Общество все больше жаждет крови

Жажда крови, как и любая другая жажда, может быть умень­шена, если понизится политическая температура внешней среды, бесконечные истерики политиков, их беспрестанное вранье и растущее бескультурье.

Институт Горшенина провел телефонный опрос, в результате которого выяснилось, что за последние два года количество сторонников смертной казни увеличилось примерно на 5%. За восстановление смертной казни в случае совершения тяжких преступлений против личности выступают 38,4%.

Немало. Но можно также сказать, что две трети против. Таким образом, наполовину полон стакан или наполовину пуст, как всегда, определяет лишь уровень жажды. В данном случае — жажды крови. Давайте посмотрим на содержательную часть этой жажды.

14,3% респондентов считают допустимым казнить чиновников за взятки в особо крупных размерах, 25,7% — в случае изнасилований несовершеннолетних, а 14,9% — за смертную казнь производителей наркотиков и наркодилеров. Применять смертную казнь за теракт предлагают лишь 6,7%.

Далее: хищение государственного имущества в особо крупных размерах — 5,6%, руководство в подготовке военного переворота — 4,2%, покушение на жизнь главы государства — 3,8% и государственная измена — 3,2% опрошенных.

Всегда интересно, как устроены мозги наших граждан, которым, с одной стороны, плевать на государство, его лидеров и даже собственную безопасность. Но, с другой, — при этом люди категорически требуют от государства мстить за их детей и беспощадно убивать мздоимцев. С оговоркой — убивать тех, которые забирают лично их деньги, «не порешав вопроса». А к казнокрадам в целом претензий раза в три меньше.

Человек, как отдельно взятое явление природы, величествен, но в стаде себе подобных он зачастую превращается в кровожадное и одновременно трусливое животное. Убийство само по себе никогда не было чем-то особо предосудительным в отличие от воровства. Известна скандинавская «сага об Эгиле», в которой викингкое-что украл.

Про­цитирую: «Однажды, взятый в плен крестьянином, Эгил украл его серебро и сбежал. Во время бегства он понял, что поступает как вор, поэтому вернулся и убил крестьянина. Затем унес добычу уже с чистой совестью». И это не просто рядовой разбойник был, а великий скальд Эгиль Скалла­грим­сон, язычник, которого христиане так уважали, что потом перезахоронили со всеми христианскими почестями. В этом смысле многовековая история цивилизации для наших сограждан как бы и не существовала, воровство — это реальное зло, а разные другие формы убийства — так, «бытовуха».

Убийство в истории обществ становится преступлением, когда убийца лишает жизничью-то тягловую силу, налогоплательщика, раба, и возмущенный хозяин требует компенсации за причиненный материальный ущерб. Но это было в те времена, когда мускульная сила мужчин и детородные функции женщин были универсальным ходким товаром. Поэтому различные судебные уставы, включая «Русскую правду», приоритетом считают эквивалентную месть, а для тех, кто на нее не имеет права, — денежную компенсацию в виде штрафов.

Да и месть, собственно, с ветхозаветных времен определялась как справедливая лишь тогда, когда была прямо пропорциональна ущербу. Но не более. Именно в этом состоит библейский пафос — в законном ограничении возмездия, как бы этого ни хотелось обиженным. Поэтому специально для впавших в неистовый раж Библия («Исход», 21 глава) в конце поучения еще раз повторяет для тугоухих буквально: «Вы слышали, что было сказано?».

Ну да, публичный и в общем-то лицемерный ответ масс известен: «Плевать нам на ЭТО государство». Но подобный опрос ведь не первый. Тенденция граждан к неразумному, но ярост­­ному отмщению не просто сохраняется — она растет. Госу­дарство тоже по части ответных плевков и фиг в долгу не остается. И обиженно надувается, примеряясь, как бы дать народу сдачи, да по полной.
Хотя с этой пацанской сдачей — полная незадача.

Украин­с­­кая сага «Тимошенко и Луцен­ко в тюрьме» — хрестоматийный пример того, как можно нелепо растерять остатки доверия из-за мстительного «беспредела», при высоком шансе сорвать себе всенародные аплодисменты простым показательным раскулачиванием с подробнейшими фотосессиями в духе некоторых как бы правдоискательских сайтов. Кстати, касается это не только нынешней власти, но и предыдущей. Но власть хочет выглядеть мужест­венно и сурово. И народ того же хочет.

Это состязание в напыщенности длится с переменным успехом, почитай, второй десяток лет. И его бессменные участ­­ники, перебрав по несколько раз все взаимные «обзывалки», «пыхтелки» и «кричалки», начинают стращать друг друга смертоубийством. Стилистика самих запугиваний похожа на разговоры мутантов из пророческой «Улитки на склоне» Стру­гац­ких: «— Чего-чего нет? — переспросил Кулак. — Словами тут своими стращает! Я тебе щас промеж глаз вмажу, сразу увидишь, шерсть на носу, что все у нас есть».

К счастью или к несчастью (смотря как посмотреть на стакан) мы скорее нация самоубийц, а не убийц.У нас достаточно высокий так называемый порог крови, готовность к кровавому насилию над другими, в отличие хотя бы от северных соседей. Дело, конечно, поправимое, но не так быстро, как некоторым политикам хотелось бы, да и не от них зависящее.

Кроме того, публичные кровожадные высказывания не имеют ничего общего с молчаливой эффективностью настоящей кровожадности. Современные люди, конечно, лишены возможности убивать друг друга так часто, как им бы хотелось, и вследствие этого необходимый навык утратился. Частично они компенсируют это охотой, где совершенно по-фрейдистски промахиваются в дичь, и с чувством глубокого удовлетворения ухлопывают друг дружку.

Но этим запрос на убийство не удовлетворяется. Смертная казнь как инструмент социальной защиты совершенно неэффективна — доказано теми странами и регионами, где она есть. Никого она не останавливает и не убеждает, а уж тем более не перевоспитывает. Смертная казнь изначально была исключительно демонстрацией безграничного права хозяев распоряжаться жизнью и смертью своих подданных, а ее жестокость — средством запоминания и ретрансляции. Доста­точно обратиться к природе человека, чтобы убедиться в справедливости моих слов. Да и работает не суровость наказания, а продолжительность его морального воздействия, а это возможно только в том случае, если у общества есть мораль.

Примечательно, что, требуя от государства казнить чиновников-коррупционеров, украинцы фактически хотят, чтобы государство наказало само себя. То есть ставят заведомо невыполнимое требование. Не так уж они наивны, как кажется на первый взгляд. Предъявление заведомо невыполнимых требований к оппоненту — одна из эффективных манипуляций. Таким образом предъявивший вправе заявить, что раз раскаяние и наказание невозможны, он имеет все основания вести себя точно так же греховно, поскольку это будет справедливо. Око за око, зуб за зуб. Ну и, разумеется, взятка за взятку.

Украинцы испытывают враждебность к другим, потому что враждебны по отношению к самим себе. Демонстрируют агрессивность, потому что чувствуют слабость личных и социальных связей. Ссылаются на историю, потому что опасаются будущего. Считают порядочных людей блаженными. Поддерживают аферистов, верят шарлатанам и преклоняются перед самодурами, мечтая когда-нибудь занять их место.

И хотят кровавых жертвоприношений. Но чтобы их совершал кто-нибудь другой, не они лично.

В психологии — для исследования уровней аг­рес­сии и враждебности — имеется такой «оп­рос­ник Басса-­Дарки». В нем есть восемь видов враждебных реакций: физическая и косвенная агрессии, раз­­дра­жение, негативизм, обида, подозрительность, вербальная
аг­рес­сия, чувст­во вины. Все они, почти без исключения, свойственны нашим согражданам.

Лишь с выявлением агрессии через дейст­вие дело обстоит несколько сложнее. Само­убийства и смер­то­убийства своих ближайших родственников и знакомых «по пьянке» — зауряднейшее социальное явление. Но в определенной среде. Чем необразованнее и «атеистичнее» человек, тем менее он ценит жизнь вообще.

Само­разру­шительное поведение усиливается тогда, когда общест­во в упадке, и люди ощущают резкое понижение собственного и так не очень высокого статуса. Но, видимо, в нашем обществе в этой «группе риска» саморазрушительные тенденции уже дошли до уровня, на котором начал включаться приглушенный алкоголем, политикой и телевизором инстинкт самосохранения. Это называется «психогидравли­ческой моделью» агрессии — давление в системе таково, что социология фиксирует ее спонтанные утечки. Пока что в намерениях.

Пенитенциарная социология определила бы такие намерения как неправовой поход. Он отличается тем, что в нем нарушена естественная законосообразная справедливая мера воздаяния за содеянное. Его черты: 1) абсолютизация устрашения; 2) несоразмерность наказаний преступлениям в сторону ужесточения первых; 3) нарушение принципа справедливости при назначении и исполнении наказаний.

Но Украина не настолько экзотическая страна, чтобы настроения в ней как-то уж радикально отличались от множества других стран. Мир столкнулся с фактом, что проблема ужесточения наказаний никак не решает возникшие проблемы, и повсеместно идет активный поиск некарательных мер воздействия. Но жажда крови ближнего даже в цивилизованных странах растет.

Разумеется, пресса немедленно объявляет самодеятельных карателей-одиночек, приводящих свои приговоры в исполнение, психопатами и сумасшедшими. Что ж, не без этого. Потому мы довольно скоро можем столкнуться с проблемой самодеятельного «исполнения наказаний». Теми людьми, которые доведены до отчаяния и унижены чиновниками.

Последнее особенно важно.

Украинцы, как доказала исто­рия, могут бесконечно долго терпеть нужду, голод и холод, но унижение затрагивает поистине взрывоопасные стороны национального характера. Группа риска очень точно указана в социологическом опросе. Чувство мести по отношению к ней — очень личностное, группа гораздо неохотнее и медленнее будет преступать «порог крови», чем отдельный человек. Хотя в случае чего власти непременно заведут речь о заговорах, подполье, организациях и тому подобной чуши, чтобы повысить самооценку, как делало КГБ во времена Советского Союза.

Жажда крови, как и любая другая жажда, может быть умень­шена, если понизится политическая температура внешней среды, бесконечные истерики политиков, их беспрестанное вранье и растущее бескультурье. Пара­док­сально, что, кроме этого всеобщего параноидального поведения, за многими из них все же стоят конкретные позитивные достижения, как бы ни утверждали обратное их оппоненты.

Так, в 30-хамериканский президент Герберт Гувер, талантливейший менеджер, возразил против помощи безработным и наложил вето на принятый конгрессом закон об оказании прямой помощи физическим лицам. В июле 1932-го число безработных достигло 12 млн., но Гувер настаивал, что прямая федеральная помощь деморализует граждан. Общество сочло его жестоким и бесчеловечным, и результатами его трудов затем ловко воспользовался Рузвельт. Так и у нас проблемы «социалки» и психологическая неуклюжесть
правящего большинства делают их легкими мишенями. Пока на словах.

Хорошо бы, чтобы наши реальные менеджеры вовремя подняли руки. В смысле — чтобы их вовремя заметили и оценили.

Автор: Олег Покальчук, «Зеркало недели. Украина» №41