Как российские силовики покрывают полицейское насилие, куда бьют человека при задержании и кого считают «терпилами»

Фото: Светлана Виданова / «Новая газета»

В начале июня сотрудники Росгвардии застрелили жителя Екатеринбурга Владимира Таушанкова при штурме его собственной квартиры из-за подозрения в краже обоев. Следственный комитет РФ не нашел признаков преступления в действиях силовиков, а против погибшего возбудили сразу два уголовных дела.

Месяц спустя во время голосования по поправкам в Конституцию полицейский сломал руку корреспонденту «Медиазоны» Давиду Френкелю, который приехал на избирательный участок в Санкт-Петербурге из-за сообщения о нарушении. В МВД заявили, что сотрудники ведомства действовали «в установленном законом порядке».

Нападение на Давида Френкеля. Видео: Наблюдатели Петербурга

«Новая газета» и другие СМИ неоднократно рассказывали о случаях пыток в колониях и отделениях полиции, однако насилие со стороны силовиков существует и за их пределами. За исключением нескольких громких инцидентов, оно остается невидимым.

Поводом для избиения может стать что угодно — от мелкого правонарушения до безобидного вопроса. Только за последние два месяца люди получали травмы за нарушение режима изоляции, отсутствие нужных документов и просьбу одолжить велосипедный насос. «Новая» изучила более двух тысяч уголовных дел против военных и сотрудников правоохранительных органов за избиения и пытки, чтобы выяснить, как выглядит насилие силовиков за пределами отделов полиции и почему оно остается безнаказанным.

Убийство при исполнении

События в Екатеринбурге происходили на фоне массовых протестов в США, повод у которых был похожий — убийство афроамериканца Джорджа Флойда при задержании. Для США это не редкость: по данным издания Washington Post, в среднем американские полицейские убивают около тысячи человек ежегодно. Глава Комитета против пыток, член Совета по правам человека при президенте РФ Игорь Каляпин отмечает, что это связано с правом американцев на ношение оружия, которое предусмотрено второй поправкой к Конституции США:

«В отличие от российских граждан, у американцев на руках совершенно легально находится огромное количество огнестрельного оружия, причем вполне себе серьезного. При этом в США правила, связанные с задержанием, прописаны очень четко, и каждый это знает.

Американский полицейский может стрелять на поражение, если он сказал гражданину остановиться, а гражданин после этого полез за пазуху — за документами, за каким-то удостоверением, за носовым платком — неважно».

Сколько человек погибают из-за насилия силовиков в России, оценить сложно. По данным проекта «Русская эбола», который вела журналистка Мария Березина, с 2015 по 2018 год в отделениях полиции, ИВС и СИЗО умерли как минимум 340 человек, однако число смертей при задержании здесь не учитывается. В МВД не смогли оперативно предоставить «Новой» такие данные.

Криминалист изучает пулевые отверстия в двери квартиры Таушанкова. Фото: Изольда Дробина / «Новая газета»

Как и в случае с Таушанковым в Екатеринбурге, смерть человека при задержании редко приводит к возбуждению уголовного дела, а родственникам погибшего удается добиться компенсации только в ЕСПЧ.

В 2007 году сотрудники МВД по ошибке застрелили жителя Казани в его собственной квартире, перепутав его с соседом. Проверка не нашла нарушений в их действиях, однако дело все же возбудили, суд вынес оправдательный приговор. Спустя 13 лет ЕСПЧ присудил вдове убитого 45 тысяч евро.

Если дело возбуждают, его обычно квалифицируют по статьям о превышении полномочий с применением силы (ч. 3 ст. 286) и умышленном причинении тяжкого вреда здоровью, приведшего к смерти потерпевшего (ч. 4 ст. 111). В российском Уголовном кодексе есть отдельная статья — «Убийство при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление» (ч. 2 ст. 108),

однако дела по ней практически не возбуждают: по данным Судебного департамента при Верховном суде, за прошедшие 10 лет по ней было осуждено 37 человек.

При этом большинство из этих дел не находятся в открытом доступе — выяснить, работал ли обвиняемый в силовых структурах, нельзя. В Судебном департаменте «Новой» ответили, что «не располагают» такой информацией.

Фото: Светлана Виданова / «Новая газета»

В изученной «Новой» выборке встретились всего три уголовных дела, возбужденных из-за смерти человека в результате жестких действий полиции при задержании. Только в одном из них полицейских приговорили к реальному сроку: 5 лет колонии строгого режима. Другому обвиняемому назначили 10 лет лишения свободы, однако освободили от наказания в связи с истечением срока давности.

ИЗ МАТЕРИАЛОВ ДЕЛА

«Руководитель оперативной группы в ходе проведения оперативно-разыскных мероприятий по поимке подозреваемого, безосновательно полагая, что Потерпевший в своем доме скрывает подозреваемого, нанес Потерпевшему многочисленные удары кулаками, ногами, табельным пистолетом и находящимся в доме деревянным стулом, в том числе в жизненно важные органы — голову и грудную клетку. Потерпевший был помещен на стационарное лечение в хирургическое отделение больницы, где умер от полученных телесных повреждений».

Еще четверо полицейских из Пскова попали под суд за смерть девушки, которая во время задержания проглотила пакет с наркотиками и задохнулась. Сотрудники вывезли ее труп за город и оставили в лесу.

Их освободили от наказания в связи с амнистией к 70-летию Победы.

Хотите, как в Миннесоте?

Протестующие поджигают вход в полицейский участок. Миннеаполис , Миннесота, США, 28 мая 2020 г. Фото: Reuters

Во время протестов в США сотрудники госканалов подчеркивали, что насильственные задержания — исключительно американская проблема, а в России полицейские ведут себя гуманно:

«Некоторым очень нравится думать, что это у нас полиция жестокая, что это у нас разгоняют митинги. <…> У нас от рук полицейских при задержании умирают единицы, и то, как правило, речь идет о каких-то бандформированиях на Кавказе, где при задержании они отстреливались из дома, вот такие ситуации. А здесь [в США] безоружный человек идет по улице, беременная женщина или в машине едут с ребенком, это происходит каждый день», — говорила Маргарита Симоньян.

В России задержания действительно редко приводят к смерти подозреваемого: случай с убийством Владимира Таушанкова в Екатеринбурге — скорее исключение, говорят опрошенные «Новой» эксперты. В том числе поэтому дело Таушанкова вызвало резонанс: в социальных сетях запустили флешмоб против полицейского насилия #russianlivesmatter, в некоторых городах прошли одиночные пикеты.

Однако это не значит, что проблемы насилия при задержании в России не существует. Анализ судебных решений показывает, что полицейские часто бьют подозреваемых еще до приезда в отделение, причем это никак не связано с тяжестью предполагаемого нарушения.

У насильственных задержаний в нашей стране другая специфика — полицейские обычно используют физическую силу, а не огнестрельное оружие, объясняет социолог Элла Панеях: «Американцы широко применяют оружие при задержании, а российская полиция в этом смысле запугана. Каждое применение огнестрельного оружия заканчивается огромными разбирательствами.

Они [полицейские] понимают, что в случае чего могут применить только физическую силу, это разбалтывает их в плане необоснованного и превентивного применения насилия».

«Нанес несколько расслабляющих ударов в область печени»

Фото: Влад Докшин / «Новая газета»

Обычно в СМИ широко освещаются дела, связанные с пытками в колониях и отделениях полиции, а об избиениях при задержании говорят только в контексте митингов. При этом Игорь Каляпин отмечает, что большинство людей, которые обращаются за помощью в Комитет против пыток, — это пострадавшие от жестких действий силовиков именно при задержании:

«Я бы сказал, что большинство ситуаций, которые через нас проходят, — это ситуации, связанные с незаконным насилием, которое применено к лицам, не вовлеченным в сферу уголовного преследования. То есть это не подозреваемые и не обвиняемые, это граждане, которых просто пытались задержать на улице за какое-то непристойное поведение, и они стали права качать, полицейскому сказали: “А ну-ка, удостоверение предъяви!”»

Отделить друг от друга разные виды насилия со стороны силовиков сложно: все подобные дела рассматривают по ч. 3 ст. 286, поэтому туда попадают как пытки в СИЗО, так и насилие при задержании. Мы выделили дела, фигурантами которых были полицейские, и определили, в какой момент они избивали потерпевшего. Оказалось, что

более трети потерпевших (37,6%) пострадали от насилия со стороны силовиков при задержании, около половины (48%) — в отделении полиции. Остальные 14,4% дел были связаны с применением силы при других обстоятельствах:

как правило, речь в них шла об использовании служебных полномочий в личных целях.

Жесткие задержания — обычная практика для российских полицейских, объясняет Элла Панеях. Таким образом силовики пытаются запугать человека, чтобы заставить его признаться в преступлении, кого-то оговорить или выбить взятку:

«Когда они задерживают, то у них нет практически никаких преград, чтобы причинить человеку любые страдания. Это скрутить руки, надеть наручники так, чтобы это было мучительно,

продержать в автозаке много часов, затащить женщину в полицейскую машину и угрожать изнасилованием — это насилие не садисткое, а насилие инструментальное.

Они это делают не для своего развлечения, а потому что это помогает достигать своих целей. Целей коррупционных, а иногда просто сделать их подозреваемыми и обвиняемыми, чтобы задержанного привезти в участок уже запуганного и избитого — потом с ним проще иметь дело. В России это такой совершенно рутинный элемент работы».

Анализ судебных решений показывает, что насилие при задержании — действительно «рутинная» практика, которая никак не связана со степенью серьезности правонарушения. Полицейские избивали людей за курение в неположенном месте, употребление алкоголя в парке, видеосъемку задержания или замечание.

Например, вот так сотрудники полиции из Ленинградской области задерживали опасного преступника, который подрался с соседом в сауне «Банька».

ИЗ МАТЕРИАЛОВ ДЕЛА О ДРАКЕ В «БАНЬКЕ»

«Широнин И.Е., действуя совместно и согласованно с Ежовым А.В., умышленно нанесли Потерпевшему №1 в совокупности не менее 27 ударов обутыми ногами в область расположения жизненно важных органов — голову, туловище, верхние и нижние конечности Потерпевшего, при этом Широнин И.Е. наносил удары также специальным средством — резиновой палкой».

Четверо полицейских из Читы избили мужчину и сломали ему руку за то, что он сделал им замечание: ему показалось, что сотрудники гуляют по набережной просто так и плохо выполняют свои служебные обязанности. В общей сложности потерпевшего ударили 27 раз.

ИЗ МАТЕРИАЛОВ ДЕЛА ЧИТИНСКИХ ПОЛИЦЕЙСКИХ

«Самошкин совместно с Коноваловым находился в составе пешего патруля № 546 ОБППСП УМВД России по г. Чите и следовал по набережной вдоль реки Читинка, когда их догнал Г.В.Н. и сделал замечание о работе сотрудников полиции и их бездействии при исполнении служебных обязанностей. Из мести за сделанное замечание полицейские применили насилие к Г.В.Н. <…>

Самошкин вывернул его правую руку за спину, подняв ее вверх и нанес один удар ногой, обутой в обувь, в область правой плечевой кости потерпевшего, причинив ему закрытый полный оскольчатый винтообразный перелом правой плечевой кости в верхней трети со смещением отломков».

К реальному сроку приговорили только одного полицейского, который сломал задержанному руку. Еще трем сотрудникам назначили условное наказание: суд решил, что остальные 26 ударов не причинили серьезного вреда здоровью потерпевшего.

К такому выводу суд приходит в каждом втором случае: более чем в половине приговоров (55%) за насилие при задержании говорится, что несколько десятков ударов ногами, руками или электрошокером не повредили пострадавшему.

В приговорах очень подробно описано, как именно сотрудники полиции избивают задержанных. «Новая» составила карту повреждений, которые пострадавшие обычно получают при встрече с полицейским.

Чаще всего упоминаются удары в голову, грудь, лицо и спину. Чуть меньше страдают руки, ноги, шея и живот. Сами сотрудники полиции называют такие удары расслабляющими — то есть такими, которые могут вывести человека из равновесия, не причинив вреда здоровью.

ЧТО ТАКОЕ РАССЛАБЛЯЮЩИЙ ПРИЕМ

Версия сотрудника полиции

«Он, Сайдуллин, подскочил, дернул ФИО19 за плечи, они упали. <…> Он, Сайдуллин, нанес несколько расслабляющих ударов кулаком в область печени, а также несколько ударов ногой, коленом. Выдернул ФИО19 ногу, тот упал лицом вниз, своим весом придавил его на пол».

Часто полицейские уже при задержании пытаются выбить у подозреваемого признание, чтобы улучшить раскрываемость. По словам Игоря Каляпина, в России доля таких случаев выше, чем в других странах: «У нас традиционно считается, что признание — царица доказательств, и полицейские считают, что самый лучший, самый классический способ расследования — это избить человека и принудить его написать чистосердечное признание. Вот он пишет это чистосердечное признание или явку с повинной — и все замечательно, дальше особенно работать уже и не нужно».

Такие методы «оперативной работы» используют для раскрытия самых разных преступлений: от кражи картошки до двойного убийства.

ИЗ МАТЕРИАЛОВ ДЕЛА О КРАЖЕ БАРАНА

«Бойцов А.В. и Помулев В.А. стали спрашивать у Г.А.С. о его причастности к совершению кражи барана. Г.А.С. свою причастность к совершению данной кражи отрицал. В этот момент у Бойцова и Помулева возник прямой преступный умысел, направленный на применение насилия в отношении Г.А.С. в целях понуждения его к даче признательных показаний о совершении им кражи барана. <…>

Бойцов нанес не менее 9 ударов рукой в тело и не менее 2 ударов рукой в голову, а также не менее 5 ударов ногой в голову и не менее 11 ударов ногой в тело потерпевшего, а Помулев нанес не менее 3 ударов рукой в голову потерпевшего и не менее 11 ударов рукой по его телу, а также не менее 1 удара ногой в голову потерпевшего и не менее 5 ударов ногой по телу последнего.

В ходе избиения Г.А.С. Помулев зажимал рукой шею Г.А.С., перекрывая при этом дыхание и причиняя последнему физическую боль. Также Бойцов и Помулев заламывали руки последнему за спину».

Суд вынес оправдательный приговор: полицейские заявили, что потерпевший «сопротивлялся, ударялся головой, грудью о выступающие части машины», когда его пытались посадить в служебный автомобиль и отвезти в отделение.

Закон на защите сильного

С точки зрения законодательства, вопросы применения силы при задержании в России регулируются расплывчато. В мае правительство внесло в Госдуму законопроект, который может усугубить ситуацию: он расширит полномочия полицейских, в том числе и те, которые касаются применения оружия, а также позволит не привлекать сотрудников к ответственности «за действия, совершенные при выполнении обязанностей, возложенных на полицию, и в связи с реализацией прав, предоставленных полиции».

«Теперь основанием для применения физической силы, спецсредств, в том числе оружия, может стать просто предположение полицейского о том, что человек пытается на него напасть.

На чем это предположение основано — вот это все в законе уже не прописано. Что там полицейскому привидится в такой стрессовой ситуации — одному богу известно», — говорит Каляпин.

По его словам, это может привести к тому, что число смертей при задержании увеличится, однако из-за расплывчатых формулировок в законодательстве силовиков невозможно будет привлечь за это к ответственности.

В пресс-службе МВД «Новой» заявили, что законопроект «соответствует современным реалиям и задачам полиции по профилактике правонарушений и борьбе с преступностью» и «не ущемляет гарантированные Конституцией Российской Федерации права и свободы человека и гражданина».

Возбудить дело против сотрудника правоохранительных органов за насилие практически невозможно: пострадавшим отказывают десятки раз и по кругу передают заявления из одного ведомства в другое. Если дело удается довести до приговора, обычно силовики отделываются условным сроком или штрафом.

Дубинки не гнутся

В разговоре с «Новой» около месяца назад глава «Комитета против пыток», член Совета по правам человека при президенте РФ Игорь Каляпин предположил, что росгвардейцев, застреливших Владимира Таушанкова при штурме его квартиры в Екатеринбурге, не станут привлекать к ответственности:

«Я совершенно не удивлюсь, если окажется, что сотрудник, который всадил несколько пуль в этого несчастного в его же собственной квартире, ничего не нарушил. Я думаю, что [привлечь к ответственности его] не удастся. Скорее всего, просто дождутся, когда вокруг этого дела немного спадет ажиотаж, журналистский и гражданский интерес, и признают действия росгвардейца правомерными».

Так и вышло: СК не нашел признаков преступления в действиях силовиков. В первой части исследования о полицейском насилии «Новая» рассказывала, что дело Таушанкова — редкость: в России к задержанным редко применяют огнестрельное оружие, но часто избивают. При этом

привлечь сотрудников правоохранительных органов к ответственности за применение силы крайне сложно, даже если пострадавший получил тяжелые травмы: следователи либо отказывают в возбуждении дела, либо перенаправляют заявления в другие ведомства.

Российские правоохранительные структуры стараются не привлекать своих сотрудников к ответственности за нарушение закона — в том числе под предлогом того, что это повредит имиджу силовиков. В изученных «Новой» приговорах против полицейских часто говорится, что своими действиями они «дискредитировали авторитет органов власти в Российской Федерации».

При этом любое выражение солидарности с гражданскими силовики считают проявлением слабости: так, глава московского профсоюза полиции заявил, что преклонять колени перед протестующими, как это делают полицейские в США, — унизительно.

С ним согласился ведущий Первого канала Кирилл Клейменов:

«Как я уже говорил накануне, у нас здесь не Америка. У нас полицейские не бесправные терпилы, у нас полицейские — герои».

Не судимы будете

Если против силовика все же удается возбудить дело за побои или пытки, его обычно квалифицируют по ч. 3 ст. 286 УК — превышение должностных полномочий с применением насилия, оружия, спецсредств или причинением тяжких последствий.

«Новая» изучила более двух тысяч приговоров по этой статье за период с 2016 по 2019 год, тексты которых были опубликованы в системе «ГАС Правосудие». Чаще всего подсудимыми по этой статье становятся военные (65,2%). Как правило, к ответственности привлекают старших по званию — они избивают подчиненных за якобы проступки по службе.

На силовиков приходится меньше трети дел, большинство из них — против полицейских: в отношении сотрудников МВД был вынесен каждый четвертый приговор (25,7%), а сотрудники других силовых ведомств — Росгвардии, ФСИН, ФСКН и СК — становились фигурантами дел только в 3% случаев.

Также по этой статье выносят приговоры сотрудникам Федеральной налоговой службы, Росприроднадзора, МЧС, муниципальным депутатам и другим чиновникам (5,3%).

То, что попадает в судебную статистику, — лишь малая часть случаев насилия со стороны силовиков. Это только те ситуации, по которым потерпевшие решили подать в суд на сотрудника правоохранительных органов и сумели довести дело до приговора. У большинства пострадавших не хватает ресурсов и знаний, чтобы отстоять свои права, объясняет социолог Элла Панеях:

«Пострадавшие от насилия силовиков боятся жаловаться в подавляющем числе случаев. <…>

Их типовая жертва — это маргинал или работающий бедный, у которого вряд ли найдутся ресурсы, знания и социальные навыки для того, чтобы добиться справедливости».

Если пострадавший все же подает заявление на полицейского, в большинстве случаев дело не возбуждают. «Любая статистика начинается с возбуждения уголовного дела. А тут дела просто не возбуждаются, возбуждается одно из тысячи, может быть, даже меньше. То есть речь идет о сотых долях процента. Соответственно, никакой статистики нет. По этим долям процента судить о явлении совершенно невозможно», — говорит Игорь Каляпин.

Следственный комитет не ответил на просьбу «Новой газеты» представить статистику отказов по заявлениям пострадавших от насилия со стороны силовиков, однако оценить масштабы проблемы можно, опираясь на данные правозащитников.

Правозащитная организация «Зона права» представила «Новой» выборку из 70 случаев за период с 2015 по 2020 год, по которым адвокаты пытаются добиться привлечения силовиков к ответственности за избиение или пытки.

80% заявлений остались без удовлетворения: СК отказал в возбуждении дела, некоторые заявления отклоняли неоднократно — до 14 раз.

Если дело все-таки заводят, оно, как правило, связано с пытками в отделении: только четыре из 15 дел возбуждены за насилие при задержании.

«Даже обжаловать нечего»

По данным судебного департамента при Верховном суде РФ, с 2009 по 2019 год по статье о превышении должностных полномочий с применением насилия были осуждены 13,3 тысячи человек. На основе анализа «Новой» можно предположить, что треть из них — около четырех тысяч — сотрудники силовых структур. Исходя из данных «Зоны права», до приговора удается довести в лучшем случае 12% заявлений о насилии против силовиков. Таким образом,

за последние 10 лет безнаказанными могли остаться десятки тысяч случаев избиений и пыток, которым полицейские и другие силовики подвергали задержанных.

Официальные данные показывают, что число случаев, в которых дело удается довести до суда, еще меньше.

В конце 2019 года СК впервые раскрыл статистику по уголовным делам против сотрудников ФСИН за насилие в колониях и СИЗО. За четыре года до судебного разбирательства дошло лишь около 2% случаев — пострадавшие подали почти 6,5 тысячи заявлений, однако дела возбудили только по 148 из них. При этом сотрудники ФСИН, как показал анализ «Новой», составляют меньше процента от всех осужденных по статье о насильственном превышении полномочий.

Добиться привлечения силовика к ответственности за избиение непросто всем, однако есть отдельная категория потерпевших — те, кто получил травмы при жестком задержании на оппозиционных акциях.

В этом случае и так небольшие шансы на судебное разбирательство практически равны нулю.

В выборке «Зоны права» таких почти половина (45%), и ни в одном из них пока не удалось добиться возбуждения дела. Как отмечает Игорь Каляпин, в таких ситуациях СК просто игнорирует заявления пострадавших:

«Летом прошлого [2019] года я впервые столкнулся с практикой, когда по избиениям демонстрантов на московских протестах Следственный комитет отказался даже принимать заявления. Мы в СПЧ отслеживали 25 заявлений, и их вообще не стали рассматривать, Следственный комитет просто отказался работать. <…> Даже отказные постановления по избиению демонстрантов выносить не хотят. Когда выносят отказ, его, по крайней мере, обжаловать можно, а тут даже обжаловать нечего».

Когда дело касается нападения на сотрудника правоохранительных органов, СК и суды действуют ровно наоборот: дел возбуждают в разы больше, а наказывают строже. «Новая» рассказывала, что более суровому наказанию подвергаются именно участники политических акций.

По данным судебного департамента, за последние 10 лет за насилие в отношении представителя власти было осуждено в шесть раз больше человек, чем за насильственное превышение полномочий. При этом число осужденных по ч. 3 ст. 286 за последние 10 лет снизилось почти в три раза.

В пресс-службе МВД «Новой» заявили, что ведомство проводит профилактику насилия со стороны полицейских, а число таких правонарушений снижается. По их словам, по каждому такому случаю проводятся проверки, а ответственность несут не только нарушившие закон сотрудники, но и их руководители:

«В МВД России на системной основе осуществляются мероприятия, направленные на предупреждение коррупционных и иных правонарушений среди личного состава. <…> Принимаемые меры позволили стабилизировать складывающуюся оперативную обстановку. По итогам 2019 года число сотрудников органов внутренних дел, подвергнутых уголовному преследованию по ч. 3 ст. 286 УК РФ, снизилось на 13%, при этом количество должностных лиц, совершивших данное преступное деяние с применением насилия или с угрозой его применения, сократилось на 21%».

Число преступлений, совершенных полицейскими, может снижаться не только за счет успешной профилактики.

Дело против сотрудника МВД не попадет в статистику, если его уволят задним числом, чтобы не портить показатели работы, говорит Панеях:

«В российской полиции существует такой прием, как увольнение сотрудника задним числом, когда на него подана жалоба и собираются возбудить уголовное дело. Есть шанс, что будут скандалы и дело дойдет до суда. Вдруг выясняется, что этот человек уже три дня как не работает там, где он работал. Так и говорят, что зашел в участок в гости к бывшим коллегам и побил человека».

Процессуальный пинг-понг

Дела о превышении полномочий подследственны СК. Возбудить такое дело против сотрудника полиции крайне тяжело, так как следователи работают в тесной связке с полицейскими над раскрытием других преступлений — фактически им приходится вести расследование против коллег, от сотрудничества с которыми зависят их служебные успехи.

«Добиться привлечения полицейского к ответственности даже при очевидных основаниях чрезвычайно тяжело. Там целый комплекс причин, но самое главное — это то, что фактически Следственный комитет не является независимым от полиции органом. Формально у них разные начальники, они сидят зачастую в разных зданиях, у них фуражки разного цвета, — объясняет Игорь Каляпин. — Но я знаю по практике, что, когда следователи начинают слишком инициативно расследовать дела в отношении полицейских, им просто объявляют бойкот, с ними отказываются работать. Они очень тесно взаимодействуют, они вместе каждый день преступления какие-то расследуют.

Никакого независимого расследования на самом деле не происходит, потому что его ведет товарищ и коллега».

Помимо этого следственные органы затягивают процесс рассмотрения заявления, говорит адвокат Максим Никонов:

«Когда человек, пострадавший от насилия, подает заявление, эти заявления очень долго волокитятся, приходится несколько раз обжаловать отказ в возбуждении уголовного дела. У нас получается такой процессуальный пинг-понг: потерпевший подает заявление, ему отказывают в возбуждении уголовного дела, он успешно обжалует этот отказ в суде, и процессуально дело заходит на новый круг: заявление отрабатывается, проводятся еще какие-то дополнительные мероприятия, снова отказ — и проблема бежит по кругу».

Если дело против силовика за насилие все-таки возбуждают, его крайне сложно довести до вынесения приговора. По данным «Зоны права», около половины из тех дел, которые удалось возбудить, были приостановлены или закрыты.

В тех случаях, когда такие дела доходят до приговора, шансы на справедливое наказание невелики. В 2019 году почти 5% приговоров по ч. 3 ст. 286 были оправдательными — это гораздо выше, чем по всем остальным статьям (0,25%).

Когда на скамье подсудимых оказываются госслужащие или силовики, российские суды внезапно становятся более гуманными, говорит Элла Панеях:

«У них [полицейских] относительно высокий процент оправдания по сравнению с обычными людьми. У наших судов есть такая тенденция — не столько несправедливо подсуживать привилегированным подсудимым, сколько включать честный суд, справедливый и беспристрастный. Судьи вспоминают о существовании презумпции невиновности, принципа гуманного наказания, принимают во внимание наличие семьи, хорошую характеристику с работы и так далее. Поэтому они [силовики] часто получают нормальные гуманные приговоры, которые вообще следовало бы получать всем нарушителям».

Если же подсудимого признавали виновным, то чаще всего ему назначали условное наказание (47%) или штраф (29%). Никонов отмечает, что по делам о насилии силовиков российские суды выносят несоразмерно мягкие приговоры:

«Наказание [по ч. 3 ст. 286] — от трех до десяти лет. У нас в принципе суды не назначают максимальное наказание для ранее не судимых, но в этой ситуации преобладание условного осуждения, конечно, вызывает большие вопросы. Причем не только у адвокатов, но и у ЕСПЧ: он в своих решениях высказывался о том, что наказание [по делам о насилии силовиков] не является справедливым.

У человека могут остаться повреждения, иногда удаление внутренних органов после всего этого насилия, а суд назначает условный срок силовику, который это сделал».

Наручники «Нежность» приняты на вооружение МВД РФ. Фото: Влад Докшин / «Новая газета»

«Он по работе знал, что плевки могут быть опасными»

Не все дела против силовиков возбуждают с целью восстановить справедливость и наказать сотрудника, нарушившего закон. Иногда это лишь способ разобраться с конкурентом по службе или отомстить, говорит Элла Панеях:

«Часто полицейский становится жертвой подставы. Не всех осужденных по этой статье посадили правозащитники, изрядную часть из них посадило собственное начальство или конкуренты, с которыми что-то не поделили, сотрудники других правоохранительных структур. Полицейские довольно часто попадают в такую ситуацию, потому что межведомственные и внутренние конфликты решаются через уголовные дела».

В изученной «Новой» выборке тоже встретилось такое дело, где полицейский считал, что с помощью уголовного дела ему хотят отомстить. В материалах дела сказано, что потерпевший вел себя агрессивно — ругался матом, угрожал участковому и плевался. Полицейский утверждал, что не бил задержанного и поднял руку, чтобы защититься от плевка, однако в итоге его приговорили к четырем годам лишения свободы условно:

ИЗ МАТЕРИАЛОВ ДЕЛА

«Он увидел, что Потерпевший плюнул в него, но не попал. Он по работе знал, что плевки могут быть опасными и передавать заболевания. <…> Он, находясь в движении, вскинул руку, чтобы прикрыться от плевка, при этом не группировался, не принимал стойку для удара и кулак не сжимал. Он не почувствовал, что задел Потерпевшего. Умысла нанести удар Потерпевшему у него не было. После этого родственники Потерпевшего начали кричать, что он ударил Потерпевшего, на что он сказал им, что Потерпевшего не бил.

Следственный комитет и прокуратура, считает [подсудимый], также пытаются ему отомстить за то, что в 2017 году он, являясь свидетелем по другому уголовному делу, давал показания против сотрудников Следственного комитета, которые подтвердились».

Таким образом, вместо справедливого расследования преступлений со стороны силовиков Следственный комитет либо покрывает нужных сотрудников, либо использует уголовные дела для внутренних разборок.

Чтобы это исправить, нужно проводить реформу полиции и силовых структур, а она возможна в том случае, если в стране есть сильный внешний механизм, который может контролировать правоохранительные органы, говорит Панеях:

«У полиции вообще во всем мире плохо с механизмами обратной связи, она не очень способна к самоочищению изнутри. Для того чтобы не просто посадить одного «отличившегося» полицейского, а реформировать полицейскую организацию, нужно очень много политической воли снаружи».

Полицейские в Нью-Йорке демонстрируют свою солидарность с протестующими на фоне протестов после убийства афро-американца Флойда полицейским. Фото: Reuters

Например, в США массовые протесты из-за смерти афроамериканца Джорджа Флойда привели к возникновению движения #DefundThePolice, сторонники которого выступают за реформу американской полиции. Они предлагают четче определить полномочия полицейских, сократить их штат и финансирование. Палата представителей Конгресса США уже одобрила законопроект имени Джорджа Флойда, который запрещает полицейским применять удушающие приемы, ужесточает наказание за применение насилия и предусматривает создание реестра для отслеживания таких нарушений.

Опрошенные «Новой» эксперты отмечают, что расследованием преступлений, которые совершают российские силовики, должно заниматься отдельное ведомство, никак не зависящее от силовых структур.

«Нам нужен специальный орган, который будет заниматься расследованием только должностных преступлений силовиков, то есть сотрудников ФСИН, сотрудников ФСБ, сотрудников полиции. <…> Чтобы следователи были не из одной песочницы с этим полицейским и при расследовании дела о пытках — не важно или другого преступления, которое полицейский совершил, — чтобы следователь не думал: «Как же я завтра буду с ним или его коллегами какое-нибудь изнасилование раскрывать?» — говорит Каляпин.

Помимо этого нужно усилить общественный контроль за местами, где полицейское насилие происходит чаще всего — это изоляторы временного содержания, СИЗО и колонии. Однако при существующей политической системе шансы на проведение реформы силовых структур, которая сделает их работу более прозрачной и защитит граждан, исчезающе малы.

«В России нет тех сдержек, которые мешают полиции быстро портиться, нет сменяемости власти на федеральном уровне. Последняя серьезная встряска правоохранительных органов, которая реально привела к какому-то улучшению, была в 50-х годах. После этого были советские и постсоветские попытки реформировать силовые структуры, ни одна из которых не изменила их практики», — говорит Панеях.

При участии Елизаветы Гончаровой и Анны Титовой

Авторы: Катя Бонч-Осмоловская, Артем Щенников, Екатерина Мартынова; «Новая газета»

You may also like...