому терминалу, и повесили там флаг “ДНР”. Мы переоделись в гражданку с моим сержантом, командир сказал пойти посмотреть, что там. Когда подошли ближе, увидели, что возле флага дежурят дедушки-бабушки, ожидают, что мы придём снимать. А вокруг 3-4 джипа “LandCruiser”, в которых спортивные ребята наготове сидят, и журналюги с РосТВ с камерами. Все в ожидании нашей реакции на провокацию. Командир сказал: “Ладно, пусть пока эта тряпка болтается”. То есть они попробовали спровоцировать нас, а уже 26 мая был не то что штурм, а тихий захват нового терминала.
Как раз перед первым боем тупо слились пограничники – силовое ведомство Украины Держпогранслужба. Одно из отделений этой погранслужбы работало в аэропорту. Они просто пришли к нам в старый терминал со своим оружием, и заявили: “Мы вам отдаем его под охрану!”. Как так?! Там было порядка шести армейских ящиков с автоматами, то есть около 60 единиц, плюс ящик с пистолетами (около сотни). Потом они приперли еще ящики с гранатами. Мы говорим погранцам: “Если вы, 60 человек, встанете с 60ю автоматами возле каждого окна, так хрен кто возьмет этот терминал!”. Они: “Нет! Нет! Нет! Это не наша война, мы ничего не собираемся делать. Забирайте оружие, чтоб нас потом не разоружили”. Точно так же поступили сотрудники районного отделения милиции, которое находилось рядом, метрах в 50ти. Они просто закрыли двери здания и сбежали. А утром 26 мая к нам под старый терминал демонстративно подъехали “Камазы” с сепарами.
Выгрузились, мы смотрим – полиции нет, погранцов нет, вневедомственной охраны нет, аэропорт вроде как пустой. Пока нам не пришло подтверждение, что гражданских в аэропорту нет, мы не предпринимали никаких действий. Спустя какое–то время поступила информация, что с “той” стороны руководству аэропорта дали команду: сотрудников на работу не вызывать! Пошли переговоры – они предлагали нам уйти, сдаться. Нас пытались прощупать. Мы прикинули – нас конечно меньше, у них позиция лучше, но мы просто так не сидели – отрабатывали перед этим различные варианты развития событий. Через наш Генштаб передали информацию, что россияне намереваются перебросить своих десантников самолетами с посадкой в ДАПе, поэтому мы вытащили все машины, которые у нас были, поперек полосы поставили, а сами засели вдоль взлетной полосы. К сожалению, тогда не все военные поняли, что это уже серьезно, и необходимо готовиться, но у спецназа специфика такая – мы всегда рассчитываем на худшее.
Незадолго до штурма руководители аэропорта пришли с претензией: “Вы забиваете частоты управления полетами – не пользуйтесь своими радиостанциями”. Предложили воспользоваться их радиостанциями. Мы понимали прекрасно, что нас слышат, и начали играть на нервах. Командир передавал в эфир: “Пацаны, если летит птичка с красными звёздами, не ждём никакой команды, она должна долететь до земли, только горящей”. А мы – давай дублировать это по радиостанции, “для благодарных слушателей”! Психологическим давлением заставили противника изменить свои планы.
Когда сепары зашли в новый терминал, мы заняли свои позиции. Я находился на крыше, с моими ребятами – снайперами. Кадыровцы заехали в ночь, и занимались позёрством, утром привели каких-то журналистов с камерами, они с возвышающего нового терминала снимали старый, давали интервью. Всё это было видно в оптику, но мы люди прагматичные))) – мы просто просчитали, сколько боевиков на крыше, общее количество заехавших, и приблизительно прикинули, что их больше, чем нас.
Я работал на крыше, наблюдал за их ночной возней, и докладывал в командный пункт: “Понесли “Шмелей”, несут ПЗРК”. Один из замов командира, который рулил тогда, переспросил меня: “Ты уверен, что это ПЗРК?”. “Что меня, даром, в “автошколе” учили?!”. “Спустись с крыши”. Я зашел в командный пункт, понимая, что есть инфа, которую по рации не сообщают. Начальник штаба полка сказал, что наши резервы будут идти на вертолетах, и если сепары затащили ПЗРК, то… “Твоя основная задача – дать сесть нашему десанту!”. Задачу свою я понял, и приступил к исполнению. Когда наше подкрепление шло (две пары Ми-24), вот тогда всё в аэропорту и заварилось.
В той ситуации долго передавать доклады и выжидать ответы – это смерти подобно. Позже Бутусов мне говорил: “Вот, ты – офицер, который всё это начал!”. Да, может я и начал, но на тот момент я уже имел четкий приказ: дождаться подхода резерва, и не дать задействовать ПЗРК. Я видел, как заходят наши вертолеты, и как человек с ПЗРК становится за пристройкой технического этажа нового терминала, где оборудование лифта. Вертолет идет с другой стороны пристройки, боевик ожидает, что вертолет выйдет, и целится. Я успел доложить: “Вижу ПЗРК, вижу ПЗРК”, но понимал, что ждать реакции времени нет! Рядом был мой напарник, я скомандовал: “Вова, давай!”.
Вова отлично отработал. Я для себя заранее рассчитал тактику предполагаемого боя. Нас на крыше было 10 человек, а тех – человек 30. Мы залегли на крышу где-то в 2 часа ночи, и пролежали там до 12 часов дня. Конец мая, жара. Воды нет, еды тоже, у меня одна шоколадка, разделили её на всех, и две бутылочки воды по 0,5 литра на 10 человек, по глотку. На крыше стояли антенны, придавленные пеноблоками, и мы за эти пеноблоки прятались.
Обкладывали себя, чтоб хоть как-то защитить. Снайперское оружие – это, конечно, хорошая вещь, но когда у противника большое преимущество в силах, то точность огня – это ни о чем, нужна плотность, чтобы враг не мог головы поднять. Накануне я сказал командиру, что нам необходим пулеметчик с пулеметом, иначе не сможем отработать так плотно, чтоб эти 30 человек одномоментно замолчали, учитывая, что мы находимся ниже. Подошел Серёга, пулеметчик. Мы разделили зоны, я ему: “Серёга, ты, как швейная машинка, туда-сюда, по всему парапету, чтоб они не смогли головы поднять!”. Когда начался бой, он отработал на все пять баллов. Дальше уже пошли стрелки.
У сепаров началась паника, а они ж на крышу не по лестнице поднимались, а как “белые люди” – на лифте))) И когда мы все включились, они шарахнулись толпой в лифт, а так как плотность огня большая, то лифт заклинило. И мы по этому лифту влупили! Потом, правда, гадость началась – нам выдали бронебойные патроны, мы сами просили, потому что сепары металлические двери таскали, обкладывали себя. Позже, правда, стало понятно, что двери жестяные, и защитой не являются, но нам нужно было работать на верняк.
Оружие в бою из-за старых патронов начало клинить. У моих все четыре снайперские винтовки прямо в бою заклинило. После боя мы конечно выяснили, что патроны сняты с НЗ 47го года. А по ситуации, я сказал: “Вова, стреляй, чем можешь!”. Наши разведчики свои “мухи” сбросили снайперам, и ребята начали гасить по целям из РПГ. Спустя неделю после боя я вышел на эту позицию, и насчитал только вокруг Вовкиного лежбища 13 отстрелянных “труб”! Это каждый раз нужно было встать, прицелиться, выстрелить, и опять по новой… Учитывая, что при этом в тебя стреляют. Я в это время, лежа на боку, выбивал автоматом из патронника СВД гильзы старых патронов. Да…
Было немножко невесело, но дальше к нам подключились десантники 25ки с зенитками, и потом подошли авианаводчики, которые прилетели с десантом. Они сказали: “Пацаны, уходите с крыши – мы сейчас наведём боевые вертолеты”. Бой продолжился дальше. Мы его начали, и сразу перехватили инициативу, подавив противника. Потом ещё оказалось, что часть сепаров в аэропорт так и не добралась – эти маргиналы по пути заглянули в торговый центр, ограбить! Не могу сказать, что все местные плохие! Да, кто-то мародерил, но были и такие, которые нам помогали, информационно, например.
Информацию нам не только агентура давала, мы и сами переодевались в гражданское и выходили в город. Мы видели, что “ополченцы” – это просто маргиналы, босота, которой дали оружие. Один такой хвастался: “Я был никто, а сейчас мне дали автомат, я могу даже в магазине не рассчитываться!”. Мы общались с людьми, которые имели контакт с милицией, они рассказали, что к донецким ментам просто приехали, показали расценки, и предложили: “Ребята, вы поддерживаете ДНР. ДНР –это Россия. Вы сразу получите российскую зарплату”. Менты посчитали: выходит, что российский милиционер получает в три раза больше, и всё, сразу “Слава ДНР!”.
У меня были знакомые журналисты, у которых остались карточки аккредитации иностранной прессы. Они на КПВВ на границе России и Украины, пристроились к колонне, которая заводила русских наёмников в Донецк. Так вот, эту колону сопровождал начальник ГАИ города Донецка!!! Он завел оккупантов в свой город! К сожалению, имела место такая тотальная сдача интересов. На СБУ мы особо не надеялись, пограничники слились, менты тоже…
Помню, как где-то через день после того, как погранцы “передали” нам оружие, пришел один их офицер. Мы это время в старом терминале уже развернули камеры, сделали пропускной режим – создавали видимость, что нас всё ещё много. Мы понимали, что если сепары узнают, сколько бойцов на самом деле осталось, то будут вести себя наглее. Так вот он приходит и говорит: “Я хочу зайти в помещение, где вы находитесь, потому что там наше оружие – мы будем его считать!”. Я его, конечно, послал, но он не понял сразу – начал бухтеть.
Командир услышал наш разговор на повышенных тонах, и более сдержанно, но красноречиво указал азимут движения этому “вояке”. Оружие пограничников мы сохранили. Правда, когда в бою нам понадобились магазины, мы их позаимствовали, взяли и несколько автоматов на второй день боёв (все-таки решились ящик вскрыть) АК выдали водителям, у которых вообще не было оружия. После боя все собрали и сложили назад в ящики. Наш начальник штаба полка пересчитал, закрыл, опечатал. Нам же за это отвечать все-таки!
В аэропорту мы находились с самого начала, с апреля, а тут уже май, штурм, пошли бои, нас взяли в окружение. Прибыла ротно-тактическая группа 72 бригады, которую перебросили самолетами, и наши все улетели на ротацию, а я со своей группой остался всего на сутки помочь пехоте принять позиции. Нач штаба сказал, что нужно прикрыть отход полка. “Со снайперами будешь работать с крыш, чтоб ИЛ-76 улетели”. Начальник штаба поинтересовался: “Так, кто тебе нужен?”. “Два снайпера”. “Кто у нас есть? Тот и тот. Пиши, они уже у тебя”. “Расчет АГСа”. “Есть два толковых парня. Записывай”. “Мне нужен один медик”. “Возьмешь фельдшера из батальона”. “Необходимы два автоматчика”. “Возьмешь этих. Иди разберись, где они, и сведи всех в кучу”. Ну, я прошелся, нашел, построил и начштаба нам сказал: “Все улетают, а мы задерживаемся на сутки. Остаемся сводной группой, на чемоданах”. А на следующий день всё переигралось, начальнику штаба позвонили: “Ну что, пехота пришла? Пришла! Мы вас усилили? Усилили! Держитесь дальше!”.
А нас осталось всего человек 15, на один подъём вертолета. Выходит, что я зашел в аэропорт в ночь с 3 на 4 апреля, а вышел… через ПОЛГОДА. Пацаны, которых мне дали, были “сборной солянкой” – из разных батальонов, и некоторые совсем “зелёные”, необходимо было доучивать. Снайперов пришлось учить на месте – отмерили себе 100-метровый участок вдоль взлетной полосы, поставили мишени, и начали с азов.
Парень у нас был, Денис, с единственным на группу подствольным гранатометом. Пацан ни разу из него не стрелял. Гранатомет ему выдали изначально неработающий, сломанный. Пришлось ремонтировать, и когда починили, зарядили, дали бойцу выстрелить, Ден говорит: “О, классная штука! Я второй месяц в рюкзаке таскаю: и не выкинешь – оружие, но и не стреляет железяка. А теперь класс!”. Этот паренек лупашил потом из него грандиозно! Научился на расстоянии 200 метров в окно здания закидывать!
Когда в ДАП зашла 93 бригада, я познакомился “Адамом”. Они прорвались к нам, заменив 72ю. Прибыли новые люди, в большинстве мобилизованные, а это разный контингент: одни рвутся воевать, другие хотят отсидеться, а третьи – побухать. С “побухать” мы боролись, как могли – и били их, и закрывали в камере у пограничников, как в вытрезвителе. Наличие рядом разбитого терминала и вскрытого магазина “Дьюти-фри” – большое искушение… Я рассказывал потом, как анекдот, такой случай: идет мужик, лет 35-40, хлебороб, в руке шампанское за 100 евро, хлебнул: “Гівно”, и раз – бутылку об землю, потом ещё что-то хлебнул, и бах – об землю, и, наконец, “Немирофф” с горла: “О, це – добре!”. Свинья грязь везде найдет. В жару хотелось иногда минералки, так мы брали шампанское, разбавляли технической водой из пожарного водоёма, потому что питьевой воды в аэропорту не было (сепары трубы побили). Пили такую кисленькую газировочку летом)) Всё приходилось искать самим…
Сепары часто работали под гражданских, ездили на гражданских машинах. Вся проблема в начале военного конфликта была в том, что не опознавался противник – например, подъезжают гражданские, и внезапно из машины открывают стрельбу из автомата… Способы коллаборации были разные. Один раз, мы поймали пьяного (или притворялся пьяным), который шел с большим тройником (рыбацкая примочка) прямо на минное поле, забрасывал и тянул на себя, пытаясь сорвать растяжку. Мы ж мины ставили, знаем, где они.
Пришлось его спаковать по-тихому и притащить к себе. А у нас были пацаны, которые до этого служили в Нацгвардии, в МВД, в конвойных частях. Они посмотрели, говорят: “Судя по наколкам, это низшая каста в тюрьмах”. Мы его спрашиваем: “Ты что, дебил, не понимаешь, что ты шел на мины?!”. Он: “А мне паханы приказали, сказали, если не пойду – прибьют”. Было и такое – шел мужик пьяный домой, “те” его поймали, ещё сильнее напоили, отвезли к аэропорту, высадили, сказали: “Вон твой дом, иди на свет!”. И нам его пришлось вязать, допрашивать, а он двух слов произнести не мог. В общем, разные варианты… Мародерство было, когда местные разворовывали полуразрушенный оптовый склад “Metro”, но были люди, которые нас поддерживали, но они боялись.
Светлое воспоминание – волонтеры, Лиля Сова, которая приезжала, помогала, чем могла. Нам было очень непросто, потому что приходилось осуществлять операции, присущие больше СБУ – агентура, сети, скрытые диверсанты. А спецназ более силовой компонент, но пришлось самим разбираться, при том, что официальной поддержки ни от кого не было. Потом мы уже связи в городе наладили, немножко своей агентурой обросли… В один из майских дней, еще до штурма, анекдотическая ситуация получилась. К нам в руки попал))) сепарский микроавтобус. Мои бойцы как открыли, а там – изобилие! Коробки подписаны: “Герои ДНР, держитесь! Привет вам от патриотов Донбасса!”. В общем, помимо самого противника, мы недели две уничтожали еще и его продовольственный запас)))
Был конец августа, шли бои, противник постоянно пытался нас прощупывать. Я подошел к “Редуту”: “Сергеич, танк бы нам не помешал!”. У сепаров танки были, а нам реально бодаться нечем… Он вышел на 93 бригаду: “Ребята, нужен танк!”. “Танк есть, стоит в Песках. Давайте ваш экипаж”. “Как это?!”. “А так! Нет экипажа – никто не хочет ехать в аэропорт! Если у тебя есть экипаж – забирай танк”. И пошел я по пехоте искать танкистов. Вначале наводчика нашел – он служил срочку в “Десне”. Потом стал механика искать. Бойцы говорят: “У нас есть, комбайнер, он танки перегонял”. Я его спрашиваю: “Ты танкист?”. “Ні. Але це ж просто, як на комбайні!”. “Так ты ездишь на танке?”. “Та я взагалі з саперної роти”. “А что ты делаешь в пехоте?”. “Та вони мене задовбали, а тут пацани краще, я до них прибився, з ними і воюю”. В общем, поехали на Пески, забрали танк. Я на три дня превратился в командира танкового экипажа.
Пришлось вспоминать все, что в училище учил на втором курсе, – общевойсковую тактику, что такое танк, что с ним делать. Наводчик более-менее освоился, механик молодец – катался. На тот момент сепары зашли на “муравейник” и обстреливали всех, кто заходил в аэропорт, поэтому мы выходили на танке и прикрывали колоны. Вышли, например, прямо на полосу, демонстративно развернули башню и ждем пока оттуда кто-то лупанёт, но при этом еще и крутились, чтоб они нас не сожгли. А потом произошла такая фигня – они поняли, что нас так просто не возьмут, и двинули ночью штурмануть “Зенит”. Наш командир говорит: “Чем мы можем ребятам помочь? Там идет бой!”. Я предложил: “Давай зайдем с тыла, танком попробуем ударить”.
Мы пошли, сделали один выстрел, второй, и … отказ! Башня полностью не вращается, ствол не подымается, машина не перезаряжается… Можно было только вручную катать, но, когда танк маневрирует, пытаясь не попасть под РПГ, необходимо, чтоб башня быстро вращалась, иначе наводчик не успевает. А наши БМП работают, и уже выходят вперед. Говорю: “Давай, крутимся, имитируй, что “Бэхи” кроем”. Прошли ещё метров 100 вперед, потом развернулись на 180, и отошли, но башни держали в направлении противника. Мы должны были нашим помочь!”. Пацаны на “Зените” отбились, молодцы! Когда мы вышли из боя, я сообщил “Редуту”: “Башня мертвая, не знаю, что делать”. “Сейчас я позвоню, договорюсь, тебя на Песках встретят, посмотрят танк”.
Приехали мы в Пески. Подъезжает танк, вылазит из него чумазый, грязный парень, в черном комбинезоне – как все. Я: “Ты в танках соображаешь?”. Он: “Да так, техник”. Ныряем вместе в башню, я объясняю ситуацию. Он нырял в машину, что-то делал, выныривал, весь окончательно испачкался, говорит: “У тебя гидравлика накрылась, гидропривод накрылся, в автомате заряжение, из-за этого у тебя обрубила автоматика защитная. Я сейчас быстро сделать не смогу, там надо шланги менять. Садись в мой танк. Он заряженный, заправленный – на ходу. Бери машину, а через два дня приедешь – поменяемся”. Я так удивился – типа велосипедами поменялись))).
В довоенные понятия такое не укладывалось, но в боевых условиях адаптируешься быстро, тем более мне воевать надо, тут не до формальностей. Шмотки перегрузил. На блокпосте в Песках ещё один танк 93ей стоял. Танкист мне сказал: “Я приехал своих пацанов проверить, а тут ты подвернулся”. “А кто ты вообще?”. “Адам”. Не каждый командир роты будет нырять в поломанную машину и сам разбираться во всем! Но это его, от Бога! “Адам” мне за две минуты показал, и просто, понятно объяснил, в чем суть дела.
Через пару дней он сам приехал в аэропорт: “Всё отремонтировал, забирай!”. “Адам” приехал с боем, они прикрывали очередную колону, которая заходила в аэропорт, попали под обстрел, и хорошо накидали сепарам. “Танк работает, не переживай. Я пару снарядов выстрелил)))”. Я уже заинтересовался, кто он такой?! Ответ прозвучал лаконичный: “Позывной “Адам”, зовут Женя”. Лихой парень! Нужно ему поехать проверить пацанов своих – сел на танк и поехал! Это при том, что противник пытался просочиться к аэропорту с разных сторон, и гарантий спокойно доехать не было. Случилось такое, что разведчики вели танк из ремонта, его на подходах к Пескам расстреляли и сожгли, из засады.
“Адам” оставил один экипаж. Мы вычислили самое опасное направление, и старались этот танк никуда больше не задействовать, потому что он стоял на самом прямом заходе из Донецка, по проспекту. Если сепары выскочат на проспект (а они пару раз пытались, на БМП, обстреливали нас), то мы понимали, что уже не сможем их остановить. Фойе старого терминала – это рамы алюминиевые, стекла и наши позиции, обложенные из мешков с песком, и противник прекрасно видел это. Раз выскочила БМП, отстреляла, и у меня за один вечер сразу четыре раненных…
Они попали четко – снаряд пролетел сверху, взорвался, хлопцев посекло осколками. Мы были тогда в окружении, и пацаны по полтора – два месяца проходили с осколками, их никто не доставал. “Док” наш обработал раны, и пацанам, и себе – зафиксировал, закрыл повязками, чтоб воспаления не было, но в госпиталь раненных отправили только через два месяца, когда нашли им замену. “Док” – это фельдшер батальонный, Костя, остался с нами до конца. Он тогда сказал: “Я не поеду в госпиталь, я понимаю, что осколки, но мне здесь надо быть” … Так вот, этот танк мы старались держать на самом опасном направлении. А вокруг тоже было много задач…
Для нас в аэропорту “Адам” – это бронированная палочка-выручалочка. Сепары прут, приехал “Адам”, махнул своей стальной палочкой-выручалочкой, и вопрос решился… Произошла переоценка крутизны войск! До войны все гордились десантниками, спецназом, а танкисты – это были грязные трактористы, артиллеристы – вообще не понятно, кто… Но когда ты на войне видишь их работу, то понимаешь, что какой бы ты ни был “спецназ”, “спецвас” и “специх”, все же танк есть танк! Когда эта существенная боевая единица работает за тебя, то это большой плюс! Если прикручивало сильно, “Адам” выскакивал из Песок, мчал к нам. В каждом танке, который к нам заезжал, мы уже видели “Адама”. Если идет в наглую, лупашит с ходу, не останавливаясь, то точно Женя!
Далеко не каждый танкист умеет четко стрелять на ходу. Советская подготовка, помноженная на нищету украинской армии, когда механик-водитель за всю службу в армии проезжал километров 30-40, а должен был наездить минимум 300-400, или наводчик штатный выстрел мог всего один сделать за всю службу, давали свой “результат” … А Женька приезжал под обстрелом, приводил конвой с боеприпасами, и с собой забирал раненых. Это человек, с которым дело сделаешь, это танкист – профи, который может что-то посоветовать.
Он говорил так: “Если что, вызывайте “сервисную службу”, порешаем вопросы)))”, то есть звоните – мы приедем! Потом к нам в ДАП еще танки заходили, но эти мобилизованные товарищи… Кто тихо саботировал, рассказывал, что танк не работает, кто придумал для себя другой метод саботажа – залить сливу и в алкогольном угаре упасть и валяться трупом. Три танка стоит в окопе, и ни в одном нет экипажа. Экипажи валяются в подвале пьяные, говорят: “Ты военный, иди и воюй, а я мобилизованный, мне это не нужно!”. Почему я и не люблю эту “героическую прозаику”. Я понимаю, что Украине нужны герои, нужен позитивный пример, но и правда тоже нужна!
А вот на Женю Межевикина можно было всегда положиться. Он такой простой, что его простота обезоруживает: надо в ДАП – приеду! Надо отработать – сделаем! С ним было очень легко. Я помню, как Женя моего комбайнера жучил, когда мы выскочили колону сопровождать, всем страшно, мы понимаем, что нас могут подбить, и механик выжимает из этой железяки всё, что можно – танк летит по взлётке, а из-под траков искры в сумерках светятся… Мы разгоняемся, доходим до “муравейника” – там постоянный жесткий контакт, и я вдруг вижу, как мой танк на ходу начинает умирать – сбрасывает скорость и останавливается… Толик говорит: “Надо сбрасывать обороты, мы сейчас закипим”. Сбросили обороты, доползли до Песок, я к Женьке: “Греемся!”. Он с механиком посмотрел.
Потом говорит ему: “Ах ты ж гадёныш, машину угробишь!”. Механик мой спал на танке. Осень была, прохладно, а на двигателе тепло, он нашел ватное одеяло, положил его на двигатель, на радиатор, где забор воздуха для охлаждения, и спал. А когда пошел бой, он забыл это одеяло сбросить, и из-за этого двигатель перегрелся. Женька по шапке ему давал! Он танки любит очень, и учил этот танк на совесть, а когда пришла война, знал, что с ним делать. Воевали тогда люди идейные, но на одной идее долго не протянешь, она должна быть востребована в обществе…
Сейчас говорят, что к 14 году армия была развалена, и мы вышли только на добровольцах. Я не согласен с утверждением, что армия была развалена. Добровольцев лично я увидел только к концу лета, а в начале весны 2014го на защиту Украины встали те, кто служил в армии по призванию и долгу, перебиваясь на мизерные зарплаты. Офицеры до войны хоть и на копейки жили, на присяге и чести только держались, но понимали, что чем лучше мы научим солдат, чем больше им дадим знаний и навыков, тем больше шансов сохранить их жизни. Эта мысль и сейчас меня держит на плаву…”
Автор: волонтер, автор проекта “Сегодня была война”‘, Цензор.нет
