Как я сидела в тюрьме: личный опыт. Пытки
Срок моего заключения под стражей истекал девятого января. Продление назначили на тридцатое декабря. Ни одного следственного действия — и снова продляют. И снова все будет по беспределу, а не по закону. Двадцать девятого декабря я объявила сухую голодовку, о чем письменным заявлением уведомила начальницу изолятора Кириллову.
Продолжение. Начало: Как я сидела в тюрьме: личный опыт Татьяны Сухаревой
***
В одиночку меня не вывели. Дежурная проговорилась
В отстойник меня вывели в полдень. Там сидело довольно много женщин. В основном первоходки со
У меня как никогда болели глаза. В СИЗО появилась дикая боль в глазах, покраснение, казалось, что их
Прошло несколько часов. Женщин потихоньку забирали. В итоге я осталась одна. На улице — глубокая тьма. Наверное, часов семь. Может быть, суд отменили? Но меня
Полчаса меня продержали у автозака в наручниках, пристегнутой к руке конвоира, на морозе. Руки сначала болели, потом запястья под наручниками стало обжигать. Голые руки покрывались инеем. На конвоире были здоровенные перчатки. На мне — только легкая куртка без шарфа.
Когда меня завели в суд, одну руку на полчаса приковали к раскаленной батарее. Я чуть не сожгла ее. Читала
Через полчаса меня отковали от батареи и повели в зал суда.
На суд пришли мама, адвокаты, помощница одного из них и Татьяна Болотина. Все заметили мои красные глаза и то, что я постоянно держусь за спину.
Заседание началось на пять с половиной часов позже назначенного. Срок содержания под стражей продлили до девятого марта. Таким образом, в тюрьме мне предстояло встретить не только Новый год, но и главный феминистский праздник.
Сухую голодовку я продержала два с половиной дня. Меня шатало. Татьяна и Света убедили меня, что лучше подать заявление после новогодних каникул. Сейчас голодовку все равно не заметят, а если
[1] Отряд 731 — специальный отряд японских вооруженных сил, который изучал пределы выносливости людей
***
Как меня пытали
Обыск продолжался два часа. Перевернули все вверх дном. Сломали дверь шкафа, разбросали вещи. За это время мне не разрешали выйти из комнаты даже в туалет…
Меня грубо схватили за руки и потащили из квартиры. Я попыталась попрощаться с Наташей и получила удар по губам.
На улице меня затолкали на заднее сиденье машины, не полицейской. По бокам уселись двое мужчин, что причинило мне боль. Я была довольно крупной женщиной
Меня повезли в офис, где работал предвыборный штаб. Оттуда выводили начальника службы безопасности моей фирмы Андрея, который успел сказать:
В кабинете находился мой помощник Ярослав Сухарев. Ярослав – мой случайный однофамилец, мы познакомились с ним в фейсбуке. А потом, когда я решила баллотироваться, он согласился мне помогать
— Вы кто? — спросил его Суровый.
— Я пришел на работу.
— Сегодня работы не будет, идите домой.
— Ярослав, пожалуйста, передайте это Алексею и Галине, срочно, — попросила я.
— Заткнись, истеричка, — перебил меня Суровый, — иначе сейчас раком поставлю, и ты всех мальчиков обслужишь, депутатша х***ва. Впрочем, кому ты нужна, уродка старая, которую никто не е***т, вот и поперлась в политику. Думаешь, там
Меня не пускали в кабинет, где велся обыск.
— О, что мы нашли! — ржал Суровый, потрясая пакетом с белым порошком.
Разумеется, никаких наркотиков в штабе не было и быть не могло, но я прекрасно понимала, что полиция может их подбросить и ничего уже не доказать. Я знала о таких случаях.
В десять часов к офису подошли активисты. Я узнала по голосу Алексея и Галю. Внутрь их не пускали.
— Специально выбрали день? Завтра вы бы к ней и близко не подошли, — говорил полицейским Алексей.
Потом я услышала крики и попыталась выйти из здания. Омоновец ударил меня по нижней части позвоночника с такой силой, что я упала на колени. Затем, вывернув мне руку, грубо потащил в кабинет.
…Колени болят у меня до сих пор, я до сих пор прихрамываю.
— Вы не имеете права так со мной обращаться, — сказала я.
— Вы слишком много знаете о своих правах и слишком мало — о правах полицейских. А ваши правозащитники всегда все дела нам портят, — ответил Суровый. — Будете и дальше хулиганить — мы имеем право применить оружие.
— Я требую связаться с моим адвокатом, — настаивала я.
— У следователя свяжетесь.
Мне не разрешали пить. Меня не выпускали в туалет во время следственных действий. Это приравнивается к пыткам.
От удара по спине мне стало плохо. Я попросила оперативников вызвать скорую помощь. Получила издевательский смешок. Подошла к окну и повторила просьбу активистам, стоявшим на улице. Оперативник, который меня ударил, с силой оттащил меня от окна и вывел в коридор.
— Я требую возможности созвониться с адвокатом, — повторяла я, — вы ответите за этот беспредел.
— Звоните.
— Так дайте телефон.
— Со своего звоните!
Он издевался: все мои телефоны забрали и не возвращали.
Через полчаса зазвонил домофон. Оперативники открыли дверь. На сей раз меня никто не оттаскивал. На пороге стоял врач скорой помощи. Значит, активисты успели услышать мою просьбу.
— Что это такое? — спросил Суровый.
— Скорая помощь, — ответил Михаил Юрьевич.
— Кому?
— Татьяне Викторовне.
— Идут следственные действия, мы не можем никого пускать.
— Тогда я сейчас вызову полицию из местного отделения. Вы отказываете человеку в медицинской помощи.
Оперативникам пришлось сдаться. Только полноценного осмотра они провести не дали. В кабинете, где меня осматривал врач, сидел
Сразу после отъезда скорой помощи меня поволокли из кабинета.
— Где повестка о вызове на допрос? — спросила я.
— Неужели ты думаешь, что твои депутатские выкрутасы
— Я требую дать мне возможность связаться с адвокатом.
— Адвокат у следователя будет.
Меня выволокли из офиса.
Юлия попыталась остановить это. Она взяла меня за руку и проверила пульс.
— Я врач и ее подруга, — сказала Юлия. — Ей плохо, ей нельзя ехать.
— Это решенный вопрос, — отрезал Суровый.
— Тогда я поеду с ней, а если с ней там что случится?
— Не положено.
Алексей дал мне микрофон:
— Как вы можете прокомментировать происходящее?
— Как силовое отстранение с выборов в Мосгордуму, — ответила я.
В это время вернулся Андрей, руководитель службы безопасности.
— Представляете, Татьяна Викторовна, по моей машине стреляли.
Я не могла ничего понять. Какой абсурд. Если возбуждается дело о страховом мошенничестве, зачем ментам стрелять? Я понимаю, если бы они преследовали убийцу или насильника…
Меня потащили в машину, запихнули на заднее сидение, очень больно ударили дверью по руке.
Когда мы ехали мимо леса, один из бравых оперативников со смешком предложил:
— А может, в лес с ней прогуляемся? После прогулок барышни у нас сговорчивее становятся. А то всё отрицают, пока большого ствола в попке не ощутят.
При этом он положил мне руку на бедро и медленно повел ею вверх.
— Да, оставь ты ее, Серега. Старая и страшная. Стошнит же. Тетенька уже все поняла. Вы же будете сотрудничать со следствием? — обратился другой опер ко мне. — А то всё — депутат, депутат. Обычная баба, которую мы в любой момент от***м во все щели всем отделом. Тогда будет знать свое место, какое бабам положено.
Мы приехали. Меня встретил оперативник, сообщил, что я арестована
Следователь приступила к допросу. Я упорно отказывалась говорить без адвоката.
— Я вас в психиатрическую больницу отправлю, — сообщила Демина, — и вас там так заколют, что вы на всю жизнь овощем станете.
— Я не буду отвечать на вопросы без адвоката, — настаивала я.
— Какая сложная женщина, — сказала женщина помоложе в платье и туфлях на каблуках.
Я все еще надеялась, что ребята дозвонятся хоть до
Тут я почувствовала удар по голове такой силы, что, похоже, на
Потом я увидела, что меня бьют пластиковой бутылкой, наполненной водой.
Голова казалась огромной и чугунной. Я думала, что мозг сейчас взорвется.
Конечно, я знала о пытках в полиции. Но никогда не предполагала, что это произойдет со мной.
Продолжение следует
Автор: Татьяна Сухарева, rustoria.ru
Tweet