Легендарный комбриг о диванных экспертах, о Дебальцево и о войне с Россией

Надо оборонять свою землю. Даже самый маленький кусочек. Ведь мы воюем не с ополченцами, мы воюем с Россией. Украина воюет с Россией. Да, они без шевронов, очередные зеленые человечки. Буряты, чеченцы – они все приехали оттуда. В этом трагедия войны. Они сбрасывают сюда все, что за все эти годы не нашло себе применения в России, а у нас здесь гибнут лучшие.

Лагерь 93-й отдельной механизированной бригады Вооруженных Сил Украины находится практически на передовой – до зоны соприкосновения буквально рукой подать. Солдаты рассказывают, что до "прекращения огня" сюда ежедневно била тяжелая артиллерия россиян. Пока комбриг на выезде, беглый опрос солдат корреспондентом ЛІГАБізнесІнформ внутри лагеря и за его пределами показал: бойцы уважают командира и не могут вспомнить случаев, порочащих его.

Комбриг 93-й бригады Олег Микац – о российских войсках в Украине, методике Путина, освобождении Донбасса и критиках Генерального штаба

Микац закончил военное училище в 1996 году. В 2008 продолжил образование в Национальной академии Вооруженных Сил Украины. Службу проходил на различных должностях, среди которых: командира танкового взвода, танковой роты, учебной танковой роты; год прослужил в Ираке в составе украинского подразделения переводчиком оперативного отдела; был старшим смены тактического оперативного центра; заместителем командира батальона; прослужил 3,5 года командиром полка; служил заместителем командира дивизии и, наконец, был назначен командиром 93-й бригады. В Донбассе подразделениям бригады Микаца довелось воевать и под Иловайском, и в Донецком аэропорту.

Корреспондент ЛІГАБізнесІнформ Петр Шуклинов   встретился c Олегом Микацем поздно ночью. Весь день он был на выезде – вывез пятерых заложников, провел осмотр позиций бригады и привез помощь от волонтеров.

– Что сейчас происходит в зоне ответственности вашей бригады?

– Стрельба в районе аэропорта, Авдеевки и Песок. Подразделения боевиков "Сомали" и "Спарта" – Гиви и Моторола – продолжают провоцировать, стреляют то в одну сторону, то в другую. Это единственное, что они умеют делать. Эти люди не приспособлены к мирной жизни и, несмотря ни на что, будут продолжать кошмарить всех.

– Выходит, режим прекращения огня не работает?

– В целом – работает. Ведь стрельба стрельбе рознь. Одно дело, когда трое суток подряд работают "Грады", "Ураганы", "Смерчи", артиллерия и танки. Совсем другое дело, когда 5-10 минут идет стрелковый огонь с применением минометов. Мы предоставляли российской стороне в рамках совместного центра по контролю и координации режима прекращения огня, доказательства того, что террористы ведут огонь в обе стороны, давали координаты, откуда бьют минометы.

– И какая реакция?

– Как видите – стрелять продолжают, ничего не меняется.

– Как сейчас общее состояние бойцов вашей бригады?

– Все устали воевать. Скоро почти год, как они воюют. Накопилась усталость. Вы сами сегодня все видели, общались с бойцами. Люди ждут, когда их демобилизуют и отправят домой. Новые бойцы уже подготовлены, есть на кого менять после новой волны мобилизации.

– Как оцениваете качество новых кадров по сравнению с первой волной?

– Пока не могу оценить качество подготовки солдат, но качество самого призывного состава намного лучше. Люди лучше мотивированы. Когда приходила первая волна, никто же не знал, что будет такая война, что придется воевать, стрелять, убивать.

– Сейчас военкоматы лучше работают, на ваш взгляд?

– Конечно. Руководство Вооруженных сил, Генеральный штаб, скажем так, нашли рычаги влияния. Например, позиция президента: отобрал людей – пойди и повоюй с теми, кого отобрал. Тут военком уже подумает о том, кого он берет. И надо ли ему брать в войска какого-то забулдыгу или все-таки того, кто мотивирован и готов воевать.

– Когда состоится полная замена тех, кто уже год воюет?

– Думаю, что до конца месяца всех поменяем.

– Сколько вы лично уже на фронте и в каких операциях участвовали?

– С третьего мая 2014 года. Нашей бригаде довелось освобождать Карловку, Пески, Авдеевку, Водяное, Опытное – направление на аэропорт. Начинали мы в Доброполье с установки блок-постов, чтобы эта зараза дальше не распространялась. Потом начали постепенно продвигаться вперед. Сейчас находимся примерно в тех же пределах. Держим позиции в районе Донецкого аэропорта.

– Солдаты бригады, которые с вами уже год, можно ли сказать, что они чему-то научились за это время?

– Конечно. Люди поняли, что если не убьют они – убьют их. Пришло понимание, что идет война, в отличие от тех, кто ходит сейчас в тылу. Я на сто процентов уверен, что наше общество не до конца осознает, что идет война. А тот, кто сталкивается, – например, волонтеры, – понимают ситуацию.

Некоторые "специалисты" что-то там пишут в Facebook, вкидывают какую-то "сенсацию", а потом идут себе по своим делам, не понимая последствий. Или теоретики, которые сидят в Киеве и советы дают, что надо сделать, как надо делать, кто был прав, кто был неправ, как проводились операции, как не проводились операции, кого надо куда трудоустроить, а кого надо уволить.

Стратегам дивана я бы порекомендовал не теорией заниматься, а прийти и попробовать что-то сделать руками, потому что я вижу, что эти люди не могут отличить теорию от практики. Да, можно много красиво написать, что как делать, но реальность другая. Именно на войне понимаешь, как все имеющиеся средства и возможности можно использовать на самом деле, а не теоретически в набросках в соцсетях. Полно нюансов: начиная от погоды, заканчивая моральным состоянием личного состава. Война имеет огромное количество деталей, которые обывателю не видны. Нет здесь черного или белого. Очень много серого. И вот этим серым надо управлять, чтобы все работало и давало результат.

– Вы военный практик. Ваша оценка возобновления срочного призыва. Это правильное решение и позволит ли оно подготовить эффективных солдат?

– Надо оценивать не только события в Украине, но и общий рост угроз в мире. Мы долгое время шли к тому, чтобы отказаться от призыва. Сначала были два года службы, потом полтора, потом мы отказались вообще. А потом неожиданно пришла война. И так же неожиданно появилась необходимость защищать страну. И оказалось, что делать это некому. Таковы были начальные этапы этой войны.

Срочная служба нужна. Мы должны иметь резервы. На данный момент без этого нельзя, потому что угрозы продолжают существовать и накапливаться. Причем речь не только об Украине и безопасности только нашей страны. Мир стремительно меняется и угроз становится больше, происходят войны в разных частях планеты.

Рост напряженности начался давно. Наверное, где-то в начале 1990-х, когда происходили события в Кувейте. И рост угроз происходит до сих пор. Особенно в нашем регионе. Возьмите Приднестровье, Нагорный Карабах, Абхазию, Грузию, Чечню. Определенное время нас эти угрозы не касались, и мы рассчитывали, что нас это не затронет. Теперь каждый должен понимать, что в стороне отсидеться не получится. И чтобы противостоять вызовам, чтобы защитить себя и страну, каждый должен на своем участке эффективно выполнять свою работу – на своей должности в своем городе, районе, области и в масштабах страны. А пока еще очень многие живут словно в эпоху серебрянного века, барокко или ренессанса.

Посмотрите на события в мире. Исламское государство Ирака и Леванта набирает силу. Мусульманские государства начинают воевать. Исламисты по всему миру поднимают голову и несут угрозу порядку и безопасности. И нам сейчас как бы кажется, что нас это все не коснется, что это слишком далеко. Это ошибка. Теперь угроза пришла и в наш дом. Причем с той стороны, откуда мы не ожидали.

– Какие выводы из этого следуют?

– Не хочешь кормить свою армию – будешь кормить чужую армию. Да, регулярные Вооруженные силы – это дорого. Но армия нужна. Армия должна быть, потому что армия – это сила, а сильных уважают.

– Тогда каковы должны быть первые шаги в реформе Вооруженных сил Украины?

– Все последние годы мы практически не выпускали младших офицеров. Этих людей просто мизер. Так что первое решение – готовить правильную кадровую политику, чтобы армия была обеспечена всеми необходимыми звеньями армейской цепи. Нам нужно 10 тысяч офицеров. Сейчас было принято решение о досрочном выпуске офицеров-лейтенантов. Они уже выпустились и через месяц, я думаю, придут к нам в войска. Это будет уже второй военный выпуск, а первый был в августе. На этих людях, которые увидели, что такое война, будет строиться украинская армия. Но для этого должна быть преемственность поколений. Это сложно, но при должном внимании к Вооруженным силам – вполне реально.

Солдат по контракту должен быть обеспечен жильем. Сначала общежитие. Прослужил пять лет и закончил первый контракт, женился, есть семья – получи семейное общежитие. Прослужил десять лет – получи служебную квартиру с возможностью выбрать место жительства после окончания службы. При этом дети военных должны быть обеспечены всем необходимым для жизни и развития, а жены должны иметь работу.

Вспомним советскую систему, которая была разрушена. Тогда все лучшее сначала появлялось в армии, а потом в гражданской жизни. Когда у нас началась война, тепловизоров в армии не было. Но они были у охотников, которые передавали их в армию. То же самое касается ночных прицелов, радиостанций, карематов. Другой пример – спальные мешки. Не ватные мешки по 8,5 килограмм, которые были еще при Советском Союзе. А легкие и теплые, без которых солдат в окопе замерзнет. Сейчас подобные проблемы мы решаем благодаря волонтерам.

Первый наш волонтер – Роман Доник – начал помогать нашей бригаде сразу после Майдана. Волонтеры приехали и началось просто с элементарного – надо 200 килограмм хлорки. Вроде бы кажется, что это не проблема. Но где ее найти и за какие деньги купить? Он взял нас буквально на обеспечение. Все, что надо – все сразу приезжает. Включая автомобили. Я ему очень благодарен. Также благодарен Вике Шинкаренко, Оле, которая концерты нам привозила, Леше из Киева, который своей фамилии не называет, но все время везет сюда машины. О волонтерах надо вообще отдельно говорить и писать, в том числе о Тане Рычковой, которая приезжала во время штурма аэропорта – привезла огнетушители, когда возникла необходимость.

Другой волонтер, Юра Мусягин, приехал и спросил, чего не хватает. Говорю, вот, территориальные батальоны зашли в мое подчинение: тепловизоры, ночники. Сейчас, подожди, говорит. Пошел, насколько я понимаю, к заместителю Коломойского Корбану, переговорил. Все, привозит мне четыре тепловизора, каждый из которых где-то тысяч по шесть стоит, радиостанций штук 50 привез, ночников. То есть батальон обеспечили. И так все время. Завтра Рома Доник еще два тепловизора везет. Даже не представляю, как без волонтеров выглядела бы армия сейчас.

Комбригу звонят по телефону по поводу освобождения пятерых заложников в день записи интервью. Судя по разговору – откуда-то из штаба. Командование интересуется, каким образом Микацу удалось вывести людей. Разглашать детали разговора нельзя. Но официальная версия серьезно отличается от реальности.

– Если рассказывать все, то можно навредить тем, кто остается в заложниках. Надо учитывать, что мы уже 10 месяцев стоим друг напротив друга. Если есть у меня возможность решить что-то по поводу пленных – созваниваемся, решаем. Был у меня 37-й батальон, например. Солдатик из Донецка родом, переодевается, снимает форму и едет в самоволку к сестре погостить в Донецк. На блок-посту сепаратистов показывает военный билет, где написано "мобилизован". Эти на него смотрят: ты что, дебил? Воюешь? Да, говорит. То есть, ты сейчас сходишь к сестре, а потом вернешься и будешь дальше воевать? Ну да, отвечает. Они не поверили. Взяли телефон. А там комбат роты. Забрали они его, короче. Пришлось меняться. Отдал за этого балбеса четыре ящика тушенки.

В целом есть центр по поиску военнопленных. Мы туда подаем запросы, они туда подают запросы. Сейчас трое наших танкистов находятся в плену. Будем искать контакт и освобождать. Из Киева контакты тяжелее найти. Бывает, что через блок-пост передают записку: "У нас есть тот-то и тот-то, а у вас наши тот и тот, давайте меняться". Ну, давайте. Согласовали, поменяли.

– Сколько вам уже удалось вернуть бойцов?

– Общими силами с августа удалось достать порядка 30 человек.

– Это правда, что вас ничем не наградили за год войны? И как с награждением обстоят дела в бригаде в целом?

– Все нормально. Что касается в принципе наград. Я бы хотел напомнить некоторые имена. Все знают киборгов. Например, третий полк спецназа, позывной Редут. Он был непосредственно в аэропорту и организовывал его оборону. Он был крайним, когда шли российские танки одновременно по семь штук по узенькой площадке в 470 метров – ширина взлетной полосы. Они атаковали при поддержке артиллерии. И там же с Редутом воевали мои подразделения, которые помогали держать аэропорт. Каждый воевал по-разному. Я не буду скрывать. Некоторые боялись воевать, прятались и отказывались: "Я не пойду".

Такие тоже были. Пытались уговорить их, открывались уголовные дела. Другой пример. Есть журналистка – Снежана – хронометрист. Этой девушкой можно восхищаться. Она заходила туда и работала. Можно отдать должное Правому сектору, который держит Пески и держал этот коридор до аэропорта, чтобы можно было туда подходить и подвозить все необходимое. Есть у них комбат "Черный", который со своими бойцами удерживал рубежи.

Тот же Юра Бирюков. Я так понимаю, что его десантники "на слабо" взяли. И все, он сказал, что привезет им торт и пирожные прямо в аэропорт, как и обещал. Подразделения высокомобильных десантных войск там находились до последнего. Кстати, крайние, кто там оставались, это 93-я бригада, 74-й батальон и подразделения высокомобильных десантных войск.

Потом уже пришла слава под названием "киборги". И все вдруг резко стали "киборгами". То один, то другой. По принципу "я же был в том подразделении". Да, был. Но ты не был в аэропорту. Ты в лучшем случае в Пески зашел или где-то там в Водяное или Опытное. А теперь бирку на себя нацепил. То есть, есть такая пословица: чем дальше от войны, тем больше становятся героем. И такие "герои" тоже есть. Я был в Киеве

<a href="http://liga.net/">Источник</a> в Генеральном штабе. Потом уезжал обратно и сорок минут стоял на железно-дорожном вокзале со своим начальником штаба. За 40 минут я увидел 11 человек с бирками "киборг". Да ты хоть бы немного там посидел!

Есть, конечно, неприятные моменты. Например, человек действительно заслужил награду, а какая-то канцелярская крыса сидит и говорит, что это, мол, работа бойца, а не подвиг. Но это редко. Поддержка от командования сектора, командования АТО, оперативного командования и Генерального штаба у нас есть, и если что-то не получается решить на месте, где-то начинаются перепоны, – мы это решаем.

Если говорить обо мне, что я там без награды или еще что-то, то я себя обиженным не считаю. Тяжелее всего не мне, а тому бойцу, который последний сидит в окопе и нажимает на курок. Вот кто герой, которого надо награждать. Да, нам всем тяжело, морально, физически, устаем. Но мы здесь, а солдат каждую секунду сидит в окопе и рискует жизнью. Герои находятся на передке, именно их нужно отмечать и награждать, кто без команды никогда не отступит.

– Бывает такое, что ваши запросы на награждение бойцов где-то теряются?

– Не думаю. Это искусственно поднимается. Когда-то в начале было так, что первая ротация прошла, люди на награждение в списки пошли, из зоны АТО их уже вывели, а награды пришли позже. Но надо понимать, какая нагрузка идет и в штабах. Да, можно сесть, посадить целый отдел клепать награды. Но нам важнее, чтобы были детальнее проработаны операции, чтобы бригада была обеспечена всем необходимым для ведения боевых действий. Вот, что важно. Чтобы никого не забыли. Чтобы ни один пленный "случайно" не пропал из списков и его не забыли. Лично для меня важно, чтобы каждый погибший солдат был найден. Например, под Иловайском. Надо каждого найти и вернуть тело домой, чтобы родители могли его по-людски похоронить. Вот это действительно важно. А награды – это такое. Возможно, когда-нибудь после войны оно как-нибудь будет.

– Как вы думаете, в чем трагедия обороны аэропорта и знаковость?

– В аэропорту формировалась украинская армия. Это было место, где 242 дня наши бойцы держали позиции. Как только россияне ни пытались взять эту позицию: травили газом, взрывали, подрывали. Но сломить не смогли. В конечном итоге ничего не смогли сделать, чтобы выбить нас оттуда и просто взорвали само здание.

Возможно – акцентирую – возможно, оттуда можно было уйти на неделю, на день, на два дня раньше и занять новые позиции. Но на тот момент было решение держать позицию любыми силами.

– Когда говорят о киборгах, все-таки в большей степени имеют в виду 93-ю бригаду, которая отвечает за этот участок фронта.

– Это наша задача, наше направление с первого дня, начиная с освобождения Карловки. Мы разблокировали окружение аэропорта и заняли его. Но все же понятие "киборг" выходит за пределы 93-й бригады. Возвращаясь к спецназу. Тот же Редут, которому дали героя Украины. Я очень был рад, потому что это заслуженно. Я видел, как оно есть, когда он, получив ранение, лежал в окружении груды тубусов от "Мух", он до последнего сидел и отстреливался, не хотел уходить из аэропорта. Но ему руку раздробило и пришлось уйти.

– Критики действий Генерального штаба говорят, что бригады распылены вдоль линии фронта, а не воюют цельно на конкретном отрезке. Насколько это соответствует истине и что вы об этом думаете?

– Не знаю, откуда у этих людей такая информация. Насколько я знаю, комбриги находятся со своими бригадами и воюют со своими бригадами. Возможно, это касается артиллеристов, которых нет смысла держать на одном участке, когда у них 200 орудий. Да, артиллерия может быть придана тому или другому подразделению. Но в целом все воюют так, как и положено.

– Сейчас много говорят о поставках западного оружия, особенно о противотанковых комплексах. Как вы думаете, насколько это оружие может изменить ход боевых действий в Донбассе?

– Это оружие поможет нам победить. Это более современное оружие, которого у нас нет. Если бы на данный момент мы имели такое вооружение, то не было бы ситуации в Дебальцево, не было бы танковых атак, не было бы очень многих моментов, потому что просто не было бы смысла заводить сюда столько техники. По тем же Джевелинам, насколько я знаю, самая успешная в истории операция была с использованием трех расчетов, которые за 2,5 часа подбили 43 танка.

– Если такое оружие появится в Украине, как вы считаете, каковы будут дальнейшие шаги Москвы?

– Бояться больше будут. Но Россия и так тянет в Украину все, что ей хочется, и ложила она на все мировое сообщество. Россияне говорят одно, а делают совершенно другое, втихую. Сейчас они отрицают свои поставки, а после предоставления Украине оружия Западом, перестанут отрицать и скажут: "Да, это наше оружие". Но от этого ничего не меняется. А нам делать вид, что ничего не происходит, было бы неправильно. Поэтому нам нужна помощь. Тяжело с Россией воевать. Но убери из Украины россиян – я на 90% убежден, что со всеми местными мы бы давно договорились и нашли общий язык по децентрализации и местному самоуправлению. Все могло уже давно наладиться, и все бы забыли об этой войне.

– Диалогу мешает Россия?

– Диалогу мешает Россия – это однозначно. Она преследует свои интересы.

– Интернет затопило видео с бурятами из России…

– Да, потому что местные уже поняли, что к чему. А до этих еще не дошло, что здесь убивают, поэтому они и лезут сюда. Я смотрел видео, где Кобзон приехал к обожженному буряту: "Вы бурят? Как я рад!". Это, конечно, хит. У человека горе, а этот радуется, что встретил воюющего бурята в Украине.

– Как вы думаете, каково пропорционально соотношение местных боевиков в Донбассе и российских солдат и наемников? Чувствуется, что воюют профессионалы?

– Когда пошли бои в середине января, когда было Дебальцево – да, там чувствовалось, что там кадровые подразделения. Особенно это чувствуется по артиллерии. Как вы думаете, кто Краматорск обстрелял "Смерчами"? Для того, чтобы выстрелить, надо учитывать практически все. На различных этапах полета ракеты, высчитывается давление, температура, вращение земли и так далее и так далее. А они говорят, что это вылез кто-то шахты, где-то нашел залповую установку, нашел ракеты, провел контрольно-тренировочные циклы и отправил. Надо же, оказывается, какие у нас талантливые люди.

– Насколько я знаю, вы в теплых отношениях с Правым сектором, и должны были баллотироваться в депутаты от ПС.

– Армия вне политики. Но есть партия ПС, есть провиднык этой силы Дмитрий Ярош. У нас сложились нормальные, дружеские, рабочие отношения. Началось все с Карловки. Я вижу у них много мотивированных людей. Яна Зинкевич, глава медслужбы. Ей всего 20 лет, а она тянет всю медицину на себе. Друг Подолянин, который воюет со своими людьми. Тот же Черный, комбат батальона. У бойцов ПС иногда не хватает подготовки, но это компенсируется мотивацией. А боевой опыт они приобретают на марше.

– Что скажете о Дебальцево? Есть мнение, что организованного отвода сил не было. При этом некоторые настаивают, что там был котел, а не оперативное окружение.

– Давайте проведем параллели между Дебальцево и Иловайском, посчитаем потери. Что мы увидим? Закончился Иловайск, выступает Гиви и другие, куча убитых, пленных, техника, все больницы забиты раненными. Это Иловайск, который нам с той стороны показывали разные российские телеканалы. Что показали после Дебальцево? Если бы у них было, что показать, вы думаете, что LifeNews этого бы не сделал? Уже бы давным-давно показали "тысячи жертв". Но этого нет.

Давайте вспомним аэропорт. Пришла одна банда террористов нас атаковать, вторая. Все остались двухсотыми. Потом еще приходят, потом еще. Трупами все завалено. Говорим: забирайте своих двухсотых. Они отвечают, мол, нафиг они нам нужны. Ну, лежат и лежат. Но холодильники в аэропорту были заполнены сепаратистами. Лето ведь, жара. Вы должны понимать. А потом мы слышим, мол, это же солдаты ВСУ.

– Россияне показали коробку, где якобы находилась противоартиллерийская система, которую поставили в Украину американцы.

– Они показали коробку. Вы видели коробку? А что в ней есть? Я вам тысячу этих коробок могу принести. Думаю, что этой системы у них нет. Я с ними сталкивался. Она достаточно хрупкая. Если там хотя бы одного блока не хватает – все, металлолом, она недееспособна. Делать из этого панику нет смысла. Даже если эта одна система у них будет – толку?

– Сколько всего бойцов прошли через аэропорт, учитывая ротацию? Сколько людей могут назвать себя киборгами?

– За все время боевых действий на территории аэропорта, думаю, около тысячи. К ним я бы приписал тех же артиллеристов, медиков, волонтеров. А разве Юра Бирюков не киборг, который своим тортиком просто бешено поднял боевой дух бойцов в аэропорту? Саша Моторный, который в аэропорту снимал, когда там свет нигде не работает, стрельба. И тут журналисты приезжают и начинают снимать бойцов, показывать, что о них не забыли. Моральное состояние тоже надо учитывать. Масса людей работала, обороняя аэропорт в меру своих сил и возможностей.

– Чего сейчас больше всего не хватает армии – оружия, экипировки, медикаментов?

– Придет новое подразделение – посмотрим. Но, опять же, моя форма изнашивается по одному, а у бойца, который сидит в окопе – совершенно иначе. Нужна система, которая будет учитывать такие особенности.

Заходит боец с докладом комбригу.

– Что там у нас?

– Вроде бы нормально. В семь часов миномет по Пескам бил.

– А что там на Веселом? Сепары говорят, что мы якобы что-то подожгли какими-то зажигательными.

– Нет, никто, ничего.

– Кто-то их обстрелял "зажигалками", 12 домов горит.

– Никто не стрелял, да и нечем.

– Ну, понятно. Гиви снова мутит воду. Он туда уходил в сторону Красногоровки сегодня.

– Сейчас много говорят о пьянстве в войсках. У вас есть рецепт борьбы с этим?

– Большое пьянство было на начальном этапе. Складывалось впечатление, что некоторые до войны водки вообще не видели. Оторвались от жен и понеслась. Но сейчас ситуация другая. В основном здесь уже люди другие, изменилось мировоззрение. Есть, конечно, единицы тех, кто продолжает, но от них сам коллектив отказывается и отворачивается. Массового пьянства уже нет. Когда приходит перемирие, люди стараются постирать вещи, привести себя в порядок, свои блиндажи укрепить, технику отремонтировать – то есть, делают то, на что во время войны времени нет. Сейчас уже служат не те люди, которые пришли сюда почти год назад. Они переродились.

– За уничтожение российской техники обещаны награды и премии. Как происходит процедура и есть ли уже примеры выплаты премии в вашей бригаде?

– Мы пока только подали документы. Эти деньги идут премией в текущий месяц за прошедший. Получается, что за начало марта мы подали заявку за подбитый танк и БМП. Бойцы зафиксировали пораженную цель на фото и видео, командир написал соответствующий рапорт. На этом основании выплачивается премия. Теперь посмотрим, как это работает.

– Как обстоят дела с денежным обеспечением солдат? Я пообщался с солдатами в вашем лагере. Одни получают одну сумму, другие – совсем иную. От чего это зависит?

– Поясню. АТОшная премия, которая начисляется, идет из расхода месячного содержания бойца, но не менее 3 тысяч гривень. То есть, допустим, солдат-срочник имеет минимальное денежное содержание в 154 гривни. За то, что он находится здесь, он получит еще три тысячи сверху. Теперь учитываем другие факторы. Например, есть различные должности у солдат. Разумеется, здесь тоже сумма может разниться. Кроме того, учитывается полный месяц службы. Если солдат провел в АТО не месяц, а меньше, разумеется, учитываться будет проведенное время. Но меньше 3 тысяч гривень премии быть не может.

– Задержки с выплатой денег бывали?

– Всем, кто сюда пришел, предлагалось оформить карточку: только деньги упали на счет, начальник финансовой службы отдал документы в банк, деньги распределились. Вот я, например, получаю на карточку. Но некоторые от карточек отказываются и хотят получать наличкой. А это уже другой процесс – деньги два-три дня снимаются, потом доставляются в пункт постоянной дислокации, потом на каждый опорный пункт – это у нас почти 100 километров – один, второй. Приезжает кассир сегодня, а потом в течение пяти-семи дней еще раздает.

– Потери армии. Последняя цифра – более 1,5 тысячи человек убитыми за весь период войны. Эта цифра соответствует реальности? И каковы потери вашей бригады?

– По цифре не могу сказать – не знаю. У меня самые больше потери, которые нас подкосили – это Иловайск, где у меня была одна батальонно-тактическая группа и одна отдельная рота. Там были самые большие потери. А так… Мы стараемся беречь солдат. Нет такого, чтобы "удержать любой ценой" и так далее. Даже на примере аэропорта: выполнил свою задачу – отходи. Можешь удерживать? Держи. Но ценой жизни стоять до последнего, когда у тебя уже закончилось тяжелое оружие, на тебя идет танк, а твоя техника подбита и остался один пулемет – такого нет. Отошли, артиллерия нанесла удар, продвинулись дальше. Снова сопротивление? Отошли, артиллерия нанесла удар, продвинулись еще дальше.

В Иловайске вся проблема была не в котле, а в том, что никто не думал, что Россия посмеет перейти границу. Грубо говоря, там дальше граница, все должно быть спокойно и хорошо, а тут – раз, кто-то с границы начинает в спину стрелять. То есть я иду воевать сюда, вижу своего врага, а вдруг оказывается, что за спиной появился враг еще сильнее того, что впереди.

– Как вы думаете, есть ли угроза новых котлов? И насколько долговечно так называемое перемирие?

– Хочешь мира – готовься к войне. Готовиться, готовиться, готовиться. Будем это делать – враг это тоже будет видеть, будет знать, что мы готовы. И планы врага будут меняться. Надо восстанавливать технику, получать новую, вооружаться и готовиться. И тогда все будет хорошо.

– Если бы вы были с той стороны – куда бы вы нанесли удар?

– Здесь вопрос в том, что какие цели у Путина. Пробить сухопутную дорогу в Крым? Значит, это будет Мариуполь. А это огромный город в полмиллиона людей. Если задача в том, чтобы добиться признания ЛНР и ДНР, тогда они будут стремиться выйти в административные границы Донецкой и Луганской областей. Тогда направление будет на Артемовск.

В любом случае, надо оборонять свою землю. Даже самый маленький кусочек. Ведь мы воюем не с ополченцами, мы воюем с Россией. Украина воюет с Россией. Да, они без шевронов, очередные зеленые человечки. Буряты, чеченцы – они все приехали оттуда. В этом трагедия войны. Они сбрасывают сюда все, что за все эти годы не нашло себе применения в России, а у нас здесь гибнут лучшие. Люди остаются без жилья, Дебальцево разрушено, Пески разрушены, Водяное, Опытное – разрушены, Авдеевка и Горловка обстреляны.

О стрельбе с нашей стороны. Мы всегда стреляем только в ответ. Почему люди в Донецке поднимаются? Потому что к ним приехали и в детском саду поставили (артиллерию, – ред.). Вспомните видео, где Гиви с многоэтажки управляет расчетом и стреляет по аэропорту. Стоит пулемет, АГС, СПГ. Журналист идет по лестнице и встречает бабушку, которая живет в этом доме. "Бабушка, – спрашивает он, – Вам не страшно?". Вот это и есть цинизм, что они пулемет ставят рядом с этой бабушкой. Естественно, я ведь не по этой бабушке стреляю, а по позиции пулеметчика, который там. Не будем стрелять – будут гибнуть мои люди от этого пулемета. А Гиви за людьми прячется. Это методика товарища Путина – "мы будем прятаться за людьми и пускай попробуют стрелять".

– Как вы думаете, каково будущее Донбасса и есть ли силовое решение этого конфликта?

– Силовое решение может быть. Но вопрос в том, есть ли в этом необходимость. То, что однозначно надо сделать – убрать всех этих пришлых казачков, гиркиных, моторол и прочих. Если всю шваль убрать, то останутся наши граждане Украины. Да, кто-то заблудился, кто-то зомбирован. А кто-то до сих пор за Украину. Не было бы России, мы бы давно договорились и война бы закончилась.

– Ваше мнение по поводу отвода артиллерии?

– С чего-то надо начинать. Я это полностью поддерживаю. Если начнется заварушка – привезем технику очень быстро. Но если в первом акте висит ружье на стене, значит в четвертом акте оно выстрелит. Если будет стоять пушка, то рано или поздно кому-то захочется из нее выстрелить. А сейчас все отводят артиллерию и более-менее прекращается все это. Да и подумайте, что такое для ЗиЛа доставить пушку с позиции в 20-25 километров от линии соприкосновения? Ничего.

– "Грады" отводят дальше.

– Неважно. Даже 40 километров – это полчаса езды. Мы в состоянии себя прикрыть в случае необходимости. Будет угроза – все вернем. Первое перемирие было условным. Тогда мы слишком доверились россиянам. Больше эту ошибку никто не повторит. Будут стрелять – будем стрелять в ответ. Нет такого, что, вот, говорят: "Нам не разрешают стрелять в ответ". Кто вам не разрешает!?

Стоит сказать и солдатах, которые не "видят" артиллерии. Ок, брат, подожди. Вот "Град", например. Дальность прямого выстрела – 800 метров. От 800 до 3,5 километров – это мертвое пространство, куда он никак ракеты не положит. Идет стрелковый бой. Дальность прямого выстрела автомата – 440 метров по грудной мишени, 625 метров по ростовой. И вот солдат рассказывает, что нет артиллерии, что она не поддерживает, что он не видит. Да она не должна с тобой рядом в окопе находится! Задача артиллерии в том, чтобы на максимальной дальности начать обработку врага в 20 километров здесь, здесь и здесь по мере продвижения к позиции пехоты. А до тебя должны максимум доходить остатки, которые смогли доползти.

То же самое касается танков. Можно их сажать в окопы. И, вот, прилетает беспилотник. Только бой начался, позицию танка "засыпают" настолько, что танкист блиндаж покинуть не может, чтобы занять позицию в машин. Отвели танки, назначили рубежи. Что-то начинается – выскочила рота, отработала по полной, вернулась обратно. Так и воюем.

– Вы, наверное, самый знаменитый комбриг в Украине. С чего для вас началась война в Донбассе и какова численность вашей бригады?

– Мы просто находимся на таком направлении – Донецкий аэропорт, киборги. Это само по себе стало брендом в обществе. Не дай Бог что-то такое начнется в Мариуполе, вы начнете слышать о командире совсем другой бригады, который будет там держать оборону.

На август-месяц 2013 года бригада была в 519 человек. К октябрю нас стало 1200 человек. Когда война только начиналась, нас было около 4,5 тысяч. Сейчас порядка 9-9,5 тысяч человек. Это люди по списку, которые реально есть. Наша первая задача была в создании блок-постов. У меня была первая батальонная тактическая группа по прикрытию государственной границы в Луганской области. Тогда мои бойцы вышли в марте-месяце и начали прикрывать. Затем присоединилась к ним еще одна моя группа. 3 октября мы зашли в зону АТО для проведения операции, стояли на блок-постах в районе Доброполья, Славянска, Дружковки. Первое боевое столкновение и потери произошли 23 мая. Уже тогда действовали диверсионные группы россиян со снайперами. На одном из блок-постов мы потеряли двух погибшими, одного бойца нам ранили и он умер через 19 дней в больнице.

– Как пережили первые потери? Могли себе представить, что война приобретет такой характер?

– Было тяжело пережить. Конечно, я представлял, что так все и будет. Но никто не думал, что все будет так долго. Первый наш лагерь был в яблочном саду в районе Доброполья. Мы туда зашли, когда деревья еще цвели. И всем казалось: вот, яблони цветут, не дай Бог попробовать урожай. А оказалось, что и урожай попробовали, и картошку выкопали. Скоро уже новые посевы будем делать.

Мы видели, как менялось отношение людей. Все помнят, как они бросались под нашу технику, кричали и все остальное. Сейчас посмотрите на Доброполье, Красноармейск, Очеретяное: "Ребята, только не уходите. Мы не хотим здесь ни Славянска, ни Донецка, ни Луганска. Пусть будет херово, пусть доллар будет по 25, но мы хотим жить в Украине и не хотим беспредела". А на оккупированной территории сейчас тотальный беспредел. Братки отжали себе кусок территории и на ней чудят, как хотят, на камеры играя в благородие. Но рано или поздно мы этот беспредел прекратим.

Материал подготовлен при содействии волонтерского движения Army SOS и волонтерской группы Романа Доника

Автор: Петр Шуклинов, ЛIГАБiзнесIнформ