Записки районного опера: тайны следствия. В аду

Настоящая же задача бесплатного защитничка – помочь «своему» следователю. Чтобы у того было как можно меньше работы по «упаковке» страдальца за решётку. Ну и чтобы при этом самому, упаси Боже, не переутомиться случайно. Фактически «клиент» бесплатного адвоката обречён! Если у тебя нет денег, ответ на все стенания будет один: «В вашем случае можно поступить или так, или этак, результат будет или таким, или этаким. А как поступать – решайте сами, это – не ко мне…» АЗЫ

Напомню элементарное. После установления факта совершения преступления правоохранительными органами (внутренних дел, госбезопасности, прокуратуры и т.д.) возбуждается уголовное дело. Его ведёт следователь, которому в расследовании помогают опера (в нашем случае – уголовного розыска).

Для этого параллельно уголовному делу заводится так называемое «оперативно-розыскное» дело (ОРД). В которое, помимо документов уголовного дела, входят и оперативные материалы, в частности – задания сексотам, и справки о выполнении этих заданий.

По поручению следователя опера проводят отработку подозреваемых, получают «явку с повинной» от совершивших преступления лиц (если таковые опера сыскали), находят и предоставляют следователю уличающих эти лица свидетелей и вещественные доказательства.

Трое суток, до предъявления подозреваемому лицу официального обвинения следователем, оно находится в РОВД. А после предъявления обвинения, став из подозреваемого и задержанного обвиняемым и арестованным, на весь период следствия попадает в следственный изолятор. Это если не избрана иная мера пресечения – например, подписка о невыезде (в случае, если вина его не слишком велика, и учинить помехи следствию он не в состоянии).

Избрание меры пресечения следователем имеет для обвиняемого огромное значение. Суд может состояться и через месяц, и через год. Дожидаться суда на воле или в вонючей тюремной камере – далеко не одно и то же. Кроме того, суду некогда слишком уж углубляться в анализ личности подсудимого и подробностей им содеянного, и он практически полностью доверяет общавшемуся с ним куда больше времени следователю. В 90% случаев, когда обвиняемый до суда выпущен следователем «под подписку», приговор выносится – условный, то есть без заключения под стражу. И наоборот, в 90% случаев, когда до суда человека держали в СИЗО, приговор связан с заключением в места лишения воли. Причём ранее проведённое в СИЗО время засчитывается в вынесённый судом срок. Но если страдалец отмотал в СИЗО год или даже два, а суд его потом оправдал, то сразу возникает куча никому не нужных вопросов: «За что человека гноили?!» и «Кто понесёт наказание за произвол?!» Вот почему отсидевших уже какое-то время в СИЗО суд старается не оправдывать.

В АДУ…

Итак, от райотделовских оперативников бандит переходит под дружескую опеку оперчасти СИЗО. Задача тамошних оперов: сохранить «явку с повинной» у тех, кто её уже дал, и получить её у тех, кто по каким-либо причинам (включая и свою полнейшую невинность) от неё преступно уклоняется. Кроме того, они должны побуждать уже давших «чистосердечные показания» к «сознанке» в ещё каких-либо преступлениях. Что будет засчитано оперчасти в счёт выполнения «плана по раскрытию преступлений».

И шумный райотделовский «обезьянник», и суровый пыточный изолятор временного содержания – всего лишь бледненькое подобие того, что творится в СИЗО. Опека персонала над заключёнными здесь слишком уж долга, плотна, жёстка, страшна…

Самое смешное то, что с точки зрения закона преступников здесь нет вовсе. Преступником может объявить суд – по приговору, вступившему в законную силу. А суда над ними ещё не было, и неизвестно, когда он состоится… Вину этих людей (пусть даже они её и признали, и подписались под нею обеими руками), ещё только предстоит доказать. Ещё раз повторю: формально это – невиновные люди, к которым у правоохранительных органов возникли некоторые вопросы. И потому им было улыбчиво предложено задержаться в гостях у государства на некоторое время, требуемое для того, чтобы на все эти вопросы найти правильный ответ… Этих людей пока что не за что наказывать и карать – они столь же чисты перед законом и обществом, как и все прочие законопослушные граждане. И вот эти «гости государства» содержатся в СИЗО в условиях ада! В камерах на десять посадочных мест находится от 20 до 30 человек. Издевательства охраны и зеков поагрессивней… Скверное питание… Невыносимая вонь… Жара и повышенная влажность (следствие дыхания в замкнутом пространстве десятков людей), от которых тело покрывается язвами. И голым по пояс заключённым приходится носить на шее полотенца, чтобы мухи не копошились в ранах и не откладывали яйца…

Закон врёт, что они ещё не осуждены и, следовательно, ещё не виновны. Но на самом деле суд уже состоялся, и вынес этим людям приговор: РАБСТВО. Каждый из них – РАБ ГОСУДАРСТВА, бесправный и ничтожный, знающий, что тут сделать с ним могут в с ё: оскорбить, унизить, искалечить, убить, наконец… Шепнёт «кум» из оперчасти сексотику: «П о г а с и такого-то!», и всё… Воткнут в спину заточку на прогулке в тюремном дворе, или придушат ночью в камере, во время сна. Как водится – виновного «не найдут», а и найдут – так отмажут, способов – миллион. И уж при любом раскладе обрекший зека на казнь «кум» будет в стороне: «Это их, бандитов – внутренние разборки…»

Как сподручно ломать и гнуть даже и самых сильных по характеру людей, за решёткой. Камера сводит потребности человека к минимуму, к выбору простейших жизненных благ: еда, курево, помывка в бане, прогулки. Но и этот минимум жизненных благ чувствителен для человека. Чуть больше их – и словно в раю оказался, чуть меньше – и ты на грани отчаяния.

Режим содержания здесь может быть мягкий, строгий и очень строгий, в зависимости от того, «явочник» ты (то есть согласившийся на «явку с повинной»), или «отказник».

Больше всего в СИЗО ценится «серийник», то есть совершивший много преступлений, и готовый по ним «дать явку». Чертовски выгодно быть вором, «бомбанувшим» 5-10 и больше хат – за счёт него одного множество оперов выполняют свои планы по «раскрытиям». Каждое «явленное» им преступление – как капитал, с ним в СИЗО не пропадёшь! Таковых, выявив их ещё в РОВД, окружают вниманием и заботой опера-«территориалы». Вор-серийник важен и строг, он знает себе цену, он даже торгуется: «А что вы ещё можете предложить за каждую «заявленную» кражу?.. Мало! Ага… А вот это – в самый раз!» И Боже тебя упаси выдоить из этого благодетеля в с е его кражи – тогда твоим СИЗОвским коллегам ничего не достанется. А так нельзя – надо уметь вовремя делиться с коллегами. И вот спустя положенные трое суток отправляется «серийник» в СИЗО, мы тут же звоним туда и сообщаем: едет! «Хорошего» зека, зека-«кормильца» здесь встречают с распростёртыми. И живёт он тут если и не как у Бога за пазухой, то во всяком случае – намного лучше прочих заключённых.

Есть с чем сравнивать. Вот две камеры, совершенно одинаковых по площади и прочим параметрам. Но почему-то, хоть в обоих камерах людей и содержат с превышением нормативов, но в одной их в два раза больше, чем в другой. В одной из камер надзиратели зверствуют и нещадно бьют за каждый обнаруженный окурок, в другой – тишь да гладь, кури – не хочу, даже телевизор есть – хоть новости смотри, хоть КВН. В одной камере хрен передачу с воли съешь – злые сокамерники отнимут и схавают. В другой – спокойно жри своё, и вокруг все спокойно своё кушают; никто ни у кого не отнимает, всем хватает, все довольны. В первую камеру еженедельно врывается прибывший для тренировки ОМОН (их называют «мотоциклистами» – за надетые на головы пластиковые полусферы). Сперва в камеру бросают взрыв-пакет, чтоб не так скучно было, потом врываются ордой, и нещадно колошматят всех дубинками – мужчин, женщин, стариков, малолеток. Потом хватают ошеломлённых зеков за руки-ноги и с размаху выкидывают из камер на бетонный пол; шмякнешься с размаху – мало не покажется! И тут же по команде – вскочил и обратно забежал в камеру, чуть замешкался – лупят как сидорову козу. Выйдут из камеры ОМОНовцы, передохнут, и – по новой. И так за день – раз пятнадцать!

Но что характерно: во вторую камеру ОМОН как бы и дороги не знает, никогда туда не наведывается – ни на этой неделе, ни на следующей.

Теперь я вас спрашиваю: на ваш взгляд, в какой из этих двух камер размещены те, кто сотрудничает с операми, а в какой – те, кто зловредничает, вопит как недорезанный: «Невиновен я!.. Менты – суки, ни за что сюда кинули! Господи, помоги и сохрани!..»?

Но Бог – далеко, а опер – вот он, рядом…

С теми, кто пытается упорствовать до конца, и кого по каким-либо соображениям сломить надо о б я з а т е л ь н о, используются и более хитрые приёмчики.

Одного нарика, к примеру, «грузили» наши орлы на мокруху. А он сперва сознался было (когда мы его старенького отца слегка потрусили), но потом, когда пахан его от своих старческих хворей склеил ласты в больнице, спохватился и глухо пошёл в квалифицированный отказ. Ещё и жалобы во все инстанции накатал, дескать: били меня зверски, и всё такое. Главное: два брата его, оба бизнесмены, скинулись и наняли дорогого адвоката, на суде могли произойти накладки. А вышел бы на свободу – чего доброго, ещё и в смерти папаши нас обвинил бы: «довели до смерти опера – изуверы своими издевательствами». И что ж? Перевели его «временно» в другое СИЗО, а следом по «тюремному телеграфу» пошла м а л я в а: такой-то – к р ы с а, у своих ворует. Так ему тамошние сокамерники оба глаза острозаточенной ручкой обыкновенной алюминевой ложки выкололи… Потом, конечно, быстро выяснилось, что слушок тот ложным был, оперским «кумом» запущенный, извинялись все перед ним, каялись, «прости нас, братан, промашка приключилась!» А на фиг ему теперь все ихние извинения – выколотых глаз они не заменят! Из СИЗО-то его в итоге выпустили, но жаловаться уж никуда больше не стал – сгинул в безвестности, мыкаясь по больничкам.

Я И СИЗО

Содержащиеся в СИЗО – не моя епархия. Но и я в какой-то степени с ними общаюсь, и некоторым образом повлиять на их жизнь могу. Если человек вёл себя правильно, и взятых на себя передо мною обязательств не нарушил, то и с моей стороны сбоев не будет. Обязательно – регулярный п о д о г р е в в СИЗО чаем, куревом, колбаской какой-нибудь. А то и его родича с собою прихвачу на встречу, получится что-то вроде непланового свидания. Могу при надобности и «кума» попросить: не обижай такого-то, клёвый пацан, я за него подписываюсь!

Ну и наоборот. Испоганить жизнь содержащегося в СИЗО мне тоже нетрудно. И плевать, что по закону никаких возможностей на то у меня нет. Подкатываю к любому знакомцу из оперчасти СИЗО, говорю негромко: «Ставлю тебе п о л я н у в кабаке, подошлю пару перспективных «серийников» с кучей «явок», по возможности помогу с другими твоими проблемами. А ты с Олегом Пороховым сделай то-то… Мразь он, путает нам все планы своей «несознанкой», да и по жизни – гнида, пора уж за всё ответить.» Гарантирую: не о праведнике с ангельскими крылышками речь идёт, действительно – о подонке. «Кум» его уже п р о б и л, и цену ему знает, потому и не возражает против твоей задумки, кивнув: «Сделаем, старлей!»

И – готово. Бросают Порохова в камеру для «особых», там вообще – беспредел даже по здешним, СИЗОвским меркам. Тут любого, даже самого авторитетного, могут о п у с т и т ь. Для этого ведь даже не обязательно насиловать, достаточно провести по губам тряпкой, мокнутой в мочу – и всё, ты уже «петух»! А начнёшь возбухать – затаскают по карцерам, измочалят побоями, запрессуют в грязь до упора. Если и выживешь, вырвешься когда-нибудь отсюда относительно здоровым – все на воле уже будут знать, что «петух» ты. И отношение к тебе со стороны серьёзных людей после этого будет соответствующее.

(Кстати, вот почему лично я не верю в возможность существования в «зоне» действительно самостоятельных и независимых от администрации «авторитетов». Если уж действительно пошёл зек всерьёз в «отрицаловку», то в любой момент любого из таких по наущению администрации могут и искалечить, и о п у с т и т ь, и убить даже. А раз этого не делают, то либо он втихую с т у ч и т, либо вольно или невольно играет ещё в какие-то неведомые нам, простым смертным, государственные игры.)

Меня должны хорошо знать и уважать в оперчасти СИЗО, чтобы успешно провернуть такое. Это ведь не какие-то там «определённые нарушения», а самое что ни на есть наглое нарушение закона. Чтобы заранее быть уверенным в том, что мне помогут, нужно иметь завоёванный долгими годами службы авторитет. Когда мои коллеги ясно видят, кто я по жизни, и что из себя представляю – такие вещи в оконцовке порою важнее всего.

Разные дела приводят меня в СИЗО. Самая типичная ситуация: мне надо узнать, не промелькнуло ли среди добытых здесь «явок» какое-либо из совершённых на моей «территории» преступлений.

Другая часто повторяющаяся ситуация: я забираю преступника из СИЗО, и вместе со следователем мы везём его на «воспроизведение» совершённого им преступления. Он показывает и рассказывает, следак записывает всё в своих талмудах, при необходимости делаются фотографии или производится видеосъемка. Присутствующие при этом понятые своими подписями в протоколе фиксируют, что всё, записанное на бумаге, происходило в их присутствии, и именно так, как оно было записано. Мероприятие это нудное, длится оно долго, иногда – не один час. И очень трудно найти желающих стать понятыми при этом. (Понятых на обыск найти легче, поскольку времени на него уходит куда меньше. Да и самим любопытно посмотреть, как живёт подвергшийся обыску сосед, и какой компромат у него найдут.) А понятые – обязательны, без них воспроизведение незаконно, и юридической силы не имеет, вот и начинаешь что-то придумывать. Лично я понятыми обыкновенно беру знакомых наркоманов: сбегал к ним домой, дал по морде или пообещал ш и р к и отлить (в зависимости от ситуации), и вместе с паспортами тащу их на воспроизведение. Когда понятые в чём-либо от тебя сильно зависимы, оно и выгодней – на случай, если придётся в чём-либо «схимичить».

Под внимательными взглядами следователя, опера, видеокамеры и понятых бандит показывает: вошёл на адрес так-то… вынес оттуда то-то… там выломал дверь… тут вскрыл ящики стола отвёрткой, и вынул деньги из ящика… вынул из кармана пальто на вешалке золотой портсигар… И так далее.

Вот почему малопродуктивно одними только побоями и издевательствами выбивать из подозреваемых «явку с повинной» – на воспроизведении такой обязательно запутается в подробностях, не сможет показать в деталях, как и что делал. А проинструктировать его так, чтоб ни сучка, ни задоринки – едва ли возможно. К тому же, и нет уверенности, что на воспроизведение повезу его именно я, а не какой-либо другой опер. Которому все мои «игры» в принципе по барабану, и тянуть л е в о е на воспроизведении он не будет.

Куда чаще ситуации, когда скажем, вор – настоящий. Но к своим 5-10 кражонкам он по просьбе опера добавляет ещё и 3-4 л е в а к а: в общей массе они тонут, тогда проще прокрутить фальшивку, но всё равно – риск. Почти каждодневно почти любой опер таким вот образом рискует собственной шкурой, вынужденно идя на подобное. И ведь даже не ради себя стараемся, не ради собственных интересов, а чтоб держать на высоте показатели. Чтобы наше трижды благословенное начальство смогло бы доложить с высоких трибун насчёт нашей раскрываемости преступлений, давно уже превзошедшей хвалённый Запад.

Для того и нужны мне «свои» понятые: они «не видят», что я бандиту всё время что-то шепчу на ухо, подсказываю, указываю ему пальчиком… Следователь мне в этом не помощник – хоть и из одной конторы мы, но и начальство у него своё, и показатели работы – свои.

УГРО И СЛЕДСТВИЕ

Налицо разнобой интересов уголовного розыска и следствия. Угро удобно, например, чтобы по каждому из дел проходило преступников числом поменьше, но с большим числом эпизодов совершённых преступлений. Ежу понятно, что с малым количеством народа проще работать, меньше энергии уходит на получение от них «чистосердечных». Зато признания одного бандита в совершении им десяти преступлений идут в показатель раскрываемости так же, как признания десяти бандюганов в совершении каждым по одному злодейству. Вот почему оперу выгодней не распылять силы, гоняясь за всеми воришками одновременно (всех всё равно не поймаешь!). А те из краж, где вора изобличить не удалось, распределить между уже пойманными по другим делам воришкам – мол, и эти они же совершили. Тогда все кражи числятся раскрытыми, и «висяки» – исчезнут.

У следователя же главный его показатель – количество находившихся у него в производстве, законченных и переданных в суд уголовных дел. Ему без разницы, одну кражу совершил бандит или сто одну. Передать дело в суд он может и по единственному, доказанному и имеющему судебную перспективу, эпизоду преступной деятельности. Причём чем меньше в деле эпизодов, тем лучше, – меньше возни с их оформлением, сбором улик и вещдоков. Да и на те же воспроизведения меньше придётся ездить. И следак норовит сварганить уголовное дело так, чтобы преступлений по нему проходило меньше, а фигурантов (преступников, пострадавших, свидетелей) – побольше. Чтобы заполненное многочисленными протоколами допросов и актов экспертиз дело не выглядело слишком уж тощим и несолидным. Вот почему между оперативниками и следователями почти неизбежно происходит негласное противоборство. Опер идеалом преступника видит «серийника»- одиночку, отбомбившего полжисмассива или изнасиловавшего батальон бабёнок. Следаку же везде мерещатся «банды», «группы», «преступные объединения лиц», скопом совершающие одно-единственное злодейство. Так и тянут они следствие в разные стороны.

После окончания дела и передачи его в суд опер-«территориал» о нём уж и не вспоминает. А вот следователь – нет, он постоянно держит его в голове и под своим контролем, координируя работу оперчасти СИЗО по «оперативному сопровождению» дела в этот период.

Если дело – не верняк, и есть хоть малейшие сомнения в том, не откажется ли от данной на следствии «явки с повинной» обвиняемый (не говоря уж о случаях, когда «явку» получить вообще не удалось!), то с «клиентом» плотненько работают как сами «кумы», так и рассаженные в изобилии по камерам их агенты – «наседки». Задача которых – следить за настроениями объекта, влиять на него в нужную сторону, иногда – применять жёсткие меры против неправильно ведущих себя, если это необходимо. В этом – одно из слагаемых мастерства любого следака-аса.

САМОЗАЩИТА



Можете удивляться сколько угодно, но никто из преступников (не говоря уж о невиновных!) не хочет получить срок заключения. Поэтому на все ходы следствия любой уважающий себя обвиняемый отвечает контр-ходами. Используя при этом каждую нашу недоработку, каждую лазейку в законах, каждую нестыковку межу теми или иными лицами или структурами в правоохранительных органах. И в итоге, бывало, р а з в о д и т правоохранителей как тузиков. Хотя вроде бы не пальцем они деланы, и кое-чему на службе уже научились.

Обычные правила поведения на следствии урки «со стажем»:

1. Не признавать себя виновным.

2. Если признал – м у т и с описанием орудия или способа преступления.

3. Побольше путницы в конкретных именах и датах.

4. Используй лже-свидетелей (родичи, друзья) и лже-алиби.

5. Предложи кого-либо иного на роль совершившего это преступление.

По последнему из советов – говоришь что-то вроде: «Убивал Сенька Квашнин, подтвердят это Ивашкин, Петровский и Сидорчук!» При этом Квашнин – вполне реальное и известное угрозыску лицо, которое в данный момент по каким-то причинам не допросишь. А трое последних – выдуманные фигуры. Но это ведь надо ещё доказать, на что уйдёт время, иногда – очень нужное бандиту для запутывания следов.

Есть и более хитроумные приёмы.

Скажем, во время следствия вёл себя обвиняемый смирно, не нарывался на неприятности, оперу не грубил, со следаком контачил, покорно подписывал всё, что подсовывали. И после этого на суде – бац! – совершенно спокойно заявляет, что неделю подряд взвод оперов избивал его бейсбольными битами, принуждая к признаниям. А ведь сознаваться ему совершенно не в чем: там-то он не был, того-то не совершал, с такими-то и близко не стоял… Обидней всего, что на суде с подобными заявлениями обычно выступают те, кого опер либо и пальцем не трогал, либо бил шутёйно, в треть силы, полу-любя. (У тех же, кого мы и в самом деле мордовали от души, «в грязь», моральных сил для подобного выпендрёжа обычно уже не остаётся).

В подобных ситуациях суд формально – на стороне закона, требующего всестороннего и объективного расследования, фактически же – на стороне следствия. Не по душе судьям ставить под сомнение работу своих коллег и товарищей. Поэтому и рады они найти любой достойный противовес наглым бандитским утверждениям. Пристально изучают собранные следствием улики и вещдоки, подтверждающие вину подсудимого. В частности – рассматривают материалы воспроизведений инкриминируемых ему, например, квартирных краж. И вот тут неожиданно выясняется, что незаметно для следователя и оперов на воспроизведении бандит словчил, «затупил» свои признания. Дав их как бы «вообще», без конкретных подробностей, позволяющих утверждать, что такие детали мог знать только действительно совершивший данную кражу, а не сознающийся в ней под давлением драчливого оперков.

Или ещё вариант: бандит заявляет мне кучу краж, причём – именно своих, не «левых», и – конкретно. Но при этом усекает, что «схимичил» я с понятыми по-чёрному – не оказалось их у меня под рукой, вот без них вовсе я и обошёлся: «А, ерунда… Потом найду парочку подходящих алкашей, и впишу их подписи в протокол задним числом!» А ему только этого и надо. На суде заявляет с ухмылкочкой: «Я этих «понятых» никогда в жизни не видел! Вызовите их и допросите, это – явная подстава! Подставили меня, запачкать пытаются, чистенького! Не совершал я никаких краж, чист как младенец, но били зверски – вот и сознался… За что невинного человека «закрыть» пытаетесь, ироды?!» Судьям деться некуда, вызывают на судебное заседание вписанных в протокол понятых. Ну а гладко и безбоязненно врать на суде под подписку об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний далеко не каждый умеет. Л е в ы е понятые, как их перед таким допросом ни инструктируй, обязательно запутаются в деталях. В результате вся моя работа – коту под хвост. Дело – на дорасследование, и бандита при данном раскладе, скорее всего, придётся отпускать за «недоказанностью». Следователю же в лучшем случае объявят взыскание за топорное воспроизведение (формально именно он, а не опер, отвечает за все уголовно-процессуальные тонкости). В худшем – за грубейшие нарушения УПК лишат звания и турнут из органов. В отношении же опера начнут служебное расследование. (При самом худшем раскладе – и опера, и следака посадят за «фальсификацию дел», но о такоь не хочется и думать!)

АДВОКАТ ЗАДАРМА

Но творить такие кренделя бандиту легко только на бумаге – я ж не даром говорил про оперативное сопровождение дела в досудебный период. Немало возможностей у администрации СИЗО со строптивым бандитом разобраться, и убедить, что неправ он.

Ситуация радикально меняется, если в дело на сторону обвиняемого включается опытный и авторитетный адвокат. По закону, каждый имеет право на защиту, но она ведь бывает разной…

Допустим, арестовали человека… или задержали… или хотя бы выдвинули против него обвинение. Согласно УПК, он может либо вызвать своего адвоката (если окажется таким состоятельным и предусмотрительным, что заранее заведёт его себе), либо сейчас же нанять платного, либо защищать себя самому (но это – удовольствие для гурманов, а также – для дурачков, полагающих, что при абсолютной невиновности ни в какой защите они вовсе не нуждаются, и автоматом будут оправданы любым судом). Либо, наконец, можно воспользоваться услугами бесплатного адвоката, предоставляемого обвиняемому государством.

Как будут защищать вас бесплатно – можете себе представить! С тем же успехом можно положиться в защите ваших интересов и на прокурора.

Адвокаты «за так» работать не любят, но – вынуждены. Держава заставляет; она ж у нас – лицемерная, постоянно рисует озабоченность соблюдением конституционных прав граждан, что ты… И все адвокаты, помимо оказываемых ими клиентуре платных услуг, обязаны столько-то часов в году осуществлять и бесплатные услуги. О, с какой тяжёлой душою они это делают! Иные адвокатишки от этой озлобленности против насилующей их державы вполне способны из одного только принципа кинуть следствию подлянку, что нежелательно. Поэтому чаще всего в бесплатные защитники берут кого-либо из друзей следователя, который обеспечивает «своего» адвоката денежными клиентами (чуть позже я расскажу об этом подробней). И в качестве ответной любезности адвокат соглашается взять «в нагрузку» и бесплатного бедолагу.

И вот в камеру к подследственному заявляется этакое упакованное в «фирму» пижонистое чмо, бурчит снисходительно: «Я – ваш защитник… Что у вас?». И с брезгливой улыбочкой выслушивает взволнованный рассказ «клиента» о произошедшем (в его версии, разумеется, которая не обязательно является истинной). Подумав, цедит словами. Нет, до прямого обмана подзащитного он не опустится. И про сложившуюся ситуацию всё скажет точно: дело выглядит так-то и так-то… За подобное предусматривается ответственность по таким-то и таким-то статьям… В результате суд может дать либо «условно» (допустим), либо – реальный срок от стольких-то до стольких-то… Как сделать так, чтобы дали «условно» или хотя бы по минимуму? «Этого я не знаю… Сами думайте! Моё дело – только сообщить вам, какие есть законы, и что в них написано.»

Если клиент просит адвоката что-либо разъяснить дополнительно – тот разъяснит. Ему несколько лишних слов произнести не жалко. Но как только вопрос касается конкретных действия – опять начинается: «не знаю», «не могу», «тут уж вы сами», «это – сверх моих обязанностей».

Да чтобы с таким защитником в итоге и за решётку не попасть – надо быть уж совсем кристально чистым как ангел. Да и то…

Молить о помощи, взывать к совести и профессиональному долгу, расписывать, какой ты есть по жизни замечательнейший человек и ценнейший для окружающего человечества специалист, а потому заслуживающий горячего содействия – бессмысленно. Ничего не поможет. Если у тебя нет денег, ответ на все стенания может быть только один: «В вашем случае можно поступить или так, или этак, результат будет или таким, или этаким. А как поступать – решайте сами, это – не ко мне…»

Настоящая же задача такого защитничка – помочь «своему» следователю. Чтобы у следака было как можно меньше работы по «упаковке» страдальца за решётку. Ну и чтобы при этом самому, упаси Боже, не переутомиться случайно. Фактически «клиент» бесплатного адвоката обречён! Если он проявит зловредность характера, и начнёт жаловаться в инстанции на выделенного ему бесплатно защитника, то тем самым он автоматически обозлит ведущего его дело следователя, за этим защитником незримо стоящего. А при большом желании следак на голову любого «клиента» таких фекалий может навалить, что вам и не представить. Даже если случится невероятное, и на суде обвиняемого оправдают, то до суда ведь ещё надо как-то в СИЗО и дожить! Так намыкаешься, и такого хлебнёшь… Не злите своего следователя, очень всем рекомендую!

(Продолжение следует)

Владимир Куземко, специально для «УК»

P.S. Републикация материалов Владимира Куземко, возможна только с разрешения автора!