Фронтовые истории. Свої. Часть 1

Этой истории никогда не было, невзирая на реальные позывные и все остальное — это выдумка. Сергеевич жил и работал в другом секторе, мы никогда не виделись, знакомы были только по фейсбуку, и разведрота 10О ГШБр никогда не работала от одного из ВОПов 41ОМПб. Это… художественный вымысел. Но…

Это рассказ о типичном, совершенно обычном и тысячу раз происходящем рилейшеншипе между пехотой и разведкой, отношениях сложносочинённых и трудновыстраиваемых, смеси любви и ненависти, кипящих страстей и ледяного спокойствия. Это рассказ об одних и тех же событиях, описанный с двух сторон — типичного пехотинца и типичного разведоса.

Пехота

…Технически, ну вот чисто технически, этим утром я стойко и мужественно переносил тяготы и лишения, находясь на переднем крае борьбы Добра со Злом, и за этот ежедневный подвиг получая три тысячи зарплаты и три тысячи атошных. А вот на практике… я «знаходився у режимі несення служби у Збройних Силах України» — то есть валялся на койке в кунге и шарился в фейсбуке. Вообще-то нужно было спать, после ночного дежурства на КСП ещё и ноги толком не отогрелись. Но в кунге было холодно, ботинки примерзали к фанерному полу, а идти колоть дрова и разжигать буржуйку было лень, вот со сном и не сложилось. Вокруг меня была замёрзшая грязь, присыпанная серым снегом, три блиндажа с тем составом, который у нас гордо назывался «друга мотопіхотна рота за виключенням третього мотопіхотного взводу» в количестве восемнадцати человек «в наявності», замотанный в клеёнку СПГ, дашка под плащом, ПТУР с шестью ракетами и бэха-копейка с неработающим прицелом.

Донбасс — это ветер. Ветер ежедневный, постоянный и всегда в лицо. Ну, в крайнем случае — в бочину. Не, бывает и в спину, но именно тогда, когда ты оделся слишком легко. Вообще в армии есть очень толковый подход к правильной зимней одежде: или «мля! холодно! капец!», или «ёпт, шото я переборщил, жааааркоооо». Мне было холодно, кунгу было холодно, мышам в поле было холодно, и командиру, втыкавшему свою утреннюю смену на КСП – тоже было холодно, хотя он топил буржуйку, чинил подсветку на ПАГ-е, слушал рацию и вообще – бодрствовал. Рация, кроме получасовых перекличек наряда, хранила гордое молчание. До сейчас.

— Пшшшччч… на в’їзд, до команди… пшшшч… — мявкнул «баофенг» и выжидательно смолк. Командир спокойно отложил ПАГ, взял в руку китайскую пластмассовую коробочку, с хрустом вдавил тангету.

— Трон, я — Спарта. Повтор, — в колосе командира явно читалось «Кого там ещё принесло с утра в субботу?» Ответа не было ни у мышей, ни у меня, слушающего радейку в кунге, ни у наряда.

— …пшшш… нцор – Трону. Ма… пшшш… на в’їзд до нас, до тебе. При … пшшш, — раздалось секунд через тридцать. В трёхстах метрах от КСП и в двухстах от «Трона» наряд густо заржал.

— Трон, это Танцор. Нажми на кнопку, подожди две секунды, сформируй в голове фразу, скажи её вслух медленно и чётко, подожди ещё две секунды и отпусти кнопку, — командир был спокоен, как комбат перед нарадой, и фраза эта, навязшая в зубах, регулярно повторялась им уже на протяжении примерно тысячи лет. То есть двух месяцев и шести дней командования мотопехотной ротой.

— Пшшш… Эээээ… Танцор, це Трон, — сказала рация и замолчала. Стихло всё, и даже мыши перестали, кажется, кублиться в ящике с продуктами, а наряд на пулемёте перестал ржать и замер в предвкушении следующей серии «РадиоПехота». Которая шла каждый раз, когда пересічному мобілізованному недоліку треба було щось доповісти по рації.

— И-и-и?… – начал звереть ротный. Я сполз с лежанки, откашлялся, сунул в рот сигарету и стал привязывать к ногам рыжие «таланы». «Таланы» сопротивлялись. Было удивительно мерзко, даже для восьми утра в донбасском декабре.

— Танцор, це Трон, — раздался другой голос в рации. — Приехала шишига, в ней шестеро, инженера с бригады, хотят заехать. Приём.

— Трон, это Танцор. Документы у них есть? — Командир встал с лавки, отпихнул кошку и вышел из КСП, забыв на столе сигареты.

— Танцор, це Трон. Они говорят «хуй вам, а не документы», — голос в рации был слегка озадачен.

— Значит так. Зброю до бою! Расчетам арты — расчехлить орудия и приготовиться открыть огонь бронебойными! Танковая рота — на выход! Вертушки — на взлёт! Крейсер — отдать швартовы! Бойовий наказ! Ворожу техніку та диверсантів наказую — знищити! Вогонь!

Голос командира звенел, и в звоне этом было всё — клубы порохового дыма, грохот барабанов, развернутые знамёна, лязг траков, стук ботинок по броне и флаг Украины, гордо реющий на клотике авианосца. Я аж заслушался, пытаясь попасть ногой в ботинок. Рота затаила дыхание, наряд сноровисто развернул дашку в направлении въезда. Командир пытался не подавиться смехом.

— Ээээ… Танцор. Вони у машині нервують, але ржуть… — раздалось растерянное в рации. Мимо промчался в сторону бэхи Ваханыч, за ним — Прапор и Козачок. Козачок зачем-то волок Яриков ПКМ и радостно лыбился.

— Отставить войнушку! — крикнул вдогонку Козачку Танцор, поднял рацию, нажал на кнопку, помотал головой и выдавил. — Отставить убийство. Трон, запускай, пусть сразу до КСП едут.

— Пшшш… Я Трон, прийняв, запускаю… — тембр голоса выдал громадное облегчение старшего солдата.

— От мля… Инженеры хреновы… — Танцор взбежал по земляным ступенькам к кунгу и распахнул дверь, выдувая остатки тепла из железного ящика. — О, ты не спишь уже… Хорошо. Одевайся по красоте, какие-то разведосы приехали. Ща будут понты гонять, туману напускать, таинственно пиздеть про «ааатдельные задачи», а потом окажется, что позицией ошиблись…

Странно, что не на джипе. Честно, странно, что не один-два волонтерских корча, а цельная шишига на дефицитном бензине, пыхтя и взрёвывая раненым аватаром, переваливала через смёрзшуюся грязь, подгребая к поленнице возле КСП. Мы лениво выползли на пригорок «в силах тяжких», то есть в разгрузках, с обвешанными автыками и с суровым выражением лиц «я їбав — я воював». Эффект от нашей тяжёлой, усталой, но уверенной поступи суперпехоты слегка смазал Кирпич, прошоркавший мимо в дутиках и в синей олимпийке в сторону бани, с пакетиком грязных шмоток в одной руке и с закипевшим чайником в другой. Шишига, как-то очень уж натужно взгвизнув, остановилась, распахнулась пассажирская дверка, и над мёрзлой донецкой землей «пронесся ветер понтов, тактикульности и бесстрашия».

— Спорим — по-любому скажет «у нас отдельные задачи…»? — негромко сказал я Танцору. Он кивнул, чуть не поскользнулся на ступеньках и начал шукать в карманах забытые сигареты.

Разведос, прикидывающийся инженером, легко спрыгнул с подножки. Интересно, почему они всегда типа шифруются под инженерку? Думают, что его плейт-керриер и остальная дорогая снаряга не палится? Тоже мне, шпиён, мля, Мата Хари. Наши глаза оббежали его фигуру, отмечая абсолютную нестатутность формы и снаряги, его глаза — нас, он сделал шаг вперёд, мы два — и поздоровались. Чернявый хлопчик примерно моего роста, только худее раза в два, АКМС с ПБС-ом и «вот это вот тактическое всё», с пистолетом на бедре и противноватым прищуром узких глаз. «Форт четырнадцатый с глушманом, почти новый. Понты гоняет», — автоматически подумал я, разглядывая пистолет. «Нормальных пистолетов нет, но фабовская ручка на пээме. Понты гоняет», — читалось в глазах разведоса. Из кузова посыпались остальные.

— Сайгон, — представился чернявый.

— Танцор, — сказал командир. Я тоже представился, но разведос меня не услышал, сосредоточившись на командире. Офигенно, мля.

— Пацаны, не мерзнём, пошли на КСП, кофе выпьем.

О да, нам было безумно интересно, какого хера они приперлись, но нельзя так, прямо на пороге. Гости приехали — значит надо пригласить, кофеем напоить, а лучше покормить, а там по теплу они и расскажут. Армейский этикет. От будет ржака, если они реально позицией ошиблись…

В шишиге зачем-то остался водила, а вся четверка (неправильно наряд посчитал, пятеро их всего, а не шестеро) потянулась гуськом за мной — шо тут идти, десять метров всего. Скрипнула дверка из дерева и баннеров, дохнула жаром раскалённая буржуйка, из бани послышался лязг упавшего чайника с кипятком и визгливые матюки. Под ногами шмыгнула серая кошка.

— Чай, кофе? — командир был сама любезность.

— Чай. Знаем мы ваш кофе… — но тут Сайгон увидел турку и запнулся, — а хотя не, кофе. Слушай, командир. Мы типа нихера не инженеры.

— Та я понял, — Танцор умостился за стол, обнаружил на нём свои сигареты и тут же закурил. Все четверо потихоньку размещались, на КСП вдруг стало тесно. — Разведка, да? Залетел, и тебя к нам в пехоту сослали? Бгггг.

— Не, не сослали, мы по бээрке, — Сайгон вытащил откуда-то измятые сигареты и шарил по столу взглядом в поисках зажигалки. Остальные хранили молчание. Начал пыхтеть чайник, я привалился плечом к столбу и пока не влезал в разговор, привычно изображая «щас нам сержант кофе сварганит».

— Так что, будем Докуч штурмовать? Мы готовы. Тока бэха не заводится, — командир был невероятно серьезён, хотя понятно, что троллил он разведку по-пехотному, следуя сложному и запутанному ритуалу взаимоотношений «окопных аватаров» и «штабных шароёбов».

— Не, не штурмовать. У нас отдельные задачи… — и разведос зачем-то взял в руки ПАГ. Я заржал, командир улыбнулся, закипел чайник, кошка запрыгнула на лавку и вдруг замурчала.

Разведка

Я разминался на кромке футбольного поля. Во вратарском свитере и перчатках в флектарне. Трибуны ревели, операторы суетились. Потом построение, гимн Лиги Чемпионов … потом не помню, потом помню выход один на один, мне ударили ногой по голове и врач тянул меня за ногу по полю:

— Сайгон. Сайгооооон, чуєш?

За ногу тянул Воркута.

— Та ви шо, ахуєлі в суботу в 6 утра будить!? Я в футбол не доіграв. Шо таке?

— Тебе Рева кличе.

— Скажи йому, шо я хотів іти, ну в мене спиздили пісталєт, і я його шукаю, вже даже в прокуратуру позвонив, їде сюда опєратівно… слєдствєнна, — все тише бормотал я, заворачиваясь в спальник.

— Приїде… группа…

— Яка группа?

— «Рамштайн» приїде… «Бутирка»… Може ще Лєді Гага.

— Тебе Рева кличе, Сайгон.

— Та оставте мене в покої всі! Я в суботу поки кофе не поп’ю в шесть утра — нікуди не піду… і в неділю… і в пятницю…

— Він сказав, що це наказ.

— От сука. Загнав таки в угол. Я поняв, — раздосадовано пробурчал я, вылезая из спальника в термухе и синих джурабах.

Секунд 30 ещё посидел с закрытыми глазами и наконец понял окончательно, что уже всё — вариантов нет, и надо просыпаться.

— Кофе хочууу-у. Чув, йди буди когось з воділ, хай готовлять шишарь, який їзде.

— Пойняв.

— Буди Кєліма, малого буди тоже і собирайтесь…

— Куди?

— Піздєц! В сраку кудись, на три дня … а може на сєм … блядь. Щас узнаєм. Де він?

— В ротного. Йди, там і кави поп’єш.

Надел носки, штаны, флиску и берцы. Шапку нахуй тоже… на голову в смысле. Пистолет в кобуре сунул поглубже под спальник. Дорога от спальника до кабинета — это время одной сигареты. За дверями я её подкурил и повернулся лицом к ветру. Он подул, и от крепости первой затяжки и ветра перехватило дыхание. (Ну канєєєєшно, який же Донбасс без вітра? І всєгда в їбло … ну в бочіну на крайняк). Помню как один коренной дончанин тихой ночью у "дашки" рассказывал, что это тектоническая особенность, Донбасккий кряж там, роза ветров (хєр його знає, ну всігда в табло дує).

Я шел в темноте по подмёрзшей дороге мимо блиндажей. Над блиндажом саперов шёл шустрый дымок (чайник закіпає навєрно). Навстречу с автоматом канал військовослужбовець с наряда. Его никто не трогал, но видимо ему хотетось с кем-то поговорить этим тёмным утром:

— Мінус десять було ночью в чєтирє часа, — вместо приветствия сказал військовослужбовець, протягивая руку.

— Які цифри на сьогодня? — ответил я, пожимая ее.

— Дванадцать.

— Спасіба.

В кабинете/спальне/столовой/штабе/оружейке был один Рева в подштанниках и взъерошенной волоснёй на голове.

— Привет.

— Сідай, мій юний надутий друг.

— Дай кофе.

— Я сам ще не пив, бо прибіг Сміх і забрав чайник туди до гуцулів, вони там завтракають.

— Тоді пока, зайду позже, бо скучів дуже за гуцулами, прям сил нема, так побачить хочу.

— Та всьо вже, прийшов.

— От сука, обложив, гад.

— Ви ще в три должні були їхать, це я пожалів поки ротного нема.

— Шо БР?

— А з яких це пор тобі БР шоб воювать стало нада? Готова, фамілії вбить осталось і всьо.

— Обложив, гад.

— Може тобі легче стане, єслі я скажу, шо це на один день.

— Ага, блядь, на шесть утра суботи. Армія.

На столе зазвонил поцарапанный мобильник. По глазам Ревы я понял, что звонит ротный:

— За вашим наказом … Ага. Да. Щас я сяду писать по цьому дурачку рапорт. Да. Да, група виїхала на дві великих позже, бо коробочка поламалась. Нє, ще не долажували, — летеха смотрел на меня с укором.

Завершив разговор, он начал подробно рассказывать мне суть задачи. Где-то за терриконом две группы беспилотчиков в разные дни обнаружили активность абизян в опасной близости к передовым позициям нормальных пацанов, то есть нашей пехоты. Решили, что это ихняя НПшка, и поставили задачу пойти, обнаружить и ёбнуть дурачков. Но поддержать коптером с воздуха некому, бо наши в командировке с какими-то миномётчиками, попросить некого, а идти в лобешник за неизвестный террикон не хотелось. Есть другая дорога, чуть длиннее, но с возможностью выйти в тыл НП противника, если он там есть. Выйти туда можно через позиции смежников, с которыми договора нет, связи нет, знакомых нет.

— Кароче ясно. Розберусь. Ну це ж на один день?

— Да.

— Щас кофе п’ю і їдем.

— Я вже ротному сказав, шо ви час як уїхали. Виїдьте з бази, станьте коло магазіна і хоть залийтесь тим кофе, тільки подальше десь.

— Я «паджеро» возьму.

— На ньом ротний поїхав в комендатуру забирать нашого дебіла, вчора ночью в городі ВСП спіймало з гранатой.

— Тоді возьму «ельку», помістимся.

— На «елькі» старшина їде в ТПУ бригади шось получать. Поїдете як всігда.

— Єсть (не проканало).

На улице позвонил Воркута.

— Кажи.

— У Татаріна колесо треба знімати, не їде машина, а у Нємца бак потік, йому треба його знімати, бо тече струєю, каже.

— Ясно. Ви собрані?

— Майже.

— На один день без ночовки. Скажи воділам, шо в них єсть 15 минут, шоб переставить бак на Нємца машину і розиграть в карти, хто буде за рульом, а через 20 машина должна стоять з вами внутрі на дорозі. Перезвониш.

— Добре.

Вторая сигарета с утра и не капельки кофе во рту (нічо, в магазіні вип’ю). На пятой затяжке перезвонил Воркута:

— Кажи.

— У Нємца бак перестав текти, він готовий до виїзду.

— Давай, я щас буду.

Недовольные рожи в кузове смотрели на меня как на врага, недовольный Немец смотрел на меня как на врага, все смотрели на меня как на врага. Повисла тишина…

— Пацани, ну як наче я придумав цей двіж, завязуйте блін.

Пока одевал РПСку, плитоноску и кобуру — отвечал на вопросы о «куда/нахуя/наскільки» и стенания о «дебіли/самі сплять в теплому штабі/робити нічого/от і постірався».

Все как всегда.

Потом мы погрузимся и, скрипя шишарём, выедем из базы.

На улице начинало рассветать.

Не сильно хочу рассказывать о том, что у магазина мы остановились лишь для того, чтобы узнать, что ночью обстрел повредил линию и нет света, а соответственно и не растет кокос, в смысле — хуй, а не кофе мне, чайник не работает. Ну еще подождать пока новенький малой купит сосисок в вакуумной упаковке с сомнительно-мутной жидкостью внутри и вчерашний батон.

(Кофе отлажується на хуй зна коли. На крайняк вже, як вийдем в полі, закипятю на спірті води і растворімого йобну)

— Немец, поехали.

Минут сорок яйцетряски по непонятным фронтовым дорогам с редким мобильным покрытием для определения места нахождения. После очередного переезда по грунтовке мы выехали на асфальт. Газ-66 взревел рыком пьяного замполита и начал набирать скорость по пустой дороге. Я втыкал в планшет и пытался понять, где мы есть, поглядывая в зеркало. В зеркале иногда мелькал улетающий целлофан от сосисок и бычки. Родная навигация планшета не могла найти спутники, а интернета почти не было.

— Немец, смотри, по идее, это вон тот террикон, видишь, скаты лежат, ото вроде нам туда.

Машина опять свернула на грунтовку, чихнула, вспугнув стадо жирных фазанов, и, протяжно завывая, поехала к террикону. Возле скатов нам махнули «привет» и беспрепятственно пропустили. Никто не вышел встречать, и пришлось самому искать «старшего».

Мы познакомились, и я начал излагать суть и цель визита. Он кивал головой и обещал полную поддержку.

Потом на моём планшете начали планировать маршрут, мужичок все время говорил «да» (от заєбісь, ніхуя не шаре і «дакає»). Вдруг рисочки мобильного покрытия скакнули вверх, и появилась буковка интернета. Я жмакнул кнопку местоопределения, и оказалось, что мы в почти на три километра не там, где я планировал маршрут.

— Шо це… Бляяяяя. Братан, а шо на отом терріконі, в 2850 метрах справа от нас?

Я показал рукой в нужную сторону.

— А, то там рота мотопіхотного батальона якогось стоїть, я не знаю.

— Йо-ба-ний ти ішак… Я тобі в карту тикав, ти не бачив, шо то карта не твого тєрікона?

— То я дивлюсь, наче моє, а наче й не моє…

Пацаны курили в кузове:

— Шо там, Сайгон?

— Все нормально. Немец, поехали!

Наконец через 15 минут мы подъехали в нужное место. Руками тут приветов не махали. Нас остановил укутанный «в наряд» пехотинец-недолік, который чуть не упал с пенька, схватил автомат и преградил путь, в развалочку обходя вокруг машины и направляясь к водительской стороне.

— Что говорить, Сайгон?

— Скажи, инженера бригады, бо щас начнут по своим диснейлендовским рациям кричать «разведка», через 20 минут сепары выдвинут группу нам навстречу.

Немец приоткрыл окно и представил нас инженерами.

— О, Немец, смотри, щас будет прикол, когда пехотному шлепперу надо что-то долаживать по рации.

Уася взял рацию как телефон (він щас рєально «альо» скаже) и тщетно пытался что-то ей доказать. Чувак разговаривал с рацией как с живой. «Тут», «того», «тебе-вас-нас». Командира было чётко слышно, а Уася не до конца отбивал, шо тангенту надо держать, а не просто нажимать периодически.

— Она китайская, не понимает тебя, — хохотал Немец за рулём, хлопая себя по ляжкам.

Рация норовисто хрипела, а Уася кричал в нее «шість чоловік на в’їзд».

— Сайгон, я не понял, а откуда он шесть насчитал?

— Та хуй его знает, может он с нами поедет.

Уася направился опять в нашу сторону с мученическим выражением лица, ему явно не нравилась функция проверяющего.

— Щас аусвайс будет спрашивать, что говорить?

— Кажи, хай нахуй йде, його командір 15 сєкунд назад научів по рації балакать, а я йому документи должен показувать!?

Немец беззлобно и с улыбкой сказал Уасе «Передай хуй, а не документы» и закрыл окно. Уася тяжело вздохнул и пошел назад к стулу, где лежала рация и стоял автомат. По нему было видно, что это его худший наряд в этом месяце. Ветер дул и не было слышно, о чём говорят, но вскоре окрестности наполнились движем, а «дашка» развернулась в нашу сторону. У меня зазвонил телефон, это был Келим из кузова.

— Кажи.

— Я нахуй зара вилізу, я дам їм нахуй «до бою», я зара розкажу…

В трубке послышался звук затвора пулемета.

— Кєлім, успокойся. Разберемся.

Ситуация сложилась смешная, и я рассмеялся. Но скоро Уасе видимо сказали нас пропустить, и он суетливо, держа автомат под мышкой, открыл шлагбаум из деревяшки и радостно показал рукой куда-то вглубь.

— Туд, до КСП сразу їдьте.

Немец тронулся и направился туда, где должно быть КСП.

Встречать вышли двое. (Навєрно собрали все "воєнне" по позіциям і сразу оділи на себе). Кто был главнее — непонятно, но у одного была как у меня «ТурГировская» РПСка и какой-то пистолет непонятный (а-а-а…. то рукоятка фабовска на ПМі. Пф-ффф, пісталєтів нормальних нема, так вони рукоятки на ПМи ліплять. Піхота блін. Це стоїть, дивиться на «Форт» і думає, шо я пантуюсь). «Военность» встречавших немного нивелировал чувак в дутиках и с чайником, абсолютно мирно проходящий мимо стираться (субота блін, утро). Командира звали Танцор, а позывной ковбоя с фабовской рукояткой я не услышал. Дальше традиционное приглашение на чай/кофе, на которое отозвались все из кузова.

— Немец, не собирайся, ты тут остаёшься.

— Какова? Я тоже кофе хочу.

— Такова шо у тебя перегар.

— Разве.

— Я принесу тебе кофе, нехуй там дышать.

Вся остальная ватага двинула внутрь. Там было жарко, бегала кошка и, наверное, имелся кофе. На столе валялась какая то хуйня, похожая на прицел и отвёртки (ачумєлиє ручкі с Тімуром Кізяковим блін. Ясно, стрілять вони можуть походу тільки пріблізітєльно)

Я сразу раскрыл карты и смолчал только о том, что наша БРка к ним не имеет никакого отношения.

Терпеливо выслушав ни разу не бородатую шутку на тему «Перевели с разведки в пехоту», я продолжил. Командир был обычной пехотной залупой, троллил как полагается, но сохранял серьезность.

— Так шо, будем Докуч штурмовать? Мы готовы. Тока бэха не заводится.

— Не, не штурмовать.

Дальше сценарий уходил на вилку. Надо было или сказать что у нас, суровых рыцарей горки и АКМа, нет беспилотника который смог бы висеть сверху и долаживать обстановку … или… блин, я не могу сказать шо нет коптера … сука.

Взяв в руку хуйню со стола непонятного армейского цвета, я твердо добавил:

— У нас отдельные задачи.

«Ковбой» заржал, а Танцор улыбнулся уголками губ (чєрті блін).

В это время как раз закипел чайник.

(Як же його позивний?… Борман… нє… Лютер… нє… блін)

— Пацаны, а що там кофе, которым вы угрожали? Есть не растворимый?

— Да «Львівська», зелена. Мартин, сделай кофе.

(О сука! Мартін)

— Мартін, мені два сахара.

— Мені один, — сказал Воркута.

— Мені три, — сказал Келим.

— Я не буду, — сказал малый.

— И чай с двумя сахарами водиле. Можно в одноразовый стаканчик.

Церемония совместного пития кофе на войне — это таинство, которое трудно описать или передать. Там надо присутствовать.

Мы тыкали пальцами в планшет, курили и хлебали кофе, говорили цифрами и аббревиатурами, снова курили и думали, как лучше сделать.

Изначально почему-то командир и Мартин решили, что они идут с нами, и пришлось напустить туману про «вы шо», «нет конечно», «вы ж понимаете». Мне они не мешали, просто вдруг шо, то пизды получат все.

— Пацани, а у вас ті хуйні, шо надворі накриті пльонкой стоять, стріляють? — я старался сохранить серьёзное выражение лица.

— Мы не смотрели ещё с лета, — парировал Мартин.

— А як ми шось побачимо, то ви б змогли заглянуть і єслі стріляють — накидать з «сапога» осюда, осюда чи осюда? — я тыкал пальцами по планшету, а они, нависнув друг над другом, следили за движениями.

— В последнюю точку не достаём.

— Ага, принял. Мы кароче пойдем, рацию дадите?

— О, это по Мартина части, я командир роти.

— Але добрий командир, якщо ПАГ самі ремонтуєте, — вмешался в разговор Воркута.

Что такое ПАГ, я не знал, но по улыбке пехотинцев понял, что Воркута сказал что-то правильное, и дабы не выглядеть глупо, заржал вместе с ними.

Ещё раз покурив на улице, мы надели рюкзаки, каски, поправили зброю, попрыгали и половили завистливые взгляды личного состава КСП, от чего наши лица приняли форму «я їбав — я воював».

Эта забава очень понравилась малому, который был просто в восторге от того, что можно колотить понты перед взрослыми дядьками. Понтов не колотил только Немец, он нашёл себе «друга» и они затеяли обмен гаечными ключами у кузова машины. Это такая традиция водил и мехводов на войне. Ко мне подошел Мартин и протянул рацию:

— На, заряжена.

— Мартин, дай и цифры на всякий случай.

— Я не знаю на сегодня…

— Та не, номер телефона.

— А, записывай. Ноль девяносто пять…

— Ага. Ну вдруг шо — я маякну.

Воркута первый, я за ним, и дальше по порядку мы нырнули в осыпавшуюся зелёнку. Ландшафт позволял идти достаточно быстро, и мы без приключений подобрались к «району проведення операції». Дальше рутинная поисковая работа и аккуратные перемещения между кущами. Место лёжки сепаров мы нашли через два с половиной часа. Судя по всему, тут давненько никого не было. Остались только окурки, обёртки от конфет, две выкопанные ячейки и палочка в земле с горизонтальными насечками.

— Вони шось корєктірували отсюда. Давайте по кругу розсрєдоточтесь. Воркута, давай гранати і нитку.

Десять минут нехитрых танцев в четыре руки — и незаметные растяжки заняли свои места в сепарской лёжке.

— Ідьомте.

Понимание того, что день прошел даром, угнетало. Не по приколу было ехать за тридевять земель ради трёх гранат. Мы остановились покурить, и я достал планшет. Когда последняя сигарета затушилась, а бычок был аккуратно спрятан в траве, предложил план.

— Пацики, тут до сєпарской лінії один і пять кеме. Може сходим, срисуєм шось і дамо піхоті коордінати, шоб в’єбали?

— Вони ж не попадуть нікуди?

— Ну зато в’єбуть громко. Так шо йдем.

Я знал как «зажечь разведчиков» и добавил.

— Єслі когось пиздонем — трофєї наші.

Последняя реплика воодушевила группу, и мы свернули с маршрута влево.

Сначала Воркута, потом я, потом малый и последний — Келим с лязгающим пулемётом…

Продолжение следует…

Tweet